Письма подполковника Ивана Власовича Квасникова

Предисловие

Письма были обнаружены в 2000 году на чердаке дома после пожара внуком Николая Ванифатьевича - Анатолием Александровичем Квасниковым. Хранятся в семье, как реликвия. Письма были написаны в старой орфографии.
Книга составлена для потомков рода Квасниковых. По данным ревизских сказок за 1816, 1835, 1851 и 1858 гг. Квасниковы – однодворцы, государственные крестьяне, жившие в д. Нижняя Волосатовка, затем - д. Медведевка Аткарского уезда Даниловской волости Саратовской губернии.
Составитель - Окорокова Иветта. Благодарность за предоставленные материалы Анатолию Александровичу, Александру Александровичу Квасниковым. 
Письма

26.02.1906
Дорогой Николаша!
Открытое твое письмо я получил, спасибо за него. Я его долго ждал. А сестричка твоя Петрова письмо не привозила, и я ее, т.е. сестру-то, не видел нигде, была ли она в Шуре – не знаю. И поэтому я тебе не писал – не знал, где ты: в роте или еще в госпитале.
Наука читать и писать ведь состоит в том, чтобы человек, находящийся где-нибудь далеко от другого человека мог делиться – обмениваться с ним своими мыслями.
Не знаю, сколь хорошо ты читаешь, а пишешь-то порядочно; куда лучше, чем было прежде – первые твои письма. Следовательно, в некотором отношении, ты достиг своего желания, - пишешь хорошо, но было бы лучше, если бы еще лучше. Об этом вот… Плохо стал видеть.

10.03.1906
Дорогой Николаша!
Письма твои я получил и то, что по почте, и то, что послано с сестрой Мил. Петровой. Петрову я не видел, она переслала мне письма-то со знакомым офицером.
До свидания, будь здоров.
Мои домашние все здоровы и кланяются. Остаюсь и я здоров.
Твой дядя И. Квасников. 5-го апреля 1906 г.
10.1906

Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил 20-го вечером и сейчас же сел писать ответ. Спасибо за это письмо, оно меня очень порадовало: во-первых, что ты унтер-офицер, чего я до сих пор не знал, - в письмах твоих об этом ни разу не упоминалось, я их читал внимательно, - не упустил бы этого, а они и теперь целы. Как ты знаешь, я их разбирал даже по буквам, чтобы писать тебе грамматические указания на ошибки. Ты увлекся изучением правописания, позабыл сообщить мне эту новость. Ну да это ничего, лучше немного забыть самого себя, нежели забыть свое дело. Во-вторых, радуюсь тому, что ты учишь арифметику – дроби – учись, пользуйся тем, что Бог послал тебе доброго человека, свет-то не без добрых людей, но они не всегда попадают туда, где их желают и куда они желают. Жаль, что не знал, что ты желаешь учиться арифметике, а то бы я давно прислал тебе задачник. Василий дядя Никифора, говорят, очень хорошо живет в Самарканде на железной дороге конторщиком, а тоже учился-то на службе. А вот Федя - Никитин так очень хорошо учится и если мы с ним, Бог даст, будем жить, то он будет инженером (учиться-то я ему помогаю деньгами). А что твой брат женится, так Бог с ним, пусть себе женится на здоровье; только то плоховато, что он берет из Копён – другого села, значит, невесты не только не знает, и не видал ее до сватовства-то – жениться на веру в слова тёти Марфы. Это не обещает хорошего, хотя она может быть прекрасная девушка.
Ещё раз скажу, что я радуюсь, что ты учишься арифметике – так что, если, может быть, ты прослужишь и лишних 8 месяцев, то они не пропадут даром: ты приобретешь некоторое знание математики, а математическое знание есть одно из лучших – важнейших знаний. Конечно, жаль отца, ему хочется посмотреть на тебя – да и работник нужен. Но ведь ты у него не один, да притом же на родине-то, кажется, и работать-то нечего стало; все бегут оттуда с голоду, у нас весь город переполнен Саратовскими голодающими, - положим, все больше Хвалынского уезда; а на службе ты, Бог даст, получишь старшего унтер офицера, а это ведь и в будущем – в случае призыва из запаса, - ты будешь на окладе старшего, да и звание увеличишь, оно тебе пригодится всегда. Вон Федя…

29.06.1906
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил; спасибо за него. Ты просишь совета; я затрудняюсь советовать тебе что-либо положительное, дабы не принять укоры на свою совесть за неудачный совет. Если твоя служба хороша, если тебе на ней лучше, оставайся – откажись от жребия, 9 месяцев, куда не шло.
Относительно сверхсрочной – это дело еще в далеком будущем, в будущем году, вероятно, не раньше сентября. Подумать еще можно. На сверхсрочной могут оставаться, кажется, только старшие унтер-офицеры, а я еще не слыхал, чтобы ты был даже младшим.
На наш батальон надежды плохи; переводы теперь не существуют, а сверхсрочным, по крайней мере, теперь, послужить невозможно, потому что своих желающих остаться оказалось больше, чем допускается по положению – по штабу. Запасным же в Шуре быть трудно – нечем заняться, Шура городок маленький, не зная никакого ремесла, в ней не найдете работы. Теперь здесь наехалось много Саратовских голодающих – все больше Хвалынские – только побираются.
Сверхсрочная служба теперь хороша, кажется; потому что дает хорошее содержание. Если служба-то твоя будет хороша, можешь остаться, а там посмотрим: я буду тогда этим справляться – если окажется вакансия и если изъявят желание тебя принять, заручившись этим, я напишу, а ты тогда выедешь из своего полка и приедешь сюда. Только так можно, но это, все-таки, только гадательно, а не положительно.
Вот и все, большего чего-либо я не нахожу тебе посоветовать. Пиши мне о себе и о своих планах и предложениях. Желаю тебе всего хорошего. Твой дядя И. Квасников.
29-го сентября 1906 года.

02.02.1907
Дорогой Николаша!
Письмо твоё я получил ещё в половине января и вот всё как-то не мог собраться написать тебе. Спасибо за письмо и поздравления с праздниками и новым годом.
Я к новому году посылал тебе открытку с видами - рисунком нашей Шуринской дороги; получил ли ты её? В письме ты о ней не упоминаешь, а она должна получиться у тебя не позже 1-го января.
О службе, друг мой, гадай сам, как хочешь; конечно, Бог даст, и дома не пропадёшь. А об учении сверхсрочных: они должны нести все обязанности в ротах, а в школу ходить только в определённые дни и часы занятий, по крайней мере, так говорят здесь. Ну, что ж, приедешь домой и, если не захочешь жить в деревне, можешь исподволь приискать себе какое-либо местечко в городе или где на железной дороге. Ну, да там, что Бог даст, а пока, всё-таки, что можно учись, - это и там пригодиться-то!
Жаль, что арифметике тебе не удалось поучиться – а то правильное писание и арифметика – это первейшие и нужнейшие науки. Вот только бы Бог сохранил тебя здоровым отслужиться-то, а то ишь какие всё беспорядки и беспокойства. Береги себя, не простудись, как в прошлом году – жильё-то у вас должно быть не особенно хорошее. Не знаю, как у вас там, а у нас порядочные морозцы стоят, однажды было даже 23 градуса; а обыкновенно по утрам 5-10 градусов, а днём пригревает так, что с крыш каплет, а снег лежит с самого крещенья. Мы все здоровы и благодарим тебя за поклоны. Новостей у нас никаких нет. Федя пишет, что и на родине у нас все живы и здоровы. Желаем тебе всего хорошего.
Остаюсь здоров, твой дядя И. Квасников:
Пиши мне, особенно о своих делах. 2 февраля 1907 года.

