Была ли жизнь? (Мария Виргинская) / Проза.ру

Мария Виргинская.

БЫЛА ЛИ ЖИЗНЬ?..
(ПЬЕСА В ДВУХ АКТАХ)

Действующие лица:

ДА СИЛВА Антониу Жозе, португальский поэт и драматург
ИЕЗУИТ
СЕНЬОРА ДА СИЛВА, мать Да Силвы
ЛЕОНОРЕ, жена Да Силвы
СЛУЖАНКА
ПАУЛО
ДРУГ Да Силвы
САРАМАГО,
МЕРКУРИЙ , персонажи комедий Да Силвы.
ИОСИФ, МАРИЯ, ИРОД, ВОЛХВЫ, ФИГУРЫ ПОД
КАПЮШОНАМИ
(Роли Марии, Иосифа, Ирода могут исполняться теми же
актерами, что играют Да Силву, Иезуита и Леоноре)

АКТ ПЕРВЫЙ

(Полумрак. Видна фигура человека, сидящего за столом. В глубине
сцены, в пучке розового света, спорят, кричат, кокетничают, смеют-
ся и дерутся персонажи комедии Да Силвы. Слов не разобрать – их
заглушает голос)
ГОЛОС: » Злодейство преступников так велико, что они прилагают
все усилия, стараясь помешать судьям выявить их преступления.
Подвергаемые допросу, они нагло отрицают свою вину… По суще-
ству, следовало бы верить просто сказанному, но все без исключе-
ния люди так лживы, что было постановлено требовать присяги от
обвиняемого, против которого имеются улики. Под угрозой обви-
нения в смертном грехе они обязаны открывать истину… »
(Появляется Иезуит, неслышно останавливается за спиной у пишу-
щего)
ИЕЗУИТ: Дон Антониу!... (не получив ответа) Сколь же великое
наслаждение вам доставляют ваши писания… Дон Антониу!
(Да Силва вздрагивает, поднимает голову. Сарамаго и Меркурий
приближаются к нему).
САРАМАГО: Кто это? Зачем он пришел?
МЕРКУРИЙ: Он прервал нас на самом пикантном месте!
САРАМАГО: Гони его в шею!
ДА СИЛВА: Простите, сударь. Я…
ИЕЗУИТ: Вы пишите литургическое действо?
(Сарамаго и Меркурий хохочут)
ДА СИЛВА: Увы, нет, я пишу комедии. А вы хотели заказать
мне?...
ИЕЗУИТ: Само стремление развлекать, развлекаться – по сути
своей греховно.
ДА СИЛВА: О, тут я готов спорить с вами! Что плохого в том, что-
бы хорошо посмеяться?
ИЕЗУИТ: А в мире есть хоть что-то смешное? Сколь несерьезны
вы, дон Антониу! Кто сотворен по образу и подобию Божьему,
обязан думать о высоком и чувствовать глубоко. А где глубина, там
страдание.
МЕРКУРИЙ: Антониу, он мне надоел!
САРАМАГО: Займемся делом.
ИЕЗУИТ: Сказать по чести, я никогда не был поклонником ва-
ших комедий.
ДА СИЛВА: Но литургические действа я писать не умею.
ИЕЗУИТ: Жаль!
ДА СИЛВА: Зато я мог бы подыскать человека, который наверняка
потрафил бы вашему утонченному вкусу!
ИЕЗУИТ: Мне вас жаль, дон Антониу. Вполне возможно, что вы
превосходный комедиограф, но вы плохой португалец.
ДА СИЛВА: Что?!
МЕРКУРИЙ: Что он такое сказал?
САРАМАГО: Один из вас двоих спятил! И это скорей он, чем ты!
ИЕЗУИТ: Господь обратил благосклонный взор свой на Португаль-
ское королевство, и милостью Его мы обрели величие. В земли
язычников несем мы имя Господне и святой крест Его, ибо так по-
желал Господь. Вы сын сражающейся нации, сражающейся церкви.
ДА СИЛВА: Да. Конечно. Я знаю, помню, но…
ИЕЗУИТ: Я и не ожидал, что вы откроетесь мне так скоро и раскае-
тесь, Да Силва.
(Сарамаго и Меркурий отступают в полумрак, исчезают)
ДА СИЛВА: Раскаюсь?! В чем?!...Сударь, вы шутите?! Вы разы-
грываете меня? Постойте так! Мне знакомо ваше лицо! Ну, конечно
же, вы из театра!
ИЕЗУИТ: Отнюдь
ДА СИЛВА: А тогда… Откуда вы? Я ничего не понимаю!.. Меня
оклеветали?
ИЕЗУИТ: Кто? Назовите своих врагов.
ДА СИЛВА: У меня нет врагов. Может, завистники?... Что они вам
наплели обо мне?!
ИЕЗУИТ: Спрашивать буду я. От вас же я хочу одного – чтобы вы
доверились мне, дон Антониу. Каким бы ни было мое отношение
к вашим комедиям, я португалец, я брат ваш во Христе. Скажу вам
больше: я уважаю ваш талант и вашу одержимость. Вы не должны
ничего утаивать.
ДА СИЛВА: Но я и так… Я, право, не знаю, что и сказать! Мне со-
вершенно нечего утаивать, сударь! Да я и не умею!
ИЕЗУИТ: Для вас не секрет, что в делах куда менее злостных, чем
ваше, мы действуем и суровей и строже.
ДА СИЛВА: В делах?...
ИЕЗУИТ: Да, дон Антониу. Вы согрешили против веры.
ДА СИЛВА: Но что я сделал?!
ИЕЗУИТ: Выходите.
ДА СИЛВА: Господь свидетель, я ни в чем не виноват!
ИЕЗУИТ: Не призывайте Господа в свидетели вашей лжи. Нас
ждут.
ДА СИЛВА: Но почему вы не хотите поверить мне?!
ИЕЗУИТ: Выходите.
ДА СИЛВА: Сударь! Выслушайте меня! Пусть это случится утром!
Я сам приду к вам…
ИЕЗУИТ: Вы, право, не исправимы в своем пристрастии к театру.
Я не актер, Да Силва, я слуга Божий и жду терпеливо, когда же вы,
наконец, соблаговолите сойти вниз, ибо сегодня случится все, что
должно случиться сегодня.
ДА СИЛВА: Господи, спаси меня и помилуй! (выходит с Иезуитом).
(Тишина взрывается шумом: женские крики, звуки падающих
предметов, топот ног. Все стихает. Настает утро. В разгромленный
кабинет мужа входит Леоноре со Служанкой).
СЛУЖАНКА: Прилегли бы вы, сеньора. От того, что вы все бро-
дите да терзаетесь, ни сеньору нашему, помоги ему Господи, ни
старой сеньоре легче не станет… У-у-у, еретики проклятущие!
ЛЕОНОРЕ: Что ты сказала?
СЛУЖАНКА: Я это про иудеев и лютеран. Еретики, говорю, про-
клятущие. Небось, из-за них, по навету, и взяли дона Антониу. А
уж старую-то сеньору второй уж раз! Ой, что будет!..
ЛЕОНОРЕ: Помолчи, Бога ради.
СЛУЖАНКА: Ах, сеньора, сеньора, что творится-то кругом, что
творится!...Вазу-то разбили зачем, красивая была ваза!...Всюду
еретики. Все зло от них. Взять, к примеру, моего Пауло. Он, вы
знаете, за море подался, чтоб приработать, да пожениться нам. И
как я ждала его! А вернулся, каким уехал. И там, за морем, еретик
на еретике! Иудеи-то наши и мавры, кто мог, все туда посбегали. А
теперь там такое!...Заговор у них. С англичанами.
(Леоноре поднимает с пола шляпу мужа, утыкается в нее лицом)
СЛУЖАНКА: Бог правду видит! Вот вы, сеньора, в Вальядолиде-
то у себя, в Испании, стояли перед святым трибуналом в пороча-
щих вашу милость одеждах…
(Леоноре резко встает)
СЛУЖАНКА: А ничего с вами не сталось. Разобрались по справед-
ливости. Так и с сеньором с нашим… Вот увидите, вернется сеньор
целым и невредимым! Еще и гости к вам ездить будут, и вы по
театрам! Вот мы с Пауло с моим Бог весть теперь, когда под венец
встанем, а я и то не ропщу, хоть и проходят мои годочки. Уж коль
послал нам Господь испытание, так и милостью своей Он нас не
забудет.
ЛЕОНОРЕ: (в лад своим мыслям) Это невыносимо!
СЛУЖАНКА: А денек-то нынче какой погожий (выглядывает в
окно) Ой, глядите, глядите!
ЛЕОНОРЕ (испуганно): Что там?!
СЛУЖАНКА: Ой, смех! Грасинда-уродина с горбатым Жоаном!
Стоят милуются! Ой, вы только себе представьте, какие у них дет-
ки будут!
ЛЕОНОРЕ (разрыдавшись): Матерь Божья, за что такой мрак?! За
это ли сын твой распят был на кресте на Голгофе?!
СЛУЖАНКА: Да будет вам, сеньора! Видно, разум у вас помутился
от горя. Или вселился в вас дьявол.
ЛЕОНОРЕ: Так донеси на меня!
СЛУЖАНКА (после паузы, в течение которой она старательно со-
бирает разбросанные предметы): Видела я, как на площади Рибей-
ра живьем сожгли иудея и лютеранина…
ЛЕОНОРЕ: И… что?
СЛУЖАНКА: А то, сеньора, что нет у меня к еретикам никакой
жалости! И кабы не знала я, что вы добрая католичка, я бы и без
ваших советов пошла, куда следует… (горячо) Вот сердцем чую,
отпустят дона Антониу! Может. прямо сегодня!
(Леоноре пристально смотрит на нее)
СЛУЖАНКА: А хотите, я на рынок схожу? Вкусный ужин сгото-
вим! Сеньор наш вернется, а на столе…
ЛЕОНОРЕ: Ты ходишь смотреть на казни?
СЛУЖАНКА: А что тут такого, все ходят! Ой, вывести бы всю эту
скверну, что мир Божий заполонила, как бы мы славно зажили! Вы
вот не верите, а это святая правда, что у доны Терезы, что круже-
вами с лотка торгует…
ЛЕОНОРЕ: Оставь.
СЛУЖАНКА: … у нее меньшого ребеночка похитили изверги и
всю из него кровушку выпили! Вот где ужас-то!
ЛЕОНОРЕ: Помоги мне одеться. Приготовь мне черное платье и
шляпу с густой вуаль.
СЛУЖАНКА (не сразу): Зря вы, сеньора. Сидели бы лучше дома.
ЛЕОНОРЕ: Но я должна что-то делать! Надо же делать что-то!
(Темнота. Слышен шум шагов, лязг железа).
ГОЛОС: «Я клянусь и обещаю до тех пор, пока могу это делать,
преследовать, раскрывать, разоблачать, способствовать аресту и
доставке инквизиторам еретиков любой осужденной секты, а также
всех тех, о которых я знаю или думаю, что они скрылись и пропо-
ведают ересь, их тайных посланцев, в любое время и всякий раз,
когда обнаружу их… ».
(В подземелье вводят Да Силву).
ИЕЗУИТ (поднимает факел): Ну, вот мы и пришли. Здесь
вас никто отвлекать не будет, и вы подумаете, как следует…
ДА СИЛВА: Я всегда думаю как следует.
ИЕЗУИТ: И о чем следует?
ДА СИЛВА: Тем более.
ИЕЗУИТ: Люди покрепче вас, дон Антониу, принимали поначалу
самонадеянный вид, клялись в полной своей невиновности. Иные
дерзили…
ДА СИЛВА: Я ни в чем не виновен и настаиваю на этом.
ИЕЗУИТ: Подумайте над своим покаянием. (делает палачам знак
заковать Да Силву).
ДА СИЛВА: Я протестую! Вина моя не доказана! Мне даже не
предъявлено обвинение, а со мной обращаются, как с преступни-
ком!
ТЕЗУИТ: Вы и есть преступник. А сокрытием своей вины отяго-
щаете…
ДА СИЛВА: Черт вас побери!
ИЕЗУИТ (палачам) Вы закончили? (идет к двери)
ДА СИЛВА: Постойте!...Моя мать… За что арестовали ее?
ИЕЗУИТ: А что еще вас интересует? Списки наших агентов, тай-
ная переписка двора, планы папы?
ДА СИЛВА: Невелика честь глумиться над узником!
ИЕЗУИТ: О чести не будем, я ведь не из дворян. А что до участи
вашей… Вы где учились, дон Антониу?
ДА СИЛВА: В Коимбре, в университете, но какое отношение…
ИЕЗУИТ: А факультет?
ДА СИЛВА: Каноническое право.
ИЕЗУИТ: Вот видите! Вы уже многое должны знать и наизусть
помнить. Чему нас учит святой Августин?
ДА СИЛВА: Сударь, моя мать – старая больная женщина…
ИЕЗУИТ: Наказание ереси – вспомните-ка – есть акт добра, а не
зло.
ДА СИЛВА: Моя мать не выдержит заключения!
ИЕЗУИТ: … и что есть плоть наша, как не греховная оболочка
души? Не больно-то вы утруждали себя знаниями, дон Антониу.
Вы все больше ублажали и холили свою плоть, меж тем как бедная
душа ваша…
ДА СИЛВА: Предъявите мне обвинение или освободите меня!
ИЕЗУИТ (жестом проводив палачей): Скажите… вы никогда не за-
думывались об общности судеб?
ДА СИЛВА: Чьих?! Уж не наших ли с вами?!
ИЕЗУИТ (смеется): Простите, дон Антониу. Вероятно, вы и впрямь
отличный комедиограф… .Простите. А теперь – успокойтесь. Здесь
вы у друзей.
(Да Силва хохочет почти истерически)
ИЕЗУИТ: Хотите воды?...О, я понимаю, блестящий молодой чело-
век, всеобщий любимец, баловень!...Вам очень страшно, дон Ан-
тониу. Поэтому вы кричите так и язвите. Вы не привыкли страдать.
Вот поэтому мы и вынуждены подвергать вас мучениям. Дабы очи-
стить вашу суть, углубить вашу личность, дабы вы могли предстать
пред ликом Всевышнего не одержимым гордыней еретиком, но…
ДА СИЛВА: В чем меня обвиняют?
ИЕЗУИТ: Занимайся вы правом чуть прилежнее, вы не стали бы
задавать мне этот вопрос… На миг единый отвлекитесь от мыслей
о себе! Представьте, что большая часть моей жизни прошла в этих
стенах, среди упрямцев, вроде вас. Если бы не сознание миссии, на
меня возложенной Богом и королем, я давно удалился бы в мона-
стырь. Колокола, голуби, облака… Благостная картина! В тихих
молитвах провел бы я остаток дней своих. Подобно вам, читал бы
книги… Вас это не удивляет?
ДА СИЛВА: Мне все равно.
ИЕЗУИТ: И что читать –тоже? Библию или пасквили господина
Вольтера? Что вы так встрепенулись?
ДА СИЛВА: Сударь…
ИЕЗУИТ: Не бейте себя в грудь! Пристрастие ваше к зрелищным
представлениям хорошо мне известно, но я здесь остался не затем,
чтобы изображать публику. Я хочу помочь вам осознать истинную
цену всему, в том числе и вашему Я.
ДА СИЛВА: Что вы собираетесь со мной делать?
ИЕЗУИТ: Возить вас на балы, дон Антониу! Поить шоколадом, что
же еще! Сегодня же пришлю к вам лучших портных!
ДА СИЛВА: По-вашему, человек перестает быть человеком, если
его заковать и бросить на гнилую солому? Перестает быть собой?
ИЕЗУИТ: Вы еще не были собой. Воистину, вы –червь, копоша-
щийся во прахе, маленькое животное, жадное до чувственных
радостей! Под мудростью вы понимаете осмеяние, ниспроверже-
ние Божественной мудрости! Вы не желаете освободиться из тенет,
в которые дьявол поймал вашу доверчивую глупую душу! Что ж,
придется помочь вам!
