Предисловие:
«…Тебе нельзя, слышишь, нельзя сейчас попадать в аварию! Ты должен исключить даже малейшую её вероятность, – уговаривал я себя. – У тебя нет на нее права!
«Девятка» выскочила на трассу откуда-то совершенно неожиданно. Она буквально выпрыгнула передо мной снизу, откуда-то из глубокого кювета. Я с силой вжал педаль тормоза в пол. Меня несло прямо на этого невесть откуда взявшегося дебила.
– Не успеваю! – пронеслось в голове».
****
Июль заканчивался. Лето таяло как мороженое в зной – неумолимо и неизбежно. Его оставалось всё меньше и меньше. Крупные капли дней измазывали губы, стекали по пальцам и падали на раскалённый асфальт, тут же превращаясь в едва заметные следы.
Мой двухнедельный отпуск, выбитый с невероятным трудом у шефа, начинался не лучшим образом. Очередь на границе с Украиной, в которой я торчал уже четвертый час, уменьшилась едва ли наполовину. Российско-украинская граница и в прежние времена не славилась особой оперативностью, а уж после очередного заявления Лужкова, касающегося Севастополя, она и вовсе стала напоминать вязкое, труднопроходимое болото. А ведь еще совсем недавно я пролетал это место даже не притормаживая. И всё из-за политических разборок, будь они неладны! Чертовая политика! Чёртовы политики!
Пограничники и таможенники откровенно не спешили выполнять свою работу – четыре коридора пропускали не более десятка машин в час. Да и погранцам некуда спешить – солдат спит, а служба идет. «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат» – вспомнил я еще одну подходящую поговорку. Тупое, тоскливое стояние в очереди приводило в бешенство. К тому же весь тщательно выстроенный и продуманный, казалось, до мелочей, план с самого начала летел к чертям собачьим со скоростью, обратно пропорциональной скорости продвижения машин через полосатый шлагбаум. Я вытащил сигарету из пачки и закурил.
Вообще-то я планировал сорваться с работы часа в два, чтобы выехать из Москвы до основных пробок. Но пятница, чёртова пятница! Не зря из всех дней недели я не люблю пятницу больше всего. Особенно летом. В последние часы рабочей недели всегда вылезает что-то сверхсрочное и сверхважное, что невозможно отодвинуть или оставить на потом. Так случилось и в этот раз, и мне удалось вырваться из офисной паутины лишь около пяти. Поначалу я решил ехать как советовали опытные автотуристы – через Белоруссию, но, проторчав целый час в пробках на Можайском шоссе, услышал по радио, что «киевка» худо-бедно едет. При первой же возможности я решительно свернул на дорогу, ведущую на Брянск. «И поближе, и побыстрее» – радовался я, мчась по свободной трассе. Приехал…
Я выбрался из машины – насижусь ещё. От нечего делать стал разглядывать соседей по очереди. Передо мной стояла серая «Мазда». Парень в обрезанных до колена, лохматых по краям джинсах и три девчонки, стоявшие неподалёку, хохотали с завидной регулярностью. Еще один их попутчик спал на заднем сидении машины. Из открытой двери торчали его худые ноги с грязными пятками. В тех случаях, когда очередь продвигалась вперёд, первый покидал симпатичную троицу, садился за руль и ехал, даже не закрывая двери. По моим прикидкам устоявшихся пар среди них не было. Тачка, море, весёлая компания, полная свобода, три симпатяшки на двух парней… Везунчики! В мое время такое было почти невозможно.
Я уже в который раз посмотрел на часы. На 20.00 тридцать первого июля, в субботу, была назначена встреча моих одноклассников. Ровно через восемнадцать с половиной часов. Трудно представить, что минуло уже тридцать пять лет! А потом… Потом – понедельник. Такой ожидаемый и такой тревожный понедельник.