10.03.1907 г.
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил, спасибо за него.
Относительно твоей службы и будущей жизни сам смотри, и сам собой располагай, - будешь хорошим человеком, везде будет хорошо; Бог даст, проживешь; если было бы что посоветовать, я бы посоветовал, но пока ничего не придумаю, ибо ничего не имею в виду, Бог не без милости, только не унывай. Ты спрашиваешь о Мироне; он не женился и, кажется, и не думает жениться.
Ротного твоего командира я очень и очень благодарен за добрую память. Хорошо его помню и знаю; как же не знать и не помнить Тиграна-то? Ведь он не только что в Шуре учился, но и у меня бывал, - не только что бывал, но и живал – как теперь вижу его – коренастого, с шапкой густых черных волос на голове. Передай ему от меня глубокий поклон и большое спасибо за его память обо мне.
У тебя есть моя карточка, - при случае покажи ему, пусть он посмотрит, как я постарел и поседел. Скажи ему, что я живу по-старому в том же своем доме, дети мои все по местам определены: Ксения – учительница в здании женской гимназии – замуж не вышла; Мирон – он после реального училища – кончил курсы в Харьковском технологическом институте и получил звание инженера-технолога, - теперь служит инженером на Сибирской железной дороге, должность его – начальник вагонного пара, был женат на дочери бывшего здешнего казначея, но она умерла, оставив ему троих детей: 2 дочки и 1 мальчик, которые теперь живут здесь у меня и учатся. Затем дочь Вера, которая при нем только что ходить начала, замужем за офицером здешнего батальона резервного, имеют свой дом и пятерых детей: 3 дочки и 2 мальчика, старшая из дочек уж в 3 кл. здешней женской гимназии и учится очень хорошо, затем самая младшая из моих дочерей – Ольга, теперь замужем за казачьим офицером – сотником – адъютантом пластунской бригады, которая квартирует в Шуре, а Ольга с мужем живут в моем доме; детей не имеют. Дом свой я значительно улучшил и расширил; он теперь имеет 8 комнат, 2 кухни и два подъезда.
Шура же остается такой же Шурой, как и была, и реальное училище все почти то же и в том же доме, только лазарет его перенесен в дом бывшего священника Лебединского, а в самом училище устроена церковь. Женская же гимназия в новом здании; для нее выстроили очень хорошее новое здание на бульварной площади – где был сквер. Вот и все новости о Шуре, какие могут его интересовать.
Больше и тебе, Николаша, пока не нахожу, что писать. Я и все мои домашние здоровы, у нас началась весна. Очень тепло – сегодня на дворе 12 градусов тепла.
Желаю тебе всего хорошего, в добром здоровье встретить Пасху и весну, счастливо и благополучно дослужить свой срок службы.
Пиши мне.
Остаюсь твой дядя И. Квасников.
10-го марта 1907 года.
Гор. т.х. Шура.

Милые мои и дорогие мои Николаша, Поля и Стёпа!
Печальное письмо ваше я получил, и оно меня до крайности опечалило. Но что будешь делать, приходится сказать, что видно так угодно Богу: значит не судьба, но надо стараться, чтобы по выходе со службы быть человеком. Книги забери с собой, они и там сгодятся.
Учись, арифметику не бросай; эта наука хорошая и очень полезная. Надеюсь, будем переписываться по-прежнему, и тогда, когда ты, Николаша, будешь и на родине. Писать ты было стал хорошо и довольно грамотно, по арифметике ты тоже хорошо бы пошел; я бы тебе порастолковал непонятные места и задачи – это ничего, что письмами – можно и письмами хорошо объяснить.
Меня одно утешает, что у Поленьки на дорогу в холодное зимнее время есть тёплые вещи – запомни очень хорошо для дороги.
В Петровск я приеду с превеликим моим удовольствием, если не получится чего необыкновенного: заболею или завал будет на дороге у нас – между Петровском и Шурой. Зимой иногда бывают снежные завалы, так что по целым неделям и почта не ходит. Ну да будем надеяться, что ничего не случится, и я со всеми увижусь.
Телеграфируйте мне из Карса – я приеду, довольно и такой только телеграммы:
Шуру Квасникову Жду.
Квасников.
Телеграмму лучше бы дать из Сарыкамыша перед самым отъездом – мне лишний день прибыть в Петровск ничего не значит.
Чина моего писать не надо. Меня здесь хорошо знают, а это лишние слова, лишняя плата, а из Карса посылай немедленно, как приедешь в Карс, а-то ну-ка да я не успею – телеграмма может запоздать. А на всякий случай во избежание того, чтобы я не выходил напрасно тебя встречать, когда ты может уже проехал, ты возьми открытку и, если в Петровске будешь и меня не будет почему-либо на вокзале, то ты напиши так:
На адресной стороне:
В гор. Петровск Дагестанской обл.
Инженерная улица, дом Щеглова, Ольге Власьевне Кочергиной. А на другой стороне:
"Дорогая тетенька, Ольга Власьевна, передайте дяде Ивану В., что я сегодня проехал через Петровск".
Конечно, подпишись Ник. Квасн., и открытку эту опусти в почтовый ящик на вокзале, и она – открытка-то в тот же или на другой день будет ей доставлена, и я, если запоздаю, сейчас же узнаю, что опоздал, а если письма не будет, буду ждать вас.
А заеду к тетке, т.е. к Ольге, и буду выходить к каждому поезду из Баку. Надеюсь, что, Бог даст, я увижу вас, мои дорогие, а в особенности мою дорогую Полю.
Да, в прошлому году я выслал тебе 3-ий курс грамматики Говорова «Синтаксис», такую же книжку тебе купил и переслал Федя; так если эти книжки у тебя обе целы, а, следовательно, одна из них лишняя, то ты одну – которая похуже, возьми-ка с собой на руках да в Петровске передашь мне – у меня ведь много внучат – годится им, а себе оставь, которая получше или которая почему-либо тебе больше нравится.
При свидании Поленька, вероятно, во мне разочаруется. Она мечтает, что я эх-ти какой человек, а увидит сгорбленного, седенького старичка. Ну да что делать – это оболочка, а за оболочкой-то есть душа! Я хотя уже плохо вижу, а все-таки, Бог даст, ее увижу, и буду знать, какая она. Увижу также и молодца Стёпу.
Писать больше не нахожу что. Прошу тебя, Николаша, по возможности, не бросай учиться, и Стёпу учи – чему сам научишься. Да, приедешь на родину, ни с кем о политике и начальстве ничего не говори, даже и с близкими родными – слово не воробей, а выпустишь – и не поймаешь. Пока вся суета на Руси не уляжется – береги себя, ибо много из людей стало Иудами, даже хуже – продают и не за серебряники. А то ты скажешь…?
12.05.1907
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил, спасибо за него.
То, что ты остался на сверхсрочную – этому могу только радоваться и желать тебе хорошо-счастливо служить. А за намерение твое взять жену к себе хвалю тебя и одобряю, а когда она к тебе приедет,  - буду радоваться. Только хорошо бы было, если бы она приехала к тебе сама – не этапом: теперь, кажется, отпускаются для этого от казны прогонные деньги – вот кабы их тебе отпустили, а ты бы написал ей, и она бы приехала – справься-ка об этом там у своего начальства, а проезд не очень дорог: например, от Саратова до нашего Петровска - в 40 вёрст от Шуры - на пароходах только 7 руб. 75 коп., а от Петровска до Карска по железной дороге такой расчет:
1, от Петровска до Баку 403 версты, 2, от Баку до Тифлиса 327 вёрст; 3-е, от Тифлиса до Карса 279 вёрст.
А всего 1009 вёрст, плата полагается за 3-ий класс за билеты прямого сообщения от 991 до 1030 вёрст 8 руб. 40 коп. Только непременно нужно билет брать сквозной прямого сообщения от Петровска до Карса. Значит, весь проезд на пароходе и по железной дороге, т.е. от Петровска обойдется в 16 руб. 15 коп., да от Аткарска до Саратова 1 р. 22 коп. Не знаю, сколько от Карса до Сарыкамыша будет стоить проезд? А если поехать всё по железной дороге от Аткарска вплоть до Карса 2804 версты, и, если взять билеты прямого сообщения, то будет стоить 16 рублей – значит так выгоднее.
А дорога кратчайшая идет так: от Аткарска до Ртищева 93 вер., от Ртищ до Таволжанки 97 вёрст, от Поворино до Царицына 343 версты, от Царицына до Тихорецкой 499 вер., от Тихорец. до Баку 1064 вер., от Баку до Тифлиса 327 вер., и от Тифлиса до Карса 279 вёрст, а всего 2804 версты – дешевле на 1 руб. 37 коп.
Что хочешь там направляй, только по Волге хоть спокойнее, но зато морем нехорошо, взять сквозной билет от Саратова до Петровска Кавказского. На пароходах, которые отходят от Саратова по воскресеньям, средам и пятницам в час дня, т.е. в обед садишься на них в Саратове. Можно в эти дни с 5 часа утра и до обеда, т.е. до отхода. Эти пароходы прямых сообщений до Петровска. Вот я тебе относительно поездки или вызова жене все написал. Вас будет только двое с ней родных-то на чужбине. Я думаю, у вас там есть хорошие офицерские семьи, куда она может поступить нянькой, горничной или стряпать на кухню; ну это уже тогда будет Ваше дело; а ты бы сверх жалованья будешь квартирные получать в половинном размере против офицера.
Бог даст, заживёте хорошо. А потом надо учиться, стараться приготовиться к экзамену. У нас здесь недавно держали пять сверхсрочных, все выдержали на подпрапорщиков хорошо. Ротному твоему командиру передай от меня поклон и благодарность за память.
Ко мне скоро к 20 мая приедет на каникулы Федя, брата Никиты сын; он учится хорошо. Пиши мне, будешь переписываться по-прежнему. Желаю тебе всего хорошего.
Твой дядя И. Квасников. 12 мая 1907 года.
гор. т.х. Шура
P.S. Конечно, если нельзя, чтобы сама приехала, придется требовать, дабы приехала за казенный счёт.