ДА СИЛВА: Насилием?
ИЕЗУИТ: Да! Коли других средств не осталось!...Я не зря заго-
ворил об общности судеб. Еретик Иероним Пражский достойно
повторил судьбу своего учителя Гуса, вы же…
ДА СИЛВА: Я не читал запрещенных книг! Вы не докажете обрат-
ного!
ИЕЗУИТ: Это не делает вам чести, сеньор студент.
ДА СИЛВА: Что именно?
ИЕЗУИТ: Ложь. Но окажись она правдой, вы бы многое потеряли
в моих глазах. Прочесть еретическую книгу – не грех для просве-
щенного человека, ежели сия книга лишь укрепит его любовь к
Господу! Когда же ересь сокрушает веру в незыблемое…
ДА СИЛВА: Я не читал! Никогда! Ничего такого!
ИЕЗУИТ: Еще немного, и я перестану уважать вас.
ДА СИЛВА: Надо мной достаточно издевались сегодня!
ИЕЗУИТ: Мальчишка! Никто над вами не издевался. Вот вы – да. В
своих писаниях.
ДА СИЛВА: Час от часу не легче! Уж не хотите ли вы сказать, что
я писал под влиянием…
ИЕЗУИТ: А разве нет?
ДА СИЛВА: Боже праведный! Мои пьесы, они… Они же просто
смешные, просто… В чем, по-вашему, их успех?
ИЕЗУИТ: В глупости человеческой. Я вижу, вы не готовы сегодня к
серьезному разговору. Отложим.
ДА СИЛВА: Сударь, отпустите мою мать домой под залог!
ИЕЗУИТ: Сие зависит не от меня.
ДА СИЛВА: А от кого?
ИЕЗУИТ: От самой сеньоры Да Силва. И от вас. Я хотел вам по-
мочь. Вы понимаете, нет?! Я хотел, чтоб наконец-то вы обдумали
свою жизнь! Чтоб задались наконец вопросом, зачем, во имя чего
вы родились и живете?! Бражничать, волочиться за девицами?!
Предаваться вольнодумству, как иные следуют моде, а потом пи-
сать пустые, лишенные смысла опусы?! Вы так тщеславны?! Так
честолюбивы?! Так суетны?!....Вы ничего, ничего не поняли. (вы-
ходит).
ДА СИЛВА: Проклятье!...Антониу Жозе Да Силва, двадцати одно-
го года, предстал в аутодафе… Только не это, Господи, только не
это! Дай мне прожить мой век!!
(Темнота захлестывает фигуру Да Силвы, превращается в прозрач-
ную темноту длинного коридора. Монахини в черном, с факелами в
руках, ведут Леоноре вглубь коридора. Уродливые тени их, извива-
ясь, пляшут по стенам.)
ЛЕОНОРЕ: Где я?!
МОНАХИНЯ: Успокойся, дитя, утешься…
ЛЕОНОРЕ: Где муж мой Антониу Жозе?
МОНАХИНЯ: Сейчас ты примешь постриг…
ЛЕОНОРЕ: Где Антониу?!
МОНАХИНЯ: Забудь о нем: он отлучен и отпущен. Иди вперед, не
оборачивайся…
ЛЕОНОРЕ: Нет!! (бросается вспять) Нет, нет, не хочу!!
(Монахини останавливаются, но тени их продолжают свой дья-
вольский танец. Крик Леоноре продолжает звучать. Исчезают
монахини и их тени. Разбуженный криком Леоноре, на постели
Служанки ворочается Пауло)
ПАУЛО: Дьявол!
СЛУЖАНКА: Вот и я говорю: дьявол в нее вселился!
(Пауло норовит повернуться на другой бок, но Служанка трясет
его).
СЛУЖАНКА: Пауло! Ты спишь?!...Видно, пора мне уходить от
господ, от беды подальше.
ПАУЛО: Девка, ты что же, крыса, чтоб драпать? (потягивается) Ты-
то при чем?
СЛУЖАНКА: А то ты не слышишь, как сеньору демоны донима-
ют?! Только уснет – ну кричать!
ПАУЛО: Эта посудина еще на плаву. Девка, мой нос беду чует, и я
тебе говорю: эта посудина еще на плаву. (встает)
СЛУЖАНКА: Но сеньор-то…
ПАУЛО: (одевается) А тебе что за дело? Пусть хоть живьем сожгут
твоего молокососа-сеньора, мне не жалко. Сидел бы тихо в своей
Бразилии, никто б его и пальцем не тронул.
СЛУЖАНКА: Твоя правда, Пауло.
ПАУЛО: А уж коль неймется кому… Он свое так пожил, как нам с
тобой и не снилось!
СЛУЖАНКА (вздыхает): Правда, Пауло.
ПАУЛО: За даровщину не надрывался.
СЛУЖАНКА: Да, Пауло, так, все так. Это мы, бедные, мыкаемся…
ПАУЛО: Комеди он сочинял!
СЛУЖАНКА (согласно): Комедии, Пауло.
ПАУЛО: Я, девка, будь я малость пограмотней, еще не то сочинил
бы! Это тебе не на приисках! Не то, что навоз таскать! За гроши, за баланду!
СЛУЖАНКА: А я-то ждала, как ждала!
ПАУЛО: Что ж я, по-твоему, черномазый какой или нехристь я
краснорожий? Тоже и я человек, душу в себе имею… Не наше дело
господ жалеть И ты это помни, девка. Наших с тобой сбережений и
на месяц тюряги не хватит.
СЛУЖАНКА: Я, Пауло…
ПАУЛО: А драпать – погоди драпать. Уж мне ты можешь поверить:
мой нос беду чует.
СЛУЖАНКА (обнимает его): Ой, Пауло, Пауло! Вот бы нам богат-
ство какое! Ты б лавку открыл, а я б детишек тебе нарожала!
ПАУЛО: С богатством-то – лавку?!
СЛУЖАНКА: Ну, так жить бы стали, как господа. В экипажах
разъезжать. А уж ели бы! Из самой лучшей посуды! Я б нарядов
себе нашила, слуг завела!
ПАУЛО: Глупая ты, девка. (выходит).
(Служанка, осекшись, глядит ему вслед. Потом опускается на коле-
ни перед распятием, бормочет нечленораздельно: «Матерь Божия,
заступница наша, страдалица, замолви за меня словечко на суде
Божьем, грешна я!...». Пока она молится. Пауло нахлобучивает на
глаза шляпу, выходит вразвалку навстречу Леоноре в черном, пре-
граждает ей путь).
ПАУЛО: Дона Леоноре Карвальо Да Силва, коли не ошибаюсь?
ЛЕОНОРЕ: Что вам угодно?
ПАУЛО: Очень мне приятно, сеньора. приветствовать вашу ми-
лость! Можете мне поверить: муженек ваш такой мастак был по
части комедий, что брюхо надорвать можно было, ей-ей!
ЛЕОНОРЕ (пытается его обойти): Позвольте…
ПАУЛО (не пускает ее): Сеньор мой послал меня вам навстречу
и велел передать, чтоб вы смирения набирались, как то положено
христианке.
ЛЕОНОРЕ: Я писала сеньору…
ПАУЛО: А еще велел он передать вам, что не гоже смертным су-
дить о Промысле Божьем, а тем паче – идти поперек воли Всевыш-
него!
ЛЕОНОРЕ: Так сеньор не примет меня?
ПАУЛО: Молитесь, дона Леоноре. Молитесь.
(Леоноре отступает от него, разворачивается, почти бежит прочь.
Пауло усмехается удовлетворенно. Сплевывает, глядя ей вслед).
ПАУЛО: Шлюха испанская!
(Неожиданно вспыхивает яркий голубой свет. Исчезает Пауло.
Тихо звучит народная музыка. В саду, среди цветущих растений,
кружатся в танце, смеются Леоноре и Да Силва. Музыка смолкает,
и они останавливаются, взявшись за руки. Вглядываются в лица
друг друга)
ЛЕОНОРЕ: Леонор Мария Карвальо.
ДА СИЛВА: Антониу Жозе Да Силва.
ЛЕОНОРЕ (повторяет медленно): Антониу Жозе Да Силва…
ДА СИЛВА (зачарованно): Леоноре Мария Карвальо…
(Они обнимаются. И в ту же секунду тьма захлестывает их. Вспы-
хивают факелы и освещается камера, в которой заседает святой
трибунал. Вводят Да Силву).
ИЕЗУИТ: Дон Антониу Жозе Да Силва. Ваше дело было рассмо-
трено лицами весьма учеными и великих познаний. Из любви к
Богу и Пресвятой Богородице мы советуем сказать нам правду от-
носительно всего, что вы сказали или сделали против нашей святой
католической веры и назвать нам лиц, внушивших вам это… Мол-
чите?
ДА СИЛВА: Мне нечего сказать.
ИЕЗУИТ: Для вас же лучше будет, если вы во всем сознаетесь
сами. Сами! Вы понимаете меня?! Сами!
ДА СИЛВА: Скажите, в чем.
ИЕЗУИТ: Так мы не сдвинемся с места.
ДА СИЛВА: Зачитайте мне обвинительный акт.
ИЕЗУИТ: Не спешите!
ДА СИЛВА: Иначе мы и впрямь не сдвинемся с места.
ИЕЗУИТ: Вы удивляете меня, дон Антониу. Я устал напоминать
вам о том, что вы должны знать не хуже меня. Есть еще надежда
облегчить вашу участь. До тех пор, пока я не оглашу обвинение!
ДА СИЛВА: Огласите его, сударь! Огласите мне его, наконец! Я
горю желанием поскорей снять его с себя!
ИЕЗУИТ: Вы горите нетерпением, ибо не уверены в своих силах.
Вы боитесь самого себя, и это обнадеживает… Что вам известно о
первом аресте вашей матушки?
ДА СИЛВА: Ничего. Мне было шесть лет. И, вы знаете, об этом не
говорят даже в семейном кругу.
ИЕЗУИТ: Неужели вы своим умом дошли до еретической заразы?
У меня, так же как у господ судей и советников, создалось впечат-
ление, что вы говорите неправду.
ДА СИЛВА: Я должен кого-то оговорить? Все равно, кого, или вы
мне подскажете?
(Возмущенный ропот среди членов трибунала. Иезуит делает
успокаивающий жест).
ИЕЗУИТ: Будем снисходительны, господа. Сеньор Да Силва – дра-
матург, и он никак не может ощутить разницу между тюрьмой и
сценой. Кстати, дон Антониу, перед тем, как встретиться снова, я
еще раз, самым внимательным образом, прочел все, вами написан-
ное. Ваши писания еще не ересь, но долг писателя, на мой взгляд,
состоит в том, чтобы просвещать нацию, а не развращать ее.
ДА СИЛВА: Развращать?! Сударь, извините меня за резкость, но
вы… Вы ничего не смыслите в искусстве!
ИЕЗУИТ: Не будем отвлекаться (достает книгу) Узнаете?...Впервые
видите! А книгу сию нашли у вас в доме.
ДА СИЛВА: Если учесть, что обыск был произведен в мое отсут-
ствие, вы могли обнаружить все, что угодно, вплоть до атрибутов
черной магии!
ИЕЗУИТ: Не забывайтесь! Ваши суждения свидетельствуют о ва-
шем, а не о нашем облике, дон Антониу.. Допустим, вы не при чем.
Книга сия издана в Испании и вполне может принадлежать не вам,
а доне Леоноре Марии.
ДА СИЛВА: Она моя! Но, может быть, вы мне объясните, почему
книга, изданная в соседней католической Испании, считается у нас
запрещенной?
ИЕЗУИТ: Этот вопрос мы оставим на совести господ цензоров.
Итак, книга принадлежит вам, с содержанием ее вы знакомы…
ДА СИЛВА: Она настолько безобидна!...
ИЕЗУИТ: Вам не удастся «раздавить гадину».
ДА СИЛВА: О чем вы?...
ИЕЗУИТ: Право, с вами трудней, чем я думал! Вы хотите домой?
Вы не соскучились по молодой жене?
ДА СИЛВА: Что вам от меня нужно?
ИЕЗУИТ: Признание ваше должно быть вашим, а не моим.
ДА СИЛВА: Сударь, я ведь не идиот! Я не желаю возводить на себя
напраслину! Да, вот эта книга – моя, но если вы прочтете ее внима-
тельно, вы поймете, насколько туп и невежественен был цензор, от-
несший ее к разряду крамольных! Такие, как он и создают крамолу
из ничего! В чем еще вы готовы меня обвинить? Я задал прямой
вопрос и жду прямого ответа!
ИЕЗУИТ: Будь по-вашему… Дон Антониу Жозе Да Силва, есть
основания считать вас иудействующим.
ДА СИЛВА (ошеломленно): Что-что-что?... (хохочет) Меня?!
ИЕЗУИТ: Итак, дон Антониу?...Вы не в балагане, Да Силва, ведите
себя пристойно! Итак?
ДА СИЛВА: Чудовищно…
ИЕЗУИТ: Что означает сей ответ? Можно занести в протокол, что
вы раскаиваетесь?
ДА СИЛВА: Я?! Сударь, да вы с ума сошли! Вы смеетесь!
ИЕЗУИТ: Повторяю: ведите себя пристойно.
ДА СИЛВА: Сударь, я готов присягнуть…
ИЕЗУИТ: Этим вы не избавитесь от смерти, а лишь оскверните
вашу совесть.
ДА СИЛВА: Это ужасно! Вы что, всерьез полагаете… У вас, вы
сказали, есть основания полагать?...
ИЕЗУИТ: Да.
ДА СИЛВА: Я просто ошеломлен… Простите, сударь, я, видимо,
совсем позабыл, что в Португалии есть только два вида ереси. Не
лютеранин, так иудействующий! Будь ваша воля, вы бы, наверное,
обвинили меня в обеих ересях сразу! И все оттого, что вам не по
вкусу мои комедии!
(Шум за столом. Выкрики: »На дыбу его! Негодяй!»).
ИЕЗУИТ (грустно): Я уже говорил вам, Да Силва: вы плохой пор-
тугалец . С каким сарказмом говорите вы об Отечестве!
ДА СИЛВА: Вы не Отечество.
(Выкрики: »Довольно с ним возиться! На дыбу!»).
ИЕЗУИТ: Неужели вы хотите на дыбу? Извинитесь перед этими
достойными людьми, которых вы оскорбили, раскайтесь – от души,
искренне!- и вы спасетесь!
ДА СИЛВА: Я, Да Силва Антониу Жозе, заявляю и клянусь, что
истинно верую в Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Духа Святого.
ИЕЗУИТ: Довольно. Коль скоро вы иных доводов не признаете…
Раздевайтесь. (делает знак ввести Сеньору Да Силва).
ДА СИЛВА (при виде матери, в ужасе): Вы этого не сделаете!
ИЕЗУИТ: Сие зависит от вас.
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Мальчик мой, не упорствуй! Во всем со-
знайся, в чем тебя обвиняют!
ДА СИЛВА: Но меня обвиняют в таком…
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Знаю! И все же, Антониу…
ДА СИЛВА: Я не могу! Не смогу! У меня язык не повернется!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Сознайся! В мыслимом и немыслимом! В
чем угодно!
ИЕЗУИТ: Сеньора!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: У нас нет выбора, нет другого выхода,
мальчик мой!
ДА СИЛВА: Нет?! Ладно! Я дьявол, огнепоклонник, колдун! Я
убил Бога! Этого с вас довольно?! А теперь уведите мою мать.
Слышите?!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Антониу, Антониу…
ИЕЗУИТ: Предупреждаю: если вы умрете во время пытки или же
лишитесь частей своего тела, то случится это по вашей, а не по
нашей вине. В последний раз спрашиваю…
ДА СИЛВА: Не виновен!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Дайте ему подумать! Он сам не знает, что
говорит! Антониу!...
ИЕЗУИТ: Раздевайтесь.
ДА СИЛВА: Пусть выведут мою мать.
ИЕЗУИТ: Эта сеньора произвела вас на свет, и вы ничем не оскор-
бите ее стыдливость. Тем паче, что тревожиться вам следует со-
всем о другом.