…
"Мы с ней познакомились в Интернете около года назад. Случайно. Кажется, в этой жизни всё самое хорошее происходит случайно. Шаря по интернету в один из привычно-одиноких домашних вечеров, я наткнулся на форум, посвящённый взаимоотношениям полов. Тема для меня была злободневная, и я решил глянуть, что думают об этом люди. В потоках стенаний: «ах, я такая, а он такой...» и поражающих своей новизной высказываний «все мужики козлы» – «все бабы бл…», среди презрительно-холодных постов «истинных стерв», раздающих бесцеремонные оценки и «абсолютные», единственно верные советы и тем, и другим, я зацепился взглядом за весьма интересную, но спорную, с моей точки зрения, формулировку. Этот пост, написанный женщиной, выгодно отличался от остальных корректностью оценок, безупречностью языка и стилем. «Почерком» – я это так называю. В её профайле я отметил, что она, как и я, на этот форум попала лишь сегодня. Я ответил на ее комментарий. Завязалась жаркая, даже жесткая, но интересная полемика. Острый ум, мгновенная реакция, ироничность и стильность. Такой набор встретишь нечасто. Два вечера я провёл в нетерпеливом ожидании очередного ответа от интересной собеседницы, но так и не дождался. Последующие две недели прошли в бешеной рабочей гонке, и мне уже было не до дискуссий на отвлечённые темы. Как-то проглядывая электронную почту, я увидел, что на том самом форуме меня ожидает ответ от нее на мой пост двухнедельной давности. Я написал короткий комментарий и опять провёл пару вечеров в ожидании ответа. Но, как и в прошлый раз, впустую. И чего я расстраиваюсь? Обычная история для всемирной сети…"
…
– Коля, сколько можно тут торчать? Ну пойди же! Скажи им, кто ты. Заплати, в конце концов, кому надо!
Я вздрогнул. Погруженный по самую макушку в свои мысли, я оказался рядом с крутым белым внедорожником с владимирскими номерами, стоявшим в двух машинах позади меня. Из динамиков ожидаемо доносился «Владимирский централ». Глава семейства, стриженый наголо мужик с «голдой» толщиной в палец на внушительной шее и с не менее внушительным волосатым пузом, выглядывающим из-под футболки, угрюмо молчал, лишь иногда провожая непечатным словом очередную проезжающую без очереди тачку. А таких, объезжающих колонну по пыльной обочине, было немало. Его тяжеловесная жена в крашеных кудрях, ядовито-жёлтой майке с люрексом и широкой юбке неимоверной расцветки, визгливо шипела:
– Сделай же что-нибудь! Гляди, ещё две машины без очереди, а мы как лохи…
И правда, мимо нас, по обочине, не снижая скорости, слепя светом ксеноновых фар, неистово пыля и сигналя, пронеслись два чёрных BMW с «блатными» номерами.
– Местная братва, мать их, – процедил Коля и сплюнул.
– Коля!..
– Что Коля? Что Коля?! – взорвался муж. – Заткни свой рот! Детей покорми!
– Я крутой, я крутой! – ядовито передразнила его супруга. – Вон поехали действительно крутые, а ты сиди и пыль за ними глотай.
Женщина презрительно отвернулась и, задрав подбородок, сложила руки на груди.
– Тамара! Не начинай.
– Что не начинай. Нет, что не начинай? Что, не так? Или пыль глаза ест? – её голос был полон негодования.
– Тамара! – голос мужа звучал угрожающе. – Я сказал, заткнись! Доиграешься.
– А что, неправда?
Мужик нервно выкарабкался из машины. Он был облачен в длинные светлые шорты и ступал как-то враскоряку из-за своих толстых ляжек. Со спины его голова казалась вросшей в массивные покатые плечи. Обойдя машину, он рывком распахнул пассажирскую дверь. Похоже, разговор на столь болезненную для него тему был далеко не первым. Он навис своей тушей над отшатнувшейся женой.
– Я сказал, заткнись! Детей накорми!
Мальчик лет семи и девочка лет десяти спали на заднем сидении машины, привалившись друг к другу.
