ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу принадлежат автору, защищены законами Российской Федерации и международным законодательством. Запрещается ее постановка, издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст пьесы при постановке без соответствующего письменного разрешения автора.
АННОТАЦИЯ
Защита кандидатской диссертации, как и всякое значимое событие, по традиции заканчивается шумным застольем. Вот только застолье, если выйдет из-под контроля, может иметь печальные последствия. Увы, крупных неприятностей не избежали и герои нашей истории. Что и почему произошло после защиты, вы узнаете, ознакомившись с содержанием этой пьесы.
Действующие лица
1. ИВАН ФЕДОРОВИЧ КУЗЬМИН, профессор.
2. ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ БЫСТРИЦКИЙ, новоиспеченный кандидат наук.
3. ПОЛИЦЕЙСКИЙ.
4. СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ ПОЛОЗОВ, археолог.
5. СЕМЕН ТИМОФЕЕВИЧ СТОЯКОВ, прораб.
Темное помещение. Толком ничего не видно. Иногда только через окно врываются лучи света от фар, проносящихся мимо автомобилей.
Доносится похрюкивание и храп.
ГОЛОС (тихо). Иван Федорович…
Бессвязное бормотание.
ГОЛОС. Иван Федорович, вы здесь?
В ответ только храп.
ГОЛОС. Иван Федорович, вы живы?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (пробуждаясь). Что такое?..
ГОЛОС. Иван Федорович, с вами все в порядке?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вы кто?
ГОЛОС. Я – Павел. Вы меня помните?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Паша, это ты, что ли?
ПАВЕЛ Да, я.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Паша, скажи, мы на этом свете?
ПАВЕЛ. Кажется, да.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Слава Богу!
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А в какой точке мира?
ПАВЕЛ. Не знаю. Скорее всего, в нашем подвале.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну, хорошо хоть вдвоем.
ПАВЕЛ. Как вы себя чувствуете?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как Троцкий после удара ледорубом. Голова раскалывается.
ПАВЕЛ. И у меня немного.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну, ты-то молодой. А мне в мои годы разве можно столько пить? Старый дурень…. Вот развязался-то, как шнурок на валенке.
ПАВЕЛ. Так ведь повод был.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Повод, как кожа, всегда при тебе. Можно и мамонтам поминки устроить.
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Темень какая. Их что, обесточили?
ПАВЕЛ. Ума не приложу. Может, пробки перегорели?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А почему Семеныч их не заменит? Опять работу прогуливает?
ПАВЕЛ. Может еще рано?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Кстати, который час?
ПАВЕЛ. Не знаю, я свой телефон на кафедре оставил.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. И я тоже.
ПАВЕЛ. Может, надо идти?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. По темноте? Да ты что? А если на кого-то наступим и что-нибудь отдавим? Это ж форменное членовредительство! Можем и сами споткнуться и лоб расшибить. Нет, нужно ждать либо света, либо рассвета. Третьего не дано.
Пауза.
ПАВЕЛ. Иван Федорович, а на чем мы лежим?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты что не чувствуешь, как твердо?
ПАВЕЛ. Чувствую.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Значит на столах, или на полу, где ж еще?
ПАВЕЛ. А вы что-нибудь помните?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да. Взрыв и вспышку. Больше ничего.
ПАВЕЛ. И я тоже.
Слышится возня.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ой, как спина болит… даже на другой бок повернуться не могу. А как голова трещит… будто пьяный дятел изнутри наружу пробивается.
Откуда-то издалека доносится пение.
ГОЛОС. «Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые…»
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ты слышал?
ПАВЕЛ. Да.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Кто это?
ПАВЕЛ. Тембр неразборчивый. Не уловил.
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Из подсобки, что ли?
ПАВЕЛ. Скорее всего.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А ты не помнишь, кто в подсобку ходил?
ПАВЕЛ. Кажется, Зеленухин.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вадик?
ПАВЕЛ. Ну да, если я не ошибаюсь. Там ведь второй холодильник стоит.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да, да, помню. Двухкамерный. Два года назад приобрели.
ПАВЕЛ. Вместе с ротационными испарителями и термостатами. Мы с Зеленухиным помогали их заносить. Помните?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Конечно, помню. М-да…
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вадик однажды меня спросил: «А вы знаете, Иван Федорович, что означает фамилия Зеленухин?» «Знаю, – говорю, – в Черном море рыба водится зеленушка. Видно, твои предки были либо рыбаками, либо большими поклонниками «зеленого змия». А он смеется и просвещает: «Нет, Иван Федорович, моя фамилия несет в себе зашифрованную информацию о личности, которая ее носит». Во, как загнул… хороший парень. Это ж я его в аспирантуре оставил. Хотя он в историю попал. Я ж тебе рассказывал, кажется…
ПАВЕЛ. Нет.
Иван Федорович откашливается.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да он с ребятами на выпускном, как говорится, чуть ли не до поросячьего визга назюзюкался. Забрался в центре города на памятник Ленину и давай прохожим лекцию читать о благотворном влиянии нашествия гуннов на культуру Западной Европы. Ну, читал, читал. Толпа собралась, а через какое-то время полицейские подошли и давай его оттуда стаскивать. А он их за это потомками пиктов обозвал. Ты помнишь «Вересковый мед» Стивенсона в переводе Маршака?
ПАВЕЛ. Конечно. «Пришел король шотландский,/ Безжалостный к врагам,/ Погнал он бедных пиктов/ К скалистым берегам…».