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Еще минуту! Антониу!... Он сознается!
Еще не поздно, мальчик мой! Пока не поздно!.. Я не переживу
этого!!
(ДА СИЛВА, решившись, стаскивает с себя рубаху).
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Меня! Меня пытайте! Не надо!!...
(Свет медленно меркнет. Голос Иезуита продолжает звучать во
тьме, прерываемый стонами Да Силвы).
ИЕЗУИТ: Говорите… Кто? Не бойтесь, ваше имя мы сохраним в
строгой тайне… Кто подстрекал вас против Бога, короля и Отече-
ства?..
ГОЛОСА: » Лютер требует реформы церкви? Отлично, мы проти-
вопоставим ему нашу контрреформу! Слуги дьявола хотят просве-
щения? Прекрасно, мы откроем школы и университеты, которые
будут служить церкви! Наши противники хотят книг? Превосходно,
они их получат, но это будут книги, в которых будет низвергаться
ересь и прочая крамола.»\
«Я в страхе живу. Я боюсь, когда пишу и говорю. Я испытываю
страх даже когда говорю сам с собой, когда молчу или думаю… »
« Теперь ясно, что у нас никто не может обладать культурой без
того, чтобы его не обвинили в ереси, ошибках и иудаизме… »
(Под звучание голосов в сумраке перемещаются фигуры под капю-
шонами, отпирают и запирают двери, выводят и уводят в темноту
узников. Слышен крик Да Силвы: » Виновен! Виновен! Да! Раскаи-
ваюсь!». Исчезают фигуры под капюшонами. В темноте при свече
что-то пишет Леоноре. На переднем плане – Пауло и Служанка.
Скрипит под ними постель. Скрипит перо Леоноре).
СЛУЖАНКА: Да Пауло же!...У-у какой!...Ой, Пауло, услышат!
ПАУЛО: Дьявол с ними со всеми!
СЛУЖАНКА: Слышь, Пауло, погоди, дай покажу!... (вынимает
гребень) Гляди, что мне дона Леоноре подарила намедни! (приме-
ряет) Чем я не сеньора, а, Пауло?
ПАУЛО: Эти господа, девка, все полоумные. Им бы припрятать
денежки да сидеть себе тише воды, ниже травы…
СЛУЖАНКА: Ты на меня погляди, Пауло! Не хороша я?
ЛЕОНОРЕ (застывает с пером в руке): Это невыносимо…
ПАУЛО (продолжает свою мысль): Так нет, они подношениями
своими у себя же на горле петлю затягивают!
СЛУЖАНКА (глядится в зеркальце): Верно, Пауло, верно…
ПАУЛО: Я, к примеру, попадусь на большой дороге разбойникам,
так не то, что деньжата выложу, а и штаны спущу, и крест натель-
ный сниму: все забирайте, только душу мою не губите! А сеньо-
ры, те нет! Развяжут кошель, и золотой, будто милостыню, в пыль
кинут. Нате, мол, господа грабители. Смех да и только!
СЛУЖАНКА: Как сеньора забрали, три платья мне дона Леоноре
подарила, совсем хороших, богатых. И шаль.
ЛЕОНОРЕ: Иисус Мария! Что делать?!
СЛУЖАНКА: По улице иду, мужчины так на меня и пялятся! А
дворянчик один молоденький вчера ну так смотрел…
ПАУЛО: А ты не верь ихним взглядам! Им от вашей сестры сама
знаешь, что надо!
(Служанка смеется счастливо, обнимает Пауло. Леоноре вынимает
деньги, считает).
СЛУЖАНКА: На праздник как наряжусь – сама красотка Матилда
лопнет от зависти! А ведь я не хуже ее! Пауло?!
ПАУЛО: Боится она тебя, твоя дона.
СЛУЖАНКА (не сразу): А ведь и я боюсь. Шутка ли, у таких го-
спод в доме служить!
ПАУЛО: С волками живешь, вой по-волчьи.
СЛУЖАНКА: Уходишь?!...Пауло, а вдруг и меня?... Да хоть в
свидетели, все равно страшно! Господа инквизиторы, конечно, по
справедливости разберутся, но я как подумаю…
ПАУЛО: А ты не думай, девка, ты меня слушай. Я человек простой
да не простой, в обиду не дам, поняла?
СЛУЖАНКА: Ты умный, Пауло, ты очень умный.
ПАУЛО (обнимает ее): То-то!
(Тьма окутывает фигуры Пауло и Служанки. Леоноре поднимает
свечу, идет в темноту),
ЛЕОНОРЕ: Антониу Жозе! Антониу Жозе, где ты?!
ДА СИЛВА (выходит ей навстречу): Ты не спишь, Леоноре?
ЛЕОНОРЕ: Мне страшное снится, друг мой. Мне все снится и
снится Вальядолид, тюрьма и аутодафе. Я словно и не сплю вовсе.
ДА СИЛВА: Ты вспоминала вчера Испанию…
ЛЕОНОРЕ: Я доброе вспоминала – детство, дом, а приснилось…
Раньше я летала во сне – теперь плачу.
ДА СИЛВА: Это пройдет у тебя.
ЛЕОНОРЕ: Когда?
ДА СИЛВА: Сегодня. Мы будем смотреть один и тот же сон – мой.
Я обниму тебя покрепче…
ЛЕОНОРЕ: Твой сон – твои комедии, твоя музыка, друг мой, - ро-
зовый райский сад, где растения цветут в кадках, птицы похожи на
бабочек, а звуки – на капли воды в лучах солнца…
ДА СИЛВА: Разве же это не прекрасно?
ЛЕОНОРЕ: Прости, Антониу, но после той яви – серой, черной,
кровавой – сама природа представляется мне выдумкой, искусно
написанной декорацией.
ДА СИЛВА: Леоноре, любовь моя, ты попросту еще не просну-
лась! Ты теперь в моем мире, где я не дам тебя в обиду!
(Пока они говорят, комната наполняется розовым светом раннего
утра).
ДА СИЛВА: Вот и утро!
ЛЕОНОРЕ: Это не утро.
ДА СИЛВА: Восемнадцатый век – это утро. Мир готов к мятежу, к
очищению…
ЛНОНОРЕ: А Португалия – нет! Здесь – черно! Так мы и будем
жить, так и умрем –среди ночи!
ДА СИЛВА: Погляди-ка в окно…
ЛЕОНОРЕ: С меня достаточно того, что я слышу! Вопли толпы, ко-
локольный звон, треск поленьев! Все, как с испокон веку, наверное!
Неужели и после нас – то же самое?!
ДА СИЛВА: Это зависит от нас.
ЛЕОНОРЕ: Опомнись! Возможно ли это – очистить мир от того,
что составляет его суть?! Мир без служителей культа?! Без веры в
бессмертие и фанатизма толпы, способной в экстазе на великое?!
(Пока она говорит, исчезает Да Силва. Становится серым свет
утра. Леоноре бродит по комнате, нервно ломая руки. Вбегает Слу-
жанка.)
СЛУЖАНКА: Дона Леоноре! Сеньора!
ЛЕОНОРЕ: Я не звала тебя.
СЛУЖАНКА: Простите великодушно…
ЛЕОНОРЕ: Ты нарядилась, как на праздник. Что происходит? Что
там за гомон внизу?
СЛУЖАНКА: Да вы забыли никак?! Вот вы все бродите сама не
своя, день Божий с ночью путаете, а день-то нынче особенный! Ау-
тодафе, дона Леоноре! Аутодафе! Вы отпустите меня посмотреть?
(Леоноре без сил прислоняется к стене. Издалека, нарастая, до-
носятся шум толпы, звуки церковной музыки. Эти звуки, по мере
того как свет меркнет, заглушаются топотом ног, скрежетом замков.
В камеру входит Иезуит, факелом освещает фигуру Да Силвы на
полу. Да Силва мечется в жару.)
ДА СИЛВА: Апельсины… Хотя бы один… Горю!
ИЕЗУИТ: Дон Антониу…
ДА СИЛВА: Я хочу пить! Я очень хочу пить! Жарко! Пожалуйста,
дайте мне апельсин…
(По знаку Иезуита Да Силву окатывают водой.)
ДА СИЛВА: Не надо! Нет!! Я сознаюсь!...
(Палачи поднимают его с пола. Он дико вскрикивает от боли, при-
ходит в себя).
ИЕЗУИТ: Пятый час утра, дон Антониу. Святые братья принесли
вам одежду, завтрак и немного вина. Приготовьтесь. Сейчас вы
предстанете в аутодафе, где участь ваша будет решена окончатель-
но… Вы меня слышите? Понимаете, что я говорю?
ДА СИЛВА: Да… (оставшись один) Ну, вот и все… Поскорей бы
все кончилось!

АКТ ВТОРОЙ

(Кабинет ДА Силвы. Снаружи доносится печальная народная му-
зыка. Да Силва сидит за столом, пусто смотрит перед собой. Вхо-
дит Леоноре).
ЛЕОНОРЕ: Антониу Жозе! Я не помешала тебе?... (не получив от-
вета, нарочито оживлненно) Хочешь выпить вина? Твое любимое!
ДА СИЛВА (медленно): Нам не должно иметь любимое.
ЛЕОНОРЕ: А должно ли нам жить, коли так?
ДА СИЛВА: Едва ли. Собственно, мы и не живем.
ЛЕОНОРЕ: Не прокатиться ли нам за город? Туда, где только небо
да земля – в валунах, в бессмертниках? Мы будем брести по выго-
ревшей траве, а кузнечики будут трещать, и…
ДА СИЛВА: Я их видел сегодня. Когда шел из театра. Сколько их!
С одинаковыми лицами, повадками…
ЛЕОНОРЕ: Оставим их за пределами наших жизней!
ДА СИЛВА: Там были дети, куда они заявились. Дети кричали,
плакали! Я до сих пор их вижу перед собой. А женщина… Она
рухнула на колени, прижала к себе детей…
ЛЕОНОРЕ: Тебе привиделось. Ты не выходил нынче из дому.
ДА СИЛВА: А мужчина… Что мог он, бедный человек! Стоял
неподвижно, уронив руки… как миллионы мужчин по всей Пор-
тугалии. Как я… Боже мой, неужели нас мало жгли?! Или нас уже
сожгли всех, кто был способен сопротивляться?! Я никого не за-
щитил, Леоноре. Опустил глаза, прошел мимо. Я даже ускорил шаг.
Трус!
ЛЕОНОРЕ: Дай Бог каждому спасти самого себя.
ДА СИЛВА: Ну, значит, совсем никто не спасется! Они перебьют
нас, как дичь, а после начнут охотиться друг на друга! Они привык-
ли охотиться, у них это в крови! Как у нас в крови – считать себя
дичью! Господи, и угораздило же меня родиться португальцем!
ЛЕОНОРЕ: Тише.
ДА СИЛВА: Великий восемнадцатый век! Обновление мира! Ты
права была, я не жил –я спал! Я и теперь сплю. И когда я просплю
всю свою жизнь, и Всевышний спросит меня , на что я употребил
ее…
ЛЕОНОРЕ: Ты убьешь себя своей ненавистью к ним. Так нельзя.
Главное, ты живой.
ДА СИЛВА: Ровно настолько, насколько бывает жив смертник.
ЛЕОНОРЕ: Антониу, я давно хотела поговорить с тобой… Что,
если ты уедешь из Португалии? Это возможно? Если очень поста-
раться?
ДА СИЛВА: Это невозможно главным образом потому, что я не
только португалец, но еще и португальский поэт.
ЛЕОНОРЕ: Там ты смог бы работать…
ДА СИЛВА: Пока здесь жгут?
ЛЕОНОРЕ: Но ты не в силах этому помешать.
ДА СИЛВА: Зато я в силах разделить судьбу этих бедолаг. Кто зна-
ет, может быть, в этом и есть мое истинное предназначение?
ЛЕОНОРЕ: Не говори так!
ДА СИЛВА: Возможно, я и правда плохо пишу, но людям в этом
аду нужны мои комедии.
ЛЕОНОРЕ: Подумай еще, Антониу. Разве же это грех – спастись из
тюрьмы, которую ты все равно не разрушишь!
ДА СИЛВА: Как знать. Не хочу придавать себе слишком много
значения, но вдруг… Вдруг я помогаю расшатывать стены?
ЛЕОНОРЕ: Ты – неизвестный автор. Имя которого слишком хоро-
шо известно служащим Святого Трибунала.
ДА СИЛВА: Известный ли, неизвестный, я должен делать свое
дело. Ведь нас и так очень мало… Чему ты смеешься?
ЛЕОНОРЕ: Как одинаково мы утешаем друг друга! Что ж, воз-
можно, ты прав. Твори свой маленький рай с диковинным смехом,
пусть в нем будет весело и спокойно. Нельзя же только страдать!
Страдать, страдать, страдать!...
ДА СИЛВА: Леоноре!
ЛЕОНОРЕ: Это сводит нас с ума, отупляет! Начинаешь видеть кру-
гом не лица, а образины!
ДА СИЛВА: Мы поедем сейчас. Туда, где кузнечики.
ЛЕОНОРЕ: Я устала!
ДА СИЛВА: Мы будем долго бродить среди бессмертников. Под
оком Божьим.
ЛЕОНОРЕ: Бог тоже спит. Или – умер.
ДА СИЛВА: Ну, зачем ты так, успокойся! Он – везде, Его имя –
Свет, Он в тебе, во мне…
ЛЕОНОРЕ: И в господах инквизиторах, Антониу? Он обожает
паленую человечину?
ДА СИЛВА: Тише, тише, не надо…
ЛЕОНОРЕ: Он всех сотворил по образу и подобию своему?
ДА СИЛВА: Творец сотворил творца, а уже тот, в свою очередь, тут
же сотворил себе бога. По образу и подобию своему. Что общего с
оригиналом имеет такая копия? Тише. Он – тут.
ЛЕОНОРЕ: Бог?!..
ДА СИЛВА: Сеньор иуезуит!
ЛЕОНОРЕ: Ты – видел?!
ДА СИЛВА: С некоторых пор я их чувствую. (громко) Все отлич-
но! Ну-ка, моя девочка, улыбнись! Нам хорошо, нас ничто не гне-
тет… А не спеть ли нам дуэтом? Кстати, дорогая, ты вправе устро-
ить мне сценку ревности. Я слегка приударил за примадонной!
ЛЕОНОРЕ (через силу): За той толстухой, Антониу? У тебя пор-
тится вкус.
ДАСИЛВА: За новенькой. Такой вот я шалопай! Но как актриса
она…
ЛЕОНОРЕ: Расскажи лучше, какова она из себя.
ДА СИЛВА: Стройная. С голубыми глазами. А губы… (при виде
Иезуита) О, вы?... Прошу, сударь. Вот сюда. Здесь вам будет удоб-
но.
ИЕЗУИТ: Вы мне позволите присесть, сеньора?
ЛЕОНОРЕ (без голоса): Извольте.
ДА СИЛВА: Чем вас угостить? Вином? Шоколадом?
ИЕЗУИТ (Леоноре): Вы испугались.
ДА СИЛВА: О нет, это я огорчил сеньору. Как раз перед тем, как
вам появиться, мы с ней коснулись одной деликатной темы…
ИЕЗУИТ: Не старайтесь, дон Антониу. Я понимаю, визит мой мало
кого обрадует.
ДА СИЛВА: Сие зависит лишь от цели визита! Да, знаете, у вас
улучшился цвет лица. Вы стали чаще бывать на воздухе?
ИЕЗУИТ: Нет, дон Антониу, я все тот же ревностный слуга Божий.
Да и вы не изменились.
ЛЕОНОРЕ: Что должен означать ваш приход?
ДА СИЛВА: Ты не учтива со святым отцом, Леоноре. Ведь вы,
сударь, наш гость, не правда ли? Зашли проведать своего бывшего
клиента…
ИЕЗУИТ: Все мы гости в этом мире.
