Перегудов Митрофан Михайлович по всем морям прославился самым лучшим капитаном. В БОРе его портрет не сходил с доски почёта, а в его рейсовый плавсостав практически невозможно было попасть. Туда подбирались лично Перегудовым только самые проверенные. Им всегда завидовали, интересуясь перед выходом в море:
- Ты с кем уходишь?
- С Михалычем! – гордо звучал ответ.
- Во везюка!.. – летело завистливое одобрение.
Уходя в рейс под руководством этого капитана, моряки всегда были твёрдо уверены, что вернутся на родной берег невредимыми и с отличным заработком. Ведь в экипаже у Перегудова была такая дисциплина, что её можно было расписывать поучительной инструкцией по всем пароходам. Какие были порядки у Михалыча на пароходе, такое было и его отношение к неуёмным штормам беспощадных морей, в которых он не раз спасал суда с паникующими людьми.
Но годы не щадят никого. Особенно, если такая серьёзная ответственность за жизни людей и их заработки. Из-за внезапного инфаркта Перегудов угодил в реанимацию на целую неделю!
- Вот тебе и сильные мира морского! – поражались моряки.
- Ничто не вечно под луной… - мрачно призадумывались друзья офицеры.
- Шутка ли, столько лет бороздить морские просторы и жить в напряжении за каждую душу на пароходе? – переживали здешние мореманы и односельчане.
Списание из капитанов для Перегудова стало хуже перенесённого инфаркта! Другой работы в своей жизни он не представлял. Реабилитировавшись после болезни, в очередной рейс он пошёл боцманом.
- Сдурел ты что ли?! – перепугалась супруга и застращала его, нешуточно переживая: - А если тебя в море прихватит? Там тебе не будет ни «Скорой помощи», ни реанимации!
- Значит, похоронят по-морскому – в бескрайнее море и на самое его дно! – лишь посмеялся списанный капитан.
- Типун тебе на язык! – истово перекрестилась жена и, смиряясь, очень попросила: - Не надо мне уже никаких денег! Возвращайся ради Бога живым и здоровым!
Из этого рейса Перегудов вернулся словно по её великой мольбе. Отпраздновав возвращение в кругу семьи, вечером Митрофан Михайлович ушился в местный прибрежный кабачок, где и выпил со старыми друзьями за своё второе рождение, как сейчас вспоминая о шторме, что накрыл их в Японском море.
За штурвалом тогда оказался моложавый самоуверенный капитан Паклин. Под стать ему подобралась и команда. Одним из первых корабельный устав нарушал старпом, оставляя у штурвала одного вообще неопытного четвёртого штурмана. Судовые собрания проводились только в поздравительных целях. Комсостав чуть не в открытую развлекался с женщинами. Офицеры частенько сбивали стресс энзешным коньяком. За всё подобное Перегудов когда-то беспощадно разносил экипаж и, если до кого-то не доходило, списывал таких посреди рейса на берег. Разболтанность, наплевательство и даже лёгкое пьянство, как и полагается, приводили к неминуемым бедам.
На сей раз их рыболовный траулер в шторм угодил ночью. И вместо того, чтобы уйти в спасительную бухту, Паклин выбрал продвижение вперёд по принципу «авось прорвёмся». Но когда водяные горы в бесновании пошли на восьмой балл, и корабль лагом завалило на стремительно идущую волну, вахтенный третий штурман запросил помощи у капитана, не в силах выправить судно. Траулер начало кренить больше и больше. От перенапряжения в такт работы двигателя сначала мелкой дрожью, а потом сильной завибрировали все переборки, переходя на такой пугающий скрип, что показалось, что судно уже разваливается на части! Добавляя ужаса потопления, повсюду полетели незакреплённые предметы. Из кают в невообразимой панике стали выскакивать люди. Судовая кошка Пурёха с душераздирающим мявом начала кидаться на переборки чуть не до потолка, а самые несдержанные мужики до полусмерти перепугали чувствительных женщин воплями:
- Провались оно всё пропадом - мы тонем!!!
- Народ, мы тонем!!!
- Где эти грёбаные радисты?! Почему не дают «сос»?!
- Я тебе сейчас дам «сос»!!! – вырос перед таким паникёром боцман Перегудов, который в этот момент стремительно пробирался к капитанскому мостику, и хорошенько влепил ему кулаком на всю морду со словами: - А ну марш в каюту, сопляк зелёный!!! Закройся там и не вопи!!!
Вмиг умывшись кровью, паникёр пришёл в себя и исчез за дверью. Глядя на него, в каюты ретировались и другие. А мрачный, как тысяча гроз, боцман почти ползком добрался по критическому крену в сорок три градуса до капитанского мостика. Там по переборкам штурманской рубки распластался весь бледный третий штурман, а на штурвале мешком висел Паклин и вперемежку с отборными матами чуть не ревел в голос.
- Чё хнычешь?! Плакать надо девкам в груди! – свирепо прорычал ему старый капитан, въехал кулаком в сопливую физиономию и отшвырнул от штурвала на третьяка.
Позорно улетев, кэп без слов зажал закровившее лицо. А уже через минуту и он, и третьяк почувствовали, как смертельный крен всё больше и больше отступает. Ещё через минуту офицеры встали рядом с боцманом. Старый «морской волк» сурово высматривал лабиринты в беснующейся стихии и мигом направлял туда судно. А потом, не глядя ни на кого, спокойно стал говорить офицерам:
- Вот так без паники, без соплей и ведёте доверенное вам судно, если уже влезли в штормовую переделку.
Паклин живо поправил капитанскую фуражку и безо всяких шуток серьёзно козырнул боцману:
- Есть без паники и без соплей вести судно! – и быстро принялся платком оттирать лицо и руки от крови.
За ним козырнул и третьяк:
- Есть вести судно без паники!
Перегудов же не выпускал штурвала, пока не вывел траулер из штормовой зоны. Когда всё было позади, он передал штурвал капитану и, глядя ему в глаза, многозначительно произнёс:
- Я здесь только немного помог!
У опешившего кэпа, как и у третьяка, сделались круглыми глаза! Старый капитан спас траулер от неминуемого потопления и эту заслугу переложил на них! А Перегудов тихо продолжал, обращаясь непосредственно к Паклину:
- И запомни, капитан, что море не суша, а доверенных тебе людей родные ждут на берегу живыми! Для этого наведи на пароходе полный порядок и не бравируй сам! Не стоит рваться через шторма на дурной смелости. Тише едешь, дальше будешь, – и он ободрительно стукнул каждого по плечу со словами: - Давайте, ребята, работайте правильно.
Офицеры молча крепко пожали ему руку, и он ушёл в боцманскую каюту принимать валидол. Паклин отпустил третьяка, взялся за штурвал и почувствовал какую-то нарастающую гордость в том, что это «колесо» он держит сейчас после настоящего «морского волка». Таким мечтал стать каждый капитан. Перегудов же оставался таким же требовательным даже в судовой роли боцмана, на все сто оправдывая корабельное название боцмана – дракон.
И только на переходе экватора все «морские волки» становились славными романтиками мореходами, ведя за собой свои экипажи на дороги грозного властелина синих морей и седых океанов Нептуна. Это было самое весёлое неотъемлемое посвящение жизни настоящего моремана!
продолжение следует.......