У нас в классе был вечер. По поводу окончания каникул. Все было просто, без определенного сценария.
Мы растащили парты по периметру и накрыли на стол.
Сходили в столовую за чайником.
Девчонки пришли раньше ребят и вырезали из бумаги кружевные салфетки, на которые всем разложили конфеты и прочие угощения.
Был большой пирог от чьей-то мамы, разрезанный на равные ломти.
Было безе, которое напекла Зойка.
В классе слонялся и ее младший брат - то стоял за занавеской, стесняясь нас, больших, то на время оставлял свое стеснение, чтобы подойти к столу и упрятать в глубокие карманы очередную порцию конфет.
Играл проигрыватель.
Возле него лежали грудой принесенные из дома голубые, черные, серые пластинки.
Надежда Петровна восседала за столом в парике, который она надевала по праздникам.
Возле нее на вырезанной из тетрадного листка салфеточке горкой лежали сладости, которыми угостили ее девчонки. Рядом в картонном стаканчике остывал чай.
Она якобы проверяла тетради, но не забывала пристально поглядывать на то, что происходит в классе и держать это под контролем.
А в классе были танцы.
Мелькали завитые по случаю вечера кудри, топали ноги на тяжелых модных платформах. Брюки клеш мели полы.
Посреди класса на свободном пространстве усердно пыхтели танцующие.
Во время медленных танцев по окнам и за партами жались неприглашенные.
Рублевский все время был при деле.
Медленные танцы он танцевал с разными девчонками и думаю, собирался по очереди пригласить всех девочек в классе.
Я усмехнулся, зная, что это - его дипломатические ухищрения, а вовсе не проявление особенных симпатий.
На первый же медленный танец он пригласил Зойку.
Я пристроился к классной доске и рисовал корабль с парусами.
Ко мне подходили, расхваливали мой корабль, кто -то предложил написать на борту корабля девиз нашего класса «СМИД - содружество мальчишек и девчонок».
Я не возражал.
Снова зазвучала медленная музыка.
- Белый танец!- объявил парик из-за стоп с тетрадями. - Девочки, приглашайте мальчиков!
К Рублевскому наперегонки ринулись ранее приглашенные им девчонки, а я отвернулся к доске и уткнулся носом в свой корабль, вырисовывая круглый штурвал с восемью ручками.
- Гриш, потанцуем? - услышал я голос Зойки.
Она подошла и встала совсем близко от меня.
Я не спеша пристроил мел в ложбинке у доски, отряхнул руки и повернулся к Зойке.
Она положила мне на плечи свои ладошки, как первого сентября в домике на детской площадке и мы стали топтаться среди танцующих.
- Хороший вечер, правда? - спросила Зойка, снизу засматривая мне в глаза.
- Да, - кивнул я, не отвечая ей взглядом. - Ничего себе вечер.
- Ты чего такой грустный?
- Каникулы кончаются. Жалко.
- Ну, это конечно…Слушай, а ты завтра с утра что делаешь?
- Не знаю еще. Воскресенье. Завтра родители дома. Они мне придумают какое-нибудь дело, можно не сомневаться.
- А я думала, что, раз последний день каникул, можно куда - нибудь сходить.
-Куда, например?
- Ну-у, я не знаю…Куда - нибудь. Все равно, куда.
Танец кончился. Мы секунду-другую постояли посреди прочих пар и я вернулся к своему кораблю.
Зойка подошла к брату, сделала ему какое-то замечание.
Наверно про то, что нельзя есть столько конфет.
Он убежал от нее на другой конец класса и отгородился оконной занавеской.
Вновь заиграла музыка. Зойка опять оказалась возле меня.
- Гриш?
-Чего?
- Пошли выйдем, а?
- Ну, пошли…
Я дождался, чтобы Зойка вышла первая, помедлил и пошел за ней. Поозирался в коридоре и наугад повернул в раздевалку.
Зойка была там.
- Ну, что?
- Гриш, ты чего сегодня такой?
- Какой - такой?
- Ну, как незнакомый, что ли? Я не пойму, какой… Не такой, как всегда!
- Раньше другой был?
- Конечно, другой! А сейчас смотришь мимо…
- Очки пора менять. С глазами проблемы.
-По-моему, ты просто не хочешь на меня смотреть! Скажи мне, Гриша, что случилось?
-Ничего не случилось, Зой.
- Я же вижу!
- Да, видишь ты точно лучше, чем я! Зой, знаешь, давай останемся друзьями.
- Что такое? Почему, Гриш?