ДА СИЛВА: На эту тему как раз я и собираюсь написать большое
литургическое действо! Вы не откажетесь быть моим цензором?
ИЕЗУИТ: Вы не напишете литургическое действо. Никогда.
ЛЕОНОРЕ: Почему?
ИЕЗУИТ: Религия есть высшая философия, сеньора, ибо содержит
в себе набор очевидных истин… то, что вы называете догмами, дон
Антониу, в худшем значении этого слова. Свод догм составляет Истину, единую и непреложную, а ею невозможно обладать в одиночку.
ДА СИЛВА: Совершенно с вами согласен!
ИЕЗУИТ: К сожалению, вас мало заботит общество.
ДА СИЛВА: А вот с этим я не согласен!
ИЕЗУИТ: Если под обществом вы подразумеваете публику в теа-
тре…
ДА СИЛВА: Поверьте, я различаю эти понятия.
ИЕЗУИТ: Мы видим свою задачу в том, чтобы дать философию
всем, дабы каждое отдельное бытие было отмечено высшим смыс-
лом…
ДА СИЛВА: Ибо только идея может сплотить и возвеличить на-
цию!
ИЕЗУИТ: В этом мы видим свою задачу, но не вы, дон Антониу.
Вы из тех, кто желал бы индивидуализировать философию. Про-
стите, если я говорю нескладно, но вот обвинение, которое я хотел,
но не мог предъявить вам! Вот что имел я в виду, когда назвал вас
плохим португальцем!
ДА СИЛВА: Но, сударь, как могу я желать невозможного?! И за-
чем?! К тому же, я не философ, я всего лишь комедиограф, очень
обычный, очень земной человек!
ИЕЗУИТ: Худо ли бедно ли, вы приспособились к обществу. Хотя
нашей власти предпочли бы всякие там свободы - личности, сове-
сти, выбора!
ДА СИЛВА: Ой, сударь! Что бы я делал с таким количеством сво-
бод! С меня довольно одной, моей собственной! На нее, надеюсь,
никто не посягает?
ИЕЗУИТ: Сие зависит лишь от вас, дон Антониу. Что до меня, то я
пришел сюда как частное лицо, и вы вправе указать мне на дверь.
ДА СИЛВА: Как можно!...Я.. Пожалуй, я вам искренне рад! Как
частному лицу. Мне сдается, что общение наше могло бы нам обо-
им пойти на пользу.
ИЕЗУИТ: О своей личной пользе я давно уже не пекусь. Вам же,
сколько б вы ни старались, не удастся « раздавить гадину», пото-
му что, едва покончив с одной, вы тут же, на груди у себя, начне-
те вскармливать другую, точно такую же. Не пытайтесь превзойти
Господа – это грех, и тягчайший!
ДА СИЛВА: Опять вы о каких-то гадинах! Будет вам! Сыграем-ка
лучше в шахматы!
ИЕЗУИТ: Я не умею
ДА СИЛВА: Тогда мы выпьем! За литургические действа! Иной
раз я бываю не дурак выпить!
ИЕЗУИТ: Пейте, дон Антониу, пейте. Я не буду.
ДА СИЛВА: Воистину, вы аскет! (разливает вино) Не пожалеете?
Ей-богу, оно очень вкусное!
ЛЕОНОРЕ: Почему вы так смотрите на него?
ИЕЗУИТ: Размышляю, сеньора. (массирует грудь).
ДА СИЛВА: Вам нехорошо? Уверяю вас, глоточек этого замеча-
тельного вина исцелит вас скорее всякого снадобья! Так я налью
вам?
ИЕЗУИТ: Нет, нет. Да Силва, во имя и ради большинства мы вы-
нуждены бороться с вами.
ДА СИЛВА: Со мной?!
ИЕЗУИТ: Не потому что лично мне или кому-либо из братьев хо-
чется этого. Во имя и ради большинства.
ДА СИЛВА: Но зачем вам со мной бороться? Какую опасность я
могу для вас представлять? Я ведь просто живу…
ИЕЗУИТ: Ну, во-первых, просто жить вы не можете, вы по-
прежнему сочиняете для толпы развлекательные и не всегда безо-
пасные действа. Если бы вы знали, как это плохо!...А во-вторых…
Всякий человек – своего рода символ. Вам это должно быть понят-
но.
ДА СИЛВА: Мне не понятно ничего! Что еще я должен делать и
говорить, чтобы меня оставили, наконец, в покое?!
ИЕЗУИТ: О! Вот оно!
ДА СИЛВА: Неужели я мало клеветал на себя?! Я ничего не пред-
ставляю из себя больше! Сторонюсь всякой деятельности! Бегу от
нее! Я умер, и у вас нет нужды тревожить мои останки! Будь на то
моя воля, я предпочел бы не родиться на свет! Но я не виноват в
том, что я существую! Уж в этом-то я не виноват!
ИЕЗУИТ: В конечном счете, Да Силва, именно в этом вы и вино-
ваты.
ДА СИЛВА: Господь сотворил меня таким, каков я есть! Таким, а
не иным! Он послал меня в мир!
ИЕЗУИТ: Дабы вы служили Ему. Но вы от Него отвернулись. Что
ж, пейте свое вино, развлекайтесь пустословием. Я ухожу от вас
в большой печали, Да Силва. Вы не уверовали в истину – вы при-
творились, что уверовали. Да, вам, может быть, удастся обмануть
меня, скромного служителя церкви, но Творца своего вы не обма-
нете. К несчастью, в тот миг, когда вы предстанете перед Ним, уже
ничего нельзя будет исправить. (уходит).
ДА СИЛВА: О черт! Дьявол! И принесло же! И зачем мы промеш-
кали, зачем мы не уехали за город?!
ЛЕОНОРЕ: Он бы все равно пришел.
ДА СИЛВА: Не сегодня, так завтра… Леоноре Мария, мне не хо-
чется пугать тебя, но… Жди беды.
ЛЕОНОРЕ: Я дитя жду, Антониу.
ДА СИЛВА: Дитя?... (подходит, прижимает ее к себе) Еще час на-
зад как бы я радовался, и вот… Пусть он лучше погибнет в твоей
утробе! Прости меня, Господи, но Ты сам знаешь: нет большего
несчастья, чем родиться в Португалии! В семье Да Силва!...Прости
меня, Леоноре!
ЛЕОНОРЕ: У нас нет надежды?...
ДА СИЛВА: Нет. Впрочем… Нам следует упредить их! Садись.
Бери бумагу, пиши. «Святому трибуналу… »
ЛЕОНОРЕ: Антониу!
ДА СИЛВА: От Леоноре Марии Карвальо Да Силва. Пиши, пиши!
«Доношу… »
(Леоноре в гневе отбрасывает перо)
ЛЕОНОРЕ: Как ты можешь!
ДА СИЛВА: И ты – сможешь. Должна. Это единственное, что ты
можешь для меня сделать. Отрекись от меня, чтобы родить моего
ребенка и воспитать его! Не упрямься. Прошу тебя.
ЛЕОНОРЕ: Я христианка, Антониу.
ДА СИЛВА: Ты жена еретика, Леоноре. И сама обвинялась в ереси.
Даже если тебя не арестуют, все имущество наше будет конфиско-
вано, и ты останешься без средств к существованию. Дай мне уйти
со спокойной душой.
ЛЕОНОРЕ; Ты хочешь, чтобы моя душа вечно горела в геенне ог-
ненной?! Если я напишу это, я погибну. Свет уйдет из меня, и Бог
от меня отвернется.
ДА СИЛВА: Нет, нет, Он милостив, настоящий! Он не отступится
от нас!
ЛЕОНОРЕ: Даже если мы предадим Его в угоду сатане, которому
все здесь служат?
ДА СИЛВА: Но жизнь… Она от Бога, ее надо беречь. Бог нас про-
стит, если мы спасемся от злобных, страшных людей… Может
статься, Он хочет этого. Иначе, зачем же мы здесь вообще?
ЛЕОНОРЕ: Чтоб достойно выдержать испытание жизнью.
ДА СИЛВА: А наше дитя? Тоже лишь испытание?
ЛЕОНОРЕ: О, как мне жутко! Не знаю, найду ли я в себе силы выстоять…
Но я постараюсь! И тогда мы, все трое, будем Там, у Бога. А ина-
че… Он разлучит нас в наказание за малодушие. Он ведь еще и
справедлив, настоящий.
ДА СИЛВА: Как я люблю тебя!
ЛЕОНОРЕ: И я… Твои руки, глаза, всего тебя! Я не хочу, чтоб мы
умерли!
ДА СИЛВА: Послушай! Послушай, а может, мы с тобой бредим
оба?! Он ведь не угрожал нам! Просто пришел, как частное лицо!
ЛЕОНОРЕ: Да, да! Он совсем не злой человек! Приходил к нам в
гости, проведать, а мы…
ДА СИЛВА: До чего мы запуганы!
ЛЕОНОРЕ: Мы отдадим ему визит! Завтра! Мы объяснимся, и вы
друг друга поймете! Он добр к нам, он спасет нас и наше дитя!
ДА СИЛВА: Я напишу для него действо! На библейскую тему!
(Темнота захлестывает их. В темноте Служанка останавливает
Иезуита)
СЛУЖАНКА: Сеньор инквизитор!.. Я служу в этом доме и кое-что
подмечаю… То, например, что сеньор наш не больно-то ревностно
молится, а все больше сидит у себя, запершись, с разными людьми.
И с доной Леоноре они то шепчутся, то как-то странно промеж
себя говорят. Вроде, по-нашему, а непонятно. И вроде как чего-то
боятся… И еще…
ИЕЗУИТ: Вам должно быть известно, как поступают в подобных
случаях (уходит).
(Из темноты появляется Пауло).
ПАУДЛ: Ну, что?
СЛУЖАНКА: Сам слышал… Ой, Пауло, ноги у меня так и дрожат,
и язык, будто гиря!
ПАУЛО: Ты, девка, не бойся. Вызовут – о главном говори. Что,
мол, видела, как сеньоры твои Толмуд читают по памяти.
СЛУЖАНКА: Ой, Пауло, грех-то, грех! Они ж, как мы…
ПАУЛО: Да откуда ты знаешь, в души к ним заглядывала?! То-то!
Делай, как я учу, и волки сыты будут, и овцы целы.
СЛУЖАНКА: А господин мой?
ПАУЛО: Заладила! А может, влюбилась ты в этого Да Силву, а,
девка?
СЛУЖАНКА: Типун тебе на язык!
ПАУЛО: Смотри мне! Посудина течь дала, того и гляди затонет.
Самое время нам позаботиться о себе.
СЛУЖАНКА: Ой, Пауло!... (вслед ему) Пауло! А может, про
Толмуд-то не надо? Откуда мне знать, про что в том Толмуде пи-
сано? А ежели спросят?... Я так скажу: говорят подозрительное и
молятся с малым рвением. (оставшись одна) Ой, Пауло, понесла же
я, грешница! (падает на колени) Матерь Божия, надоумь меня, что
мне делать! Пошли мне знак!
(Слышен крик Леоноре: « Антониу Жозе! Кто-нибудь! Сеньора
отходит! « Служанка вскакивает, хватает свечу, бежит на крик.
Действие перемещается в спальню Сеньоры Да Силва. У постели
умирающей - Да Силва, Леоноре и Служанка со свечой)
ДА СИЛВА: Потерпите, матушка. Сейчас будет врач.
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Врач? Не надо. Зачем?
ДА СИЛВА: Потерпите!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Я всю жизнь терпела, сынок. А Он отринул
меня. От самых врат своих. Я плохо терпела, наверное.
ДА СИЛВА: Матушка!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: А было так хорошо! Я была маленькая и
летела. Вечность лучилась, и ангелы спешили ко мне на разноцвет-
ных крыльях. У них, оказывается, крылья, как у стрекоз … Еще бы
миг…
ЛЕОНОРЕ: Не покидайте нас, матушка!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Я устала… Сеньор инквизитор был здесь?
Он зачем приходил, Антониу?
ДА СИЛВА: Пустяки. Одной его родственнице потребовался ад-
вокат, дело весьма деликатное… Ну, а мы с ним почти приятели.
Само собой, гонорара не будет, но…
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Как он похож на того, что приходил за
мной в дом моего мужа в Рио… Ты не помнишь, ты был совсем
маленький. И меня увели, увезли… С тех пор я не жила больше –
терпела… А за что, не знаю и знать уже не хочу. Прежде на других
людей смотрела и думала: почему они так счастливы, беззаботны,
почему не я? Я им завидовала, я жалела себя. Поэтому, наверное, и
отринул Господь мою душу… Много тьмы в ней скопилось.
(Служанка роняет свечу)
ЛЕОНОРЕ: Что ты?...
СЛУЖАНКА: Ничего, дона Леоноре. Рука у меня дрогнула.
ГОЛОС: » Государство находится в непосредственной близости с
еретическими странами. Надлежит принять меры предосторожно-
сти, чтобы эта чума не проникла через границы… »
(Слышны звуки веселой музыки. На сцену выбегают персонажи
комедии Да Силвы – Сарамаго и Меркурий, переодетый Сарамаго.)
МЕРКУРИЙ: Это- слуга Амфитриона! Надо помешать ему войти в
дом! Эй, кто там?
САРАМАГО: Кто? А вам какое дело? Я вхожу в мою дверь.
(Останавливаются, так как на сцене появляется Иезуит)
ИЕЗУИТ: Что же вы замолчали? Продолжайте сие богомерзкое
зрелище, если нет в вас стыда.
САРАМАГО: Мы актеры, это наша работа.
ИЕЗУИТ: И много ли платит вам сеньор Да Силва?
САРАМАГО: Сударь, мы не знаем, о ком вы.
МЕРКУРИЙ: Позвольте нам продолжать – публика в нетерпении.
(Иезуит уходит)
МЕРКУРИЙ: Так. На чем нас прервали? Ага!... Дверь эта моя, и
в нее никто не может войти, пока не скажет, кто он такой! Итак,
пусть он либо скажет, кто он такой, либо убирается к черту! А не
уберется, выброшу его на помойку!
САРАМАГО: Нечего сказать, сеньор, учтивые, по-моему, помои!
Спрашивать, чего я хочу в моем собственном доме!
МЕРКУРИЙ: В каком доме?
САРАМАГО: Да в этом! Сверху донизу он мой по милости моего
хозяина, сеньора Амфитриона!
МЕРКУРИЙ: Какого Амфитриона? Того самого, который вернулся
с войны?
САРАМАГО: Да я и не знаю другого на этом свете.
МЕРКУРИЙ: Да разве он твой хозяин?
САРАМАГО: Он самый, во плоти.
МЕРКУРИЙ: Э, да ты, кажется, бредишь.
САРАМАГО: Верно, я всегда брежу, исполняя волю моего хозяина,
сеньора Амфитриона.
МЕРКУРИЙ: Болван! Знаешь ли ты, что говоришь?! Разве ты не
видишь, что этот Амфитрион мой хозяин, мой?
(Хохот публики становится все громче, перекрывает голоса Сара-
маго и Меркурия, которые, продолжая препираться, исчезают со
сцены. Хохот зрителей откатывается за ними. В кабинет Да Силвы,
залитый ярким дневным светом, входят Да Силва и его Друг, оба в
превосходном настроении)
ДРУГ: Ну, и посмеялся же я! Твоя комедия великолепна! И этот
античный сюжет! Всегда приятно, когда человек позволяет себе
чуть больше того, что дозволено. За твою пьесу, Антониу! Долгой
ей жизни!
ДА СИЛВА: Долгой жизни мне! Чтобы успеть написать все, что
задумал.
ДРУГ: Шутки шутками, но я должен предостеречь тебя. Твои коме-
дии кое-кому не по вкусу.
ДА СИЛВА: Комедии неизвестного автора!
ДРУГ: Весь ужас в том, что не известен ты только публике.. Нет
смерти злей, чем на площади.
ДА СИЛВА: Не пугай меня. Давай-ка лучше выпьем еще вина!