24.06.1907
Дорогой Николаша!
Благодарю тебя за письмо, оно меня очень обрадовало. Поздравляю тебя с повышением на службе – производстве в фельдфебеля; от всего сердца радуюсь твоему преуспеванию, а ты постарайся оправдать к тебе доверие твоего начальства, не роняй своего достоинства в своём новом звании, - главное будь честен, - теперь тебе казна будет давать средство, чтобы на них жить, хотя не роскошно, но безбедно, - следовательно, жить будет можно, - постарайся теперь изучить то, что тебе понадобится для сдачи экзамена года через 2; да постарайся и писать-то хорошенько – буквы пиши поровнее – поаккуратнее, а то ты вот в письме написал адрес на конверте: «Его Высоко Благородию». Это ведь слово одно, его следует писать слитно – так: «Его Высокоблагородию», запомни это, ибо тебе часто придется писать это слово.
Вот что ты послал денег жене на проезд – это хорошо, пусть она поедет независимо своей воле, и с родины пишут, что она уже собирается поехать 15 июня, теперь, вероятно, уже приехала к тебе и надеюсь, что благополучно. Её ведь, кажется, звать Пелагея Ильинична? А я, пока буду жить, буду желать вам всего этого и счастья, - да вот и счастье-то без любви невозможно. Дай вам Бог всего хорошего! Дорогую Полю благодарю за присланные мне подарки – полотенце и чулки.
Николаша, напиши мне поскорее о себе всё поподробнее: как ты устроился в новой 2-ой роте, привык ли к новой должности, к новому начальству, хорошо ли тебе служится, как доехала к тебе Поля, где она ехала, здорова ли, как вы устроились на житьё-то, на квартире или как, устрой её хорошенько, чтобы она не скучала по родине, ты ведь ей теперь заменяешь отца и мать, чтобы она тебя считала самым лучшим и самым дорогим человеком на всём свете. Умеет ли она читать? Если нет – постарайся её выучить – это нетрудно, конечно не вдруг, не сразу. А ты, дорогая Поля, береги, охраняй достоинство твоего мужа – его достоинство – твоё достоинство, вы друг от друга нераздельны, так и будьте, как один человек – единодушны.
С людьми, в особенности с женщинами, дорогая Поля, знакомься и дружись осторожно, ласкова и вежлива будь со всеми; на друзей разборчива, доверяться, кроме мужа, не доверяйся никому – остерегайся обмана, слушать болтовню можешь всех, но сама говори осмотрительно – самое лучшее слово «не знаю».
Будьте здоровы и счастливы, мои дорогие, желаю Вам всего хорошего, храни Вас Бог от ненастий и неприятностей.
Остаюсь любящий Вас ваш дядя И. Квасников.

27.07.1907
Дорогие мои Николаша и Поля!
Письмо ваше я получил; благодарю Вас за присланную карточку, - теперь я, по крайней мере, знаю Полю. Какая она у тебя, Николаша, красавица!
Письмо твоё, Николаша, меня очень опечалило: ты очень-то не унывай и не горюй и не обижайся. Так и положи себе – пусть собака лает, а ветер носит. Не тужи, и напиши мне, поскорее ответь, как твои дела. Ты пишешь, что получил мою карточку и открытое письмо; но я посылал тебе между ними ещё и закрытое письмо, через 3 дня после отсылки карточки, а потом уже послал открытку. Получил ли ты моё закрытое письмо?
Напиши мне об этом; да напиши, когда Поля именинница – в марте или сентябре и какого числа?
На карточке вы вышли хорошо, в особенности Поля, ты уже очень сильно и старательно смотришь, когда снимался, поэтому у тебя глаза вышли нехорошо, и ты вышел, как бы глядишь на что-то страшное. А то, что вы врознь смотрите, это ничего, а вот только ты сидишь, а Поля стоит, это в порядочных людях не принято, должны бы были или оба сидеть, или оба стоять, или сидеть должна Поля, а ты стоять, а так, чтобы дама стояла, а кавалер сидел – это не принято, считается неприличным, хотя бы то была и жена или какая бы то ни была женщина. Поэтому и на будущее время помни, что если ты сидишь, да войдёт дама – женщина, ты должен встать и уступить ей свой стул или подать другой – предложить ей. И, когда она сядет, уже садись и ты – это порядок вежливости. Одним словом, поступай относительно женщин так, как учат солдат поступать относительно начальства, когда понадобится отворить дверь, подать, что она уронит, подать пальто, когда одевается, и проч. Это правила вежливости для порядочного человека. Пожалуйста, напиши мне поскорей о себе, а то я очень беспокоюсь, и поподробнее, не стесняйся и не скрывай от меня ничего.
Федя уезжает, и когда это письмо получишь, он поедет, т.е. завтра. Будьте здоровы и счастливы, мои дорогие, не унывайте, не сокрушайте себя, берегите своё здоровье. Кланяюсь вам и остаюсь любящий вас ваш дядя И. Квасников.
27 июля 1907 года.

02.09.1907
Дорогая моя племянница, Пелагея Ильинишна!
Дорогое для меня задушевное письмо твоё я получил. Очень и очень благодарю тебя за него. Невыразимо рад я, что письмо моё принесло тебе хотя бы маленькое утешение и отраду. Хотя я в письмах моих к Николаше и тебе всё уже сказал, что желал сказать вам, но, зная, что без Николаши ты скучаешь, я поспешил написать тебе ещё и это письмо, сказать тебе несколько словечек, дабы хотя немного рассеять твою скуку. В письме твоём, относительно того, что ты не умеешь читать, ты говоришь: «Но кто виноват тому, что я неграмотна».
Дорогая моя Поленька, кто же тебя или кого в этом обвиняет? Я никогда об этом и намёка не делал, я только пожелал, чтобы ты выучилась, и пожалел, что ты не можешь читать мои письма сама и написать мне. Но ты мне чрез это нисколько не меньше дорога, и я тебя так же люблю ничуть не меньше и не хуже, как если бы ты была хорошо грамотною. Но всё же мне жаль, что ты не сама читаешь мои письма и пишешь. Вот получал я твоё письмо, оно очень хорошее и задушевное; но я всё же, читая его, думаю, что, может быть, дорогая моя Поля и ещё что-нибудь написала бы мне – желала бы написать да стесняешься сказать постороннему человеку – тому, кто пишет-то. Так же, я думаю, и Николаша, когда пишет к тебе, написал бы тебе более ласковое письмо, да стесняется, знает, что тебе будет читать его посторонний человек и через это не выскажет тебе в письме-то всех тех ласковых словечек, которые он желал бы сказать тебе; а он стесняется больше, чем я: мне вот ничего и через посторонних говорить с тобой ласково – во-первых, потому, что те, кто будут читать моё тебе письмо, меня не знают, и я их никогда не увижу, а во-вторых, и потому, что я по возрасту и по летам своим тебе уже дедушка, ибо у меня уже внучата почти с тебя – да не от первых детей, и тебя ласкаю и говорю с тобой, как со своей родной деточкой. А Колино совсем другое дело, - ему знакомы те люди, которые будут тебе читать его письмо и после ему придётся с ними встречаться и поэтому он постесняется писать – многое и самое, может быть, для тебя приятное – и не напишет – вот это-то и жаль.
И ещё в письме своём, между прочим, ты говоришь, и говоришь, что откровенно, что ты Колю искренне любишь и любила. Я, дорогая ты моя Поленька, в этом и не сомневаюсь, я и прежде знал, что ты очень любишь Колю, - если бы не любила, не посылала бы ему денег, заработанных своим тяжёлым трудом, - а ты посылала, - я ведь это знаю – и посылала тогда, когда самой они были нужны на обувь, одежку и платья. Поэтому я в письмах-то своих советовал Николаю больше любить тебя, потому, что ты достойна этой любви, заслуживаешь её; обоим вам советовал не стесняться высказывать друг другу свою любовь; в первом ему моём письме к вам обоим; я даже советую вам, как называть друг друга.
Дорогая Поленька, я ведь на своём веку много кое-чего видал, на многое насмотрелся. Не мило видать и таких супругов, которые оба любят друг друга, но почему-то стесняются высказать любовь-то свою друг другу, да так и мучаются целую жизнь: она к нему с лаской, а он, хотя и любит и её и ласку, но непременно считает нужным оборвать её, зарычать на неё, а не приласкать. Другие даже и называть-то друг друга по имени стыдятся, а уже ласкательным именем и подавно, а старшие – родные-то: не помогут им; не скажут, что не называть друг друга и не ласкать нехорошо, что следует называть так-то; да и самим следовало бы для примера называть ласково: например свёкру и свекрови спервоначалу же называть сноху ласково, как свою дочь – «Поля», и другим в семье советовать называть и обращаться так же ласково, тогда и муж стал бы так же называть, не стесняясь. Поэтому, я в первом же письме называл тебя ласкательным именем, не зная, как вы до того друг друга называли, но я знал, что после моего письма вы будете ласково друг друга называть, например, Николаю было бы неловко не называть тебя, как я называю, хотя бы он и не называл раньше тебя «Поля», но уже начнёт называть так, читая моё письмо. Так вот, дорогая моя Поленька, вся-то суть, всё-то старание в моих письмах в том и заключается, чтобы показать вам, как вы должны друг с другом обращаться; потому что я от всей души люблю вас обоих, в особенности тебя; деточка моя дорогая, потому, что ты перенесла в три-то года разлуки с Колей немало горя и невзгод; кто же тебя утешит, кто посоветует хорошего, отца у тебя уже нет, мать, хотя, вероятно, и любит, но что она может посоветовать – в особенности теперь, издали, письмом, которое и пишет-то другой человек, а о других родных и говорить нечего. Вот я взялся, сколько можно уделить тебе своего радушия, пополнить недостачу твоих родителей. И вот, моя дорогая, что я всегда готов буду поддержать тебя, хотя своим словом, своим советом, и прошу тебя, пока я буду жить, в случае какого либо с тобой горя, несчастия или просто печали – пиши ко мне обо всём как к родному отцу. Я с большой охотою помогу тебе, чем могу, и разделю с тобой и горе твоё и на радость твою порадуюсь. Пиши же всегда и обо всём, о чём вздумается, и не оговаривайся так, как ты оговариваешься в твоем первом письме – извиняешься, что пишешь мне. Письма твои всегда будут доставлять мне большую радость. Я только думаю о том, как бы ты была здорова, не заболела бы; да как бы поменьше скучала, пока не придёт Коля. Не скучай, моя дорогая, что можешь работать – делать – делай, а если нечего делать, то полежи, но не скучай, Бог даст, скоро и Николаша придёт. Он тоже должно быть соскучился. А ты постарайся его встретить так, чтобы он сказал, хоть про себя, что лучше моей Поли на свете нет.
Ну вот, моя дорогая, я и много тебе наболтал, хотя путного почти ничего не сказал, да ведь это я пишу, чтобы тебя развеселить, чтобы тебе не скучно было. Если вздумаешь, пиши мне и так же пиши, не стесняйся, пиши всякую всячину, что в голову взбредёт, я всё приму и прочту с большою радостью. Ведь мне всякую чёрточку приятно получить от моей залётной ласточки.
До свидания, будь здорова, счастлива и весела. Прости и извини болтливого старика. Остаюсь здоров. Любящий тебя твой дядя И. Квасников.
2-е сентября 1907 года.

