- Покойников тревожить - последнее дело, - качала головой бабушка Дуся, - не настолько ещё кости их вросли в землю, чтобы быть выкинутыми, словно сор избяной.
Бабушка с тревогой наблюдала в окно, как тяжёлая техника ровняет с землёй двухсотлетние могилы.
- Ох, не к добру это, не к добру, попомни мои слова, Сашенька, - сетовала она.
Я маленький был, но эту сцену помню. И грохот экскаваторов, гул бетономешалок, маты бригадиров и звонкие, некоторые с акцентом, голоса рабочих в оранжевых жилетах - всё помню, как сейчас.
Село, где жила бабушка, находилось неподалёку от трассы, а по другую сторону раскинулся большой сосновый лес.
Это место, на территории леса, возле трассы, облюбовали предприниматели из близлежащего города, в основном представители .
Один за другим, словно грибы после дождя, выросли всевозможные кафе и закусочные с незамысловатыми названиями , "Придорожное" и тому подобное. Конечно же, следом "поселились" несколько заправок и парочка гостиниц, где отдыхали брутальные дальнобойщики.
Так у нашего некогда относительно спокойного села покой закончился: прямо через дорогу вырос этакий "придорожный городок" с постоянно меняющимися жителями.
Но тем не менее, местные быстро смекнули, что на этом можно поживиться: продавали хозяевам кафешек овощи, фрукты и мясо, один мужик, сварщик по профессии, навострился даже мангалы и кованные изделия мастерить своими руками. Сельчане по весне торговали рассадой, цветами и птенцами домашней птицы, а летом у местных пасечников как горячие пирожки разлетался мёд.
В общем, все было даже обрадовались такому соседству, но это было, пока дело не дошло до строительства большой гостиницы... Заезжие бизнесмены выбрали место, где некогда располагалось старинное цыганское кладбище, давно не использовавшееся по назначению, но тем не менее все о нём знали и помнили.
Как водится, бабушки зашептали, запричитали, как нехорошо покойникам их вечный покой нарушать, но руководители большой стройки были непреклонны: место ровное, вырубки и выравнивания земли минимум, а значит - минимум затрат на подготовку.
И загремела тяжёлая техника, и зажужжали пилы, и перемолоты в труху были кости тех, кого уже некому было перезахоронить.
***
Проблемы начались уже после закладки фундамента. Первым погиб молодой рабочий: его задавило внезапно потерявшим управление экскаватором. Водитель экскаватора тогда ещё клялся и божился, что экскаватор внезапно как бы зажил своей жизнью, будто им управлял не он, а кто-то невидимый.
Стройка затягивалась. Однажды я, гостивший тогда в селе у бабушки, стал свидетелем забастовки рабочих, которых на тот момент погибло уже трое.
По периметру стройплощадки стояло несколько бытовок, где отдыхали утомлённые после тяжёлого дня строители. Так вот, надоело им, что по ночам невозможно было выйти на улицу: то завывает кто-то, то тени мелькают, то в двери бытовки скребутся...
Бригадир назвал всех суеверными лентяями, отправил восвояси и набрал для продолжения работ неприхотливых мигрантов.
***
Разве же это помогло? Тогда, помню, второй этаж возводили.
Краном грузили большую бетонную плиту, и когда её подняли к месту назначения и стали опускать, внезапно трос оборвася и плита рухнула, придавив собой четверых человек.
Тут уже бригадир призадумался. Вспомнил он, что в самом начале строительства приходили к нему жители посёлка и слёзно умоляли перенести место, мол, нельзя мертвецов тревожить. Бабушка моя была одной из таких ходоков.
Того бригадира звали Павел Игнатьевич. Он пришёл к нам к вечеру, смурной и задумчивый.
- Баба Дуся, а что вы про кладбище говорили? Думаете, это потому несчастные случаи у нас то и дело происходят, что мы могилы уничтожили?
Бабушка отправила меня в комнату, чтобы уши не грел, как она выразилась, а сама Павлу Игнатьевичу чаю налила, оладьи на стол поставила.
- Вижу, - сказала бабушка, - Человек ты серьёзный, да в общем и не злой. Но почему же ты нам не поверил?
- Верю теперь, да чего уж говорить? - вздохнул мужчина, подперев седую голову кулачищем, - Что делать-то? У меня на объекте уже семь человек умерли, и застройщики, и начальство негодует. Да и страшно. Всё же живые люди работают, у них семьи, дети. Как быть, может, можно чем покойников утихомирить?