ДРУГ: А все-таки ты слишком беспечен. Пойми, твои насмешки
над шарлатанами-лекарями, модницами – не ересь, нет, но право
же, дорогой, Его Величество Жоана Пятого не стоило выводить на
подмостки. Ты смеешься! А ведь нам неподсудны любовные под-
виги королей. Весь Лиссабон, уверяю тебя, весь Лиссабон увидел
монарха в твоем Юпитере!
ДА СИЛВА: Лиссабон спятил! Весь! Лиссабон всегда был предрас-
положен к безумию!
ДРУГ: О да! Но Его Величество…
ДА СИЛВА: Ты отрицаешь за королем чувство юмора?
ДРУГ: Но признаю за ним другие, куда более сильные чувства.
ДА СИЛВА: Кстати сказать, я не имел его в виду совершенно! Весь
Лиссабон увидел то, что захотел увидеть!
ДРУГ: Творим не мы, Антониу, творят нами. Свобода воли состоит
в том, чтобы не дать идее воплощаться через нас уж столь очевид-
но . Ты не согласен?
ДА СИЛВА: Идее Божеской или же всея Лиссабона?
ДРУГ: Ты, однако, так доволен собой!...Не хочу портить тебе на-
строение, но мы не в Париже. Поэтому я нимало не удивлюсь, если
ОНИ обвинят тебя в приверженности к эллинской религии, с них
станется!
ДА СИЛВА: Ерунда! Они предъявляют стандартные обвинения.
Тем паче, что… (пишет, диктуя себе вслух) « Слова: боги, боже-
ства, рок и так далее должны пониматься только в поэтическом
смысле… » Ну, как?
ДРУГ: Должны пониматься! Кем?! Ты слишком лестного о них
мнения!
ДА СИЛВА: Да что мы все о них! Стоят ли они такого внимания?!
За нас!
ДРУГ: За то, чтоб когда-нибудь мы вырвались из застенка… Го-
споди, если б мне сказали: беги, куда хочешь! Я побежал бы, в чем
есть! Лишь бы подальше от родных дыб!
ДА СИЛВА: Ты унес бы их с собой. Все до единой.
ДРУГ: Ну, нет, не так уж я изуродован великой империей! Впрочем,
что толку нам мечтать о несбыточном. Удовольствуемся малым.
(вынимает из-под полы книгу, показывает Да Силве) Аминь!
ДА СИЛВА: Дай-ка, дай-ка!
ДРУГ: А двери ты запер?
(Оба смеются, склоняются над книгой. Яркий свет гаснет. В сером
полумраке видна фигура Служанки. В руке у Служанки зеркальце.
Она втыкает в волосы гребень, одергивает на талии платье.)
СЛУЖАНКА: Господи Иисусе Христе и Приснодева Мария!... (са-
дится_) Ой, мама! Ой!...
(Сумерки. Издалека доносится печальная народная песня. Да Сил-
ва и Леоноре стоят на фоне окна)
ЛЕОНОРЕ: Леонор Мария Карвальо.
ДА СИЛВА: Антониу Жозе Да Силва.
ЛЕОНОРЕ: Антониу Жозе Да Силва…
ДА СИЛВА: Леоноре Мария Карвальо…
ЛЕОНОРЕ: А все-таки, мы были счастливы, Антониу.
ДА СИЛВА: Как жаль, что мы не понимали этого.
ЛЕОНОРЕ: Мы это чувствовали.
ДА СИЛВА: Мы все время стремились к будущему. И почему оно
нам казалось прекраснее настоящего?
ЛЕОНОРЕ: Мы были молоды.
ДА СИЛВА: А теперь?
ЛЕОНОРЕ: Теперь? Теперь мы – никакие. Все ждем, когда же закончится одно-единственное мгновение, и уже хочется, чтоб оно поскорей закончилось.
ДА СИЛВА: Ждать – хуже всего. Ждать я никогда не умел. Всегда
и всего мне хотелось сразу. Этим я себя и наказывал.
ЛЕОНОРЕ: Не скажи, любимый. Почти все тебе удавалось. Причем
– сразу. Ты очень ярко жил.
ДА СИЛВА: Даже слишком. До ослепления. Не замечал слишком
многого. Вот за это мне и воздается! За всех неудачников, за моих
завистников, которых я и не знаю… Но за что воздается тебе?!
ЛЕОНОРЕ: Я была самой счастливой женщиной в Португалии.
Мне тоже завидовали, но я тоже не замечала никого рядом. Я
любила только тебя. Вызывающе любила, и этим причиняла кому-
то боль… Ведь так любить – все равно что шагать через квартал
бедняков в своих самых изысканных туалетах, переступать через
тела умирающих и разве что бросать через плечо милостыню. С
улыбкой.
ДАСИЛВА: Но почему мы во всем виним себя?!
ЛЕОНОРЕ: Потому что уже пора. Слышишь?
(Топот ног. Распахиваются двери. Появляются Иезуит и фигуры
под капюшонами)
ИЕЗУИТ: Не ждали, дон Антониу?
ДА СИЛВА: Ждал.
ИЕЗУИТ: Значит, вы готовы следовать за мной? Прошу! И вы тоже,
сеньора.
ДА СИЛВА: Она не пишет комедии
ИЕЗУИТ: Сеньора, вам придется следовать за нами.
ДА СИЛВА: Ох вы и мерзавцы! Ну, мерзавцы! Ан нет, так просто
вы нас не получите! (обнажает шпагу, фигуры бросаются на него.
Звуки борьбы –тяжелое дыхание людей, звон стекол, звуки падаю-
щих предметов, крик Леоноре « Антониу, прощай!» - все стихает,
все тонет во тьме.)
ГОЛОС: « Беспощадно карал Господь падших ангелов. Так точно
будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают
начальства и злословят высокие власти… »
(Вспыхивает факел, освещая фигуру избитого Да Силвы)
ДА СИЛВА: (себе) « И все делал Господь ради себя… Как не зна-
ешь ты путей ветра и того, как образуются кости во чреве беремен-
ной, так не можешь знать дело Бога, который делает все… » Мы
лишь средства, служащие Его целям… Безлики и безымянны. Удел
наш – следовать Его заветам. Не рассуждать и не оглядываться. Не
забегать вперед. Принимать все как должное. Все вообще. Всегда.
(Затемнение. Слышны крики волхвов: »Радуйтесь! Радуйтесь!
Свершилось! «. Высвечиваются фигуры волхвов, Марии с младен-
цем, Иосифа)
ВОЛХВЫ: Радуйся, благодатная!
МАРИЯ: Кто вы, добрые люди?
ВОЛХВЫ: Мы пришли за звездой! Мы пришли поклониться Ему!
ИОСИФ: Ему?
ВОЛХВЫ: О пресветлый наш! О великий! Сбылось! Родился царь
иудейский!
ИОСИФ: Да не шутки ли вы с нами шутите, пастухи?
МАРИЯ: Уходите!
(Волхвы отходят от них с криками: »Сбылось! Мы видели звез-
ду на Востоке! Великую радость возвещаем вам, люди! Звезда!».
Сталкиваются с Иродом, позади которого толпятся фигуры в се-
ром)
ИРОД (доброжелательно): О какой звезде так громко кричите вы,
пастухи?
ВОЛХВЫ: Она шла перед нами! И когда пришла, то остановилась
над тем местом, где был Младенец!
ИРОД: Младенец? Что за младенец?
ВОЛХВЫ: Да неужто забыл ты, Ирод, что написано через Проро-
ка?! Ныне родился в городе Давидовом Спаситель, Который есть
Христос Господь! Вождь, который упасет народ наш Израиля!
ИРОД: От кого же младенцу Христу упасать народ наш? Или нет в
царстве нашем закона? Или скудны нивы наши и голодны жители?
Скажи, народ, каково тебе в царствии моем?
ФИГУРЫ В СЕРОМ: Благословенен будь, Ирод-царь! Живи долго!
Правь нами, как правил!
ИРОД: Так на что же вам потребовался младенец?
ВОЛХВЫ: Он послан Всевышним! Во искупление грехов наших!
ИРОД: Дивно. Неужто сами вы не искупите грехи свои?
ФИГУРЫ В СЕРОМ: Искупим, царь!
ВОЛХВЫ: Вспомни! Было возвещено, что даст Ему Господь Бог
престол! И будет царствовать Он! И царству Его не будет конца!
ИРОД: То есть, младенец, родившийся под звездой, - царь?
ВОЛХВЫ: Воистину!
МАРИЯ: Как страшно!
ИОСИФ: Царь у нас с тобой родился, гордись! Избраны мы свы-
ше..
МАРИЯ: На великое, величайшее горе…
ИРОД: Итак, он - царь. А я кто же?
ФИГУРЫ: Царь! Царь! Да здравствует царь Ирод!
ИРОД: Как же так? Разве может быть два царя в государстве?
ФИГУРЫ: Нет! Такого не должно быть!
ВОЛХВЫ: » И скажет Он: » Никакой слуга не может служить двум
господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или
одному станет усердствовать, а о другом нерадеть… »
ИРОД: Так и что же нам делать? Может быть, мне уйти?
ФИГУРЫ: Не бывать тому! Не допустим!
ИРОД: Вы слыхали? Они хотят, чтобы царем оставался я, они меня
знают. Но кто знает наперед, как станет править вами Христос Го-
сподь? Не нашлет ли он глад и мор на землю, которую я взлелеял?
Не обратит ли во прах цветущие города наши?
ФИГУРЫ: Правь нами, Ирод! Правь ты!
ИРОД: Нет, я уйду. Я уступлю трон тому, кто предназначен Небом.
Если царь плох и нуждается в замене, то ни часа, ни минуты еди-
ной не вправе он…
ФИГУРЫ: Ирода хотим! Ирода! Ирода!
ИРОД: Но как же быть со знамением? А не могло так случиться,
пастухи, что вы – ошиблись?
ВОЛХВЫ: Звезда! Звезда на Востоке!
ИРОД: Звезд много. Ступайте с миром, волхвы, и не смущайте на-
род. Я же пойду взглянуть на чудесного младенца в город Давидов,
там и решу по справедливости, кому из нас быть царем.
ВОЛХВЫ: Все решено, Ирод! Свершилось! (уходят, крича здрави-
цы в честь младенца).
МАРИЯ: Тише, тише…
ИОСИФ: Они же славят его!
МАРИЯ: В том и горе.
ИРОД (Фигурам, указывая в небо): Видите ли вы там что-нибудь
необычное?
ФИГУРЫ: Ничего, владыка. Звезд ровно столько, сколько было
всегда.
ИРОД: Ну, если Он и не царь, то, без сомнения, скоро Его сделают
таковым…
ФИГУРЫ: Не позволим, государь!
ИРОД: Как же мы не позволим? Кто позволит нам не позволить? И
мы ведь даже не знаем, который из младенцев…
ФИГУРЫ: Да который-то-нибудь точно! Бей! Бей всех!
(Фигуры обнажают мечи, мечутся по сцене. Слышны душераз-
дирающие крики. Стонет Мария. Бессильно уронив руки, замер
Иосиф. Ирод перевоплощается в Жоана Пятого).
МАРИЯ (Иосифу): Сделай же что-нибудь! Не стой так!
ИОСИФ (бросается к Жоану): Ваше Величество! Ваше Величе-
ство, послушайте! Даже если один младенец виноват перед вами…
А он тоже не виноват!...Так ведь они же всех мальчиков! И юно-
шей! И даже беременных женщин!...Что творится, Ваше Величе-
ство!!
ЖОАН (окликает Пауло): Эй, любезный! Что там творится?
ПАУЛО: Все в порядке, Ваше Величество. Правьте спокойно.
ЖОАН: Видит Бог, я не желал этого.
МАРИЯ: На помощь!!
(Появляются Сарамаго и Меркурий)
МЕРКУРИЙ: Мы здесь! Бери младенца, Сарамаго! Бежим!
(бегут, лавируя между фигурами с мечами)
ПАУЛО (преграждает им путь): Куда?!
САРАМАГО: Мы? Туда! Мы на рынок! Торговать рыбой!
(Слышен плач младенца. Пауло становится в стойку)
ПАУЛО: Где?!...
САРАМАГО: Что? А-а! Это вот он! Он у нас дурачок!
(Меркурий плачет, как новорожденный)
САРАМАГО: Больной человек, юродивый! Пропустите нас, госпо-
дин, а то денек нынче жаркий, рыба может протухнуть! А это вам!
На уху! Задаром отдаю, уж больно мне шишак ваш понравился!
(убегают)
ИОСИФ (беспомощно): » Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и
вопль великий: Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться,
ибо их нет… »
ЖОАН: Этого не я пожелал – они. В конечном же счете, этого по-
желал Он сам. Ибо сказано: »Все сделал Господь ради себя и даже
нечестивого блюдет на день бедствия..»
ИЕЗУИТ (появляется в камере Да Силвы): Я в таком горе, дон Ан-
тониу, в таком ужасе от того, что вы сотворили… Я стыжусь глаза
поднять к небу. Ибо и я виновен в том, что вы сделали.
САРАМАГО: А младенчик-то – вот он!
МЕРКУРИЙ: Живехонек! (убегают)
ДА СИЛВА: Он не мог желать крови. Он истинный, имя которому
– Свет. Я Его помню, вспомнил…
ИЕЗУИТ: Что? Что вы такое сказали?
ДА СИЛВА: Я думал, мне снилось это. Будто я на заре выхожу из
нашего дома в Рио. Выхожу, потому что меня зовут – не голос и не
музыка, а как бы то и другое разом. Я босой, маленький, иду под
купами огромных деревьев, и мне так вольно, так радостно! Меня
все любят, и я все понимаю – каждый лист, каждую травинку, цве-
ток… А солнце – как ладонь Бога… Нет, Он не может испытывать
нас жестокостью! Вы подменили Его. Царствие Его кончается на
папертях ваших храмов. Вы живете, чтоб поддерживать в нас мрак.
Великой империи нужна великая ненависть, без которой невозмож-
но бряцать оружием.
ИЕЗУИТ: Вы впали в ересь повторно.
ДА СИЛВА: Я впервые впал в ересь. Напишите сами мои показа-
ния, как вы их себе мыслите, я прочту и распишусь. В том случае,
конечно, если это не будет касаться третьих лиц.
ИЕЗУИТ: Если бы я имел право оскорбиться, я ушел бы от вас с
раной в душе. Но Господь велит мне быть терпеливым. Хотя мне
трудно. Ничего чудовищней того, что сейчас наговорили здесь вы,
я не слышал за всю мою жизнь.
ДА СИЛВА: У каждого своя истина.
ИЕЗУИТ: Так не бывает. Как нет двух сфер небесных или трех
твердей земных. Вы далеки от истины потому уже, что вы – нена-
видите. Вы ненавидите Португалию.
ДА СИЛВА: За всех ее рабов!
ИЕЗУИТ: Один из них, по крайней мере один, не уполномачивал
вас на это. Вы оскорбляете мои чувства с такой же легкостью, с
какой пишете свои диалоги. Вас подавляют, полагаете вы, и духов-
ная и светская власть, но вы сами?! Когда берете на себя наглость
отвергать все, что лично вам не по нраву?! Чем же вы лучше нас?
ДА СИЛВА: Я никого не лишаю жизни за убеждения.
ИЕЗУИТ: За неимением возможностей! Но вы –пытаете, вы мучае-
те, как самый изощренный палач… Мне больно говорить с вами.
ДА СИЛВА: Я не навязываю вам свое общество.
ИЕЗУИТ: Я и хотел бы предоставить вас вашей судьбине. Я слаб и
нездоров. Но Господь велит мне принять бой с дьяволом, порабо-
тившим вас, дон Антониу.
ДА СИЛВА: Для этого вам следует ехать в Рим.
ИЕЗУИТ: Дай мне сил, Господи! Или пошли мне смерть! Я не
только слаб, но и глуп! Я самонадеян! Мне казалось, я знаю этого
человека, дона Антониу Жозе! Но я ошибся!
ДА СИЛВА: Вы можете причитать где-нибудь в другом месте?
