Лучи летнего июльского солнца настойчиво щекотали его усы. Пришлось надеть бейсболку, предварительно стряхнув с неё песок, пахнущий гнилыми водорослями. Взгляд героя был устремлён на жену, которая сидела на деревянном лежаке, стоящем у берега озера Тургояк и что-то писала в тетради с твёрдым переплётом и большим форматом, лежащей на её коленях, намазанных зелёнкой.
Чайки громко кричали, будто бы звали посетителей пляжа улететь с ними куда-то, мужчина осипшим голосом предлагал купить пирожки с картошкой, мороженое, чьи-то дети громко смеялись, плеск волн настолько завораживал многих, что хотелось записать его на диктофон, а затем перевести в ноты и сыграть тем, кому плохо.
Но Иван не слышал этих звуков. Его раздражал звук перелистывающихся тетрадных страниц. «Как ей это ещё не надоело? Как можно писать о войне в такое время года и в таком месте? Да ладно, пусть… Катя не может иметь детей, но очень хочет быть полезной этому миру. Зато она лучше всех готовит борщ»
- Мужчина, не хотите купить сланцы?
-Нет, не хочу. Пойду искупаюсь, а то солнце сегодня особенно жаркое, можно и обгореть.
Катя продолжала делать то, для чего была рождена. Её шоколадные глаза смотрели на воду и на мужа. Она растворилась в этом озере без остатка. Тургояк, как и героиня, неприлично чист, безгранично широк, блеск его волн невозможно не увидеть, звук его голоса невозможно не услышать. Он лечит души.
По щекам женщины текли слёзы, подаренные ангелами. Прохожие не могли понять, что с ней происходит.
-Женщина, Вам плохо?
-Женщина, Вам нужен врач?
Катя закрыла глаза, успокоилась, улыбнулась. Наконец-то она поняла, с чего начнётся стихотворение.
«Высокие дяди с больными глазами
Давида звезду прикрепили ко мне.
Её не прикроешь уже волосами,
И все шесть концов говорят в желтизне.
Слеза приласкала светило за кончик.
И тихо ответил один из шести:
«Не плачь. И по ним прозвенит колокольчик.
Людей здесь не видят. Ты - номер. Прости.
Второй же конец промолчал. По тревоге
Подняли отца. Повели на расстрел…
На коже сестры поселились ожоги.
В овраге гора окровавленных тел.
А третий конец прокричал: «Осторожно!
(Братишка остался совсем без зубов)
Терпи и молчи. Выживать - это сложно,
Мясная начинка незримых гробов!»
Четвёртый конец под названием голод.
Как хочется кушать! И даже во сне
Мерещится лук, что ещё не прополот.
Колосья пшеницы сгорели в огне.
Лишь пятый конец обманул, он - жестокий.
«Подопытной кошкой лишь будешь для них».
Напрасно считаешь себя ты пророком.
Глухой, раболепствуешь в мире глухих.
Последний конец не солгал и с улыбкой
Спросил: «Не боишься во тьме умирать?»
Для опытов наших худая ты шибко.
Отравлена газом ты будешь, как мать».
Раздели нас. Голых загнали куда - то.
Коварную дверь невозможно открыть.
Дышать тяжело от мгновенного яда.
Никто не сумеет сейчас защитить.
Счастливейший Ангел, теперь я на небе.
Смотрю на людей и молюсь за страну.
И пусть никогда непосильные цепи
Не смогут втянуть белорусов во тьму.
Высокие дяди с больными глазами
Давида звезду прикрепили ко мне.
Её не прикроешь уже волосами,
И все шесть концов говорят в желтизне.