-Ты ж сама говорила, что мы друзья. Ну, вот и будем друзьями.
- Я тебе совсем больше не нравлюсь? Тебе нравится другая?
- Не в этом дело. Просто…Как бы это получше объяснить? В общем, пока мы не ходили в домик, про нас не болтали. Все было нормально.
-Я не боюсь. Пусть болтают, если делать больше нечего.
- Ты забыла, как тебе было обидно и ты плакала перед каникулами? А я, вот, помню. Зой, пойми: я хочу просто дружить. С Ильей, с тобой. Как раньше.
Зойка закрыла лицо ладошками и села в угол под висящие пальто.
Я растерялся. Стоял над ней и не знал, что делают в таких случаях.
Почувствовал, что снова колет сердце.
- Зой, не надо…Послушай, ну не надо, а? Увидят же!
- Пусть увидят! Мне уже все равно! Пусть!
- Зой, послушай меня…Наша классная моему отцу рассказала про нас. Мне отец пригрозил, что теперь меня из школы встречать будет!
- Зачем?
- Чтобы я после школы шел сразу домой. Ну, подумай - зачем тебе это все надо? Смотри - отец узнал, классная знает, Дронов донимает… Мало?
- А что… что же делать?
- Давай обождем немного! Пока забудут про это все. Я не хочу отца злить, он матери скажет, вообще тогда будет ерунда полная!
- Гриш? Помнишь, что я тебе там, на площадке сказала? Это ведь правда!
Я хотел ответить, что совсем не знаю, что мне делать с этой ее правдой и как поступить, но тут в раздевалку прибежал Зойкин брат.
- Вот ты где! - крикнул он ей. - А я тебя ищу-ищу! Там уже пирог раздают. Пошли скорее!
На меня он не смотрел.
- Виталик, ты иди, - сказала Зойка. - Мы сейчас. Иди, давай…
- А ты чего на полу? - Виталик шмыгнул носом и подозрительно взглянул на меня.
- Скамеек же нет! - виновато улыбнулась Зойка. - А у нас разговор важный!
- Про чего разговор?- спросил Виталик с любопытством.
-Про любовь, - сказал я. - Иди, давай. Нечего тут отираться! А то все пироги без тебя съедят!
Этот аргумент перевесил любопытство и младший Тарелкин ретировался поближе к пирогам.
Я протянул Зойке руку и помог встать.
Чтоб скрыть свое собственное волнение, стал отряхивать подол помявшегося от сидения на полу Зойкиного праздничного платья. В глаза ей старался не глядеть.
Зойка молчала и уже не пыталась возобновить разговор. Только носом шмыгала после слез очень похоже на брата.
А я вдруг очень ярко вспомнил и представил себе день, когда рыдал после драки с Дроновым и Зойка помогала мне умываться под краном, приглаживала мои взлохмаченные вихры и поправляла сползший с плеча матросский воротник.
Тогда у нее получилось утешить меня.
Сейчас она сама была безутешна и я не мог ничем помочь ей.
Стоял, как каменный истукан в чистом поле.
И мучился страданиями моей одноклассницы и подруги Зойки, да еще болью в сердце.
Зойка взяла с вешалки пальто и стала одеваться. Она укутала шею шарфом и долго не могла попасть в один из рукавов. Про обувь она забыла и так бы и ушла из школы, но я догнал ее и протянул мешок со сменкой.
- Зой, пожалуйста, - умоляюще сказал я, - у меня сердце болит. Пожалуйста, сделай, как я тебя прошу. Пусть забудется, ладно?
Зойка переобулась, вздохнула и сказала: - Ладно. Скажи Витальке, что я жду его на крыльце. Пусть идет скорее! Я в класс не пойду сейчас.
Я сходил за младшим Тарелкиным и стал дорисовывать свой корабль. Стер паруса и нарисовал якорь, выброшенный на дно.
-Я что -то не понял, куда делась Зоя? - спросил меня Рублевский, когда вечер уже заканчивался и в классе стали наводить порядок.
- Домой ушла, - ответил я без подробностей и стал с грохотом подымать стулья на парты.
- Тише, Плоткин! - поморщилась Надежда Петровна. - Столько шума от тебя, а толку при этом нет! Ворочаешься, как медведь в кустах!
- Как умею! - пробурчал я, поднял все остальные стулья уже потише и мы с Рублевским ушли.
В классе оставалось буквально пять человек, которым предстояло вымести полы и помыть их.