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. «На вересковом поле/ На поле боевом/ Лежал живой на мертвом/ И мертвый – на живом». Ну так вот… Полицейские парни-то молодые, необученные, подумали, что он их не потомками пиктов, а потомками пи… (ну, в общем ты понял) обозвал. И, как говорится, в сердцах Вадика замели.
ПАВЕЛ. Печально… Это уже по Пушкину: «Глухой глухого звал на суд судьи глухого».
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Когда же они свет дадут? Ни зги не видать…
Пауза. Слышится храп.
ПАВЕЛ. Иван Федорович, а что дальше было?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (встрепенувшись). Что?
ПАВЕЛ. Ну, когда Зеленухина полицейские замели?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ах, вот ты о чем вспомнил. Утром ко мне декан заходит. Ты знаешь, в каких я с ним отношениях. И говорит: «Иван Федорович, обращаюсь к вам как к завкафедрой, вы собираетесь Зеленухина взять в аспирантуру? Так?» «Да, – отвечаю, Антон Степанович, – собираюсь, а в чем дело?» «Так вот знайте, – а сам желчью так и исходит, – Зеленухин, будучи в неадекватном состоянии от чрезмерного употребления алкоголя, нарушил общественный порядок, был задержан сотрудниками правоохранительных органов и провел сегодняшнюю ночь в вытрезвителе». И кладет передо мной на стол бумажку. «Вот, – продолжает ехидно, – полюбуйтесь, бумага пришла, между прочим, из полиции».
ПАВЕЛ. А вы что ж?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А я не спеша взял бумагу. Внимательно прочитал. Хорошенько все обдумал и сказал: «Ночевал в вытрезвителе, говорите? Значит нужно срочно брать парня в аспирантуру. Сразу видно – творческая личность».
ПАВЕЛ. А декан?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Выскочил из кабинета, как ошпаренный, и полгода со мной не разговаривал. А Зеленухина я отстоял. И правильно сделал. Он уже за докторскую сел. Через пару лет защитится. Тебя это тоже ожидает. Дело-то нехитрое. Расширить кандидатскую по объему вдвое и заменить название. Так все делают. Прав был дедушка Крылов, прав. Помнишь его басню «Музыканты»?
ПАВЕЛ. Помню – «А я скажу: по мне уж лучше пей,/ Да дело разумей».
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Точно. Лучше не скажешь. Когда же они электричество реанимируют? Будто два орла за решеткой в темнице сырой сидим.
ПАВЕЛ. Точнее – лежим. Может, с нами еще кто-то рядом?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А давай проверим. (Повысив голос.) Эй, товарищи по несчастью… Отзовитесь! Есть здесь кто живой?
Тишина.
ПАВЕЛ. Никого.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да, никого.
ПАВЕЛ. Иван Федорович, а правда говорят, что дедушка Крылов был сильно ленивым, как Обломов?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это ты про нашего министра образования? Почему был? Он такой есть и останется – бездельник и взяточник еще тот. Но грандиозные кумовские связи. Ничего не попишешь. Приходится терпеть, пока главу правительства, такого же проходимца, с поличным не взяли. Я когда о наших чиновниках думаю, то всегда «Мертвые души» вспоминаю. Помнишь, что сказал Ноздрев Чичикову?
ПАВЕЛ. Ну, ему он много чего наговорил, в конце даже чуть не отдубасил.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я имею ввиду момент, когда они обсуждали условия купли-продажи мертвых душ. Ноздрев тогда ему сказал: «Да ведь я тебя знаю. Ты – большой мошенник. И будь я твоим начальником, я бы тебя повесил на первом же дереве. Говорю это тебе откровенно. Не для того, чтобы обидеть, в по-дружески».
ПАВЕЛ. Как это верно сказано! Но я имел ввиду Ивана Андреевича Крылова.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А… Так бы сразу и сказал. Ну, баек про него ходит много. Крылова и обжорой считали – вторым Гаргантюа, и законченным лентяем тоже. Рассказывают, например, как однажды к нему пришли друзья. Иван Андреевич сидит на диване, а над ним, на стене, большая картина. Кто-то заметил, что гвоздь, на котором она держится, хлипкий и картина может сорваться и убить его. А Крылов в ответ: «Нет, я уже все рассчитал – мимо пролетит, на пол».
Павел весело хохочет.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Был бы Крылов лентяем, как руководство нашего университета, он бы не написал почти две сотни басен. А вспомни его сатирический журнал «Почту духов», пьесы? Он к тому же читал в подлиннике Гомера и играл на скрипке. А освоение музыкального инструмента, тем более, такого сложного, как скрипка, требует терпения и усилий. Так что назвать Крылова лентяем могли только действительно бездарные тунеядцы. А то что любил сытно поесть – грешок такой был. Зато Иван Андреевич бюджет не разворовывал.
Снова издалека доносится пение.
ГОЛОС. «Я встретил вас – и все былое в отжившем сердце отцвело…»
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Интересно, Вадик там один?
ПАВЕЛ. Почему один? – с холодильником.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. М-да… уже не скучно…
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. … да, кандидатская, Паша, у тебя неплохая вышла. И доклад был убедительным. Всех особенно впечатлил твой тезис о том, что величайшие идеи мы унаследовали от древних. Возьми «Творческую эволюцию» Бергсона. Разве это не постулат Гераклита о том, что все течет и изменяется? А Мировая Воля Шопенгауэра?.. Павел, может им электричество отключили за неуплату?