24.10.1907
Дорогие мои Николаша, Поля и Степаша!
Письма ваши, открытку и карточку я получил; спасибо за письмо, в особенности за карточку. Какой молодчина Степа-то; просто любо посмотреть; радуюсь за него: пусть и он вас радует. Не худо было бы Вам с Полей обзавестись собственным наследником-то; ведь вы оба вон какие молодцы, любо посмотреть.
Поля на этой карточке тоже лучше вышла, чем на прежней. А что Стёпа- то, не скучает по домашним? Спасибо ему за приписку на открытке; радуюсь, что он читает мою книгу; когда всю прочитает, заучит, я другую пришлю ему, пусть читает, в ней есть и сказочки, и буквы писанные – надо учиться такие же хорошие буквы и самому писать.
Только, Николаша, не принуждайте его много читать и писать, а пусть он по охоте читает, а то он ещё мал, пожалуй, надоест ему, если его сильно принуждать, и тогда учиться отобьёте охоту. Какой ты, Николаша, не то упрямый, не то ленив: я прошу мерку, указываю, как снять её, а он одно толкует калоши № 6-й, мне кажется, велики по ней, - у нас Ксения и Вера носят № 3-й. Но, во всяком случае, не отнекивайся, а пришли поскорее мерку. Пусть Поля станет на лист бумаги, а ты очерти кругом ноги её карандашом; только карандаш держи прямо вертикально, не наклоняй ни к ножке, ни от ноги, иначе чертёж уменьшишь или увеличишь – в особенности возле пятки – ведь нужно не только то, что подошва ноги захватила, а нужно, чтобы вошли выпуклости пальцев и пятки, - потом, чтобы не пересылать лишней бумаги, обрежь около линии карандаша, карандаш не захватывай. Да пришли поскорее, а то я торопился писать до сентября, чтобы прислать что-нибудь тёпленькое к холодам, а вот уже прошёл целый месяц, - сегодня 23 сентября, - а я всё пишу о том же, это нехорошо долго. Жду.
Теперь поговорю кое-что о тебе. Неприятности твои по службе очень беспокоят и опечаливают, но ты мой дорогой, этим, т.е. неприятностям- то, особенно не огорчайся: Бог не попустит, свинья не съест, и притом русская земля не клином сошлась. Если на военной службе будет худо, - как-нибудь дотяни год, да и плюнь на неё; где-нибудь найдешь и ещё себе место - должность; только постарайся побольше запастись знанием. А ротный, если будет придираться, чёрт с ним, не обращай на это внимания, только воздерживайся, не груби, а то ничего не будет. Вот старайся хорошенько писать: последнее письмо из дому и два, как приехать, написанные тобой очень хорошо: буква-то; а вот открытку опять нацарапал плоховато.
Арифметика очень важный предмет; если не останешься на службе, она очень и очень пригодится и большую может принести тебе пользу в будущем. Я очень жалею, что ты мало занялся ею с Федей в бытность на родине. Ну, да если бы было столько времени, как в прошлом году, я бы тебя и отсюда кое-чему научил. А учиться арифметике очень интересно, и, когда побольше поймешь, даже завлекательно, так и подбивает ещё бы и ещё, что похитрее, решить.
Книги ты тоже почитывай: хорошо рассказывай прочитанное, дабы привыкнуть к связному и гладкому рассказу прочитанного. Ты можешь кое- что прочитанное рассказывать Поле хоть во время отдыха, когда не спишь.
А о неприятностях особенно не горюй, конечно, было бы лучше, если бы их не было. Заботься лучше о себе, чтобы у вас между собой с Полей было всё хорошо.
А Стёпа-то на карточке снялся вполне кавалером молодцом – стоит при своей даме, и не сидит, как ты, когда дама стоит – молодец он. Поле я мало места уделяю в письме, я ведь ей так и писал, что когда приедет Коля, я мало буду писать ей – потому что у нас будут деловые разговоры. Да ведь ей теперь уже и не так скучно.
Мы все здоровы, все благодарим вас за память и поклоны и вам кланяются и желают всего хорошего; в особенности желаю, чтобы вы были здоровы и жили в согласии, любви и …были бы друг для друга утешителями. Это очень важно в жизни. Остаюсь любящий вас ваш дядя И. Квасников.
24 октября 1907 г.
Поскорее пиши мне, и шли мерку – жду.