ИЕЗУИТ: Как вы жестоки, как ожесточены! А ведь я еще надеял-
ся…
ДАСИЛВА: Оставьте меня!
ИЕЗУИТ: Хорошо. Но прежде объясните мне, во имя чего вы живе-
те. Сами-то вы хоть раз задавали себе этот вопрос? Сознаете ли вы,
что свобода воли и величие нации – понятия несовместимые? Моя
Португалия - это империя в зените могущества, а ваша? Задворки
Европы, захолустье… Вы вправе, конечно, весь мир ненавидеть в
моем лице, но я не постою ни за чем, дабы продлить звездный час
моего Отечества!
ДА СИЛВА: Эту ногу вперед и вскиньте правую руку. Так будет
эффектней.
ИЕЗУИТ (ударяет его по лицу и тут же закрывает лицо руками):
Простите меня. Я не должен был, я… Простите. Но и вы сами…
Вам не откажешь в христианском смирении, Да Силва Антониу
Жозе!
ДА СИЛВА: Довольно я пресмыкался перед вами. Я, человек, пор-
тугальский поэт, перед вами, безликой безымянной гадиной!
ИЕЗУИТ: Гадиной? Безликой и безымянной? Что ж, вы правы,
дон Антониу. Таковы мы и есть, черви земные, ибо мы отдали
служению все, что имели – наши помыслы, имена, лица… Но ведь
и вы –один из нас, как бы вы ни кичились своим дарованием. Вы
станете таким же прахом, как я. С той разницей, что на смену мне,
безликому и безымянному, придет другой, такой же, как я. А кто
придет вам на смену?
ДА СИЛВА: Мой сын.
ИЕЗУИТ: Он не родится.
ДА СИЛВА: Вы?!...
ИЕЗУИТ: Ему рождаться не должно, дабы не унаследовал он вашу
ненависть и не воспылал жаждой мщения. Сам Господь того не до-
пустит. Я же…
ДА СИЛВА: Вы поможете Господу отвратить и эту беду?
ИЕЗУИТ: Не богохульствуйте, вы!
ДА СИЛВА: Скажите-ка, у вас была мать? Как она звала вас, когда
вы были ребенком?
ИЕЗУИТ: Зачем вам?
ДА СИЛВА: Так все-таки!
ИЕЗУИТ: Не желаете выслушать обвинение?
ДА СИЛВА: Нет.
ИЕЗУИТ: Вы адвокат…
ДА СИЛВА: Я поэт. И то, что делается сейчас – запомните! – это
играется моя лучшая пьеса! Мое действо во имя Бога!
ИЕЗУИТ: Не хочу огорчать вас, дон Антониу, но если бы у вас все
же достало серьезности поразмыслить… Во имя чего вы жили и
ради чего умрете? Ведь не затем же, чтоб сотни две дураков поржа-
ли в театре прежде, чем полезть к женам?
ДА СИЛВА: И написать сотни две доносов? А им вдруг стало не до
того!
ИЕЗУИТ: Одно другому не помеха, не обольщайтесь… А ведь вы,
как никто могли бы восславить Португалию!
ДА СИЛВА: Я старался ее прославить. Комедиями. Может статься,
я не смог этого…
ИЕЗУИТ: И слава Богу! Такая слава была бы паче бесчестия! Вы
пренебрегли духом нации, ее умом, совестью, добродетелями! Вы
сделались певцом низменного! Пошлость – вот что питает ваш
талант! Вы упиваетесь скотским состоянием человека! Тем при-
митивным, животным, что есть в нем! Вы продлеваете обездолен-
ность тех, кто ходит на ваши пьесы! Да, да! Ибо вы доставляете им
удовольствие, вы потакаете их убожеству, и у них нет нужды расти!
ДА СИЛВА: Аутодафе – это из области высокого искусства, конеч-
но?
ИЕЗУИТ (с порога): Матушка моя, царствие ей небесное, звала
меня Мануэлом. (выходит).
ДА СИЛВА: Мой сын не родится… Боже! Ни на час не наступало
здесь царствие Твое! Ни на миг! И настанет ли хоть в кои-то веки?!
Крестной мукой пытался Ты искупить людские грехи, и что же?!
Они привыкли к мукам за себя! Им требуется все больше и больше
крови! Твое творение вышло из-под Твоей власти, и Ты стоишь,
бессильно уронив руки?! Ответь!! А может быть, Ты – всего лишь
плод человеческого воображения, наша мечта о добром и справед-
ливом начале?! Ответь!! В хаосе мирозданья мы сами отделили
свет от тьмы и нарекли его именем Твоим?! Господи! (плачет) Про-
сти меня, Господи! Прости мне гордыню мою, прости!!
ИЕЗУИТ (из темноты): « Выслушаем сущность всего… ибо всякое
дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо оно или худо… »
Леоноре Мария Карвальо! Вы меня слышите? Понимаете?
(Горит свеча. Леоноре стоит перед Иезуитом, прикрыв ладонями
живот)
ИЕЗУИТ: Я был только что у вашего мужа. Он гибнет.
ЛЕОНОРЕ: Он заболел? Или?...
ИЕЗУИТ: Он гибнет душой.
ЛЕОНОРЕ: То есть, он не признал себя виновным?
ИЕЗУИТ: В том-то и горе, что он готов признать себя, кем угодно
– магометанином, африканским идолом, Вельзевулом… И не под
пыткой, а по собственной воле. Грош цена такому признанию!
ЛЕОНОРЕ: Неужто раскаяние свое он должен разыграть перед
вами?
ИЕЗУИТ: Я не нуждаюсь в формальном отречении. Я трепещу за
дона Антониу, ибо он… Сеньора! Храм Господний он сравнил с
театром! Он мне так и заявил, что, мол, в церкви люди удовлетво-
ряют свою неосознанную потребность лицедействовать! Сеньора,
я не знаю, что мне делать с ним, для него! Искренне вам признаюсь
– не знаю! Он закостенел в грехе!
ЛЕОНОРЕ: Он талантлив. Очень. От Бога.
ИЕЗУИТ: Он не желает направлять свой талант! Не хочет за него
отвечать! Он его почти не осознает! Во всяком случае, он пользует-
ся им, как новым камзолом, чтобы пощеголять в толпе!
ЛЕОНОРЕ: Неправда. В обычной жизни он легкомысленный и
даже взбалмошный человек, но в работе… Он счастлив, когда
пишет, он светел . Может быть, поэтому он и не приспособился к
миру, что не умеет себя насиловать.
ИЕЗУИТ: Он не желает прилагать усилий. В то время как служе-
ние истине, в том числе и в искусстве, требует постоянных усилий
души. Что до устройства мира, сеньора… Не дело женщины рас-
суждать, хорошо или худо устроен мир , ее назначение – обживать
его, каков бы он ни был. Вы же в силу праздности вашей тщились
рассуждать, а так как вы являетесь существом более зрелым, чем
дон Антониу…
ЛЕОНОРЕ: То это я и настроила его против Истины? Что ж, пусть
будет так, если это послужит его спасению.
ИЕЗУИТ: Вы не поняли. Я хочу только, чтоб вы осознали свои за-
блуждения, избавились от них, очистили свои помыслы, и тогда…
Вы поможете дону Антониу. Лишь вы одна способны помочь ему.
Вы растлили походя его незрелую душу, вы же и возродите ее для
великих дел.
ЛЕОНОРЕ: Для дел?...Сударь, простите, я, наверное, с ума схожу…
ИЕЗУИТ: Присядьте. Выпейте воды.
ЛЕОНОРЕ: Мне кажется временами, что истина - это не более,
чем звук… Древний звук, смысл которого мы забыли. Что-то вроде
шума воды вдали… Вы дарите надежду, но требуете взамен невоз-
можного. Талант Антониу не сможет носить сутану.
ИЕЗУИТ: Этого и не требуется.
ЛЕОНОРЕ: Тогда?...Зачем вам Антониу?
ИЕЗУИТ: Вы любите его?
ЛЕОНОРЕ: Да.
ИЕЗУИТ: И я. Но для вас любовь – чувство, для меня же – дей-
ствие, независимое от чувств, ибо я отвечаю за благополучие
вверенного мне мира. И я жил сиеминутным, жаждал радостей,
наслаждений, в миру грешник по имени Мануэл Родригеш, пока не
понял однажды, что человек - это всегда лишь часть целого, подоб-
но тому, как капля воды – не океан, а щепотка земли – не твердь.
Жизнь требует спаянности, ее спасение в монолитности, и было бы
ошибкой считать, что какой-то иезуит преследует какого-то поэта
из чувства личной или общественной неприязни. Дон Антониу не
отделим от меня. С меня спросится за дона Антониу.
ЛЕОНОРЕ: Но жизнь без радостей, только лишь в силу долга?...
ИЕЗУИТ: Оставьте! Я вовсе не ратую за то, чтобы изгнать из по-
вседневности красоту! Наряды дам, их украшения, тонкая посуда
в домах, стать коней – все это по-прежнему ласкает мой взгляд.
Наряжайтесь на здоровье, сеньора, танцуйте, играйте на клавеси-
нах! Отнюдь не все могут возвыситься до полного аскетизма, лишь
избранные. Таковы мы с доном Антониу, а избранным полагается
отличать вечное от сиеминутного. Есть высшая радость в том, что-
бы усмирять свои суетные желания. Превозмогая их, мы движемся
к совершенству. А я физически ощущаю, как дон Антониу тянет
меня вниз, вспять… Он противостоит Господу, а за спиной его ки-
пит первозданный хаос.
ЛЕОНОРЕ: Мне кажется, вы создали для себя собственного Анто-
ниу.
ИЕЗУИТ: Я всего лишь воспринимаю его таким, каким он был
задуман Создателем. Вы же были одной из те, кто столкнул его с
пути истинного!...Еще не поздно искупить
ЛЕОНОРЕ: Я почти мертвая…
ИЕЗУИТ: Вы любите. Вы носите под сердцем маленького Да
Силву. Кто дал вам право говорить о смерти, когда от вас требуется
деяние?! Вы не заслуживаете смерти! Вы соберете все свои силы!
Вы исполните свой христианский долг!
ЛЕОНОРЕ: А что потом, монастырь?
ИЕЗУИТ: Прежней Леоноре не будет. А той, что сменит ее, не при-
дет на ум задать подобный вопрос. Так вы готовы идти?
ЛЕОНОРЕ: Теперь же?
ИЕЗУИТ: Не оступитесь, если хотите стать матерью.
(Освещается камера Да Силвы. В ней Да Силва, Сарамаго и Мер-
курий
МЕРКУРИЙ: Раз уж позволил тебе Господь людей веселить, зна-
чит, Ему это угодно!
САРАМАГО: Не забивай ты себе голову ерундой. Думай, как вы-
кручиваться. А люди…
МЕРКУРИЙ: В конечном счете, они тебя и сожгли. Сожгут.
ДА СИЛВА: Они?!
САРАМАГО: Уверяю тебя, ни одной своей комедией ты не доста-
вил зрителям удовольствия большего, чем зрелищем твоей казни!
МЕРКУРИЙ: Но ты, брат, не больно их осуждай. Как только твой
костер договорит, в театре Байро-Альто поднимется занавес, и
наши реплики прямо-таки утонут в их хохоте!
ДА СИЛВА: Значит, я сгорю…
МЕРКУРИЙ: Как сам решишь. Вот уже, идет твой ангел-хранитель…
ДА СИЛВА: Постарайтесь пережить меня.
САРАМАГО: А ты не помирай прежде смерти. Не все еще потеря-
но!
(Исчезают. Входит Леоноре)
ЛЕОНОРЕ: Антониу…
ДА СИЛВА: Леоноре?...
ЛЕОНОРЕ: Не гляди на меня так. Вообще лучше на меня не гляди.
Я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
ДА СИЛВА: Леоноре! (обнимает ее) Тебя допрашивали? Тебе
предъявлено обвинение? Они, надеюсь, не…
ДЕОНОРЕ: Нет, меня не пытали. Мне сказали, напротив, что все
может обойтись.
ДА СИЛВА: Если?...
ЛЕОНОРЕ: Да, милый. Если ты раскаешься.
ДА СИЛВА: Я раскаюсь
ЛЕОНОРЕ: А потом ты должен будешь отработать свое право на
жизнь.
ДА СИЛВА: Я люблю тебя больше, чем свою жизнь.
ЛЕОНОРЕ: Тогда ты выполнишь мою волю. Ты бежишь из Пор-
тугалии!
ДА СИЛВА: Зачем?
ЛЕОНОРЕ: Прежней жизни не будет. Если нас выпустят отсюда,
я уйду в монастырь. Я дала обет Господу. И нашего сына, если
он родится, я посвящу Ему. Пусть хоть дитя наше живет в мире и
согласии с окружающим! Ты же, коль ты и впрямь еще меня лю-
бишь… Я буду молиться за тебя. Я буду молиться, и Господь тебя
не покинет! (рыдает)
(Плач Леоноре заглушают причитания Служанки. Служанка сидит
на краю постели, Пауло трясет ее за плечо)
ПАУЛО: Ты чего это, а? Чего развылась?
СЛУЖАНКА: Не знаю
ПАУЛО: Ты мне это брось, девка. Или боишься, что обрюхатил
тебя, а сам деру дам? Так я не из таких!...Слышишь, нет?
(Служанка кивает, продолжая всхлипывать)
ПАУЛО: Деньжата у нас имеются, так что можно и под венец. Хо-
зяйством обзаведемся. Да что ты ревешь-то?!
СЛУЖАНКА: Не знаю.
ПАУЛО: А может, жалеешь? Хозяйку свою, потаскуху вальядолид-
скую?
СЛУЖАНКА: Грешна я, Пауло!
ПАУЛО: Оно конечно, надо было раньше тебя к алтарю повести,
да все думал – успеется! Сперва дом купить думал, чтобы сразу
нам из церкви – да в свои стены. Свадьбу тоже справить хотел по-
людски, с танцами, с музыкой. Теперь-то какая музыка, ну да – на
крестинах попляшем! (притягивает ее к себе)
СЛУЖАНКА: Ой, оставь ты! Дай поплакать всласть!
ПАУЛО (после паузы): Думаешь, я не знаю, по кому голосишь?
Нравился он тебе.
СЛУЖАНКА: Нет, Пауло, нет, что ты!
ПАУЛО: Я эти вещи очень даже хорошо подмечаю А что не согре-
шила ты с ним, так потому, что он не захотел тебя, девка.
СЛУЖАНКА: Пауло!
ПАУЛО: Ладно, уймись.
СЛУЖАНКА: Ой, дурной ты, Пауло! Ой, не могу! Надо, вот,
встать, двери прикрыть! И белье у меня не стирано, и в лавочку
сбегать надо, а я… Не любишь ты меня, Пауло! Все кричишь на
меня, все-то ты сердитый, все хмурый! Еще и ревновать выдумал!
ПАУЛО: (примирительно) Оттого и хмурый, что жизнь такая. Из-
ловчись попробуй, чтоб и лавку купить, и товару, и утварь в дом! А
там дитя народится, опять расходы!
СЛУЖАНКА (вдруг): Ох, и дрянь же я, Пауло!
ПАУЛО: С тобой, девка, одна морока. Ничего, жизнь наладим, баш-
маки я тебе новые справлю, с каблуками. И лент накуплю, и гребе-
нок. Я ведь и плотничать могу, и каменщиком подвизался, за мной
не пропадешь! Глядишь, в купцы выбьюсь. А что? Мне б малость
подучиться, я б такими делами ворочать стал – закачаешься!
СЛУЖАНКА: Не простится мне оговор.
ПАУЛО: Благое дело мы с тобой сделали, богоугодное!
СЛУЖАНКА: А вот страшно мне, и все тут! Самой себя страшно!
И жалко-то всех, так всех жалко! Я шла тут и птичку видела мерт-
вую. Маленькую такую! Грудка зеленая, а лапки поджаты! Глянула
я – и в слезы! И вот все плачу и плачу, и сама не знаю, что это со
мной такое! И все нищие мне вспоминаются – какие у них ладони.
И покойники.