- С доски сотри! - крикнула мне вслед классная, но я не вернулся, дескать, не понял, что эти слова имели ко мне какое-то отношение.
-Ты нарочно ее злишь? - спросил меня Илья в раздевалке.
- Да больно нужна она мне! Так вышло просто. А с доски сотрут и без меня! Любимейшее занятие всех девчонок!
- А где, все-таки, Зоя?
- Говорю тебе, домой ушла!
- Вы что, поссорились?
- С чего ты взял?
- Просто показалось.
- Ну, вот ты с ней поссорился?
-Я? Нет, конечно. С чего бы вдруг?
- Вот и я не поссорился!
-Тогда я вообще ничего не понимаю…
- А что тебе надо понимать? Толку от меня нет, это ты можешь понять? Как классная про меня сейчас сказала. От тебя толк есть, а от меня нету!
- Это какой же от меня толк?
- Ну, ты у нас сегодня всех разом осчастливил, а я с одной не знаю, что делать!
- А может, ее стоит спросить? Она сама скажет, что ей надо.
- Слышь, Илья, как-то не готов я к таким вопросам - ответам…Ни к твоим, ни к ее.
- Ну, закрыли тему, значит. Пошли.
Четверть я начал походом в спортзал к Юрию Глебовичу.
- Запишите меня в секцию баскетбола! - попросил я.
- Созрел, значит? - заулыбался физрук. - Вот и хорошо, что сам, все же, решил; давно тебя поджидаю!
Я стал похаживать на баскетбол. Не ходить, а именно похаживать.
Мне объяснили правила. Восторга я при этом не испытал. Но к игрокам был приставлен.
Не к тем, что защищали честь школы и ездили на всевозможные первенства, а к тем, кто просто приходил размяться после занятий.
Поглядев на меня повнимательней, физрук сказал, что насчет центрового он погорячился, пожалуй, а в защите вполне могу играть.
Правда, прыжок у меня низковат и дриблинговать не выходит толком.
Но технические броски со мной отрабатывал, не считал это безнадегой.
- Ручищи твои, - говорил он мне и я не обижался на «ручищи», так по - отечески это звучало, - что рога у оленя, выставил щитом, так ни один мяч мимо не пролетит! Только не ротозейничай, Плоткин! Соберись! Не колыхайся, как желе! Жестче надо брать мяч, жестче! Как шершень муху на лету! Спорт мямлей не терпит.
- Не выходит жестче! - поникал головой я.
- Ничего, капля и камень долбит. - мудро подытоживал физрук.
Он был прав: к концу седьмого класса я разбирался во всех комбинациях игры и, если не был в ней стратегом, то оборону держал и из команды не выбивался.
Летом во время своего отпуска отец корпел над диссертацией.
Корпел он над ней, сколько я себя помню.
А мы с мамой уехали к морю.
Там у меня вдруг пробудился интерес к плаванью и я стал получать от этого ощутимое удовольствие.
Солнце, которое мучило меня на море, вдруг перестало слепить и раздражать.
И на площадке для пляжного волейбола, где всегда кто-то играл и где с краю на столбе прилепилась и баскетбольная корзина тоже, я быстро стал своим человеком.
Когда мы вернулись в Москву, бабушка всплеснула совсем уж сохлыми ручками и попыталась обнять внучка, но достала только до подмышек, что вызвало смех у всех членов воссоединившейся после лета семьи.
- Нэхед, какой же ты большой! А загорел! А волосищи какие отпустил! И усы - батюшки, шо делается!
А я смеялся и пытался приподнять бабушку над полом, как лев Бонифаций из мультика, который тоже на каникулах ездил к морю и бабушка которого была такой же щуплой.
-Да, Гришуня, - умильно вздыхала мама. - Совсем - совсем ты у нас взрослый! Рост таки - просто завидный! Красавчик…
-Ага, - заметил едко отец. - Теперь из школы под конвоем водить надо!
Кроме меня шутку никто не понял.
То, что я большой, я заметил в зеркале.
И, действительно, на море у меня стали пробиваться усы.
На следующее утро я втихаря взял отцовскую электробритву и побрил губу.
Мне с детства этого хотелось.
Бритва жужжала, как пчела и так непривычно было водить ею по коже.
На стадионе, где у нас была первосентябрьская линейка, стоял наш класс.
И остальные классы тоже.
Все, кто пришел пораньше, уже смеялись и делились летними впечатлениями, вздыхая лишь о том, что лето так быстро прошло.
Те, кто только подошел, стеснялись и стояли молча.
Все отвыкли друг от друга за каникулы.