25.09.1907
Дорогой Николаша!
Мерки от тебя я не стал ждать, потому что настали холода даже у нас; у нас сегодня ночью выпал снег, а мне хотелось к холодному-то времени прислать Поле теплёньких вещиц. Поэтому я сегодня же купил для неё башмачки и посылаю. Если будут не по ноге её, то не моя вина, а грех будет на твоей душе, и ты его замаливай перед Полей. Ну вот, я её одеваю в тёпленькое, а об остальном позаботься ты, чтобы она была сыта и довольна всем, - в особенности тобой.
Я посылаю Стёпе две игрушки.
Потом, Николаша, ты пишешь письма на кое-каких лоскутках – видно, что у тебя недостаточно бумаги – поэтому посылаю тебе стопку почтовой бумаги – пиши мне, не ленись, листа по два обо всём. Ты мне ещё не написал, читал ли ты на родине книжку, которую я подарил через Федю, твоему отцу и понравилась ли тебе что-либо из неё? Вообще пиши мне больше, не стесняйся спрашивать обо всём, что встретишь затруднительного, в особенности по арифметике или грамматике; я с удовольствием буду тебе отвечать, ибо это для твоей пользы. В арифметике, конечно, встретишь много затруднительного, потому что она составлена для учителя, а не для ученика, учитель должен многое пояснять своими словами, ну, а тебе, конечно, разъяснять-то некому – приходится своей головой додумываться; но зато как отрадно, когда поймешь – уразумеешь. А в ней очень много интересного – сначала всё как- то идёт, не знаешь будто к чему и для чего, а когда дальше пройдешь и будет видно, для чего это было, что раньше-то написано. Желаю тебе всего хорошего, а также и Стёпе.
Мои домашние всем вам кланяются. Конечно, о посылке они не знают, поэтому в открытках об этом не пиши. Николаша, посылаю тебе свой старый географический атлас; он хотя и стар, по нём ещё я учился, но всё же тебе может пригодится; а тут он в посылке пойдёт вместо картона.
Остаюсь твой дядя И. Квасников.
25 сентября 1907
гор. т.х. Шура.
07.11.1907 г.
Дорогой Николаша!
Сейчас получил твоё письмо; очень обрадован, что ты говоришь, что с тобой, пока всё благополучно. Ещё радуюсь тому, что тебе есть кому показать и растолковать недоумения по арифметике, - пользуйся этим: конечно, вольноопределяющийся, готовящийся в юнкерское училище – проходит и обладает более обширными сведениями, чем тебе требуется; поэтому он, при добром желании с его стороны, хорошо может тебе помочь.
От всей души радуюсь, что Поле понравилась моя книжка. Если и считает эту книжку – пришлю другую, а если выучится хорошо читать и сама мне напишет хоть несколько слов – пришлю ей подарок – гостинец – конечно, если буду жив и благополучен. Желаю ей успеха, желаю всего хорошего и всякого благополучия. Стёпочке спасибо за письмо; желаю, чтобы он был здоров и рос молодцом. Радуюсь тому, что он не скучает – это хорошо, ну её – деревню-то; ишь там как дерутся, а здесь его никто не трогает и не накучает.
Есть ли у вас в Сарыкамыше какая-нибудь школа для детей? Ты писать стал порядочно – только не торопись – привыкнешь к такому почерку – выпишешься, и будет хорошо. А читай-почитывай, когда найдешь время, да хорошо бы вслух для выработки выговора. С родины, о тамошних безобразиях, тоже получил письмо – жаль, да помочь нельзя. Я написал кое-что, но я хорошо знаю, что теперь письмо перехватят, распечатают и прочтут, - поэтому я написал такую чепуху, что оно им не даст никакого утешения; а иначе нельзя – советую и тебе ничего не писать такого, что было бы во вред начальству, а то это только навредит им, да пожалуй ещё и твоему начальству напишут. Тяжелое, брат, время, везде и всем тяжко; - вот здешних жителей – кавказцев – так обижают, а русским в России беда, а не житьё, да и народ очень уж глуповат – дурьё – на что его науськали, он затвердит и орёт себе без пути и толку. И жалко, и горько, и обидно. А помочь ничем нельзя. Ну, Бог с ними, что Бог даст, то и будет – значит, Семёну и Гавриле влетело – этому-то пусть – это ему лекарство. А вот отца-то за что, он же такой старик! Я слыхал, что это всё по доносу Наумова – погано. Да, дорогой, если будет возможность, живи здесь – пока эта буря на родине пройдёт – а она ещё года два протянется.
Дорогой Николаша, извини, что в прошлом письме резко написал тебе упрёк в невысалке мерки; я был не в духе, когда получил твою открытку, и тогда написал тебе, а теперь получил мерку, но уже поздно; башмачки уже отосланы и, вероятно, уже лежат у вас в Сарыкамыше.
Ну, поздно, ложусь спать, завтра тоже ещё что сговорю 8-го ноября. Плохо, дорогой мой, я пишу – глаза плохо видят; так что я пишу не так, как вижу, а большей частью рукой - пером вожу по привычке – на память – поэтому, когда оторву перо от строки, то, чтобы начать новую, близко- близко нагибаюсь к бумаге, чтобы видно было, где начинать.
Ну, дорогие мои Николаша, Поля и Стёпа, желаю вам всего хорошего, желаю, чтобы заботы и неприятности не касались сердец ваших. Храни вас Бог от всех неприятностей. Буду ждать от вас письма, вероятно, скоро получите мои гостинцы. Пишите мне почаще о себе; я всегда рад получению вашего письма.
Будьте здоровы и счастливы. Остаюсь здоров. Любящий вас дядя И. Квасников.
P.S. Наш здешний резервный батальон был пятиротного состава; теперь 5 роту упраздняют – остаётся 4. Осталось трое сверхсрочных за штатом, куда-то их денут. Одному, говорят, есть вакансия в какой-то роте, другому, кажется, откроется – ибо одного увольняют – уходил без спросу с дежурства, а тут случилась кража в роте-то. А одного, вероятно, переведут в другую часть. Других новостей у нас нет. Мои все здоровы, вам кланяются.
И.Квасников.

11.11.1907
Дорогой Николаша!
Из письма твоего я вижу, что ты испытываешь затруднения при решении арифметических задач, и задачи-то, на которые ты указал, довольно простые. Польза в учении, а не в том, что много пройдешь, - да арифметику-то прочти.
Некогда тебе, знаю, что некогда, ну что же делать, дорогой мой, желательно, чтобы ты знание-то имел.
Относительно поступления в наш – здешний батальон нет никакой надежды. Своих много желающих, а вакансий нет; да и начальство, я уже тебе говорил, из чужих частей не хочет принимать, говорит, что свои лучше, - он ознакомлен с традициями батальона, т.е. с правами и порядками в нём, а тут ещё, как я писал тебе три дня тому назад, штат батальона уменьшен. 5-ю роту упразднили.
Натаров, как младший, остался без роты, - да ещё с войны приехал один лишний капитан – старше его, - вот и жди теперь когда получишь роту – ходи без столовых, пожалуй, года 2-3 – просто горе, а детишки растут -  требуют.
Желаю тебе всего хорошего. Учись, сколько можно, не унывай. Пиши мне, спрашивай.
Я очень рад, что Поле понравились мои гостинцы и что пришлись в меру. Теперь я знаю, что во время холода моя дорогая Поленька не озябнет и не простудится. А что она нарядится – это не беда – ведь она не простая солдатка, а жена фельдфебеля, а ещё племянница подполковника.
Рад, что не раскололось стёклышко у Стёпеной игрушки, я за неё боялся. Что, загнал ли он хоть раз всех коз? Они тоже быстрые настоящие козы – только одну загонишь – погонишься за другой, - а первая выскочит, и так прытко, как бешеная побежит, – настоящие козы. Рад, что ему игрушка понравилась. Что в записке-то от него – это кто ж писал, уж не он ли сам? Что он читает в книжке?
Будьте здоровы и счастливы, мои дорогие, пишите мне побольше, теперь бумага есть, а почта все равно довезёт и 2 листа за 7 коп.
Ты, Николаша, теперь стал писать хорошо. Остаюсь здоров, любящий вас дядя
И. Квасников.
11-е ноября 1907 г.
А эту посылку вы скоро получили, не так, как первую. Поля счастлива, у вас, видно, уже холодно?

08.01.1908 г.
Дорогой Николаша!
Телеграмму и письмо твоё я получил.
Телеграмма меня настолько обрадовала, что я и выразить не могу. Я её получил 31 декабря в 11 1\2 часов ночи – мы сидели за столом, приготовившись встречать Новый год, с налитыми бокалами вина, когда её принесли, и я, прочитавши её, с удовольствием выпил стакан (когда начали бить 12 часов) за твоё и всех вас здоровье, и пожелал тебе лучшего счастья в наступающем году. Теперь, дорогой Николаша, чтобы оправдать себя в глазах всего начальства, будь прилежен по службе и осторожен относительно капитана Мамиконяна, дабы он так не наделал тебе пакостей – он хотя и в другом батальоне, но всё же офицер вашего полка. Пока всё уляжется – забудется, ты уже и домой-то не так учащай ходить. Чтением и арифметикой продолжай заниматься, да и денежки приберегай – а то вот видишь, целый месяц без жалованья – не шутка. Запасец на всякий случай необходимо иметь. Только одно-то плохо сделал: не написал мне своего нового адреса – не знаю, ты в Ардагане, или у вас новобранцы в Сарыкамыше обучаются; напиши об этом поскорее.
А теперь тороплюсь, и рад, и волнуюсь, и даже не верю всё, что ты вырвался из 2 роты и остался опять на службу. О задачах я напишу после, когда решу, а теперь и решить не могу, так волнуюсь. Ты говоришь, что мне покажутся задачи пустячными, - нет, дорогой, таких задач не каждый офицер может решить – конечно, чтобы ты побольше знал. Какие задачи не решишь, обходи, но всё же прежде потрудись – порешай и о нерешённых пиши мне – не стесняйся. Не решишь – замечай, а когда много таких наберётся – напиши мне.
Поле и Стёпе моё поздравление с Новым годом, желаю им всего хорошего. А у нас в Шуре солдат к жёнам на ночь, как срочных и сверхсрочных, командир пускать запретил – только днём в праздник или когда увернётся, а на ночь только в особоположительных случаях – болезни кого из домашних, т.е. жены или детей, и то с разрешения командира батальона.
Напиши мне, если ты в Сарыкамыше, кто ротный командир и кто из офицеров заведует новобранцами и долго ли они пробудут в Сарыкамыше? Федя, по моему поручению купил было в начале ноября для тебя две книжечки, и хочет тебе выслать их, но я, как получил твоё письмо, что ты увольняешься, написал ему, чтобы он не высылал их – теперь напишу – вышлет. Одни из них словарь – объясняющий иностранные – непонятные слова, встречающиеся в книгах – это тебе нужно, а другая – сочинения Гоголя – это просто для чтения. Напиши – всю ли книжку прочитал Стёпа, которую я ему выслал в октябре, если всю, я вышлю, может быть, другую такую же, но посложнее.
Ну, храни вас Бог от бед и напастей, будьте здоровы и счастливы. Пиши мне поскорее адрес свой.
Остаюсь здоров, любящий вас ваш дядя и дед И. Квасников.
8 января 1908 года.

