Не задался день у Василия!
Шутка сказать — с женой разойтись порешил! Оно понятно — накануне "на бровях" пришёл да не в первый раз... Но чтоб скалкой — да по башке! Это перебор!
Башку свою Вася ценил! Не токмо шапку носить да едой закинуться, али глупость какую сморозить — кумекать Васёк был горазд! Агроному подкинул штук с десяток "рацух", да таких, что он кандидатскую диссертацию защитил. И до сих пор не проставился, собака!
А коли на тракторе Вася — туши свет!
Шумахеры там разные, Фернандо Алонсо супротив Васи — ну как дети малые!
Вася "подшофе" как-то с поля ехал — инспектора ГИБДД его заприметили (рожа красная, "самогонку" на ходу хлебает). Включили "мигалку", сирену, в "матюгальник" орали — на испуг взять хотели. Да не тут то было! Вася на пашню свернул, да и укатил от них через лесополосу. А предъявить ему опосля "гибедедешники" ничего не смогли. Номер — в грязи, а таких тракторов в колхозе — десять штук! Да и председатель — свой мужик! За механизаторов своих — горой! Дык ещё бы — по три, а то и по пять планов мужики напахивали, особенно в страду!
А вот с бабами Вяське — не везло!
Загулял с девчонкой одной — уехала! За другой ухаживать сподобился — заболела. С армии дождалась, да и померла от какой-то чудной и неизлечимой болезни.
С замужней бабой гулял — до драки дело дошло. Хорошо хоть — не зашиб рогоносца. А то бы вместо родного села — на лесоповалах чалился! Слушок за Васькой пошёл: "красавец, певун, гулёна, бабник, любитель выпить и закусить". Дык таких — с полсела! Но на гармошке он один мог играть так, чтоб душа "развернулась, а потом обратно свернулась"!
Сам-то Вася — статный был. Поджарый, как гончая, но высокий и плечистый. Да и на рожу — пригожий. Службу армейскую в спецназе служил. Знак "За отличие в службе" II степени получить сдюжил. Предлагали ему тогда военную карьеру, поступить в военное училище, но Ваську домой шибко тянуло — к родным пенатам, к односельчанам. Председатель писал — скучно без него на селе стало. Без его чудачеств и душевных песен.
Когда Васька "дембельнулся" — будто солнце взошло над колхозом "Заря коммунизма"! Снова полились по селу гармошечные переливы да шутки-прибаутки. Председатель Василия в бригадиры выдвинул — первый шаг в карьере и прибавка к зарплате обозначилась!
Доброй души человек был Василий. Люди сказывали, что он как-то волчицу раненую в лесу увидал да домой притащил вместе с двумя щенками-волчатами. У него кобель цепной накануне издох — будка свободная была. Вот и расквартировал волчье семейство. Раны волчице сам обработал, забинтовал, миску с водой поставил, даже курицу варёную ей скормил, а сам только хлебушком да чаем отужинал. А наутро вышел во двор, глядь — волчара огромный во дворе стоит и на него смотрит. Минут пять смотрели друг на друга. А волк в конуру зайца убитого затащил, посмотрел внимательно на Ваську, мол — самое святое тебе доверяю и в лес ускакал. Через неделю всё волчье семейство из будки пропало. Видать волчица окрепла, да щенков в логово утащила.
Приехала к ним в село как-то докторица молодая. Вася-то на неё и запал! Ещё бы — рост под сто восемьдесят сантиметров, стройная, как берёзка, глазки — карие, с поволокой, коса — до пояса, каштановая! Груди — небольшие, но упругие, что твои мячи! (Вася проверял. Через то — по хребту коромыслом огрёбся). А походка у неё — ну точно лебёдушка по озерцу плывёт!
Ваську даже на частушку пробило от такой девичьей красы:
"На тебя, моя душа
Век глядел бы не дыша!
Но гутарят кореша —
Мне не светит ни шиша!"
Разумеется, всех корешей холостых Вася предупредил, что ноги повыдёргивает любому, кого в огороде докторицы изловит!
И однажды Вася таки уговорил докторицу!
То ли вечер в августе был особо тёмный,
То ли стог душистый был — мягкий как постель,
То ли разговор у них был особо томный,
Толь очаровала их лета акварель.
Свадьбу справили — полсела гуляло, полсела пьяными под заборами валялось! А через девять месяцев ровно — дочка народилась. Точная копия Васьки! Мама евойная аж прослезилась вся — хотела, чтобы внучка на дюже пригожую невестку походила.
Васька недолго думал как дочку назвать. Бродил давеча по лесу по ягоды-грибы, притомился да и прилёг в траву-мураву. Глядь — цветочек красивый синенький. Матушка его Вероникой называла.
Как жена разрешилась — прикатил Васька в райцентр на тракторе к самому роддому. Жена ему дочку в окно показала — синеглазая! Вот имечко-то и пришло на ум!
И вот по этому, по уму — скалкой! Обидно! Руку на бабу поднять — себя позором покрыть. Стерпеть — гордость не позволяет. Встряхнул её маленько Васька — вдруг образумится, да увидел в её глазах холод лютый. Не образумится!
Суд, конечно, давал время на примирение, да только без толку! Елена (супружница Васькина) была из тех баб, что, как там у Некрасова сказывалось: "ежели ей какая мысль в голову втемяшится — колом её оттудова не вышибешь".