Возле нашего класса с табличкой 8 «Б» на длинной палке появилась немолодая женщина с обычной, ничем не выдающейся внешностью.
Она стояла скромно и молча, подняв свою табличку, чуть в стороне от нас. Ребята шушукались.
- А где Надежда Петровна? - осмелился спросить учительницу кто-то из девчонок. Хотя этой робости хватило ровно на несколько минут - все девицы нашего класса сильно изменились и стали просто неотразимыми и очень взрослыми за время разлуки. А потому - уверенными в себе.
-А Надежда Петровна вышла замуж, - спокойно ответила новая учительница. - Уехала с мужем в гарнизон. А вы достались мне! Я ваш новый классный руководитель, зовите меня Инна Валентиновна. Я буду преподавать вам черчение.
Она мне понравилась, эта Инна Валентиновна. Разговаривала мягко и называла всех нас на «вы». Это меня очень удивило. Так меня еще никто в школе не называл.
Это позволяло думать, что ты чего-то стоишь, что ты состоявшийся человек, которого есть за что уважать.
На стадионе репродуктор изрыгал музыку - бодрые марши сменяли пионерские песни.
Вся эта праздничная суматоха создавала веселое настроение, которого хватало всем школьникам ровно на один день.
Все, кроме глупых улыбчивых первоклашек, знали, что завтра праздник кончится и пойдут монотонные дни учебы, а до следующего лета теперь далеко и долго.
Стадион заполнялся. Уже трудно было в толпе с колыхающимися табличками и букетами отыскать своих.
По стадиону заполошно носилась старшая вожатая, отдавая последние распоряжения, прежде чем подняться на импровизированную трибуну и начать линейку, да неспешно выхаживал лаборант из кабинета физики, который по совместительству крутил нам учебные фильмы и фотографировал праздничные мероприятия.
И сейчас у него на груди висел неизменный фотоаппарат «ФЭД - 3», что при расшифровке означало «Феликс Эдмундович Дзержинский».
В этой толпе я увидел своего друга Илью, что с опозданием пробирался через родителей, пришедших поглазеть на своих чад, идущих в первый раз в первый класс.
Илья озирался по сторонам и я поднял руку вверх и помахал ему.
Он тут же заметил меня, кивнул и, как ледокол, разрезающий льды, пошел в направлении нашего 8 «В».
За ним пробиралась Зойка.
Поскольку директор уже подошел к краю трибуны и репродуктор замолчал к началу линейки, мы с Ильей лишь спешно пожали друг другу руки.
Он тут же, на ходу приветствуя девочек и пожимая руки парням, ушел в задние ряды, а Зойка притормозила возле меня на секундочку и сказала: -Привет, Гриш!
-Привет, Зой, - ответил я.- Чего опаздываешь?
-Так вышло, - коротко бросила Зойка и отошла к девчонкам.
Линейка началась.
Я стоял и вспоминал, как во втором классе шел за руку с Ниной в первой паре и нес табличку.
Интересно, как там Нина, тоже сейчас стоит на линейке? Хотя, наверно, там время немного другое, не как в Москве.
После линейки мы заходили в школу по очереди.
Директор в мегафон называл классы и они снимались с места, поспешая к школьному крыльцу, где вход классов в школу снимал физик-лаборант.
Сперва выпускники вели, держа за руки, первачков, далее шли вторые классы… Мы за седьмыми, после нас девятые. Все, как обычно.
Инна Валентиновна привела нас в кабинет, где в прошлом году мы занимались с Надеждой Петровной немецким и который был нашим классным кабинетом.
Она представилась нам, коротко рассказала про свой предмет, который нам пока еще не преподавали.
Еще раз сказала всем, чтобы не было лишних вопросов, что наша прежняя классная уехала с мужем к месту службы.
Я написал на промокашке от новенькой тетради Рублевскому: « Сбылась мечта нашей немки! Гип-гип, ура! Небось теперь поит мужа шнапсом и щеголяет перед ним в своих париках!»
Он вяло отреагировал на шутку.
Прочел и ничего не написав, подвинул промокашку ко мне.
«Где ты летом был, мед-пиво пил?» - продолжал веселиться я, выводя на промокашке слова, рисуя веселые рожицы и вновь возвращая ее Рублевскому.
- Давай потом! - чуть слышно пробормотал Илья.
- Хорошо, потом! - кивнул я.
На перемене мы пошли к стенду с расписанием.
Я достал дневник и, держа его на весу, неспешно писал расписание уроков на первую учебную неделю.