13.01.1908
Дорогой Николаша!
Посылаю тебе решения задач. Не знаю, разберёшь ли и поймёшь ли ты мои писания и объяснения. Писать плохо, потому что мне уже дня с четыре что-то сильно не здоровится: лихорадка ли, инфлюэнца ли, или, Бог её знает, что. Только голова болит, ноги дрожат и руки трясутся, да и сам весь, как помятый.
Последнюю задачу не решил: ты не смог, да и 506 не решил; после, когда поправлюсь – попробуй порешай немного: потому что рука дрожит, и от этого перо вгрызается, а карандаш лучше скользит, а между тем надо отсылать почту, а то опоздаю.
Дорогой мой Николаша, пожалуйста, будь поусерднее к службе, пока всё уляжется. Мне всё не верится, чтобы так удалось избавиться от козней командира роты, как бы он какую-нибудь шутку не выкинул.
Хорошенько усваивай уставы и старайся делать всё по закону, дабы остальное начальство было тобой довольно, тогда в случае чего, оно будет за тебя. Я написал Феде, чтобы он прислал тебе 2 или 3 книжки: одна-то просто справочник, а остальные для чтения; они для экзамена не понадобятся, но желаю, чтобы ты был начитан в хороших книгах.
На родине очень плохо: всех арестовывают – беда.
Дорогим моим Поленьке и Стёпе желаю всего хорошего. Пиши мне –
разберёшь ли писание и поймёшь ли объяснение в этих задачах. Остаюсь любящий тебя дядя
И. Квасников.
13 января 1908 г.
P.S. Посылку от Феди жди около 20 января. В задачи мои всматривайся хорошенько, это не только ключи – буквы плохо написать, может и цифры некоторые перестроить. Поэтому проверяй их, объясняй на доске или бумаге, - не суть важно, только бы понял ты объяснения. А задач ты прошёл уже много, я этому очень рад, в особенности, если хотя часть из них сам решил.

25.01.1908
Дорогой Николаша!
Открытку твою я получил; спасибо за неё. Благодарю тебя, Полю и Стёпу за поклоны; желаю вам всего хорошего. Я поправляюсь и почти уже совсем поправился, сильно-то я болел только с неделю. Федя пишет, что он послал тебе книги. Книги эти хорошие: одна-то справочная, а другие две разные рассказы, знакомящие с народным бытом: Гоголя с малороссийским (с хохлами), а Тургенева с коренным русским народом. Прочти их у досуга на отдыхе. Пожалуйста, дорогой Николаша, старайся хорошенько писать, а то ты плоховато пишешь. На меня, друг, не смотри, мне уже не исправить своего почерка: уже и руки дрожат и глаза плохо видят, а ты ещё можешь постараться улучшить почерк. Да и слова обдумывай, чтобы писание твоё было лучше – глаже выходило; ведь писание всё равно, что разговор: один говорит гладко, складно, любо слушать, а другой говорит, точно по лежне колом бьют. Вот в прошлом письме ты написал: «посылаю приказы по полку о увольнении и зачислении меня», - ты сам, вероятно, замечаешь, что при выговоре «о увольнении», что-то выходит не гладко, как-то выговаривается, как с куском во рту, ведь О есть предлог, и он, этот предлог, по требованию благозвучия пишется и выговаривается тремя видами или способами: о, об и обо. Писание их, а также произношение при разговорах, уже представляется, так сказать, находчивости, ловкости пишущего или говорящего. Вообще, принято писать О тогда, когда перед ним, т.е. после него должна быть написана согласная буква, а когда приведется писать гласную, то пишут ОБ. Вот если бы ты написал «об увольнении» было бы правильно и благозвучно.
Ну и пора на почту отсылать. Желаю вам всего хорошего. Ваш дядя И. Квасников
25 января 1908 г.
Николаша! Пожалуйста, просмотри арифметику и постарайся вникнуть в её правила. Да и когда будешь читать какие-либо книги, вглядывайся в правила изложения и красоту слога их – присматривайся, почему, например, так-то или так-то какой-либо предлог написан. Вот, посланные тебе Фёдором, книги имеют очень хороший изящный слог – стоит читать и привыкать, усваивать таковой - в особенности Тургенева - чистый великорусский. Гоголевский, тот склоняется более к хохлатскому. Так что при желании ты мало-помалу будешь воспринимать-усваивать себе всё более правила арифметики и познания русского языка, совершенствоваться в них. Вначале ведь всё кажется непонятным, как первоначально в роте – в казарме не отличишь одного солдата от другого, кажется, все одинаковые – не разберёшь, а потом привыкнешь, каждого будешь издали угадывать. Так и тут. Не знаешь для чего «икс» над чертой или«икс»под чертой, а потом привыкнешь, усвоишь всё, будешь свободно распознавать, что и к чему так в русском языке, не знаешь, что значат глаголы, падежи, предлоги, союзы, наречия и проч., а потом попривыкнешь, освоишь, поймёшь, уразумеешь, и будешь совершенствоваться.
Я думаю, что ты в течение месяца-то приотдохнул от треволнений 2 роты. У нас тут что-то поговаривают о Турции. Как у вас всё тихо с её стороны? Будь здоров и счастлив.
Твой дядя
И.Квасников.

12.02.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил 11-го февраля. Спасибо за уведомление. Относительно грамматической ошибки - моего замечания. Эта ошибка небольшая, не считается важною, а всё-таки лучше, когда будешь знать и писать лучше. Этакое постепенное указывание, время от времени, как делаю я тебе, гораздо лучше, чем описать все правила сразу – потому что ты бы их не упомнил; а тут на одно укажешь, оно тебе и врежется в память-то навсегда.
Пожалуйста, если что не уясняешь, запрашивай меня, не стесняйся, бумагу не жалей, а почта довезёт и 3 листа за те же 7 коп.
Да ты, Николаша, подготовляйся помаленьку и по другим предметам: почитывай историю, географию и из закона Божьего.
Так помаленьку читать гораздо лучше усваивается, чем - взять да вдруг всю учить; да старайся навыкам чертить карты – а-то ведь тоже понадобится. В этом году, где у вас подготовляются сверхсрочные унтер- офицеры - при полку или при дивизии? Теперь ведь тебе срок будет считаться одним месяцем позже – декабрь-то пропал - из службы вон.
Известие, что Поля читает, меня очень обрадовало - большое ей спасибо за это; очень рад - благодарю и еще благодарю её. Желаю вам всем всего хорошего.
Кланяюсь тебе, дорогой моей Поленьке и Стёпе.
Я теперь совсем здоров. Только когда долго пишу, рука устаёт и дрожит - уж очень плохо пишу, не знаю, как разберёшь ты. Пишите мне о себе. Ваш дядя и дед И. Квасников.
Что Гаврила посидит - это ему наука; а то уж он очень разбахвалился: ни Бога, ни Чёрта и никого знать не хочет. Нельзя же дуром орать всякую всячину.
О войне газеты заговорили в мирном тоне - не будет и дай Бог, а то и без неё хлопот не оберёшься.
Квасников.
Я здесь на базаре купил книжки с картинками для Стёпы, но они без переплёта и кое-где починяю, как переплету - пришлю; через неделю ждите их. А ты, Николаша, озаботься, получи их, т.е. чтобы они не ушли в Ардаган, или не залежались долго.

14.02.1908
Дорогой Николаша!
Посылку я приготовил, и завтра, если жить буду, сдам её на почту. В ней я посылаю 14 разных книжек для Стёпы: одна из них "Родное слово" - учебная, первую, как ты писал, он уже прошёл, теперь пусть учит вторую. Остальные читать - из них тоненькие - с раскрашенными картинками - по его возрасту, а остальные - обыкновенные-то книжки, он ещё, пожалуй, не поймёт - тогда пусть остаются - хранятся, когда будет понимать. Из них лучшая та, что всех толще, потом «Герои Малахова Кургана» - это из Севастопольской войны, когда мы воевали с французами, - посмотри, как они пишут; она сочинена французом. Её стоит и тебе прочитать - это историческая. Потом стоит прочитать - в самой широкой - былина "Слово о полку Игореве", она хороша, да и все былины хороши, кроме «Васьки Буслаева», - эта мне не нравится: только драки да пьянства в ней описываются. Потом для закладки порожних мест в ящик, дабы книжки не потёрлись - я положил Станюковича – «Морские рассказы», - эту можешь читать, когда от нечего делать в карауле или ещё когда; потом тетрадка - сочинение нашего офицера - Кодинца «О закаспийском народе» - эту прочти; потом два лишних листа Толстого из бывших запрещённых прочти, познакомься, как он пишет. Потом старенький растрёпанный - порванный арифметический задачник - может пригодится, когда будешь учить Стёпу - в нём первые-то задачки очень хорошо составлены для маленьких.
Так как всё-таки много было порожнего места, и, чтобы не пихать туда и не ложить разного хлама, я положил свою тёплую рубашку - она мне и сначала была мала, а как вымыли, села и совсем мне не годилась, - может быть годится Стёпе во время холода. Ты, Николаша, когда он читает, объясняй ему непонятные слова, когда читает без тебя, скажи ему, чтобы он замечал непонятные и после спросил тебя; когда будет читать из посылаемых, указывай ему по картам в атласе - где эта местность и где это было - хотя приблизительно, - он будет постепенно знакомиться и с картами. Затем посылаю ему две игрушечки. Книжки чужим читать не давайте, пусть они блюдутся Стёпой, а Стёпа пусть с ними обращается бережно. Если ты получил от Феди Гоголя, то в нём есть мелкие хорошие - смешные рассказы - он и Поля могут их читать.
Поле я посылаю башмачки, их ваксой чистить не надо, а для этого я посылаю баночку башмачной помады: когда понадобится, очистите башмаки от пыли или грязи, а потом на тряпочку маленько возьмите помады и потрите башмаки в тех местах, где они потёрлись или потеряли свежесть, а потом чем-нибудь вытереть их досуха - досветла. Извини, дорогой, тебе ничего не посылаю, но вот они - Поля и Стёпа - оба твои, следовательно, посылая им, тебе посылаю. Напиши, придутся ли башмаки. Будьте счастливы, желаю вам всего хорошего. Остаюсь здоров.
Твой дядя.
И. Квасников.

