Стоит средь лесов деревенька
Жила там когда-то давненько…
Героиня нашего повествования родилась в самое темное время года, когда ночь нехотя уступает свои позиции растущему дню – 21 декабря 1955 года в одной из деревень Гродненской области. Родители – Константин Константинович и Надежда Васильевна были крестьянами, работали в полеводческой бригаде местного колхоза. Жили небогато. За тяжелейший крестьянский труд платили гроши, а точнее насчитывали трудодни. Отец девочки отслужив срочную службу в армии в Подмосковье, вернулся на родину, построил дом на месте сгоревшего в войну, женился, родился ребенок, через два года еще одна дочка и через пять – сын.
Роды приняли в домашних условиях. Было снежно и холодно, поэтому регистрировать младенца повезли не сразу, а где-то через месяц после рождения и дату рождения записали 3 января 1956 года. Назвать малышку хотели Инной, но после долгих раздумий остановились на Лидии, наверное, в честь Лидии Руслановой, которая нравилась отцу малышки и бабушки со стороны матери. К слову, дедушка и бабушка девочки жили в другом конце деревни.
Родная деревня Лиды в те времена представляла собой достаточно большое поселение на сотню дворов, в которой была старинная, восемнадцатого века постройки православная церковь и жили в ней в основном православные, хотя все деревни в округе были католические. В годы войны деревня была сожжена оккупантами, но отстроилась и жила полноценной жизнью. Несмотря на изнуряющий крестьянский труд, не забывали и о праздниках, часто слышны были песни в разных концах деревни. Лидина мама хорошо пела и была основной исполнительницей в деревенском хоре. Пели белорусские и русские песни, старинные и современные, под настроение. Электричество еще не было подведено, соответственно чудеса цивилизации, связанные с ним, были жителям недоступны. В Лидиной семье был радиоприемник «Родина» на батарейках и когда девочка подросла, одним из любимых занятий было слушать радиоспектакли, прильнув к динамикам.
Деревню окружали смешанные леса и болота, поросшие ивняком и ольхой, а в трех километрах южнее ее протекала река Западная Березина, Берёза по-местному. Добраться до нее было сложно, особенно детям. Надо было форсировать три гребли – низины, заполненные черной торфяной водой и жижей, в которой ноги вязли выше колен. Настеленные в былые времена бревенчатые гати расползлись и редко удавалось дойти до реки, не соскользнув с них в грязь. Реку окружали обширные пойменные луга, с мощными единичными дубами, которые во время половодья полностью покрывались водой, но после схода ее становились отменными сенокосами и пастбищами для многочисленного деревенского стада коров.
Родители Лиды тоже держали корову-кормилицу, хотя обеспечить ее сеном на весь год было сложно, даже не в плане физического труда, а из-за того, что колхозникам запрещалось косить общественные сенокосы и надо было ночью дерюгами или рэзгинами таскать домой траву, накошенную тайно по болотам под кустами. Но без коровы было не выжить, особенно семье с детьми, поэтому надрывались, но корову держали. Если она заболевала, или не дай Бог подыхала, горе в семье было великое. Теленка от коровы резать для себя не дозволялось, а надо было подращивать и сдавать в колхоз.
Помимо коровы держали кабанчиков, которых прятали, поскольку советская власть не приветствовала частно-собственнические настроения у колхозников. Огороды выделялись минимального размера, сады еще меньше и деревьев и ягодных кустов соответственно тоже было мало. Для посадки картошки – главного продукта питания выделялись «сотки» - полоски земли на поле, где раньше росла рожь или другие зерновые, которых тоже давали в обрез и иногда в середине июня, после того как все будет посажено в колхозе, чтобы не отвлекались от коллективного труда. В результате поздней посадки картофель нередко не успевал вызреть, что влияло на его урожайность и дальнейшее хранение, но власти это не волновало. Такая методика выращивания картофеля жителями деревни давала двойную выгоду руководству колхоза. Во-первых, селяне щедро унавоживали землю перед посадкой картофеля, а во-вторых, вычищали свои «сотки» от пырея и других сорняков, тщательно и неоднократно боронуя и окучивая всходы. Через год колхоз получал на этой удобренной, выпестованной земле рекордный урожай, а «сотки» выделялись людям на другом, истощенном поле.
Зимой крестьянам жилось чуть легче, можно было передохнуть, полноценно, без спешки отметить праздники. Одно из ярких воспоминаний Лидиного раннего детства – празднование Рождества. Новый год в деревне не отмечали, а православное Рождество – с размахом.