– Коля, Коленька, ну какая еда? Два часа ночи! – испуганно заголосила супруга.
– Тогда спи! – рявкнул он, не сдерживая эмоций. – Создай мне тишину!
Наблюдать за развитием событий в отдельно взятой владимирской семье у меня не было никакого желания, и я вернулся к своей машине. Несмотря на открытые окна, в салоне невыносимо воняло бензином. Я открыл багажник. Запах исходил от двадцатилитровой канистры, которую я купил специально перед дальней дорогой и по совету приятелей незадолго до границы заправил по самое горлышко (Ты чё, не в курсе? Там же бензин дорогущий!). Я попробовал закрутить крышку потуже, но она не поддавалась. Уплотнитель плохой, что ли? И в бак не зальёшь – там тоже под завязку. Порывшись в багажнике, я нашёл большой полиэтиленовый мешок, с трудом засунул в него воняющий запас горючего и связал края мешка в узел. И вовремя. Полусонная колонна вдруг засуетилась-забегала, послышались звуки заводимых двигателей, хлопающих дверей – таможня втягивала в свое чрево очередную порцию автопутешественников. В этот раз мы проехали чуть больше, чем обычно до этого. От нечего делать я пошёл считать стоявшие передо мной машины. До заветного шлагбаума оставалось двадцать три штуки. Часы показывали 03.18. К шести, даст бог, проскочу и мои планы все же реализуются. А они на ближайшие две недели были грандиозные!
…
"К этому времени моя семейная жизнь уже стала полусемейной – с женой, с которой провели вместе в целом хорошие четверть века, мы уже некоторое время жили отдельно, хоть формально и не развелись. Правда, отношения становились все более невнятно-тоскливыми, тяготящими обоих. Единственное, что нас объединяло – это дети, ремонт в новой квартире, в которой она жила с нашей младшей дочерью, и дача, где теперь хозяйствовала только она. Я платил за ремонты, мебель, рассаду, переделки там и сям, возил ее на дачу и обратно, при этом не оставаясь на ночь и даже не садясь за стол… Иногда перебрасывались короткими телефонными сообщениями – это и было нашими «отношениями»."
…
Я откинул спинку сиденья, устроился поудобнее и закрыл глаза с целью нарисовать в своем воображении романтическую картинку недалекого будущего.
– Меняю рубли, доллары, евро на гривны! На гривны меняю евро, доллары и рубли!
В открытое окно машины всунулась кудрявая рыжая голова в косынке и весело проорала:
– Меняю доллары, евро, рубли на гривны! Меняю…
Я вздрогнул:
– Чего орать? Ходят тут, народ пугают. Спят же люди!
– Отоспимся на том свете!
Голова исчезла, но продолжала звонко и назойливо доносить информацию до остальных полусонных граждан.
…
"Конечным и главным пунктом моего отпуска было Абрау-Дюрсо и недельное блаженство у моря. Вдвоём с ней. О такой возможности мы говорили уже давно. Сначала просто шутили, но со временем эта идея стала принимать реальные очертания. В начале лета мы вроде бы все согласовали окончательно. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить. Я упросил своих понятливых и неболтливых московских друзей, имеющих в Абрау жильё, сдать мне его на неделю. Только бы ничего не случилось за два дня, оставшихся до встречи!"
...