ПАВЕЛ. Конечно, и такой вариант возможен.
Павел откашливается.
ПАВЕЛ. Иван Федорович, а чего ко мне Стоякова с ахейцами прицепилась?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Между нами, она бредит теорией происхождения славян от ахейцев. Еще бы приплела сюда китайцев или аборигенов Австралии. Но, знаешь, бабы есть бабы. Эмоции. Я бы их к истории на пушечный выстрел не подпустил. Кстати, муж Стояковой. Кажется, Семен?..
ПАВЕЛ. …Тимофеевич.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да, да, совершенно верно – Семен Тимофеевич. Он будто бы на стройке работает?
ПАВЕЛ. Да, прорабом.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. То-то я смотрю, у него нос на водопроводный кран похож, а уши, как два мастерка. Ты его разве на защиту приглашал?
ПАВЕЛ. Да нет, он же за женой заехал.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (откашлявшись). А… понятно. О чем я говорил?
ПАВЕЛ. Об ахейцах.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ах да… Так вот, кое о чем тут порассуждать, конечно, можно. Пришли на Пелопоннес с севера-востока. Из примыкающих к славянским землям мест. Но как связать одних с другими? Все-таки больше двух тысяч лет… Дурацкая привычка у этого Стоякова – после третьей лезть целоваться, а после пятой – ругаться с женой.
ПАВЕЛ. Он же ее к Андрею Юрьевичу приревновал. Вы разве не заметили?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Нет. Андрей Юрьевич, однако ж, хорош… А я думал, что восьмидесятитрехлетнему мужику женщины все равно что беззубому волку кость. Тем более Стоякова… (Откашлявшись.) О чем я говорил?
ПАВЕЛ. Об ахейцах.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ах да, об ахейцах. Ух, голова трещит… Вот и филистимляне в землю Обетованную будто бы пришли из Южной Европы. А взять империю Македонского. Где она зародилась?
ПАВЕЛ. И по времени не так удалена…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Кто?
ПАВЕЛ. Ну, империя Македонского от древнеславянских поселений.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну это ты, брат, загнул. Хотя после того, как Аттилу объявили украинцем Готылою, а Бандеру с Шухевичем – героями Украины, чему тут удивляться? Еще бы окрестили Адама и Еву Тарасиком та Галькою. А по большому счету, после появления ДНК-генеалогии профессора Клёсова всю древнюю историю нужно заново переписывать. У его метода только один недостаток. ДНК-генеалогия разбила в пух и прах Норманнскую теорию происхождения Руси. Дружина Рюрика, как оказалась, была из поморских славян – жителей Южной Балтики, а не из Швеции, как принято считать. А наши профессора и академики, защитившие по Норманнской теории диссертации, никогда не признают своего поражения. Совершенно непорядочно с их стороны – на первом месте не наука, а амбиции.
Пауза. Доносится храп Ивана Федоровича.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (резко пробудившись). … тоже мне, додумались корпоративы отменить. И как рассуждают-то? Раз Путин не пьет, то и корпоративы не нужны. ТрУсы и подхалимы. За должности свои всё трясутся. И ситуацией не владеют. Наш президент в прошлом – кто?
ПАВЕЛ. Разведчик.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А что такое разведка?
ПАВЕЛ. Защита родины, прежде всего от главных врагов России – англосаксов.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это и ежу понятно. Но каким способом?
ПАВЕЛ. Ну, способы могут быть разные.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Нет, способ один – поиск и сбор информации. Это первым делом. А анализ, выводы, руководство к действию и прочее – уже потом. А какой главный способ сбора информации?
ПАВЕЛ. Женщины? Это кажется называется «медовой ловушкой»?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Такие «ловушки» только в кино. А в жизни главный способ сбора информации – водка в сауне. Чем больше водки, тем достовернее и точнее информация. Всем языки развязывает. А теперь ответь мне на вопрос: разве может профессиональный разведчик отвергать свое главное орудие труда? Ты когда-нибудь слышал, чтобы летчик перед полетом отпилил крылья или как-то покалечил свой самолет? То-то. Да и Путин всегда говорит: «Пейте, но в меру». То есть, как мы сегодня ночью. Вот это я понимаю – президентский подход…
ПАВЕЛ. Хорошо, что в нашем коллективе корпоративы еще сохранились…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да ты знаешь, что корпоратив – это один из главных факторов организации труда?
ПАВЕЛ. Правда?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я тебе что, как своему ученику, врать, что ли, стану? Вот скажи мне, негативные тенденции в коллективе случаются?
ПАВЕЛ. Как без них? Мы ж не в Раю.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот. А как безболезненно выпустить из бутылки этого джина?
ПАВЕЛ. На корпоративе?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Правильно мыслишь. Если этого не сделать, начнут по углам шушукаться. Пойдут интриги. Конкурирующие группировки и все прочее. А корпоратив – это разрядка. Он сплачивает коллектив, помогает лучше узнать друг друга. Накопилось что-то на душе. Хлебнул пару рюмок и высказал в глаза все, что думаешь. Снял, в общем, напряжение. И тебе хорошо, и коллектив дружнее… Когда же они лампочки зажгут? Все время в сон клонит.
Пауза. Иван Федорович снова засыпает.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (пробуждаясь). …вспомни «Иронию судьбы…». А если не собрались бы они в бане компанией, то есть не организовали корпоратив, и не налакался бы Лукашин до беспамятства, отправился бы он в Ленинград навстречу своему счастью?