Накануне Рождества Константин Константинович шел в лес, находил красивую пушистую елку до потолка хаты, ставил на крестовину, с «горы» (чердака) доставали ящик с елочными игрушками и наряжали лесную красавицу. Помимо игрушек на ветви вешали конфеты и небольшие яблоки. Дети украшали комнату самодельными гирляндами, которые клеили из цветной бумаги. Перед праздником убивали кабана «на каляды», разделывали его, отделяли и засаливали сало и «кумпяки» (окорока), очищали и тщательно промывали кишки, и готовили деревенские деликатесы: полендвицу, солтисоны, кровянку, шкилондзю, колбасу. На кухне с утра шла подготовка праздничного стола, вкусно пахло котлетами, жареной печенкой и колбасой, от чего у детей, да и взрослых текли слюнки. На стол выставлялись заготовки: капуста квашеная кочанами и шинкованная, соленые огурцы, грибы, крошили винегрет. Варили картошку, жарили драники, пекли формовые пироги с маком и сушеной черникой. Ставили штоф самогона, наливку или вино для женщин, детям – морс и «ситро».
Шестого января мужчины – друзья Константиновича затапливали баню на огороде под вековыми грушами и липой. Затем все парились и мылись по очереди: мужчины сначала, пока пар был особенно горяч, потом женщины с детьми, одевали чистую нарядную одежду. Рождественским утром садились за стол праздновать. Ели досыта и выпивали не мало, но никто не напивался – закуски было много. Потом долго гомонили и пели песни.
Следующий большой религиозный праздник, который с размахом праздновали в деревне – «Вялiкдзень» или Пасха. Накануне тщательно убирались и выметались от накопившегося за зиму хлама и мусора двор и прилегающая к дому мощеная камнем улица, наводился порядок в доме. Одевали самую красивую праздничную одежду, наряжали как куколок детей, христосовались с каждым встречным. По улице начинали бродить «пояешники» - дети с корзинками или холщовыми мешочками гурьбой шли от дома к дому, заходили во дворы и там их угощали кто чем, в основном крашеными яйцами, конфетами, кусками пирога. Не открыть дверь «пояешнику» считалось моветоном.
На столе на Пасху конечно же были «свянцоные» - побывавшие в церкви яйца, с кусочка которых начиналось застолье. Пасху начинали праздновать с утра. На столе появлялись просолившиеся полендвица, сало, подвяленные «пальцем пиханые» колбасы, шкилёндзя, отварной окорок, нарезанный кубиками. Готовились голубцы из листов квашеной капусты, котлеты, пеклись блины или драники, пасхальные пироги, винегрет. Не обходилось без штофа кристально чистой «пущанки» и других напитков и сладостей для детей. После завтрака веселые люди выходили на улицу, рассаживались на лавках у домов, если позволяла погода, вели неспешные беседы на разнообразные темы, общались с соседями и родственниками, которых было пол деревни, мужики играли в карты.
Летний праздник «Сёмуха» или Троица отмечался с меньшим размахом. Накануне ворота дворов украшались срубленными деревцами молодых ярко-зеленых березок. Улица и дворы убирались и выметались. Дети наряжались в праздничные платья и им позволялось сходить на реку. Конечно же, был праздничный стол, посиделки, песни. Когда темнело подростки начинали «шутить» - снимали калитки у хозяев, относили подальше и прятали. Веселились, когда наутро хозяин озадачено глазел на пустой проем и чесал затылок: где теперь искать эту калитку? Но злобы на шутников не было – это было в порядке вещей.
Государственные праздники, кроме 8 марта в Лидиной семье не отмечались. Просто отдыхали или работали по хозяйству в эти дни.
Ели вдоволь только по праздникам, в обыденной жизни рацион сельчан был довольно скудным. Основу питания составляли картошка и хлеб. В добавок к ним была квашеная капуста и огурцы, винегрет, сало, если было. Выручали продукты из молока своей коровы: масло, сметана, творог, сыр клинковый и вареный, простокваша, а, так же, куриные яйца. Квасили в бочке груши-дички и за зиму она пустела. В сезон сушили чернику. В начале зимы, когда корова запускалась и куры переставали нестись, было голодно. Запасы мясных деликатесов и сала истощились, а купить что-то мясное было негде и не за что. Толстяков в семье не было. Если бы не подработка отца на стороне, было бы совсем худо.
