Пушкин на карантине. Часть 3.
К 225-летию Александра Пушкина.
Продолжение. Отрывки из книги «Невольники дерзновенного духа».
Россия не раз встречалась с заразными напастями - с чумой, холерой, тифом, «испанкой», теперь новая напасть – коронавирус; дань новому вирусу заплатили мы огромную.
Как известно, карантины благотворно влияли на Пушкина, в холерной изоляции 1830 года он провёл всего три месяца в имении отца Сергея Львовича. «Болдинская осень» в творческой его биографии стала наиболее плодотворной.
Как Александр Сергеевич оказался в Болдине? В дар от отца он собирался получить одноэтажный дом с мезонином в селе Большое Болдино Нижегородской губернии по случаю скорой женитьбы. Пушкин выехал оформлять документы, убежав от холеры.
Старинная усадьба имеет глубокие исторические корни: в XVI веке был известен Евстафий Пушка (Пушкин), которому за ратные подвиги даровано Болдинское поместье. При дворе Ивана Грозного Пушкин занимал пост дипломата, был воеводой города Смоленска, вёл переговоры с польским королём Стефаном Баторием. Право передачи вотчины по наследству подарено было в 1612 году за большие заслуги семейства Пушкиных в освобождении Москвы от поляков.
Приехал Александр Сергеевич в противоречивом расположении духа: с одной стороны тягостное расставание с невестой, с другой - приятные хлопоты.
Изоляция и раньше была известна поэту, в 1824 году власти сослали его на два года в материнском поместье Михайловское, где Пушкин создал около ста произведений: он закончил поэму «Цыганы», «Граф Нулин», пьесу «Борис Годунов», начал работу над романом «Арап Петра Великого», глубоко погрузился в «Историю государства Российского» своего старшего друга - историка Николая Карамзина.
Но в Болдине всё было иначе: его угнетало отсутствие знакомых и поэтических встреч, грузом на душе висели ссоры по поводу денег с матерью невесты Натальи Гончаровой, с которой он был помолвлен после вторичного сватовства, - свадьба вполне могла расстроиться, да и писалось в тот год мало, без вдохновения. Изоляция для игрока и искателя приключений –серьёзное испытание. Вспыльчивого поэта выводила из себя сиротливость окружения: в прежде обожаемой осени он увидел скуку, вместо пышности лесов – два куцых дерева с осыпанной листвой, запустение пашен, убогость ветхих, топившихся по-чёрному крестьянских изб, пожары и беспросветную нищету.
Перед отъездом в Болдино поэт пишет другу Петру Плетнёву – будущему биографу Пушкина: «Осень подходит. Это любимое мое время - здоровье мое обыкновенно крепнет — пора моих литературных трудов настает — а я должен хлопотать о приданом, да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда <...>. Еду в деревню, бог весть, буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь, кроме эпиграмм…». И всё же, не имея душевного спокойствия, поэт создал лучшие свои произведения.
Вскоре выяснилось, что отцу принадлежало не всё имение, а лишь малая часть с 200 душами. Неразбериха с документами, неразделённость долей многочисленных Пушкиных раздражали поэта, - он оставил бумажные дела, во владение землёй и крепостными так и не вступил.
В стране в это время набирала обороты эпидемия холеры, которая охватила пол-Европы. Пушкин несколько раз порывался в Москву, но кордоны останавливали, приходилось возвращаться в «свою берлогу», холера – «очень миленькая особа», разлучила влюблённого и невероятно ревнивого тридцатилетнего поэта с красавицей – невестой, за которую «готов жизнь отдать». Запертому в заточении, ему ничего оставалось делать, кроме, как писать. И он писал:
Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий,
За ними чернозем, равнины скат отлогий,
Над ними серых туч густая полоса.
Где нивы светлые? где темные леса?
Где речка? На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца. И то из них одно
Дождливой осенью совсем обнажено,
И листья на другом, размокнув и желтея,
Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея...