Баба Дуся села, поникла и говорит:
- Только одно помочь может, и то не точно: строительство прекратить. А то ведь, не ровен час, и до нас призраки доберутся! А тут старики живут да дети малые! Сколько ещё смертей тебе нужно, чтобы понять, что ду;хи куражатся и отступать не собираются? Здесь же в стародавние времена цыгане жили, народ непростой. Это их тела на кладбище том захоронены! Ушли цыгане, выгнали их, да перед уходом условие поставили нашим старожилам: кладбище беречь и не трогать...
Павел Игнатьевич обещал поговорить с начальством. Да кто же из-за каких-то трудяг такой объект бросит? Деньги вложены, контракты подписаны, сроки не то что поджимают, а давят тяжёлым грузом со всех сторон! Павла Игнатьевича - директор, директора - застройщик, застройщика - заказчик. А рабочие, кто они такие? Лес рубят - щепки летят. Соблюдать, мол, надо, технику безопасности...
***
Да разве же поможет техника безопасности, когда опасность от озлобленных бестелесных существ исходит? Лежали себе их кости в покое двести лет, никого не трогали, а тут пришлые явились, разворотили могилы, расшвыряли кости. Вскрыли ящик Пандоры...
***
Происшествию, которое всё же заставило заморозить объект, я свидетелем не был, да и слава богу!
В тот день заканчивали третий этаж. Уже и двери стояли, готовились рабочие рамы ставить да за внутреннюю отделку приниматься. Как вдруг послышался с третьего этажа шум, грохот, душераздирающие крики. Остальные рабочие бросились наверх, проверить, что же случилось - а дверь заперта изнутри! Из комнаты, где рабочие трудились, такие крики слышались, что мурашки бежали по спине.
К объекту стянулись люди из села, из соседних заведений - настолько страшные звуки разносились по всей округе. На какой-то миг всё затихло. А потом, один за одним, строители стали показываться в оконном проёме и падать вниз. Словно под гипнозом, как марионетки, которых кто-то дёргает за верёвочки: шаг в оконный проём - шаг в бездну, проём - бездна, проём - бездна... И так, пока все девять человек, находящиеся там, наверху, не превратились в груду изуродованных тел на куче строительного мусора. Да-да, эти невидимые кукловоды выбрали для своих изощрённых развлечений именно ту комнату, под окном которой были навалены обломки бетонных перекрытий с торчащей отовсюду арматурой... А после жуткого акта массового суицида в оконном проёме замаячили чёрные тени и цинично зазвучала не в тему весёлая музыка из неведомого источника...
Очевидцы стояли, открыв рты. Конечно, после такого уже скрывать происходящее на стройке было невозможно. Подключились СМИ, прокуратура, прочие надзорные ведомства... Строительство заморозили. Я видел только, как совсем поникшего Павла Игнатьевича уводили с объекта в наручниках. Что стало с ним? Подозреваю, что ничего хорошего.
***
Все думали, что заморозка строительства утихомирит разбушевавшихся призраков. Но нет. Они жаждали мести. Они хотели крови. Они вышли на дорогу...
На участке напротив зловещего долгостроя одна за одной стали происходить аварии. Ду;хов не интересовали простенькие ДТП с невинными вмятинами. Потусторонние сценаристы писали изощрённые кровавые сюжеты.
Мерседес, въехавший под фуру - ноль выживших. Зрелище было настолько страшным, что водитель фуры умер от разрыва сердца прямо на месте.
Лобовое столкновение на пустой дороге - не выжил никто. Даже маленькому, двухмесячному ребёнку в автолюльке каким-то образом пробило голову разбитым стеклом.
И таких аварий были десятки, если не сотни. Сотрудники ДПС уже боялись выезжать сюда, зная, что увидят такое, что не показывают самые страшные хорроры... Перед въездом на прямой, будто вычерченный линейкой участок без единой загогулины, без слепых зон, без поворотов стоит табличка: "Внимание! Опасный участок дороги!" И ограничение скорости до шестидесяти километров в час.
***
...Они вышли на дорогу и пошли к селу. Они пошли в соседние забегаловки и гостиницы. Тут и там: тени, смерти, звуки, зловещий шёпот за дверью...