В раннем детстве Лиду баловали. Отец, бывая в райцентре или в Минске, покупал ей самые яркие и красивые платьица, туфельки, воздушные шарики, гостинцы и сельчане говорили, что у Константиновича самая нарядная дочка в деревне. Девочка взрослела, появилась сестра, а потом и брат и ее, как старшую стали привлекать присматривать за младшими. Однажды, когда родители были на работе, Лида с сестрой решили искупать маленького брата. Налили ледяной воды из колодца в корыто, посадили туда орущего малыша и вымыли, как сумели. Мальчик был не худой и все хорошо закончилось – не простудился.
В морозные зимы дети много времени проводили на печке. Застилали русскую печь ватными одеялами и играли в разные игры в тепле и уюте, когда за окном завывала вьюга. Отец сделал детям санки, и они с удовольствием катались на них с горки на «ворах». Далеко не у всех деревенских они были, и дети завидовали Ковалевым - уличное прозвище семьи Лиды.
Любила Лида с подругой прогуляться в другой конец деревни к бабушке за квашеной капустой и огурцами. Вдали, как маяк светилось окно хаты, и дети шли по улице в полной темноте, побаиваясь, что какой-нибудь пес выскочит со двора и покусает.
Из вышеизложенного напрашивается вывод, что детство Лиды проходило в играх праздниках и развлечениях, но это далеко не так. Деревенских детей с раннего детства привлекали к посильному труду. Помимо контроля и ухода за младшими родители, уходя на работу поручали ей начистить картошки на всю семью, вымести или вымыть пол в доме и множество других бытовых поручений, а ведь она уже пошла в школу и надо было еще успеть сделать уроки.
Некоторые поручения доставляли девочке удовольствие. Теленка после его рождения необходимо было дорастить до товарного веса, после чего его сдавали в колхоз. Пасти телят разрешалось на неудобицах – пустырях, болотинах и хозяева забивали там в землю металлический прут с длинной цепью, надевали теленку на шею ошейник, и он пасся, выедая траву в радиусе доступности длины цепи. Таких телят было много. Вечером детей посылали забрать теленка и привести домой. Ватага ребят одновременно выдергивала из земли железные штыри и отпускала телят, устраивая соревнование: чей первый добежит до деревни. Подгоняемые криками детей, молодые бычки и телочки неслись со всех ног домой, подымая волочащимися цепями тучи дорожной пыли и приводя в восторг малышей.
Любила Лида пасти корову отдельно от стада, когда та приболеет. Захватывала с собой книгу и в тишине уединения самозабвенно погружалась в ее содержание, изредка поглядывая на животное. Когда отец подрабатывал сторожем колхозного сенокоса, он иногда поручал дочке сходить на луга к реке, проверить как там обстановка и тогда тоже удавалось немного почитать и отдохнуть от суеты.
Главным увлечением Лиды в детстве было чтение. Школа-восьмилетка имела неплохую библиотеку, и девочка перечитала, пожалуй, всё, что в ней было, причем будучи подростком, читала серьезные книги типа «Анны Карениной», а потом и Достоевского.
В 1967 году в деревню подвели электричество. Сразу стали доступны чудеса цивилизации, которых селяне были лишены: холодильник, телевизор, радиола, а главное яркий свет, при котором можно было вдоволь читать, не портя глаза. До этого в деревню иногда привозили кинопередвижку, работавшую от электрогенератора, а уроки приходилось делать при свете керосиновой лампы.
Отец Лиды был мастером на все руки, хорошо разбирался в технике и даже в подростковом возрасте самостоятельно гнул полозья для саней, что умели делать единицы на селе. Первым в деревне приобрел «моторовик» - велосипед с моторчиком и пользовался им повседневно. С учетом его способностей, директор школы пригласил его работать учителем труда на освободившееся место. Так удалось сбросить с себя колхозное ярмо и получать хоть и небольшие, но реальные деньги, а не трудодни.
Училась Лида хорошо. Преподавание велось на белорусском языке. В одном помещении учились вместе дети двух классов, например второго и четвертого одновременно, в две смены. Школьников в деревне было немало. В школе был организован музей с летописью деревни и боевой славы местных партизан. Был список погибших вовремя войны, и Лида написала в газету «Правда» письмо с просьбой найти родственников погибших партизан. Каково же было ее удивление, когда в деревне вдруг появился незнакомец и стал спрашивать, как найти Лиду. Оказалось, что нашелся брат одного из погибших и приехал из Геленджика побывать на его могиле. Остановился в их доме, а уезжая пригласил девочку приехать в гости, чем она и воспользовалась в юности.
Закончив в пятнадцать лет восемь классов, Лида без экзаменов, как отличница, поступила в медучилище и на этом детство кончилось. Началась самостоятельная жизнь вдали от дома и родителей.