Я планировал быть в Киеве второго августа к четырем утра, чтобы встретить её в аэропорту. А потом, если всё сложится так, как я очень хочу, нас ждёт путь в Абрау. Вдвоём! Неделя в отдельной квартире вблизи моря. И потом долгий путь обратно в Киев… Путешествие с ней на машине в две тысячи километров! О таком счастье ещё каких-то полгода назад я даже мечтать не мог! Но в мою тщательно пестуемую мечту ворвались неожиданные обстоятельства. В поселке, в котором я вырос и окончил школу, на 20.00 тридцать первого июля была назначена встреча одноклассников. Об этом мне сообщили всего за десять дней до события. Я не смог отказать настойчивым приглашениям и пообещал, что сделаю всё возможное и даже невозможное. Тридцать первое июля наступило сегодня. Уже сегодня. До встречи оставалось меньше шестнадцати часов. А впереди были три таможни и более тысячи километров пути. А ещё надо было найти гостиницу и хоть немного привести себя в порядок. Да, со временем было совсем туго. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Итак, даже если я быстро пройду таможни, даже если и не очень опоздаю, то поспать будет некогда. Гульванить, конечно же, будем до утра. После двух бессонных суток и дороги в почти две тысячи вёрст… Не то, чтобы меня это пугало, я привычный и не к таким кульбитам, но вот смотреться плохо перед девчонками-одноклассницами не хотелось. Ненавижу выглядеть неопрятным. Я досадливо потер подбородок. Щетина уже давала о себе знать. Напрягала ещё одна мысль, но я усиленно гнал её из головы, чтобы не тревожиться ещё больше. Этого «корейца» я купил всего за две недели до поездки и успел накатать на нем от силы тысячу километров. Брал хоть и в автосалоне, но подержанную. Как поведёт себя машина в столь дальнем путешествии? После любимой и обожаемой, но уже откатавшей свое «Хонды», я смотрел на это авто несколько скептически и взял только «на передержку» – на полгода-год. Правда, руководил тем салоном мой давний, хоть и не очень близкий приятель, которому в этом вопросе я доверял всецело и, по идее, барахло он мне продать не должен. Ладно, не буду об этом думать. Бог не выдаст, свинья не съест. Прорвёмся!
В мечтах и тревожных раздумьях, перемежающихся с короткими перемещениями в направлении шлагбаума, прошло ещё некоторое время, и к шести часам утра я уже был на украинской стороне, успев к тому времени отдать настырной меняле пару тысяч рублей за местные гривны. Всучив мне две двухсотенные бумажки, женщина удовлетворённо отстала от меня.
…Круглый как бочонок и перепоясанный ремнём, как стальным обручем, украинский таможенник заглянул в багажник моего авто и, не обращая внимания на чемодан и сумку, ткнул авторучкой в пакет с канистрой:
– Цэ шо?
– Бензин.
– Не положено.
– Как это? Почему?
– Кажу не положено, значит, не положено.
– И что мне с ним делать?
– Заливай в бак.
– Некуда. Он полный, под завязку.
– Це нэ моя справа.
Он заглянул под пассажирское сиденье и посветил там фонариком.
– Откройте бардачок.
Я открыл. Небрежно оглядев содержимое и поворошив внутри авторучкой как кочергой в печи, прапорщик выстрелил привычной очередью:
– Оружие, наркотики, драгоценности, предметы старины, валюта, товары, продукты питания, предметы запрещённые к вывозу или требующие таможенного декларирования, есть?
– Только бензин, сало и валюта.
– Сало тоже не положено!
– Да там того сала – кусок грамм на двести! Перекусить в дороге. Хлеб и пара помидоров.
– Фитоконтроль хочешь проходить?
– Из-за пары помидоров и шматка сала?
– У закони про це ничого не сказано, – таможенник был непоколебим как вросший в землю огромный валун.
– Да имейте же совесть! Почти восемь часов тут торчим! Я сейчас это выброшу в мусор или съем прямо при вас. Лучше скажи, что с горючкой делать? – понизил я голос.
Прапорщик внимательно посмотрел на меня.
– Ось там, у виконци сыдыть гарна жинка. Порадуй йии чим-нэбудь и провэзэш свою канистру. – Он указал своей пишущей указкой на будку, в которой находилась жрица погранконтроля.
– Виконце бачиш?
– Вижу. А что её может порадовать?
– Сам думай.
Таможенник отошёл к следующей машине, которой оказался тот самый, белый владимирский Ленд Крузер.