Краем глаза видел Зойку, что тоже писала расписание.
Ко мне она подходить не торопилась и я, честно говоря, удивился.
-Слышь, Илья, - спросил я Рублевского, - чего это Зойка нос задрала? Не подходит, не замечает?
-Значит, не до тебя!- был короткий ответ.
-А чего так? - спросил я вызывающе.
- Горе у них дома. Брат ее летом в деревне утонул, - сказал Илья и поморщился, словно у него что-то болело.
- Че-го-о?
Я оглянулся. Зойки уже не было рядом.
Она стояла у окна и смотрела на улицу, спрятавшись за тюлевой занавеской.
Только сейчас я обратил внимание, что на ней черный передник и хвост, ставший за лето совсем выгоревшим, схвачен черной лентой.
- Гриш, я не знаю подробностей. Сам понимаешь, спрашивать про такое неловко.
- Это она тебе сказала?
- Да, по дороге в школу. В двух словах.
- Во, дела… Ничего себе! И что же теперь делать?
- А что ж теперь делать? Теперь уже поздно что-то делать. Нечем помочь. Разве что, вниманием…
Я оставил Рублевского у расписания, немедленно подошел к Зойке со спины и взял ее за плечи.
Нас разделяла занавеска.
- Зой, когда?
- В начале августа.
- Как же так, Зой?
- Вот и я хотела бы спросить, как же так? Только не знаю, у кого.
Я почувствовал, что Зойка плачет.
- Зой, ты не уходи сегодня без меня, ладно?
- Как получится. Я маму не могу оставлять надолго.
- Понимаю. Я просто тебя домой провожу.
- Ты иди, пожалуйста, Гриш… Здесь никуда не спрячешься, толпа кругом. А я хочу хоть на пару минут одна остаться. Пожалуйста!
- Да, я понял, ухожу, Зой. Все, нет меня!
-Да нет, ты по-прежнему есть… А вот Виталика и правда, нет.
Я сидел на уроках и ничего не понимал.
Мы с Ильей молчали, почти не разговаривали. Перекинемся парой слов - и все. Даже то, что мы не виделись целое лето, сегодня не имело значения.
В глазах у меня стоял младший Тарелкин, всегда убегающий от сестры после уроков.
Бедная Зойка, ей так хотелось после школы со мной и Ильей идти помедленнее, а обязанность следить за братом не давала ей расслабиться ни на минутку!
Я вспомнил ее шустрого неусидчивого брата на школьном вечере, когда он прятался за занавесками.
-А этим они, оказывается, сильно похожи… - подумал я, вспомнив стоящую у окна за занавеской Зойку.
На последнем уроке был классный час.
Инна Валентиновна рассказала о своих планах в работе с нами и попросила выбрать совет отряда.
На это ушло немного времени. Все, кто хотел быть в совете отряда, были в нем годами.
Когда дошло до редколлегии, все дружно заорали: - Это Плоткин!
Я привстал за партой и обозначился.
- Очень рада, - сказала новая классная. - Я попрошу вас продумать оформление классного уголка. Что устарело, мы снимем. Что можно обновить, обновим. Если можно, займитесь этим уже завтра. Потом вам будут много уроков задавать, как- никак, восьмой класс. Лучше сразу.
Я, польщенный обращением на «вы», пообещал завтра же все переделать.
Как только нас отпустили до завтра, я, расталкивая всех, попер к выходу.
За школьным забором остановился и стал ждать Зойку.
То, что мы ото всех шифровались, стало закоренелой привычкой даже после того, как мы перестали захаживать на детскую площадку.
Илья прошел мимо, поднял приветственно руку, пока, мол, до завтра.
Я был ему благодарен, что никаких слов при этом сказано не было. Он умел здорово понимать ситуацию, мой друг Рублевский.
О том, чтобы безмятежно плестись втроем, как год назад, сегодня не могло быть и речи.
Зойка появилась через несколько минут и, глядя перед собой, пошла мимо меня.
- Я тебя жду, Зой. Ты чего так долго?
- Книги в библиотеку надо было сдать. У Виталика книжки библиотечные на лето оставались для внеклассного чтения.
Я пристроился чуть позади Зойки и старался приноровиться к ее шустрому шагу, заплетаясь своими длинными ногами.
Зойка шла и не испытывала желания разговаривать.
Весь путь мы прошли молча. Когда впереди замаячила детская площадка и заветный домик, Зойка даже не посмотрела в ту сторону.