ПАВЕЛ. Нет, наверное.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. То-то. Всю жизнь бы со своей эгоисткой Галочкой мучался. А мама Лукашина тем более.
ПАВЕЛ. А мне один кинорежиссер говорил, что эта история неправдоподобная. Пьяного его в самолет бы не пустили.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Много твой режиссер в кино и жизни понимает. Ты хорошенько проанализируй ситуацию. Середина 70-х. 31 декабря. Стюардесса при посадке идет к командиру экипажа и докладывает, что на борт явился пьяный пассажир. Приходит командир. Что он видит? Человек явно из бани. В портфеле веник. Одет прилично. Да, рано начал праздновать. Но и что с того? На то он и Новый год. Опять же мужская солидарность и зависть. Мужик уже как следует празднует, а летчику еще полночи, прежде чем сесть за новогодний стол, баранку в небе крутить. Вот так-то…
ПАВЕЛ. А сейчас бы пьяного в самолет пустили?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А вот сейчас уже нет. Во-первых, – люди другие, не советские, то есть не такие открытые и добрые. Во-вторых, – гаджеты и Интернет. Бабы-пассажирки сразу бы начали снимать пьяного на борту и выкладывать в своих дурацких аккаунтах, чтобы просмотры и лайки набирать. Они ж на этом уже чокнулись. Заняться-то больше нечем. И весь экипаж самолета уволили бы с работы.
ПАВЕЛ. М-да… скучно живем.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А своему режиссеру скажи, что он не туда смотрит. Действительно, Лукашина в самолет должны были не пустить. В то время вместе с билетом проверяли и паспорт. А Лукашин летел по чужому билету и без паспорта. Усекаешь?
ПАВЕЛ. Усекаю. Значит режиссер был прав?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Запомни, кино – это не правда, а только правдоподобие. То есть то, во что готовы поверить зрители. Конечно, если разбирать фильм детально, то как Лукашин вышел из самолета, мы видели. А вот как он из здания аэропорта добрался до пассажирского кресла? – действительно загадка. Рязанов пошел простым, но не логичным путем – предпочел ничего не объяснять. Добрался и добрался – думайте, что хотите. Считаешь это правильным?
ПАВЕЛ. Ну, в общем, нет. Но, возможно, ему попросту экранного времени не хватило.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это все режиссерские отговорки. А по факту – сценарно-постановочный ляп.
ПАВЕЛ. А вы что, эту проблему могли бы решить?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Конечно. Буквально за секунды экранного времени.
ПАВЕЛ. Как?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да очень просто. Вспомни, в самолете герой Рязанова сидит у прохода, а Лукашин – справа от него. Так?
ПАВЕЛ. Так.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Так вот я поменял бы их местами. Чтобы место Лукашина оказалось у прохода.
ПАВЕЛ. Почему?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Так его удобнее было бы усадить в кресло.
ПАВЕЛ. Но он уже в нем сидел?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. В этом весь фокус. Представь такую сцену – герой Рязанова еще при посадке сидит и читает газету. Видно, что пассажиры заполняют салон. И тут вдруг два мужичка, естественно, тоже пассажиры, усаживают в кресло у прохода Лукашина. Один мужик говорит другому примерно следующее: «Весь аэропорт на уши поднял». А тот: «Повезло, что Новый год…» И они проходят дальше. Эта мизансцена заняла бы секунды. А кого он там на уши поднял? – не важно. Главное – все можно списать на праздник.
ПАВЕЛ. То есть одни Лукашина завели в самолет, а другой – вывел?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Почему нет? Время-то другое. Сердобольные пассажиры. Помогли человеку, оказавшемуся беспомощным.
ПАВЕЛ. Вам бы, Иван Федорович, не историей заниматься, а фильмы снимать.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. С кем? Старые режиссеры либо на том свете, либо сдулись – возраст, а молодняк вырос на музыкальных клипах и рекламных роликах. То есть, когда картинка красивая, а внутри пусто. Чтобы кино снимать, надо томов 50, а лучше 100 прочитать из серии «Мировая классическая литература». И не просто прочитать, а детально проработать тексты, чтобы характеры чувствовать, драматическую ситуацию, конфликт, сюжет и так далее. Как раньше было. А так называемые кинопродюсеры? Они ведь читают только меню в дорогих ресторанах и названия иномарок. А почему?
ПАВЕЛ. Почему?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Потому что это парни, как правило, заработавшие деньги в 90-х. Догадываешься, каким способом? У них в сериалах и прокуроров от бандитов не отличишь, а доярок и асфальтоукладчиц – от женщин с пониженной социальной ответственностью, как сейчас принято говорить. Что эти продюсеры с купленными дипломами в литературе, кино и, вообще, в культуре понимают? Говорят: «У нас кино плохое, потому что денег мало». Ну, дадут вам денег. Наснимаете дерьма еще больше. Что, количество дерьма повлияет на его качество? Нет. Потому что дерьмо остается дерьмом несмотря на объемы. Тотальная кричащая пустота: невежество, бессмысленность и пошлость. То, чем продюсеры, в общем, на самом деле и живут.
И снова пение издалека.
ГОЛОС. «И вновь продолжается бой,/ И сердцу тревожно в груди…/ И Ленин – такой молодой, / И юный Октябрь впереди!».
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Слушай Павел, а почему ученый совет у химиков прошел?