ПАУЛО (после паузы, в течение которой он внимательно ее рассма-
тривал): Не сына ты носишь под сердцем. (выходит).
(Плач Служанки – жалобные причитания женщины – смолкает в
отдалении. Горит свеча. При свете ее Иезуит перебирает бумаги
у себя на столе. Пауло, напевая гнусаво, протирает полы в камере
пыток)
ПАУЛО: Я свою красотку встретил
За деревней на закате
Не сумел сдержать я страсти
И красотку обрюхатил.
(Иезуит красноречиво покашливает)
ПАУЛО: (не слыша) Не видать мне счастья с нею,
Не видать его с другою,
Солнце яркое померкло
Над моею головою.
МЕЗУИТ: Сеньор Пауло, а скажите-ка мне по совести… Что вы
думаете о Да Силва Антониу Жозе?
ПАУЛО: Я? У меня, сеньор инквизитор, своих дум невпроворот. Но
я б хоть сегодня поджег хворост в его костре. Если б, конечно, мне
доверили такую честь.
ИЕЗУИТ: Его называют португальским Плавтом.
ПАУЛО: Кем, кем называют? А главное дело, кто? Такие же ерети-
ки, как он сам. Бумагомараки!
ИЕЗУИТ (задумчиво): Да, да...
ПАУЛО: Вы простите, конечно, что я к вам лезу со своими сове-
тами. Но я этого Да Силву очень даже хорошо знаю. Девка моя,
невеста, в его доме служила. Нельзя его выпускать!
ИЕЗУИТ: Однако! А с чего вы, собственно, взяли, что я собираюсь
его выпустить?
ПАУЛО: Да так. Ниоткуда… В городе слышал.
ИЕЗУИТ: А поточнее можно, сеньор Пауло? Что именно говорят в
городе о моей скромной особе?
ПАУЛО: Я краем уха слышал. И не про вашу милость, а про Да
Силву. Удачлив он слишком. От лукавого это! Добрым христианам
не бывает такого везения! Уж как пыжутся иные, уж как стараются,
и пьесы-то пишут высокопристойные, нравственные, а ничего у
них нет, окромя чернильницы да смены белья! Он же…
ИЕЗУИТ: Понятно. А вы не слышали краем уха, что колдун Да
Силва крутит мною, как хочет? Или что он купил меня за большие
деньги, вырученные от постановки комедий? Говорят, мы на пару
собрались бежать за границу. Разве нет?
ПАУЛО: Чего не знаю, того не знаю. А уж что слышал, о том вам и
довел. Потому как я к вашей милости со всей душой.
ИЕЗУИТ: Прекрасно. Жаль, я вас недооценивал.
ПАУЛО: Когда бы я знал, что вы так разволнуетесь, я б еще по-
толкался в толпе, повыпытывал, что откуда идет, но я ж ведь… У
меня, как я уже говорил, своих дел хватает. Я, сеньор, мечтаю дело
завести. Торговый дом я хочу открыть.
ИЕЗУИТ: О?!
ПАУЛО: Хватка у меня есть, да и умом Господь не обидел. Одно
плохо – грамоты я не знаю. Вот если бы вы, сеньор…
ИЕЗУИТ: Что?
ПАУЛО: Может быть, сеньор инквизитор обучит меня счету и
буквам? А я в долгу не останусь. Я, сами знаете, парень ушлый,
толковый…
ИЕЗУИТ: Да, да… (упавшему на колени Пауло) Встаньте, встаньте,
сеньор Пауло! Ваши намерения достойны истинного патриота.
ПАУЛО: Вот и я так думаю.
ИЕЗУИТ: Но одних намерений мало. Открыть торговый дом - это,
наверное, потребует больших денег. Неужели они у вас есть?
ПАУЛО: Выкручусь! С Божьей-то помощью! Человек я неприве-
редливый, на себя ничего почти что не трачу. Коплю. Ни от какой
работы не бегаю. Курочка по зернышку клюет!
ИЕЗУИТ: Я буду рад оказать вам содействие в ваших планах. Во-
первых, вы сможете его немного заработать, во-вторых… Сеньор
Да Силва, о котором мы только что говорили, он, я думаю, охотно
обучит вас грамоте.
ПАУЛО: Кто –обучит?! Да Силва?! Так ведь он же – отрекся…
ИЕЗУИТ: На словах.
ПАУЛО: А иначе он и не отречется. Закостенел он! Вконец! На
костер его, и вся недолга!
ИЕЗУИТ: Сеньор Пауло, запомните, зарубите себе на носу: мы не
людоеды, не истребители людей – мы ловцы душ, мы слуги Го-
сподни, а Он не только беспощаден, но и милостив. Победа над
силами тьмы – вот что составляет смысл наших жизней. И чем
труднее нам дается победа, тем она драгоценней. И вы займетесь
Да Силвой, любезный сеньор Пауло, вы займетесь им столь же
самозабвенно, как занялись бы своим предприятием. Вы человек
толковый, сообразительный, у вас отменная память. Лучшей кан-
дидатуры, чем ваша, нам не найти. Уверен, святые братья одобрят
мой выбор.
ПАУЛО: Но…
ИЕЗУИТ: И вот еще что. Разузнайте получше о связях вашего по-
допечного. Он, как вы знаете, не назвал ни одного имени, а ведь по-
роду своих занятий он с очень многими встречался. Желаю удачи.
(уходит)
(Пауло, остолбенев, смотрит ему вслед. Потом бормочет сквозь
зубы: »Выродок!». Внезапно взбеленившись, пинком опрокидывает
ведро. Почти сразу успокаивается.)
ПАУЛО: Ничего, сволочь, и до тебя доберемся. Не все коту масле-
ница. (поднимает ведро. Продолжая заунывно напевать, моет пол.
Действие перемещается вспять, в кабинет Да Силвы. Полдень. Да
Силва разглядывает апельсин, держа его на вытянутых пальцах.
Друг изображает Пиментана из его пьесы).
ДРУГ: » Заметьте, сеньор Абдолоним, что наши театры освобож-
дены от десятины и от десятистиший, но раз вы так шикарны… »
Антониу!
ДА СИЛВА: (поднимает апельсин выше) Как он мне нравится! Он
был сотворен с любовью, по образу и подобию солнца!
ДРУГ: Запри-ка дверь, дорогой. Я принес кое-что любопытное.
(достает книгу).
ДАСИЛВА: Потом. Не обижайся, но сегодня я – сама праздность. Я
ощущаю себя родным братом вот этого апельсина! С той разницей,
что я еще зрею.
ДРУГ: Ты новое пишешь?
ДА СИЛВА: Я зрею. И, представь, я всем доволен!
ДРУГ: Так не бывает. А поскольку замечательную книгу сию мне
доверили только на сегодняшний день, я вынужден пробудить тебя
от сладкого сна. Погляди в окно!
ДА СИЛВА: Боже!
ДРУГ: Ты не туда смотришь.
ДРУГ: Это ты смотришь не туда! Ты на нее погляди! Какие у нее
плечики! А как она идет, как идет в этих своих пыльных юбчонках!
Неужели не нравится?! А я безумно люблю таких девушек! С их
улыбками, платочками, дешевенькими сережками!...Бог мой! Да
это же Андреа, наша служаночка! (хохочет)
ДРУГ: А вон тех господ в черном ты не приметил? Может статься,
они вот-вот постучат в твою дверь.
ДА СИЛВА: Чему быть, того не миновать! Но зачем же умирать
прежде смерти? Пригуби лучше вот это вино. В нем все полудни
июля. Закрой глаза, и ты увидишь ослепительную равнину. А на
ней – высокие желтые цветы. Будто свечи под ясным небом! Со-
светия, сосвечия! Неподвижность! Все как век, как двадцать веков
назад, как до нас! Стоит этим проникнуться, и так становится хоро-
шо! Так спокойно! Радостно! Уже ничто не страшит!
ДРУГ: » Смерть всегда страшна. По мне
Лучше, если боль мгновенна.
Смерть на медленном огне
Злейший путь в своей длине… »
ДА СИЛВА: Ты помнишь мои старые стихи?
ДРУГ: Они обо мне.
ДА СИЛВА: Мда, научились мы лить воду на мельницу господ
инквизиторов! А ведь власть их над нами начинается в нас самих!
Что как не наше уныние служит их торжеству? Меж тем, как жизнь
всегда больше смерти. Сколько бы ее ни было! Даже если впереди
всего час - в нем все эти птицы, и вон та девушка с корзинкой, и он
(вертит апельсин). Оранжевая капелька жизни, он один перевеши-
вает смерть. Хотя он намного меньше твоей души.
ДРУГ: Все так, Антониу, живи мы в мире, который принадле-
жал бы нам. Ты уже побывал в их застенках. Там не до красоты.
Что-что, а строить ад на земле они научились мастерски.
ДА СИЛВА: Они не всемогущи. Да, они могут истерзать нашу плоть, но отнять мир, запечатленный в душе?...
ДРУГ: И его можно превратить в орудие пытки.
ДА СИЛВА: Если ощущать себя отторгнутым от него, изгнан-
ным… Если жалеть себя, то да, очень скверно…
ДРУГ: А нам не за что себя пожалеть?
ДА СИЛВА: Вероятно, свою жизнь надо воспринимать такой, како-
ва она есть.
ДРУГ: Так проповедуют ОНИ.
ДА СИЛВА: Они проповедуют однообразие и покорность. Я о дру-
гом. Грош мне цена, если какой-то иезуит сможет отнять у меня
мои видения, фантазии, картины прошлого - все! Значит, я очень
мало любил мир Божий! Но в последнее время меня переполняет
такое чувство… Я - и дерево на вершине скалы, и цветок у ее под-
ножия. Я – океан в дождь!
ДРУГ: Тебя переполняет вдохновение, дорогой. Дай Бог, чтобы оно
не покидало тебя подольше, ибо затем и ты впадешь в мрачность.
ДА СИЛВА: Послушай! А не поехать ли нам вместе в какую-
нибудь деревеньку под Лиссабоном? Когда сбор винограда закон-
чится. На свадьбу или на крестины. Мы наденем простое платье,
будем пить вино из глиняных кружек, и горланить песни, и пля-
сать! У девушек в танце юбки взвиваются до колен, а парни… Не
советую тебе заглядываться на девушек!
ДРУГ: И зачем нам туда? Неужели в театре тебе не хватает театра?
ДА СИЛВА: А вот съездим, тогда и поймешь! Мне кажется, без ве-
ликих идей мы были бы куда вольней, естественней и счастливей!
ДРУГ: Нас не было бы вовсе без великих идей. Мы состоим из них.
И крестьяне твои - в том числе. Хотя и не сознают этого.
ДА СИЛВА: Но, знаешь, они все-таки ближе к истине! Может
быть, оттого, что они ближе к земле и к небу? Они-то чувствуют,
что и сны мулов, и океан в дождь – все здесь! (протягивает апель-
син) Мир принадлежит им. Вот поэтому и я хочу принадлежать им.
ДРУГ: Береги тебя Бог, Антониу, с тобой тепло. (отходит от него
с апельсином в руке) Сны мулов… Океан в дождь… Все здесь – в
капле вина, в нем, во мне… Жизнь. А свобода?
(Фигуры под капюшонами медленно обступают его)
ДРУГ: Для нее нам не хватает самих себя. Дети победоносных
идей – мертворожденные дети. Чтобы воскреснуть, мы вынуждены
заново творить для себя весь мир. Причем, творить его в обратном
порядке – начиная от дня седьмого…
(Замечает фигуры, мечется между ними, все более пугаясь, но они
теснят его к авансцене, и он останавливается, с апельсином в без-
жизненно упавшей руке)
ДРУГ: Когда я впервые заподозрил сеньора Да Силву в инакомыс-
лии? Вчера, наверное. Да! Я зашел к нему на чашечку кофе. Мимо
проезжал и зашел. Я изредка, по старой дружбе, заезжаю к сеньору
Да Силве, хотя все реже… Так вот, вчера… Между нами завязался
разговор. Сперва совсем безобидный, но потом вдруг Антониу… то
есть, сеньор Да Силва… Нет, сударь, увольте, я не помню дослов-
но, тем более что разговор был долгий, под вино, и все больше на
отвлеченные темы… И ведь я могу ошибаться!...Хорошо, я скажу.
Мне показалось… Мне показалось, что Антониу - ведьмак. Я по-
тому и не пришел тотчас – мне надо было собраться с мыслями, с
духом… По природе своей я человек робкий… Я… (поднимает к
лицу руку с апельсином, шепчет, будто прощается) В капле вина,
во мне… Смерть и ничего, кроме. Отныне и до конца дней! Ибо
даже он куда больше моей души.
(Вспыхивает яркий голубой свет. Между высокими желтыми цве-
тами бегают со смехом друг за другом ДА СИЛВА и ЛЕОНОРЕ)
ЛЕОНОРЕ: Как хорошо, как хорошо, как прекрасно! Я лечу, Анто-
ниу! Я вот-вот совсем улечу! Лови меня, Антониу!...
(Удар грома. Действие переносится в камеру Да Силвы. На полу,
на соломе – оборванный и заросший Пауло. Да Силва, тоже обо-
рванный и заросший, бродит по камере)
ДА СИЛВА: «Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не оста-
нется памяти у тех, которые будут после… » Об океане в дождь..
Но тогда – зачем все?
ПАУЛО: Да что вы бормочете там? Что бродите? И без того тошно!
Эх! Сейчас бы в трактир, за крепкий дубовый стол! По стаканчи-
ку бы красного! И к девкам! А? Неплохо? Насчет девок? Вы как,
сеньор?
ДА СИЛВА: Я? Я не брит. К тому же это едва ли понравится Лео-
норе. Как вы думаете, Пауло, мне позволят увидеть жену и ребенка?
Они исполняют последние желания обреченных?
ПАУЛО: Мне-то почем знать! У меня у самого девка осталась брю-
хатая. Уж верно, разродилась давно. И с чего это вы взяли, что нас
казнят?
ДА СИЛВА: Не нас, Пауло, - меня.
ПАУЛО: Вы что же, не верите в милость Божию?
ДА СИЛВА: Большей милости для меня быть не может.
ПАУЛО: Бросьте. Не так уж вам паршиво жилось! А насчет девок..
Так я вам и поверил! Вы что же, ни с одной актеркой, ни разу? Для
чего ж тогда в театр ходили? Мне знать охота, в этом деле они ка-
кие? Как все прочие бабы или?...Да бросьте вы ходить! Отсюда все
одно не уйдете! А если все-таки… Сеньор! А давайте мы с вами
уговор заключим! Если один из нас выйдет на волю, чтоб о другом
весть принес. Я вам дружков своих назову и одной девки дам адрес
– той, что я брюхатую бросил…
ДА СИЛВА: Пауло, я знаю, кто вы.
ПАУЛО: Что значит, кто я?! Человек!
ДА СИЛВА: А я кто, в таком случае?
ПАУЛО: И вы… А чего это вы вдруг?! Нет, вы объяснитесь! Не
первый день, поди, на одной соломе гнием!
ДА СИЛВА: Займемся-ка лучше делом. Вы еще не забыли, как
пишется ваше имя?
ПАУЛО: Забыл! И вы давайте от ответа не уходите! С чего вы взя-
ли, что я?...
ДА СИЛВА: Успокойтесь, Пауло. Я принимаю вас таким, какой вы
есть. Такой, как есть, вы сами же и просветили меня на свой счет.
ПАУЛО: Вот оно значит, как… Что ж, мы люди простые, у нас что
на уме, то и на языке. Зато мы на своих не стучим! Как некоторые
культурные! Утром они с вами кофеек дуют, а вечером осведомля-
ют, чего вы накропали, да чего наболтали! Не кто-нибудь, дружок
ваш закадычный вас первым и заложил!
ДА СИЛВА: Бедняга! Мне следовало оградить его от общения со
мной, но я был такой эгоист! В принципе, я был очень одинок, не
хотел терять его и оттого- предал…
ПАУЛО: Мудрено! Любите вы, чтоб все шиворот-навыворот было!