- Зой, я тебя утром буду ждать на этом месте.
- Хорошо.
- Мы с Ильей тебя встретим.
- Хорошо.
-А ты поможешь мне завтра делать уголок? У тебя будет время после уроков? Мне может понадобиться твой совет.
- Хорошо.
Казалось, что она позабыла разом все слова, кроме одного - единственного, с помощью которого она могла сейчас говорить с кем - либо.
Я проводил ее до подъезда, у которого сидели три старухи.
Они, как по команде, повернули головы в нашу сторону и разглядывали нас, пока Зойка, молча кивнув им, не скрылась в подъезде.
Ушла она, ни сказав мне ни слова на прощанье и не задерживаясь.
Я помедлил минутку прежде, чем уйти.
Старухи все разглядывали меня, словно решали, подходящий ли кавалер этот патлатый фитиль для их соседки, или она могла бы найти что-то получше.
Я сделал в их сторону реверанс, чем поверг их в изумление и пошел восвояси.
Следующий день принес мне чудесное открытие, что предмет, с которым нас знакомила наша новая классная, просто замечательный!
Когда урок закончился, я с разочарованием подумал, что до следующего ждать еще целую неделю.
Мне так понравились инструменты и принадлежности для черчения -загадочная готовальня, напоминающая коробку с дуэльными пистолетами в миниатюре.
А содержимое, которое можно было трогать и вынимать из углублений черной бархатной подложки, вертеть в пальцах, чего стоило!
Самым волшебным оказался невзрачный инструмент рейсфедер, что мог протянуть за собой линию, похожую на леску или на волосок.
А чудесные свойства масштаба и стройный, как солдатский парад, чертежный шрифт! Это мне было очень по душе!
Я не мог дождаться конца уроков, чтобы делать классный уголок с помощью новых своих чертежных инструментов!
Я спросил Зойку: - Ты останешься? Поможешь мне? А потом я провожу тебя!
Она пожала плечами и тоскливо поглядела на дверь.
- Зоя, оставайтесь, - мягко предложила Инна Валентиновна, которая, скорее всего, была в курсе Зойкиных переживаний. - А Григорий не очень задержится, сегодня просто прикинет, что нам заменить и будет потихонечку делать. Делать можно и дома, частями. В класс же только приносить и обновлять фрагменты стенда. Как вы думаете, Григорий?
Григорий думал примерно так же. Поэтому мы немного пошептались с Зойкой возле уголка и на каждое мое предложение она отвечала послушно: «Хорошо!», а затем я пошел провожать ее.
-Так и будем молчать? - спросил я, едва мы отошли от школьного забора.
-А где Илья?- спросила Зойка тусклым голосом.
-Ушел уже, - сказал я. - Ему не надо делать классный уголок. Он уж, небось за шахматы засел. А ты что вечером делать будешь?
-Уроки. - тихо ответила Зойка.
- А потом?
- А потом не знаю.
- Может, выйдешь?
- Ты меня жалеешь, что ли? Не надо. Я уж как-нибудь сама.
- А разве жалеть человека - это плохо?
Зойка поглядела на меня с мольбой. Глаза у нее были красные, как у кролика.
- Мне сейчас и так всего хватает, понимаешь? Я не хочу в данный момент что-то выяснять. Не надо было провожать меня!
- Да я не собирался ничего выяснять. Не надо ничего выяснять! Я просто хочу тебя отвлечь, только получается плохо. Не умею.
- Вот и незачем.
- А помнишь, во втором классе? Помнишь мою драку с Дроновым? Я тогда ревел дурниной и успокоить меня смогла только ты. И матери моей что-то такое сказала, что она меня и не ругала дома, охала только над моими синяками. Что ты ей тогда сказала, а?
- Не помню. Ты решил, что эти два случая - мой и твой, похожи? Тебя можно было успокоить, потому что все было поправимо! А здесь ничего не поправить. И своей маме я не могу сказать ничего такого, чтоб она утешилась! И ты мне ничего не говори, не поможет.
Зойка махнула рукой и ушла без оглядки.
Я потоптался на месте, сплюнул под ноги от досады и поплелся домой рисовать отрядный уголок.
Вечером набрал телефонный номер Ильи. Подошла, как всегда, родственница.
- Квартира Рублевских. Слушаю вас?
- Здрасьте. Позовите, пожалуйста, Илью!
- А его дома нет.
- Э…Да? А когда ему позвонить можно? Когда он придет?
- Он к девочке пошел из класса. Заниматься уроками. Не сказал, когда придет.