Я однажды застал это. Да, я, уже тогда взрослый парень, как бы это проще сказать, чуть кирпичей не наложил.
Ночами селяне больше не выходили на улицу. Да что селяне? Собаки, испуганно скуля, жались в углы своих будок. Ночами там хозяйничали Они. Они резвились и куражились. По улицам толпами метались тени и силуэты, они завывали, играли на своих невидимых инструментах, пели звонкие цыганские песни. И если встречали кого на своём пути - как минимум седых волос у того человека ставилось больше.
В ту ночь я спал, прислушиваясь к происходящему снаружи. Растущая рядом яблоня хлестала ветвями по оконному стеклу, и иногда от этого прикосновения получался мерзкий, пугающий скрежет. Будто сам граф Дракула царапает изнутри крышку гроба...
Бабушка, плача, молилась в углу перед иконой. Она оплакивала вымирающее село - здесь остались единичные жилые дома: тех, кому совсем некуда идти и тех, кто идти никуда не хочет совсем, "хоть потоп, хоть землятресение, хоть нашествие антихриста". Бабушка относилась ко второй категории.
Ветер снаружи завывал всё сильнее, громыхая крышами и хлопая дверьми заброшенных домов.
Вдруг мы услышали осторожный стук в дверь. Бабушка напряглась и стала ещё неистовей молиться.
Стук усилился.
- Пустите меня, я замёрзла! - услышали мы тоненький детский голосок.
Я вжался в кровать, готовый прирасти к ней всем телом.
Тишина. Но надолго. Шлёп! Кто-то или, точнее, что-то прильнуло к стеклу и стало со скрипом сползать по нему. Скрипучий звук "ладошек по стеклу" прекратился. Я мельком взглянул в сторону окна, увидел чёрный силуэт с горящими глазами и отвернулся, покрываясь холодным потом. Оно захохотало. Жутко, злорадно, громко... К нему присоединились остальные.
А потом зловещая хохочущая какофония стала удаляться к гостинице. Вдали, за окном, забрезжил рассвет...
Сон, конечно, как рукой сняло. Я вскочил с кровати и стал яростно натягивать штаны:
- Бабуля, собирайся, мы уезжаем отсюда!
Бабушка подняла на меня усталые глаза:
- Нет, Сашенька, я никуда отсюда не уеду. Я здесь родилась, замуж вышла, детей родила. Здесь лежит прах моих родителей, моего мужа. Ты едь, сынок. Здесь страшно. Но ведь и они не виноваты.
Бабушка Дуся многозначительно посмотрела в окно.
- Они не сами себя выпустили...
Я понял, что не смогу уговорить бабушку уехать. Это был её дом. Позавтракав, я сел в машину и уехал прочь из этого проклятого места.
***
Не стало бабушки совсем неожиданно. Её просто нашла наутро соседка, одна из немногих оставшихся. Она пришла к бабушке, чтобы занять у неё несколько металлических крышек для банок, и обнаружила бабушку, лежащую на полу.
Я и папа приехали в тот же день. Соседка, тётя Зина, уже вызвала скорую, и бабушку, как положено, увезли в морг.
- Вы здесь будете ночевать? - спросила тётя Зина.
- А где же ещё, конечно здесь! - уверенно сказал папа. Он не верил в разгневанных призраков.
Я боялся. Боялся не потому, что помнил последнюю ночь в гостях у бабушки, а потому, что папа не боялся ничего. Он не собирался сидеть всю ночь за запертой дверью, потому что "всё это бред собачий", а в самом разгаре душное лето. Конечно, папа собирался спасаться от дневного зноя посредством открытых настежь окон и дверей в ночное время.
За бабушкой в город нужно было ехать следующим утром. Весь день мы катались, улаживая дела, связанные с предстоящими похоронами.
К вечеру приехала тётя Галя, папина сестра, с двумя сыновьями-подростками. Они были не намного младше меня. Женьке недавно исполнилось семнадцать, а Антону шестнадцать. Мне же на тот момент было двадцать лет.
- А правда, что в той гостинице призраков видели? - спросил Антон, когда мы вышли на крыльцо.
За лесом ярко-рыжим заревом алел закат. На его фоне зловещий корпус недостроенной гостиницы выглядел, словно декорация для культового хоррора. Липкий страх змеёй заполз под кожу, когда я прокрутил в голове все известные мне случаи, связанные с этим местом. Она наблюдала за нами пустыми глазницами окон, словно портал между миром живых и миром мёртвых...