ПАВЕЛ. Так ведь ливень неделю назад 446-ю залил. Штукатурка с потолка осыпалась, а залатать не успели. Сказали, должно подсохнуть. А как подсохнуть, только-только весна наступила. А остальные аудитории у нас маловаты. Вот к соседям и пристроили.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да-да, память возвращается. Вспомнил. А где мы после ученого совета твою кандидатскую обмывали?
ПАВЕЛ. Так я ж прямо в соседней аудитории у химиков и накрыл. Помните?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Конечно помню. Запахи со столов по всему факультету разносились. Ты, кажется, главным блюдом уток с яблоками выставил?
ПАВЕЛ. Да, мама с женой всю ночь запекали, чтобы свежими были.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Какие хозяюшки… А мои дочки утку от курицы не отличат. И день и ночь в гаджеты пялятся. Говорю им, вы хоть бы книжки какие-то умные прочитали, чтобы с будущими женихами было о чем поговорить. Они ведь сразу поймут, что вы две набитые дуры. А зарплаты у нас с матерью только для поддержки штанов. На большое приданное не рассчитывайте.
ПАВЕЛ. А они что?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да ничего. Молча выслушали. Глазами полупали. И опять в гаджет уткнулись. Утром придешь их будить, а они, хотя и спят, пальцем по несуществующего экрану все равно водят. И улыбаются только один раз в году, когда им на День рождения новый гаджет даришь.
ПАВЕЛ. Что вы хотите, Иван Федорович, это уже другая, не наша, культура.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да, Паша, справедливо рассуждаешь. Я бы даже сказал не культура, а целая сетевая цивилизация. Вот мои дочки взяли и, никому ничего не сказав, сделали себе по татуировке. Я, как говорится, не на шутку разозлился. Говорю: «До вас разве не доходит, что это пошло?» Раньше ведь татуировки делали лишь женщины из мест не столь отдаленных. И то редко. Но тату-салонам нужно зарабатывать. Вот они и распространяют в Сети для тех, кто не способен думать, установки о том, что это красиво и круто. А что тут красивого? Ты видел на пляже людей с тату? Издали они напоминают прокаженных, покрытых зелеными пятнами. А возьми возрастных. Ну, мужчину в летах с тату еще можно принять за престарелого мачо, а вот баба такого же возраста выглядит как престарелая дура, пытающаяся молодиться. Тьфу, гадость какая…
ПАВЕЛ. Знаете, что интересно, Иван Федорович, мода на тату рано или поздно пройдет. И тогда те же салоны через соцсети будут продвигать мысль о том, что тату – это отстой. И нужно срочно от них отделаться. Это чтобы загрузить себя работой, то есть избавляться от того, что они сами же наваяли.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Совершенно верно, Паша. То же, наверняка, будет и с накачанными губами. Я дочерей предупредил, не дай бог сделаете из себя утконосов в ярко-красной помаде, вышвырну из дома. Вбили в неустойчивый женский менталитет, что толстые губы – красиво и гламурно. А что здесь гламурного? Да это – просто уродство. Они ведь явно нарушают пропорции лица. Сразу видно, у кого губы натуральные, а у кого искусственные. Так нет, одна от другой отставать не хочет.
ПАВЕЛ. Демонстрация достатка.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А в каких чучел они превращаются после пластических операций? Ты видел?
ПАВЕЛ. Да, в Интернете полно таких кикимор.
Доносится храп Ивана Федоровича.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (пробуждаясь.) О чем я говорил?
ПАВЕЛ. Да о разном. О прокаженных, утконосах, кикиморах…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А… значит о дочках… Ты, Паша, знаешь этимологию слова «дура»?
ПАВЕЛ. Нет.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (тяжело вздохнув). А мне пришлось поинтересоваться. Версии разные. Но самая убедительная, на мой взгляд, что первоначально – это жена Петрушки в ярморочных вертепах. Ты «Скоморохов» Самойлова помнишь?
ПАВЕЛ. Конечно: «Войдут они в город. Осмотрятся – где бы/ Устроить им игрища утречком рано, / Для красных петрушек поставить вертепы…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. «Поближе к базару, подальше от храма…». Теперь ты понял, насколько важно то, что Дура – это шутиха?
ПАВЕЛ. Честно говоря, нет.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Для того, чтобы шутить, нужно обязательно придумать шутку. Причем на ходу путем импровизации. А для того, чтобы ее придумать, причем здесь и сейчас, нужно как следует пошевелить мозгами. А откуда возьмутся мозги, если ты все время только ахинею недоумков-блогеров повторяешь? Так что дура, если моя версия верна, это не оскорбление, а полноценный комплимент.
Иван Федорович засыпает. Раздается его храп.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (пробуждаясь). О чем я говорил?
ПАВЕЛ. О дурах…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ах-да, о дурах… куда ж без них и дураков тоже. Расплодилась эта социальная прослойка в эпоху ЕГЭ, гаджетов и Интернета – хоть волком вой. Так вот, Паша, что я тебе скажу: для современной девушки, да и женщины тоже, главная проблема, о которой не все подозревают, – не казаться, не притворяться, не прикидываться, а не быть дурой на самом деле. Тем более, агрессивной. Те, кто об этом догадываются, пытаются хитрить и хорошо знают, что самый простой способ выглядеть умной – многозначительно молчать и прятаться за спинами тех, кто принимает решения. Но рано или поздно возникает безвыходное положение. Как ни крути, обязательно приходится делать самостоятельный выбор. И вот тут-то вся внутренняя суть человека моментально выползает на всеобщее обозрение.