А чем он лучше меня, дружок ваш? Если по-честному? Его вы жа-
леете. А меня…
ДА СИЛВА: Вас я уважаю. За вашу цельность, Пауло. За вашу…
глинобитность. Вы удовлетворены?А теперь вернемся к нашим за-
нятиям. У меня мало времени. Займемся правом, Пауло. Вам очень
пригодится знание права.
ПАУЛО: Это почему же?
ДА СИЛВА: Вам еще жить да жить, а потому не зарекайтесь от
сумы и тюрьмы Итак, « кто станет настаивать на своей невино-
вности, того, как упорствующего, предадут огню а все имущество
конфискуют… Тот же, кто признает себя виновным, будет осужден
на пожизненное заключение с полной конфискацией имущества».
Что вам больше по вкусу?
ПАУЛО: Мне?....Так вы что думаете, он меня насовсем сюда?
Чтоб вас – на волю, и все шито-крыто?! Он к вам благоволил…
Нет! Шалишь! Не такая он важная птица, есть и поглавнее!
ДА СИЛВА: Не сходите-ка с ума, Пауло. Вы совсем не чувствуете
людей. Вы, кажется, вообще не понимаете, что здесь сейчас про-
исходит… .Что ж, если вы не хотите заняться правом, тогда мы
повторим алфавит. Сосредоточьтесь, Пауло. « А»!
ПАУЛО: Антониу Жозе Да Силва! Уродившийся аж где-то в Брази-
лии! Вам сколько лет?
ДА СИЛВА: Тридцать четыре.
ПАУЛО: Ага. Предстал в аутодафе, и ему был прочтен приговор с
указанием улик…
ДА СИЛВА: Чего-чего, а улик против меня у них нет.
ПАУЛО: Будут! Не открутишься! « И был он отпущен… »
ДА СИЛВА: Встаньте прямо. Это будет интересно, вот увидите.
Начинайте с этой фразы: » И был он отпущен… ».Продолжайте же,
Пауло! « светскому правосудию и власти… »
ПАУЛО: С конфискацией имущества!
ДА СИЛВА: Побольше пафоса, Пауло!
ПАУЛО; Ну-ну!...» и с просьбой отнестись к нему милостиво и не
проливать его крови… »
ДА СИЛВА: Плохо! Поменяемся ролями! И был он отпущен и
предан светскому правосудию и власти с конфискацией имущества...
С конфискацией, Пауло! Казне нужны деньги! Для великих дел во
славу нации! Поберегитесь открывать торговый дом.
ПАУЛО: Это вы – берегитесь! А такие, как я, нужны Португалии!
ДА СИЛВА: Поменьше пафоса, Пауло, здесь он излишен. Великой
Португалии, в идеале, нужны пустые головы и полные кошельки.
Второго у нас меньше, чем первого. Так, на чем мы остановились?
С просьбой отнестись к нему милостиво и не проливать…
ИЕЗУИТ (входит) : Может быть, у меня лучше получится? Анто-
ниу Жозе, брат мой, святой трибун6ал рассмотрел ваше дело и объ-
являет вас еретиком, отступником, упорствующим, отлученным от
церкви. Решено и постановлено, что вы должны умереть.
ДА СИЛВА (после паузы) : У вас получилось.
ИЕЗУИТ: Вы предупреждены и приготовлены к смерти, и дабы
вы могли осуществить сие как подобает, я останусь здесь, вашим
духовником…
ДА СИЛВА: Исполнить сие?...Как подобает?...
ИЕЗУИТ: Смиритесь же, наконец! И вам будет оказана последняя
милость: вас удушат гарротой прежде, чем сжечь.
ДА СИЛВА: Леоноре Мария?...
ИЕЗУИТ: Супруга ваша и матушка присуждены к пожизненному
заключению на усмотрение судей.
ДА СИЛВА: Бессрочное заключение.
ПАУЛО: Все-то тебе давалось легко, и слава, и денежки! За что, я
спрашиваю?!...Я тебе моей жизни вовек не прощу!
ДА СИЛВА: Мне?
ПАУЛО: Ага! Как до своей шкуры дошло, так и смех пропал!
ДА СИЛВА: Смех? Пожалуйста! О, сколь великую честь оказали
вы мне и семье моей! Смерть от гарроты! Вечное заточение! Я так
размок от умиления, что едва ли воспламенюсь! Смейтесь! Что же
вы не смеетесь?!
ПАУЛО: Смешно завтра будет.
ИЕЗУИТ: Побойтесь Бога, сеньор Пауло. Идите! Вознаграждение
вам выдадут в канцелярии.
ПАУЛО: Не вышло, значит, по-вашему?! Есть, значит,
справедливость-то, есть! (Да Силве) А торговый дом я открою, не
сомневайтесь Девка моя в доме вашем неплохо прибарахлилась!
Есть, выходит, и от вас людям польза! (выходит)
ДА СИЛВА (Иезуиту): Теперь он пошел доносить на вас.
ИЕЗУИТ: Увы, своей мошне он служит ретивей, чем Богу.
ДА СИЛВА: Да и вы не Богу служите, а сеньору Пауло и иже с
ним.
ИЕЗУИТ: То есть, народу Португалии.
ДА СИЛВА: Великому инквизитору. Не понимаете? Вы навязали
ему вашего бога, но теперь вы не отцы и не наставники для него -
вы его сыновья. Вы – те, кого он вывел в люди! Горбом, на хребте!
И вам не выйти из-под родительской воли – круг замкнулся. Вы
обречены потешать чудовище казнями.
ИЕЗУИТ: Мы не располагаем другим народом, более милосердным
и утонченным. Во многом, благодаря вам.
ДА СИЛВА: Я, как и вы, служил тому же самому чудищу, не то оно
бы меня отвергло, а я и так одинок, брат мой Мануэл. Вы как-то
обмолвились об общности судеб. Жаль, что я не понял вас тогда…
ИЕЗУИТ: Жаль. Я ведь даже не вас лично пытался спасти, дон
Антониу, и даже не вашу душу – я пытался посредством вас хоть
немного изменить к лучшему этот… кошмар.
ДА СИЛВА: Спасибо. Сами того не ведая, вы укрепляли мой дух.
Пока я считал вас умным и хитрым врагом, пока я не знал, что вы –
наивный простодушный мечтатель, вы помогали мне выстоять.
ИЕЗУИТ: Я иного добивался, совсем иного! В чем я был неправ,
где ошибся?!
ДА СИЛВА: В идее. Она оказалась слишком уж близкой сеньорам
пауло. Насилие в законе! Именем истины! Все самое мерзкое об-
рело высший смысл.
ИЕЗУИТ: В вас кричит ваше отчаяние!
ДА СИЛВА: Да! Ведь я пособничал вам!
ИЕЗУИТ: Останься вы в живых… что бы вы стали делать?
ДА СИЛВА: Не знаю. Наверное, начал бы работать иначе. А мо-
жет, и вовсе не стал бы марать бумагу. Да нет, я неисправим, я
по-прежнему писал бы комедии! Ведь Португалия, она и во мне. Я
был добрым португальцем, поверьте! Вероятно, поэтому так мне
горько сейчас! Уходить с сознанием того, что ты был не творцом, а
творением толпы, всего лишь плотью от плоти…
ИЕЗУИТ (после паузы) Дон Антониу… Я вам должен сообщить
следующее… Скрепите свое сердце. Супруга ваша и матушка бу-
дут присутствовать при вашей казни.
ДА СИЛВА (тоже после паузы) Уйдите. На вас у меня не осталось
времени. (подходит к Сарамаго и Меркурию) Будем прощаться.
ИЕЗУИТ: Молитесь, дон Антониу. Я не стану мешать вам.
ДА СИЛВА: За что?!...
САРАМАГО: Мы не знаем, Антониу. Вся труппа в недоумении.
МЕРКУРИЙ: Про тебя разное болтают, но ты не думай, мы тебя в
обиду не дадим.
САРАМАГО: Мы-то живы!
МЕРКУРИЙ: И ты, брат, вместе с нами.
ДА СИЛВА: Я – неизвестный автор. Они добились, чего хотели: я
стал безликим и безымянным. Неизвестный автор!
МЕРКУРИЙ: Грешно так говорить сейчас, но имя ты себе вернешь.
Уже вернул, считай. На костре.
САРАМАГО: Что-что, а свое действо во имя Бога ты сделал ма-
стерски!
ДА СИЛВА: Не утешайте. Я ничего не успел. Всего миг назад, в
Рио, я бегал по двору с собачонкой. А вон моя кружка на столе в
коимбрской таверне, я ее едва пригубил…
ИЕЗУИТ: Вы предали нас обоих. Вы отвергли меня, который был
послан вам свыше, бросили с чудовищем один на один. Но ваше
действо пишете не вы, и не вам ставить в нем точку.
МЕРКУРИЙ: Она уже поставлена.
САРАМАГО (протягивает Да Силве апельсин): Вот она.
ИЕЗУИТ: Я вас прощаю. Простите же и вы. (целует Да Силву).
(Появляются фигуры под капюшонами, забирают у Да Силвы
апельсин, вкладывают свечу в его руку)
ИЕЗУИТ: « И в семь часов утра начали выходить солдаты веры, а
за ними вынесли крест, одетый в черный покров и вышли двенад-
цать священнослужителей в стихирях, и вслед за ними осужден-
ные, каждый – меж двух служителей… »
ДА СИЛВА: Что там, на воле, весна?
МЕРКУРИЙ: Октябрь. Девятнадцатый день.
САРАМАГО: Ранняя осень в благословенных наших краях.
ДА СИЛВА: Встречай меня, Боже! Сейчас они разрушат храм Твой
- мою плоть – и я сольюсь с Тобой, как капля воды сливается с
океаном!
ИЕЗУИТ: Засим приступлено было к казням… (озирается, оказав-
шись вдруг в темноте и одиночестве) Да Силва! Что это?!
ДА СИЛВА: Вечность, наверное. Какой вы ее себе представляли.
ИЕЗУИТ: Перестаньте! Вы на редкость скверно шутите! Где вы?!
ДА СИЛВА: Везде. В пыли над дорогами, высоких желтых цветах,
воде, ветре…
ИЕЗУИТ: Вы не стяжали ни земной славы, ни благодати Божьей..А
ведь я предупреждал вас! Впрочем, о чем я теперь!
ДА СИЛВА: Идите сюда, Мануэл. Ну! Смелей же! Ловите! (бросает
ему апельсин, и сразу становится светло) Вы звали меня в агонии.
Я пришел встретить вас.
ИЕЗУИТ: Вы поведете меня к Нему?! Вы?!...Мне жутко! Я греш-
ник, но… Я не пьянствовал и не погрязал в роскоши, не строил
дворцы и не содержал в них любовниц! И не я предал вас смерти!
Нас стравили с вами, как гладиаторов! А потом они добили меня…
Но ведь Он знает, что я хотел только добра?!
ДА СИЛВА: Да, конечно. Не убивайся, Мануэл, и ты дитя Его, а мне брат. И мне, поверь, есть за что поблагодарить тебя.
ИЕЗУИТ: Антониу… Откуда у тебя апельсин?
ДА СИЛВА: С родины. Теперь я беспредельно принадлежу ей. Но
знал бы ты, как мне не хватает моей плоти!
ИЕЗУИТ: Разве не всегда она мешает душе? И когда больна и когда
здорова?
ДА СИЛВА: Я не успел дожить свою жизнь.
ИЕЗУИТ: А я свою, возможно, и не начинал… Что сейчас там,
внизу? Аутодафе?
ДА СИЛВА: То же, что и всегда.
(Сцена озаряется ярким розовым светом. Выбегают Меркурий и
Сарамаго)
САРАМАГО: Вы знаете Амфитриона?
МЕРКУРИЙ: Как же мне не знать моего хозяина?
САРАМАГО: Знаете ли вы в доме Амфитриона слугу, жулика,
худого, как вошь? Тело у него- винт, а ляжки – плети бичующихся
монахов! Знаете?
МЕРКУРИЙ: Что-то не помню.
САРАМАГО: Этого слугу, прескверного слугу, зовут Сарамаго!
МЕРКУРИЙ: Ах ты наглец, негодяй, называть меня такими слова-
ми!
САРАМАГО: Да нет же, сеньор, ведь это – я!
МЕРКУРИЙ: Здесь нет другого меня, кроме меня! Теперь я понял,
кто ты такой! Эй, держите вора1 Он хотел ограбить дом Амфи-
триона!
САРАМАГО: Не кричите! Потому что это – правда! Вор – вы сами!
Вы украли мое имя!
МЕРКУРИЙ: Как?! Ты еще возражаешь?! Получишь в морду!
ИЕЗУИТ (смеется): А ведь он неплохо сочинял, этот Да Силва! Ей-
богу, весьма забавно!
ДА СИЛВА: И кому он только мешал!
ИЕЗУИТ: Как кому? Безликим и безымянным.
(Сарамаго и Меркурий убегают в глубину сцены. Откуда-то из-
далека, заглушаемые смехом публики, еще доносятся их голоса: »
Кто так вороват, что крадет мое имя, украдет и мою тень!», « Без
зубоскальства!». Голоса персонажей Да Силвы, аплодисменты и хо-
хот публики, грохот маршей и орудийной канонады, все сливается
в один все нарастающий звук. Затем внезапно наступает тишина,
и становится слышен крик Сеньоры Да Силва: » Что вы делаете с
ним?!»
ГОЛОС ЛЕОНОРЕ: Что вы делаете?!
ГОЛОС СЕНЬОРЫ ДА СИЛВА: Это же мой ребенок!
ГОЛОС ЛЕОНОРЕ: Остановитесь!!
ГОЛОС СЕНЬОРЫ ДА СИЛВА: Прекратите!!
ГОЛОС ЛЕОНОРЕ: Ой, не надо, не надо!!
ГОЛОС СЕНЬОРЫ ДА СИЛВА: Не убивайте его!!
(Пока звучат голоса, позади Да Силвы и Иезуита появляются Се-
ньора да Силва, Леоноре с младенцем на руках, Друг)
ИЕЗУИТ (в зал): Сеньор Пауло!
ЛЕОНОРЕ: Андреа!
ДА СИЛВА: Там, на площади, я вас не видел. Правда, там я никого не видел. Там людей не было.
(В стороне высвечиваются фигуры Служанки и Пауло, он пьян)
ПАУЛО: А я ему говорю; и не таких с пути убирал! Даже одну
священную особу спихнуть помог! Не говоря уже о твоем нена-
глядном!
СЛУЖАНКА: Не смей!
ПАУЛО: Шлюха!
СЛУЖАНКА: Ой. Пауло, дошутишься ты с огнем! Я терплю, тер-
плю, терплю, терплю…
ПАУЛО: А потом что? На меня, сука, нашепчешь? Думаешь, я тебя
за собой на тот свет не утащу?!
СЛУЖАНКА: А дети?! Дети перед тобой, паскуда, чем провини-
лись?!
ДА СИЛВА: Андреа! Пауло! Эй!
СЕНЬОРА ДА СИЛВА: Опомнитесь!
ИЕЗУИТ: Ведь это с вас начнется царство Божие на Земле!
ЛЕОНОРЕ: Если вы, наконец, проснетесь…
ДРУГ: Еще есть время.

КОНЕЦ.
В работе над этой пьесой в начале восьмидесятых мне очень помог киевский критик Олег Сычевский. Он так проникся материалом, что приехал в Севастополь, и мы с ним подолгу обсуждали и сюжет, и образы, и идею произведения. По сути, вместе работали. Благодаря Олегу пьеса стала на порядок выше первоначального варианта - традиционного конфликта Художника и Власти. Что до образа главного героя, то мой Да Силва и реальный португальский комедиограф восемнадцатого века — совершенно разные люди. Подобно тому, как Гамлет Шекспира — не датский принц Амлет, а дон Карлос Шиллера — не безумный сын-садист короля Филиппа, так и мой Антониу Жозе… это мой Антониу Жозе! Я так долго о нем думала, что он мне приснился.