14.02.1908
Дорогой мой внучек Стёпочка!
Твоя мамочка писала мне, что ты любишь книжки с картинками. Поэтому посылаю тебе книжки, кажется 14, с картинками; читай их. Ещё посылаю тебе две игрушечки: одна - волчок - вертится и гудит, а другая – птичка - когда дуешь - поёт, - забавляйся ими да напиши своей мамочке, что тебе здесь недурно, и что ты получил от деда книжки и игрушки - успокой свою мамочку, чтобы она о тебе не грустила и не тужила. Напиши мне, какая книжка тебе больше всего нравится. «Родное слово» - это учебник, по ней надо учиться; а остальные только читать. Читай сначала тоненькие с раскрашенными картинками, а потом, если поймёшь, читай остальные.
Любящий тебя и желающий тебе всего хорошего. Твой дед И. Квасников.
Дорогая моя племянница Поленька!
В виду того, что подходит весна и за то, что ты порадовала меня тем, что читаешь, посылаю тебе хорошенькие башмачки и кусочек хорошенького мыльца. Только боюсь, придутся ли они по ноге: длиной-то они по твоей мерке, но в ширину-то узковаты. Если придутся - носи их по праздникам в хорошую погоду и вспоминай своего дядю, а я буду радоваться и думать, что моя хорошенькая красавица Поленька щеголяет с удовольствием и радостью в моих башмачках.
Остаюсь любящий тебя и желающий тебе всего хорошего. Твоя дядя И. Квасников.
14 февраля 1908 г.

07.03.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твоё я получил, спасибо за него. Радуюсь, что вы все здоровы. Рад, что посылки дошли исправно - я боялся, что разобьётся ящичек и попортятся Стёпины игрушки. Ящичек очень тонкий, хотя и особого устройства - ты обрати внимание - ведь у него дно и крышки непростые доски, а как-то особенным способом склеены одна поперёк другой - попробуй-ка порезать какой-нибудь конец или уголок крышки и увидишь.
Приберегите его: он может пригодиться Поле класть что-нибудь, а может и перевозить когда что. Рад, что ты получил книжки от Феди; они очень хорошие - я нарочно такие выбрал для тебя. Рад, что тебе понравился Гоголь – значит, ты его хорошо понимаешь. Ведь чтобы купить их, я написал Феде еще в начале ноября, и он тогда же было их купил, да твоё письмо о подаче докладной об увольнении - высылку их остановило. Словарь, я считаю, необходим, а то тебе в книгах могут встречаться слова, которых ты не поймешь, а через то и смысл теряется. Гоголь хорош, только не знаю, какие его рассказы и какое издание он тебе выслал, а я уж не захотел его расспрашивать - с картинками она или нет. Потом я бы желал, чтобы в этой книге были: повести: «Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь или Утопленница», «Пропавшая грамота», «Ночь перед рождеством», «Страшная месть»,  «Тарас Бульба», «Иван Фёдорович Шпонька», «Заколдованное место», «Вий», «Старосветские помещики», «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», «Нос», «Шинель», «Коляска», «Рим», «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего», «Похождения Чичикова или Мертвые души»; комедии: «Ревизор», «Женитьба», «Игроки», «Утро делового человека». Проверь, если всё это в твоей книге есть - то хорошо, значит, все лучшие сочинения Гоголя у тебя есть, а если чего нет - пропиши мне, дабы я знал - важного или неважного, чего нет у тебя.
В начале письма ты поставил три даты, но все неверно: две написал (месяц и число) римскими и одну всю арабскими цифрами. Принято писать римскими цифрами только месяцы, а число, т.е. день и год, всегда пишутся арабскими цифрами, а иначе пришлось бы слишком много листа занять числом, например, от 20 до 31 - XX, XXI, XXIV, XXVIII, XXIX, XXXI, а вот для того-то это и выдумано, чтобы меньше листа занимать, а месяцев-то больше 12 не бывает, значит самое большое XII. Год слитно тоже не пишется, а между двумя цифрами в середине ставится черта.
Старание твоё по службе тоже меня очень радует - постарайся, чтобы ротный твой остался доволен, и чтобы остальное начальство убедилось, что ты достоин их доверия и что донесения командира 2 роты действительно были только клеветой.
Желаю вам всем всего хорошего. Любящий вас дядя и дед. И. Квасников.
А когда Поля выучится и напишет мне сама хотя несколько букв, хотя одно словечко, тогда я ей пришлю ещё лучший подарок.
7/III 1908 г.