А сумерки тем временем неотвратимо опускались на село. Поднялся ветер, в последнее время неизменно посещающий эти места, затихли птицы. Только гул автомобилей с трассы нарушал густую, давящую тишину.
- Пойдёмте в дом, - сказал я, чувствуя, как тревога тисками сжимает мои внутренности.
- Ну вот ещё, - усмехнулся папа, - Только жара кончилась, а ты говоришь, в дом. Посидим во дворе, поговорим. Давненько не виделись, и вот, мама нам пускай печальный, но всё же повод дала...
Его монолог прервала музыка, доносящаяся откуда-то со стороны гостиницы. Над мрачным корпусом недостроя замелькали яркие, шустрые огни, словно сотни шаровых молний разом наведались в это проклятое место...
Папа открыл рот, не веря своим глазам, а тем временем музыка приближалась. Послышался смех и звонкие голоса, а затем на дороге выстроились полупрозрачные силуэты в ярких одеждах... Они направлялись в сторону села.
- Да, пожалуй, нужно идти в дом, - пробормотал ошалевший папа. В дверях стояла бледная, как полотно, тётя Галя и истово крестилась.
- Что это такое-то, Витя?! - взвизгнула она, обращаясь к отцу.
- Понятия не имею, но чувствую, ничего хорошего, - ответил папа, пятясь к двери.
Мы зашли внутрь, тётя Галя бросилась закрывать окна, Антон сидел на диване и дрожал. Музыка, смех и голоса становились громче. Призрачный табор шёл в село - пугать, мстить и, может быть, собирать кровавую жатву...
Женя... Где Женя? Я искал глазами двоюродного брата, но меня опередила тётя Галя. От испуга у неё пропал голос, и она громко мычала, тыкая пальцем куда-то в сторону дороги.
Женя, загребая ногами, словно кукла, шёл навстречу призракам. Он потерял рассудок.
Не долго думая, я бросился к брату, в несколько прыжков очутился рядом с ним и не нашёл ничего лучше, чем просто врезать ему по челюсти, чтобы вырубить...
- Саша, давай, берём его, - ко мне подоспел отец, взял его за руки, а я за ноги и мы потащили потерявшего сознание Женю в дом.
Призрачная толпа завыла, раздосадованная тем, что у них из-под носа увели добычу. Полупрозрачные силуэты заметались, заулюлюкали и один за другим двинулись в нашу сторону...
До дома осталось несколько метров, когда они почти настигли нас. Я успел рассмотреть некоторых из них. Они светились, будто сотканные из густого тумана, их лица были сероватые, словно восковые, а глаза полностью белые, лишённые зрачков. Одна из женщин широко раскрыла рот, моментально растянувшийся в огромную зияющую пасть, и закричала. От этого звука заложило уши.
Она уже протянула к нам свои длинные, крючковатые пальцы, но в этот момент мы оказались наконец в доме. Призрак метнулся за нами, но неожиданно будто врезался в невидимое препятствие.
"У каждого из нас, оставшихся здесь, над каждой дверью, над каждым окном начерчены кресты. Они не дают нечисти проникнуть в дома. Но не дай бог выйти на улицу - там они хозяева!" - вспомнил я слова бабушки.
Я посмотрел на стену над дверным косяком. В наличник были засунуты несколько маленьких иконок, а на стене виднелся нарисованный мелом крест...
***
Мы уехали на следующий день, как только похоронили бабушку. Оставаться в этом жутком месте не хотелось больше ни минуты. Соседка тётя Зина долго смотрела нам вслед.
Насытятся ли когда-нибудь разъярённые призраки? Когда-нибудь случится так, что они скажут, что хватит уже жертв? Достаточно. Не знаю.
***
Я проезжал мимо этого участка спустя несколько лет. Я старался успеть до ночи, но сумерки всё же застигли меня именно здесь. Мельком я бросил взгляд на село: оно пустовало. Уехали последние жители. Всё, хватит. Некоторые закусочные, которые находились поблизости к всё так же стоящему долгострою, заросшему бурьяном, тоже закрылись. А над корпусом гостиницы в сгущающихся сумерках всё так же мелькали огни. Они ещё куражатся, поджидая очередную случайную жертву...