Уже опосля развода узнал Васька, что его супружница замужем за генералом была! Только не срослось у них — вот она в деревенские края и подалась. Три месяца с ним, с генералом погуляла да и сбежала — шибко требовательный да чистоплотный был.
Васька того генерала видел. Застрял как-то на их просёлочной дороге "уазик" — ни туда, ни сюда! А Василий мимо на тракторе с работы "говна" осенние месил. Картоху "мацепурой" поднимал.
Как оказалось, этим загадочным инопланетным словом обозначался диковинный и неказисто выглядящий прицепной агрегат, состоявший из кучи цепей, валов и сетчатых транспортерных лент, который по бескрайним картофельным полям таскал за собой трактор, оставляя после себя полосу взрыхленной земли, на поверхности которой в процессе уборки магическим образом оказывались картофельные клубни, собирать которые по следу этой "мацепуры" надлежало приезжим студентам.
Ой, отвлёкся я! Извините! О чём это я? Ах, да!
Васька подрядился "уазик" этот из месива колхозного вытащить. Справился, естественно! Разговорились.
Генерал (Васька это по погонам его срисовал) рассказал, что ищет он зазнобу свою ненаглядную, что сбежала от него в глушь деревенскую. По приметам Василий, конечно, суженую свою опознал. Задумался крепко. Генерала отбуксировал с его техсредством к матушке своей во двор. Генералу — баньку истопил, самогонку из подполья достал. Матушка — закусон соорудила немудрящий: груздочки солёные да хрустящие со сметаной, картоха — да с укропчиком на тушёнке военной, капустка квашеная да с постным маслицем, да под огурчик муромский пупырчатый . Вот генерал от деревенских разносолов-то и осовел. А что у трезвого в уме, то у пьяного на языке. Разговорил Васька генерала да пригорюнился. Баба его — городская фря была! Манекенщицой при ЦУМе подрабатывала! Блудовала али нет — про то неведомо. Но генерала охмурить — смогла!
Вот оно как! Генерал цельный бабой хитроумной обмишулен был! Куда уж ему, Ваське, с такой тягаться! Поделом! Не нать с бабами городскими, да ещё и манекенщицами, якшаться!
Поговорил Васька с генералом "по душам" и крепко задумался. Невесёлый стал Василий, "замороченный". По привычке пару раз крепко напился. Не отпустило!
Пуще всего Васька по дочке своей тосковал. Поначалу ему разрешали с ней видеться. А потом Елена выскочила замуж за какого-то канадца, да и укатила вместе с дочкой. Ищи — свищи её теперь! Только и осталась ему пара-тройка детских фотокарточек Веронички.
Матушка увидела, что сынок совсем пригорюнился да и взяла его с собой в храм на вечернюю службу. И вдруг открылось Василию какое-то откровение. Благостно душе стало. Боль душевная стихать стала. Стал ходить в храм за утешением всё чаще. Батюшка заприметил, что Василий зачастил в церковь и накоротке побеседовал с ним. Посоветовал прийти на исповедь. И открыл Василий душу свою батюшке. Всю накипь, что была на сердце высказал, даже то что матушке в подпитии никогда не говорил. И боль в душе стихла. Не совсем ушла, нет. Затаилась, как налим под корягой. Но и терзать перестала.
Повеселел Василий. Снова песни под гармошку стал петь. Но это были уже не разухабистые и матершинные частушки, а русские песни — протяжные и певучие. С хором певчих стал Вася на репетиции ходить. И снова снизошло на Василия откровение. Открыл он для себя церковные песнопения. Особенно ему понравилось петь "Честнейшую херувим". Василий даже несколько распевов выучил.
Да и в мирской жизни Василий изменился. Пить перестал — только на причастии вино красное, да на Пасху.
Односельчане дивились таким переменам в Василии. Собутыльники — разбежались и дорогу к Васькиному дому забыли. Стал Василий добрее, отзывчивее. Стал соседям задаром помогать. Не брал денег. Покормят — на том и спасибо!
Только встретил он как-то в райцентре сослуживца бывшего — Михаила. Обнялись крепко по-братски. Ну, само собой, Василий давай допытываться у Михаила какой такой случай принёс его в эти края, ведь Мишкина малая Родина - на Дону. Тот и сказал, что война и защита Родины теперь — его профессия. А здесь он оказался, чтоб боевого товарища в последний путь проводить, да вдове награды воинские передать. Зашли Васька с Мишкой в кафе да и проговорили до самого закрытия. Телефонами обменялись, обнялись на прощание и разошлись.
Снова душа у Василия заболела! Вылезла из под коряги и лишила мужика спокойной жизни. Пришёл он к батюшке и спросил: "А нет ли чего богомерзкого в воинской службе?" Батюшка ему и ответил: "Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя. Кто с врагами Отечества, си речь с бесами, на земле не сражается, тому не будет места и в небесном воинстве".
Подумал-покумекал Василий да и укатил вскорости на войну очередную, коих у границ расейских — умотаться! Больше его никто и не видел.
Сказывали люди — он к "вагнеровцам" подался. Лютый к врагам Отечества народ! По всему миру воюют! Американы, хранцузы да бриты — "ссут" супротив "вагнеровцев" воевать. Даже хохлы с ними сражаться — шибко не любят.
Вот такой он был Васька-тракторист! На селе его все добрым словом поминают. Кому забор поправит, кому баньку, а то и избу справит. Печки класть был горазд — гудят в морозную ночь, что твой паровоз! И такое от них тепло исходит, словно Васькина душа домочадцев греет!
Д. М.