Я, чертыхаясь, поплёлся к будке со светящимся окошком. Отдавать двести гривен или тысячу кровных рубликов за канистру бензина мне как-то не улыбалось. А других купюр не было, всё отдал задорной рыжей меняле. Лихорадочно пошарив в бумажнике, я наткнулся на сложенную вчетверо сотню рублей, затерявшуюся среди старых визиток. Разгладив ее, вложил в паспорт, затем приклеил на лицо самую слащавую улыбку и, подобострастно извернувшись, всунул голову в окошко.
– Доброе утро!
– Документы!
– Какие?
– Все!
Первым делом она раскрыла мой паспорт.
– Это что? – на меня смотрели строгие усталые глаза.
В маленькой будке женщина была одна, за моей спиной тоже никто не стоял, и я пошёл напролом:
– Ваш коллега порекомендовал мне вас чем-нибудь порадовать.
– С какой это радости? – удивлённо спросила она, глядя на меня поверх очков.
– У меня канистра с бензином, кусок сала и пара помидоров.
Пограничница посмотрела в сторону указанного мной коллеги. Я тоже оглянулся. На него орал толстяк Коля, зачем-то размахивая своей барсеткой. Вид у таможенника при этом был совершенно невозмутимым.
– Распишитесь здесь и здесь и ждите у машины, – «гарна жинка» отвлекла меня от созерцания зарождающегося международного конфликта.
– А бензин?
– Распишитесь и ждите.
Я в растерянности подмахнул две бумажки и поплёлся к своей ласточке. Поутихший владимировец, матерясь сквозь зубы, опустошал свой громадный багажник. Гора из сумок и чемоданов была уже довольно внушительной, но и салон был ещё далеко не пуст. Чуть в стороне стояла его жена, к которой испуганно жались заспанные детишки. Круглолицый таможенник с нескрываемым удовлетворением наблюдал за пыхтящим потным мужиком.
– Порадовал? – неожиданно обратился он ко мне. Я недоумённо пожал плечами.
– Освобождайте, освобождайте! – поторопил прапорщик владельца внедорожника и направился к будке. Через минуту он уже шел обратно, неся кипу документов в руке. Обойдя несколько машин, он подошел ко мне.
– Езжайте! – он протянул документы.
– Можно?! – я не верил своим ушам.
– Доброй дороги!
Я проверил, всё ли на месте и запрыгнул в машину. Неужели всё? И всего-то около семи утра… Впереди меня ждали сотни километров радостной свободы, освещаемой ярким утренним солнцем. Я отметил, что мятого стольника среди возвращённых мне документов не было.
– Стой, стой! Эй! – услышал я и тут же раздался резкий свист. Ну что ещё? Я ударил по тормозам и сдал немного назад. Оказывается, я на радостях проскочил мимо пограничного шлагбаума.
– Куда так торопимся? – разбитной старший сержант в камуфляже и в берете, чудом державшемся на его светловолосом затылке, заглянул в машину. – Талон на выезд есть?
– Это он? – я протянул погранцу клочок бумаги с невнятным оттиском бледно-малинового цвета.
– Он.
– Можно ехать?
Сержант влез в окно чуть не по пояс:
– Не поможете, чем сможете лучшему пограничнику заставы и окрестностей?
Я тут же вспомнил этого парня. Год назад я уже видел его здесь же. Он был таким же разбитным, его берет точно так же держался непонятно на чем и слова были те же, что и сейчас. И я тогда одарил его полтинником.
– Я помню тебя! Год назад. Только ты ефрейтором был.
– Хороших людей всегда помнят!
– Ты меня тогда за полтинник предупредил о гаишниках.
– Так оно и было!
– Сейчас нет ничего. Тысячу не дам, а в гривнах у меня только по две сотни, – я открыл бумажник, показывая содержимое.
– Ладно! В другой раз. – «Лучший пограничник» широко и почему-то радостно улыбнулся. – Через одиннадцать километров пост ДАИ с радаром. Будьте внимательны!
– Спасибо, друг!
(Продолжение следует)