- А к кому он пошел, не скажете?
- Имя не назвал.
- Извините. До свиданья.
Утром перед уроками я спросил Рублевского: - Где это ты вчера был? Я звонил, а мне сказали, что ты к кому-то в классе пошел с уроками помогать. Где это ты помогал?
-Все там же. - лаконично ответил Рублевский.
Я разозлился.
- Такой ты хороший у нас, просто Тимур и его команда! Я, как дурак последний, провожаю ее домой, слов не нахожу, чтоб как-то отвлечь, а он -раз! И в дамки! Повод хороший - с уроками помочь!
- Ты не в духе, что ли? Не знаешь, к чему прицепиться? Чего звонил-то?
- А ты вчера не мог сказать, что помогать пойдешь? Могли бы вместе пойти!
- Я просто подумал, что назадавали всего, а у нее голова совсем другими вещами занята. Отчего не помочь? У меня время свободное было - я и пошел.
- Прямо вот так, без уговора, взял - и пошел?
- Прямо взял и пошел. Какие тут должны быть уговоры - договоры?
- Ну, и как там уроки? Все получилось?
- Что-то успели, что-то нет. Ей сейчас помогать надо, сам-то не видишь, что ли?
- Видеть - вижу, только одного не пойму: ты под нее подкаты делаешь?
- Опомнись, а? Я, что, похож на сволочь?
- Не очень.
- А чего тогда ты бесишься? Я знаю, что она твоя подруга. По-моему, это очевидно.
- Значит, просто делали уроки?
- А что еще мы могли, по -твоему, делать?
- Ну, я не знаю…Мало ли?
- Ты сейчас кого обидеть хотел? Меня или Зойку? Ее и так обижали достаточно, чтоб ты еще доканывал. А меня обидеть не получится. Раз и навсегда - я не по этой части. В жизни у друзей не брал ничего.
- Ладно, Илюх, забыли тогда! Я и правда, не совсем понял, что да как…Я тупой бываю.
- Забыли.
- Ты сегодня снова пойдешь?
- Нет, не пойду. Это не очень удобно. У них там соседи, знаешь…По субботам после уроков договорились - я заходить буду и все, что она сама не может, буду с ней решать.
- Дай пять! А мне в голову такого бы не пришло. Может, еще что-то надо? В магазин, там, сходить?
- Не думаю. С магазином там без нас обойдутся.
- Ага, ну да…Ты не бросай нас, ладно? С ней трудно - никогда не знаешь, чем кончится начатый разговор! А ты когда рядом, вроде, все и гладко.
- Можем в кино вместе сходить, ты как?
- Пошли! В субботу сделаешь с ней уроки, а я пока билеты возьму…
- Да, давай.
Мы снова оказались втроем.
Правда, выходя из школы, уже не расставались на полпути, а шли до Зойкиного дома вместе.
Ждали, пока она скроется в подъезде, потом уходили каждый восвояси.
По субботам Рублевский ходил к ней помогать с уроками.
Я к ней домой не рвался.
Понимал, что лучше Ильи не помочь. А слоняться там без дела считал не очень приличным.
Как - то раз Илья прихворнул и его не было в школе.
Мы пошли домой вдвоем.
Без Ильи разговор клеился хуже и, помолчав, Зойка сказала: - Видишь, все так, как ты хотел, вышло.
- Чего я хотел? Ты про что?
- Про то, что мы друзья. И дружим втроем.
- А, вон что… Разве плохо?
- Расчудесно просто.
- Не понял? Шутишь?
- Какие шутки? Илья - замечательный человек! Бескорыстный друг, поможет всегда…
- Я, что ли, корыстный?
- Да нет…Просто речь сейчас не о тебе. Я не могу ему в глаза сказать, как благодарна за его помощь!
- Почему не можешь?
- Неловко.
- Да брось ты!! Хочешь, я ему скажу, как ты ему безмерно благодарна?
- Не вздумай! Сама скажу, если надо будет.
- Слышь, Зой?
- Что?
- А может, Рублевский нравится тебе? Он же такой правильный, справедливый…Серьезный, заботливый, красивый, черт побери!
- Нравится. Он не может не нравиться!
- Давно б сказала мне, чудачка! Отвали, мол! Не путайся третьим!
- Да ведь это ты предлагал дружить втроем! Это была твоя идея. Вот, мы дружим.
- Только я не предполагал, что на моем нелепом фоне ты влюбишься в красавчика Рублевского!
- Ты ревновать меня вздумал? Напрасно, знаешь!