ПАВЕЛ. И что тогда делать тому, кто раньше считал кого-то умной?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Пути разные, если есть выбор. А вот если деваться некуда – это проблема… Я, например, своих дочек из дома не выгоню и съесть гаджеты их не заставлю. Они тут же обратятся в какое-то мыльное телешоу. Получат за участие в нем деньги и купят себе гаджеты еще новее, а меня женские правозащитные организации через суд заставят выплачивать им алименты как жертвам отцовского деспотизма.
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как-то зашел на кафедру, а наши бабы-преподавательницы обсуждают проблему экстракорпоральной беременности. Слышал про такую?
ПАВЕЛ. А… это когда дети «из пробирки»?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Точно. Да, и зачастую от анонимных доноров путем искусственного оплодотворения. Ты бы, Паша, согласился быть таким донором?
ПАВЕЛ. Это как бык-осеменитель?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну да.
ПАВЕЛ. Иван Федорович, я лучше буду историей заниматься. Что-то в этом донорстве есть нездоровое.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот-вот, и я такого же мнения.
ПАВЕЛ. А классическим способом от мужика – нельзя?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну, во-первых, этому иногда действительно мешают всякие болячки. Либо у нее, либо у него. Другого выхода просто нет. С другой стороны, это во-вторых, мужика еще встретить надо. И не абы какого. На это нужно время и желание. А откуда они возьмутся, если гаджет отбирает все свободное время и удовлетворяет все насущные потребности? Так что с мужиками и некогда, и не интересно.
ПАВЕЛ. Любопытно, а что они в Интернете просматривают?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да всякую дрянь. Например, как на конкурсе Мисс Нежность за одну минуту в присутствии кардиолога довести совершенно незнакомого парня до инфаркта. Или рыдают над инициативой защитниц прав животных (это на которых мужики не обращают внимания) отделять кур от петухов.
ПАВЕЛ. Зачем?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как зачем? Чтоб петухи кур не насиловали.
ПАВЕЛ. Но ведь если петухи престанут топтать кур, яйца окажутся неоплодотворенными и цыплята не вылупятся?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Активистки этого не знают. Не догадываются они и том, что если эту идею внедрить, то после того, как все петухи и куры сдохнут от старости, мы останемся без яиц и курятины. У этих дур в башке только две вещи: что куры – женского пола, следовательно, нужно защищать их от мужиков, в данном случае – петухов. Нормально?
ПАВЕЛ. Ну и идиотизм…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А куда сейчас без него? Посмотри на современных западных политиков – парад скудоумия.
Пауза.
ПАВЕЛ. А дети «из пробирки» такие же нормальные, как и обычные?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Нет. 75% таких детей – инвалиды. Это не я утверждаю, а главный педиатр страны. А здоровых показывают только в рекламных целях. Это чтобы центры репродукции хорошенько зарабатывали. При этом роженицам вкалывает неимоверное количество гормонов. Тоже инвалидами делают. Как говорил апостол Павел, «все мне позволено, но не все полезно». В общем, как ни крути, а природу не обманешь – она всегда оказывается умнее.
ПАВЕЛ. И ведь с истиной не поспоришь…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А о чем спорить? – предмета спора-то попросту не существует. Но я вот еще о чем подумал. Если такой ребенок, даже здоровый, родится у замужней женщины, – это еще куда ни шло. А если у матери-одиночки? Он ведь вырастит и наверняка спросит: «Где мой папа?» И что мамаша ему ответит?
ПАВЕЛ. Ну, утонул, погиб в автокатастрофе или на фронте. Наконец, ушел из семьи еще до рождения ребенка. А свадебные фото можно и отфотошопить. Сегодня это не проблема.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Не дальновидно рассуждаешь, Паша. Не забывай про злых соседей, непорядочных знакомых и завистливых родственниках. Кто-то где-то рано или поздно обязательно проболтается. Представь, если такого ребенка в школе одноклассники, а дети, как ты знаешь, безжалостные, начнут дразнить Пальцем-сделанным или Хромой хромосомой? Как это дитя такие нападки переживет? Это ж тяжелейший удар по психике. Мама мне всегда говорила, что детские комплексы и травмы самые тяжело переносимые. Так что ЭКО-мамочки сильно рискуют, но пока об этом не подозревают. Потому что ЭКО-эйфория только-только началась.
ПАВЕЛ. А второй брак вы исключаете?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Опять же, если повезет. Впрочем, сейчас бесплодных мужиков пруд-пруди. Все компьютеры, чипсы, спайсы, энергетики и прочие блага цивилизации. Но, как сказала мне одна знакомая, разведенная, «все нормальные мужики, как правило, по семьям сидят, а подбирать всякий мусор я не хочу. Лучше одна буду». Так-то, Паша… жизнь штука не только жесткая, но иногда даже беспощадная. А предлагаемые обстоятельства, как учил Станиславский, от нас не зависят.
ПАВЕЛ. Но ведь можно в другой город переехать и фамилию сменить?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Можно, если есть выбор. А если его нет? Я тебе так скажу, ребенок должен воспитываться в нормальной традиционной семье, где есть мама и папа. Не можете родить – усыновите. Это поначалу он «чужой», а со временем обязательно станет своим. Все же лучше, чем калечить себя и в трех из четырех случаев иметь своего, но инвалида.