Страдания от одиночества, страх перед угрозой эпидемии, осознание греховности бесшабашной юности, покаяние и молитва о спасении нашли место в элегантной «Элегии»:
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино — печаль минувших дней.
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Более чем скромный быт он описал в письме к будущей супруге: - «Просыпаюсь в 7 часов, пью кофей и лежу до 3 часов (Пушкин любил писать лёжа. Н.М.), недавно расписался, и уже написал пропасть. В 3 часа сажусь верхом, в 5 в ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До 9 часов — читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо». Надо же: крестьянская еда - картофель и гречневая каша питали гения.
«Пушкин в Михайловском», П. П. Кончаловский
Или раздражённо: - «Будь проклят час, когда я решился расстаться с вами, чтобы ехать в эту чудную страну грязи, чумы и пожаров, — потому что другого мы здесь не видим… Наша свадьба точно бежит от меня; и эта чума с ее карантинами — не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба?»
Бытовало мнение, что эпидемиям подвержено только простонародье ввиду его «грязного» быта, бедности, недоедания, но страшные известия из обеих столиц говорили о другом - холера косила всех подряд. Пушкин обеспокоился судьбой невесты: - «Скажите мне, где вы? Уехали ли вы из Москвы? Нет ли окольного пути, который привел бы меня к вашим ногам? Я совершенно пал духом и право не знаю, что предпринять. Ясно, что в этом году (будь он проклят) нашей свадьбе не бывать. Но не правда ли, вы уехали из Москвы?... Прощайте, прелестный ангел».
Портрет Натальи Пушкиной писал Александр Брюллов, хотя Пушкин обращался к Карлу Брюллову. Карл не увидел совершенной красоты в облике Натальи Николаевны и перепоручил работу брату. И как получилось!
Порой писал раздражённо: - «Ни соседей, ни книг. Погода ужасная. Я провожу время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не знаю, что делается на белом свете».
При всей своей сердитости, Пушкин, как никогда, много пишет: за три месяца 32 стихотворения, серия статей для «Литературной газеты», «Сказка о попе и работнике его Балде», «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», завершает работу над «Евгением Онегиным».
Болдинский карантин не только спас поэта от вероятности подхватить грозную болезнь, но и открыл нового Пушкина. От холостяка – весёлого гуляки, не осталось и следа: миру явился великий русский писатель, глубоко знающий жизнь; теперь его произведения теряют магию романтизма, подражания обожаемому Байрону, а есть чума, холера, убогость крестьянского быта, беспросветность жизни маленького человека – станционного смотрителя, большая детская смертность, страдания и гнев доведённых до отчаяния людей, с которыми он общался в Болдине, - вот она реальная жизнь. В крестьянских избах поэт искал новые сюжеты, сказки и народные предания, а нашёл школу жизни. Теперь он смотрел на мир глазами быстро повзрослевшего человека, зрелого писателя.
В конце ноября 1830 года карантинные оцепления отменились, Пушкин покинул Болдино и через неделю был в Москве. Холера прошла мимо семьи Александра Сергеевича, следующей весной они с Н.Н.Гончаровой обвенчались.
Но холера из России не ушла, через год она вспыхнула с новой силой. Пушкин пишет важное замечание в своём в дневнике: «В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть не взбунтовали 16 губерний. Злоупотребления неразлучны с карантинными постановлениями…». Что характеризует его зрелый ум и неравнодушное отношение к происходящему.
Новых карантинных заточений у Пушкина не было, он ещё два раза бывал в Болдино, но превзойти творческий взлёт холерного 1830 не получилось, через шесть лет с ним случилась беда, пострашней холеры. После роковой дуэли 10 февраля (29 января по старому стилю) 1837 года русского гения не стало. «Угас, как светоч, дивный гений, /Увял торжественный венок». (М.Ю.Лермонтов)