- Да не вздумал я ревновать! Дружба дороже!
- Я для Ильи ничего не значу. Я это знаю. И ты это знаешь.
- Ничего я не знаю! И знать не хочу! Ходим и ходим!
- Вот именно. Просто ходим. И для тебя я тоже ничего не значу!
- С чего это ты взяла?
- Да вы оба жалеете меня просто. Вот и все!
- Слушай, брось! Жалеют калек, инвалидов, стариков дряхлых, что вот-вот помрут, нищих, которым есть нечего… А тебя чего жалеть? Ты не хуже других!
- То есть, ты ко мне, как раньше, да? Как в прошлом году? Ничего не изменилось? Ты ведь ходишь со мной, а мыслями в другом месте, я вижу…
- Где?
- Там, где твоя Нина!
- С чего ты взяла? И с чего вдруг она моя?
- Ты думаешь, я не понимаю ничего? Я не бревно бесчувственное! Я всегда замечала, как ты на нее смотрел!
- Ну, смотрел, и что? Я на многих смотрю. Я, вон, на Катьку Бобровскую смотрел! Ты ж меня к ней не ревнуешь! На Ленку Никитину тоже смотрю. И что? Нельзя, что ли?
- Хочешь сказать, просто смотрел? Что она тебе не нравилась? Нина?
- Нравилась, наверно. Только это когда было?
- А то, что ты мне нравишься, ты не замечал?
- Нет. Ты молчала об этом до седьмого класса.
- А пока молчала, не видно было?
- Нет, я ж очкарик - не вижу половины того, что видят остальные.
- А я думаю, что тебе просто выгодно прикидываться слепым!
- А в чем тут выгода, вот объясни мне, давай! В чем тут выгода?
- Не замечать, значит, и не делать ничего, вот!
- Зой, а что я должен делать? Жениться на тебе? То, что тебя жалеют, тебе неприятно! То, что ничего с тобой не делают, тоже неприятно! Я вообще ничего не понимаю! Что вам надо, чего вы все хотите?
- Кто - все?
- Женский пол, вот кто!
- Я думаю, все хотят одно и то же: любить и быть любимыми.
- Я тебя люблю, как друга! Мне с тобой приятно. Мы общаемся каждый день. Этого мало?
- Ты просил немного подождать, чтобы разговоры про нас забылись. Мы достаточно подождали?
- То есть, ты хочешь сказать, давай, мол, Гришуха, снова в домик ходить? Так во мне метр восемьдесят пять роста, я в домике крышу снесу! Детишкам негде играть будет! И Рублевскому скажу, мол, проводил ты нас с Зоей до полпути, а теперь поворачивай, брат, назад, мы хотим одни остаться! До субботы, брат, свободен! Приходи с уроками помогать, а до субботы, знаешь ли, у нас совсем другие дела, так, что ли?
- Гриш! Не надо так, пожалуйста! Не нужен мне никакой домик! Просто я хочу, чтоб ты знал: мне без тебя плохо, вот! Я очень скучаю по тебе! При Илье я не могу этого сказать, а мы все время вместе!
- Спасибо, конечно! Только я, все же, не понимаю - Илья такой складный, говорит умно, поступает справедливо, в любой ситуации я теряюсь, а он знает, как себя вести! Я ж - дурак дураком около него, нас ведь рядом не поставишь! Да по нему девки сохнуть должны! Вот ты говоришь - Нина! Да он с Ниной уже два года переписывается, чтоб ты знала! Ладно, хватит о Рублевском! Давай про нас: скажи, почему я, почему не он?
- Я не знаю, почему. При чем здесь вообще Илья? Но я вижу только тебя, думаю только о тебе! Да, он красивый, Илья, но мне всегда нравился только ты!
- Да что во мне такого?!
- Если б знала, сказала бы…
- Ох, Зойка! Вот ведь каждый разговор у нас с тобой, как семейная сцена, ей-богу! Еще пару таких бесед - и Рублевский будет мне в дурдом передачи носить! Как настоящий друг! Почему и страшно с тобой вдвоем оставаться!
- Опять ты надо мной смеешься!
- Я ж еврей, мне положено ехидничать!
- А при чем тут? Почему положено? Снова смеешься?
- Нет, мне с тобою не до смеха! Все, закончим на сегодня! Господи, вечно у твоего подъезда целое собрание! Уже уставились! Давай обнимемся, потешим их?
- Еще чего! Клоун! Все, пока!
- Пока, Зой, пока…
(продолжение следует)