Пауза. Иван Федорович опять засыпает.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (пробуждаясь). Я вот сейчас сон видел и хочу спросить… как мы в лаборатории оказались?
ПАВЕЛ. Так нас Мухина туда потащила.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зачем?
ПАВЕЛ. Как виновников торжества. Меня как соискателя. Вас как научного руководителя.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. М-да, в лабораторном подвале всегда холодновато. Я уж с ног до головы продрог. А причем здесь лаборатория?
ПАВЕЛ. Так Мухина новую рецептуру открыла. Хотела угостить. То есть сюрприз сделать.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. (сильно откашлявшись). Да уж, сделала… Спасибо. Лежи теперь и жди, пока электричество дадут. А этот Стояков, где ты, говоришь, он работает?
ПАВЕЛ. На стройке, прорабом.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну да, прорабом. Он тоже за нами в лабораторию увязался?
ПАВЕЛ. Естественно.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Он что, в химии, что ли, разбирается?
ПАВЕЛ. Ну, может в растворах, извести или красках… Просто Мухина ему про менделеевку свою проболталась. Он к ней как пристал… дай попробовать, дай попробовать. Не уйду, говорит, пока не попробую. Лучше б с женой продолжал ругаться.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да-да, что-то припоминаю. Бедная Мухина. Как она теперь? А этому прорабу, что, водки не хватило?
ПАВЕЛ. А когда ее строителям хватало?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. М-да, ты заметил, какая у него речь?
ПАВЕЛ. Так строители сами признаются, что они матом не ругаются – это их профессиональный язык.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Слушай, Павел, я точно помню, что, когда случилась вспышка, Стояков рядом находился. Может, он сейчас где-то неподалеку? Слышишь, в подвале еще как будто кто-то сопит? Может быть, это он?
ПАВЕЛ. А почему бы и нет? Вполне возможно.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А вот и проверим. (Повысив голос.) Семен Тимофеевич, Семен Тимофеевич, с вами все в порядке?
Тишина.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Товарищ Стояков, вы здесь?
СТОЯКОВ (сквозь сон). Ты как унитазы грузишь, козел?.. Не видишь, что они и так бракованные?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как будто его голос.
ПАВЕЛ. Мне тоже так показалось.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Черт, когда же они, наконец, свет включат? Темно, как у негра… подмышкой. А Семеныч, конечно же, дома храпит. Придется рассвет ждать. Иначе отсюда не двинешься. Как выйдем, сразу в магазин пойдем, в круглосуточный. Пивком отдышимся.
Пауза.
ПАВЕЛ. Иван Федорович, я вот сейчас подумал, нам и о скифах забывать нельзя?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (откашлявшись). А скифы тут причем?
ПАВЕЛ. Ну… Они ведь тоже, как и ахейцы, отчасти причерноморские.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ах вот ты о чем… Но они ж кочевники…
ПАВЕЛ. Да, но…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А это Стояков шкаф перевернул?
ПАВЕЛ. Все Мухина. В своем репертуаре. Хлебнула лишнего и начала опыты показывать. Когда в колбе всеми цветами задымилось, он от испугу шарахнулся в сторону и прямо на шкаф… вот шкаф и рухнул на опыты Мухиной… потом взрыв, вспышка… дым… и вот мы с вами отдыхаем в темноте…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот, значит, как вышло. Интересно, Мухина сейчас тоже где-то рядом?
ПАВЕЛ. Сделаем попытку. (Повысив голос.). Светлана Валерьевна, вы живы? Светлана Валерьевна, если вы здесь, пожалуйста, отзовитесь.
СТОЯКОВ (сквозь сон). Ты как лопату держишь, недоношенный?.. Это тебе что, бензопила «Дружба»?.. Смотри у меня… Домой на костылях поскачешь…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. М-да, Мухина, наверное, к Зеленухину поползла…
Пауза.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А где я в этот момент был? Ну, в момент вспышки?
ПАВЕЛ. Так вы ж под столом со Стояковой спиртное в мензурки разливали.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А почему в мензурки?
ПАВЕЛ. Так ведь ее муж-прораб поднос с рюмками перевернул, они и вдребезги… Вы не помните?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А зачем перевернул?
ПАВЕЛ. Он сказал, что лабораторию шабашники-халтурщики возвели. Неправильная планировка и кладка.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да, да, что-то такое он говорил. Это значит, что мы с тобой на полу лежим? Головой к окнам? Окна ведь в лаборатории у нас за спинами были?
ПАВЕЛ. Точно.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Но вот мне почему-то кажется, что я лежу на каком-то узком, холодном столе.
ПАВЕЛ. И мне кажется.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Когда же, наконец, свет дадут? Им что, провода обрезали?..
Лязг открываемого замка. Распахивается дверь. Становится светлее. В проеме двери возникает фигура полицейского. В его руках листок бумаги.
Можно различить четыре лежащие фигуры по числу нар, расположенных вдоль обеих стен.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (щурясь). Если это декан, мне строгий выговор…
ПАВЕЛ. Да нет, вроде полицейский.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А он в лаборатории что забыл?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Я здесь ничего не забыл, папаша, я здесь на службе.
Он делает несколько шагов вперед.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Какого черта без света сидите?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. С вашего позволение, лежим. Причем довольно долго.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Только не надо, а то заплачу… (В сторону.) Петров, в третьей темно.
ГОЛОС ПЕТРОВА. Опять? Наверное, автомат выбило. Сейчас посмотрю…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Но чтоб одна нога там, а другая на автомате.
Наконец, вспыхивает свет.
Павел (молодой) и Иван Федорович (пожилой) лежат друг против друга на двух дальних нарах. Они с ног до головы испачканы сажей, как будто только что вышли из пожара.
Также перепачкан сажей и толстый мужчина, лежащий на передних нарах справа. Повернувшись набок к стене, он крепко спит.
Мужчина лет сорока напротив него, лежа, безучастно смотрит в потолок. Одежда на нем сильно измята и заношена. Лицо кажется испитым.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Где мы?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В благородном заведении под названием вытрезвитель № 17.
ПАВЕЛ. Как Зеленухин после выпускного…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А как мы здесь оказались?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А в вытрезвителе оказываются только по одной причине – догадываетесь какой?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Но кто нас спалил?
ПАВЕЛ. Как кто? Я ж говорил – Мухина.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я имею ввиду сдал полиции?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Сторож позвонил. Испугался, что произошла атака дронов.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ах, вот как. Этого я уже не помню.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Еще бы, так налакаться. (Глядя в листок). Профессор Кузьмин Иван Федорович, аспирант Быстрицкий Павел Григорьевич…
ПАВЕЛ. Если позволите, уже кандидат наук. Вчера я защитил кандидатскую диссертацию. Причем благополучно… Разве по нам не видно?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Лучше бы правила пожарной безопасности соблюдали… Стояков Семен Тимофеевич – на выход.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Наконец-то…
Павел и Иван Федорович встают с нар и направляются к выходу.
Проходя мимо Стоякова, Иван Федорович склоняется над ним и теребит за плечо.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Семен Тимофеевич, эй, вставайте, пора.
ПАВЕЛ. Пора на стройку. Батареи подвезли. Работа ждет.
СТОЯКОВ (сквозь сон, гневно). А ну не тронь батарею, сукин сын… Думаешь, ей приделать ноги некому?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Семен Тимофеевич, нас ждут… проснитесь…
СТОЯКОВ (сквозь сон). Ты как раствор накладываешь? – я тя научу жить, японский твой дедушка…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (Ивану Федоровичу). Ладно, пусть дрыхнет… потом вызовем…
Профессор выпрямляется и делает шаг к двери.
Вдруг бодрствующий Полозов с испитым лицом поворачивается в сторону Ивана Федоровича.
ПОЛОЗОВ. А насчет скифов, профессор, вы не правы.
Иван Федорович оборачивается.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Что вы сказали?
ПОЛОЗОВ. Вы путаете скифов кочевников с царскими.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Что вы имеете ввиду?
ПОЛОЗОВ. Вспомните Неаполь-Скифский, городище Ак-Кая или Усть-Альминское. Какие тут кочевники?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (задумчиво). Да, да… я об этом знаю. Простите, с кем имею честь беседовать?
ПОЛОЗОВ. Полозов Сергей Михайлович… (После замешательства.) Кандидат исторических наук, археолог…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Полозов… Полозов… Постойте, это не вы в девяносто третьем работали с Мальцевым на Усть-Альминском некрополе?
ПОЛОЗОВ. Я.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как же, как же, я читал отчет. Пять захоронений. Три женских, два мужских.
Полозов нервно дергается на нарах.
ПОЛОЗОВ. Их было семь.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Как семь?
Полозов дергается еще сильнее. Затем принимает сидячее положение.
ПОЛОЗОВ. А так… Начальники местные понаехали. В двух других золото увидели и увезли якобы для регионального краеведческого музея… Скоты, развалили науку.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (Ивану Федоровичу). Папаша, мы не на трибуне.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ради бога, подождите, пожалуйста, еще минутку. (Полозову). М-да, какая неприятность… Сергей Михайлович, а что за захоронения? – те, два…
ПОЛОЗОВ. Женские. Четвертый век.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (оживившись). Что вы говорите? (Павлу.) Ты представляешь? (Полицейскому, нетерпеливо.) Извините, можно мы тут немного побудем, пока Стояков не проснется?
Он присаживается рядом с Полозовым.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Это вам не Эрмитаж с филармонией. Административный суд скоро…
Вдруг Павел подходит к полицейскому и смотрит на него в упор.
ПАВЕЛ. В таком случае, мы не выйдем отсюда, пока ваше руководство официально не принесет нам извинения за то, что нас продержали без света, как минимум, несколько часов.
Милиционер переводит взгляд то на Павла, то на Ивана Федоровича, то на Полозова. Он о чем-то усиленно соображает.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (задумчиво и протяжно). Первый раз вижу, чтобы в вытрезвителе захотели задержаться… Обычно от нас выбегают. Ну, сидите… мне-то что…
Полицейский стоит некоторое время в нерешительности, но затем закрывает дверь.
Закрыв дверь с другой стороны, милиционер прикладывает ухо к замочной скважине.
ГОЛОС ИВАНА ФЕДОРОВИЧА. С сарматами не перепутали?
ГОЛОС ПОЛОЗОВА. Вряд ли. На украшениях – ярко выраженный звериный стиль. Мальцев сразу сказал, что это…
ГОЛОС СТОЯКОВА. Согласно административному кодексу, распивать спиртные напитки на возводимом объекте категорически запрещено… – без меня.
Пожав плечами, полицейский уходит.
Занавес
2023 г.
dmitrijvolokitin@yandex.ru
Иллюстрация с сайта httpsstylishbag.ru