23. 03. 1908
Дорогие мои Николаша, Поля и Стёпа!
Письма ваши я получил, спасибо вам за них; рад, что вы все здоровы. Николаша, ты пишешь, что, вероятно, у меня книги Гоголя есть; конечно, есть, у меня книг много - более сотни, полными собраниями многих русских писателей, а иначе, не зная их, как бы я мог назначать тебе их? Да, Гоголь хорош, т.е. его книга хороша. Ты вглядись только повнимательнее, какие у него люди-то хорошие: простые парни и то какие вежливые, ласковые, а любой-то как выражается к любимой девушке?! Сколько ласки, сколько привета, сколько любви и сердечности, и как нежно обращается-то. У нас на родине этого не услышишь. Сердце болит, как вспомнишь, как грубы наши родичи, как грубо они обращаются. Высказать любовь, ласку, сказать что-нибудь задушевноприятное - считается как бы чем-то преступным грехом, а высказать грубость, обругать, даже оскорбить - обидеть - считается молодечеством, а в особенности женщин ставят ни во что. Не люблю я за это свою родину и скорблю душою об ней. Относительно записки - ведь это всё сказка, описывающая поверие народа. В том-то и суть, когда небылицы переплетаются с былью, что их нельзя одно от другого отличить. Что-нибудь случится, к этому случаю понаплетут небылиц, так что и не разберёшь. Это во многих рассказах так: что- нибудь видит во сне, просыпается, а оно действительно у него - но откуда взялось – значит, чудо. Левко, конечно, родной сын Головы, но матери у него нет, отец вдов и содержит какую-то бабу под видом родственницы-свояченицы, он волочится и за другими, а она ревнует, и поэтому, как кажется, помогает Левку – она, пожалуй, могла бы достать бумагу и сунуть Левку. На это не смотри, что она будто бы насильно попадала под арест - ты видишь, как она сейчас же после освобождения куда-то побежала и очутилась под другим арестом - только тут чуть не накликала на себя беду - сожгли бы ее как ведьму; вот ей очень выгодно было бы, если бы Левко женили на Гане, а то ведь сам её Голова туда метит. Но всё же народ хороший и ругается-то куда лучше, чем наш, и пьянствует более благодушно. Может быть, теперь и в Малороссии стал народ хуже; но все же видно по приходящим рекрутам и рабочим - хохлы куда мягче русских. Да у нас и на родине Екатериновский народ куда лучше нашего: бывало на базаре или на ярмарке наши только сквернословят, а хохол если и пьян, то только бурчит или спит, раскинувшись, где попало. А своих пани маток - хохлушек - жинок я и не слыхал, чтобы они когда били. И самоё название «пани матка» - какое доброе. По ихнему «пани» - это значит «барыня», «госпожа». Так вот, у них, когда женщина имеет уже детей-то, муж называет ее уже «пани – матка» - значит «госпожа мать». А поляки даже Бога зовут «пан Бог», - «пани Богородица». Да, друг мой, - татары да помещики много всадили - вкоренили в нас грубости и зверства. Попы наши тоже ничего не сказали хорошего, они не говорили и не говорят народу, что нужно быть лучше, добродушнее, нужно любить друг друга - этого только Бог и требует, а они только лишь говорили и говорят, чтобы прилежней были к храму Божию, ходили бы в него чаще, ставили бы свечей больше – будто бы тот, кто сам источник света, сам создал свет и все светила, нуждается, чтобы ему посветили свечечкой. Или чтобы жертвовали на Храм, будто бы Он, создавший самоё злато и всё богатство Вселенной, нуждается в нашем рубле или пятаке, на который лучше бы было и Богу приятнее, если бы купили голодным детям хлеба. Он ведь сказал: «мне нужно сердце чище злата, мне нужен брат, любящий брата, нужна мне правота на суде». Да нас, друг, этому не учили, не учат и теперь, а учили попы только тому, что им даёт выгоду, а другие люди - своим примером только грубостям, обидам и сквернословию. Были, конечно, и хорошие попы и добрые люди, но их было так мало, что их почти не слушали и поднимали на смех, а о том, чтобы жену любить - даже и отец, и мать никогда не говорили - будто бы это грех, хотя есть и в священном писании, и в церкви читают, что жену следует любить так, как Христос возлюбил церковь, т.е. верующих людей, что жизнь свою не пожалел за них. Не считают ее другим человеком, а как бы половиною самого себя.
Рассказы Гоголя, хотя и сказки, т.е. лица – люди-то в них действительность - так бывало - случалось, хотя действовало не одно лицо и не в одно время, а один сделал или с ним случилось, то с другим - другое, он, например, в утопленнице, - соединил всё в лице одного Левко. То же и в «Ревизоре» разные глупцы и плутишки, соединённые в одном Городничем. «Мертвые души», когда будешь читать, - знай, что в старину у нас барами - дворянами, которые имеют или накупят безземельных крестьян, для поселения их казна отводила помещикам землю даром - известное - определенное количество десятин на душу. Чем больше у дворянчика по покупным бумажкам будет значиться крестьян, тем больше ему отдадут даром земли; - вот тебе и будет понятно, почему Чичиков покупал мертвые души, т.е. тех людей, которые уже умерли, но из ревизских сказах - описей или записей - ещё не исключены, - переписи тогда бывали годов через 15 или 20; так что власти, справляясь в ревизских записях, купчие бумаги утверждали, а этого-то только и было нужно для получения земли - вот он и помещик.
Теперь о тебе: Положения о сверхсрочных у меня нет; но если там сказано, что за непрерывное двухлетие, то тебе будут считать только с 31 декабря или с 1-го января сего года. Вот и знай, как относительно переименования в подпрапорщики. Ну да это еще далёкое будущее, но, во всяком случае, в будущую зиму ты, если останешься, должен формально учиться и держать экзамены – потому что это делается на втором году, а не по истечении двух лет; по истечении же двух лет уже переименовываются в подпрапорщики или увольняются, смотря по успехам на экзамене. Ну, как твои новобранцы? Хорошо ли, успешны ли твои дела с ними? В здешнем батальоне уже окончили, были экзамены им, а 20 марта была им присяга. А как у вас?
Федя недавно писал мне, что он справлялся у губернатора относительно своих арестованных - толком ничего не знает, но ему положительно сказали, что высылать из губернии никого не предполагают - без суда-то, но а суд приговаривает к ссылке только тогда, когда виновность будет доказана на суде. Значит, Гаврилу не вышлют, если он не виновен. Административно его не вышлют уже потому, что он осенью подлежит быть отданным в солдаты.
Относительно того, что тебя просят домой – конечно, отца с матерью жалко; но ведь жалко и бросать хорошую, полезную для тебя службу-то, тобой отвоёванную такими трудами только три месяца тому назад, да и перед начальством как-то неловко - стыдновато: ведь начальство подумает, что ты какой-то ненормальный, помешанный - то просишь, чтобы опять оставили - приняли - скажут, что командир 2 роты был прав - такого на службе держать нельзя и такую тебе дадут аттестацию.
Поэтому, если тебе служить теперь хорошо, я советовал бы тебе оставаться - не уходить и написать отцу, что, так как ты остался добровольно, то до января будущего года уходить не можешь, или что-нибудь напиши в этом роде, а до января-то еще долго - может быть, обстоятельства и переменятся.
Вот в прошлом году на Пасху почти во всех губерниях - маловиновных политических - административно арестованных - почти всех повыпускали, - может быть, и в этом году будет то же. Они просят тебя придти и поддержать их хозяйство: но велико ли их хозяйство? Может быть, оно всё-то не стоит твоего годового жалования. Кроме этого уверен ли ты, что и тебя не арестуют, как только ты придешь туда - видишь, у них какой там произвол. Уже если дядю Никиту арестовали, так чего же там ждать? Я думаю, если бы самого Иисуса Христа прислать, да не угоден был доносчику межевому, то и его бы арестовали; а причину всегда найти можно - придраться всегда найдут к чему; ведь человек живой - говоришь, говоришь, да и что-нибудь скажешь - вот и готово. Ну, положим, что все будет благополучно, и что же: теперь ты устроился порядочно, а там приедешь, пока нужно, будешь работать, поддерживать хозяйство, даже израсходуешь свои денежки, какие есть у тебя, а потом возвратятся, придут братья, - и уж это неизбежный закон семьи, начнутся у вас ссоры драки и делёжка - по разделке достанется тебе всего имущества настолько, сколько ты теперь получаешь в два - три месяца, а может быть и меньше. Как теперь тогда тебе будет горько вспоминать оставленную тобой службу. Да ещё худшее из всех зол - сделаться врагами с родными братьями. Теперь, как я вижу, они тебя любят и уважают, ты к ним относишься по-братски хорошо, даже к Гавриле - этому лекарю - а тогда - все ты потеряешь, ничего не приобретёшь, и станешь во вражду с братьями, а силы и молодые годы уходят, а жизнь-то ведь одна (мыкать горя, век трудиться и нищим умереть). А я предполагал, что не мужиком тебе быть - прикопить бы здесь малую толику денежек, а когда вышел бы, купил бы домишко в каком-нибудь городишке, и дожил бы свой век спокойно. А то быть крестьянином не дай Бог: ведь он весь век работает и почти сыт не бывает - ведь он как пчела - целое лето трудится, мёд собирает. Думает зимой будет есть его спокойно, ан пришел пчелинец и вырезал почти весь мёд, так что пчёлке нередко приходится самой-то и с голоду умирать. Так и мужик - сколько он наработает, у него все отберут под видом разных податей и повинностей (посмотри-ка стихотворение Никитина - "Соха" - ведь это про него написано под видом сохи). Кроме того - народишко-то уж очень стал поганый, все друг друга ненавидят, озлоблены, друг друга съесть готовы - зависть и ненависть всех заела. Если тебе при всех невзгодах удастся неимоверными трудами кое-как улучшить свой домишко - ты должен будешь постоянно бояться какой- нибудь пакости - того и гляди подожгут - сожгут дом, амбар или гумно - как сожгли в позапрошлом году у Мартьянова. Там жить-то хорошо только нищим и босякам. Нет, друг, не решился бы я ни за что туда идти. Если Бог даст возможность избавиться - вылезть из этого болота - надо постараться вылезть из него. Ведь говорит пословица: "каждый человек сам мастер своего счастья". Да и Поленьку жалко: зачем она бедная ни за что ни про что, не знай для кого, будет нести непосильный труд и лишения.
Ну, во всяком случае, чтобы там ни было, а ты всё-таки продолжай учиться: читай книжки, изучай арифметику и другие необходимые для тебя предметы. Я вот не знаю, тогда, как ты был у меня, я не поглядел, - есть ли в твоей географии что-нибудь о движении земли, солнца и других планет? Напиши мне об этом. Еще напиши, что брат-то твой - Семён вместе жил или в отделе? Где теперь Дарья-то живет, у ваших или где?
В письме про Гаврилу ты написал, что его хотят "съсылать" следовало, написать "ссылать". Это одно слово - корень не «сылка», а «ссылка» - всё равно, что ссыпать, сливать, складывать, связывать и другое.
Желаю тебе всего хорошего, в особенности успокоиться, не горевать о несчастии на родине. Также шлю поклон и пожелание всех благ дорогой моей Поленьке и внучку Стёпочке. Пиши мне, когда тебе сгрустнётся – делись со мною своим горем, оно всё будто бы будет полегче. Да и не опечаливай своих домашних-то - т.е. главное Поленьку – Стёпочка-то еще мал, не все поймёт. Остаюсь здоров. Любящий вас дядя и дед. И. Квасников.
23/III 1908 г.
Не знаю, как ты разберёшь, уж очень плохо я стал писать-то.
28.03.1908
Дорогая моя племянница, Пелагея Ильинишна!
Желая радостно и весело встретить дни Великого Праздника, я купил и посылаю тебе подарочки:
Шелковой светлой материи на верхнюю рубашечку (у барыни зовут кофточки, которые низком забираются в юбку - рубашечкой, а которые носятся распашенкой-то только зовут кофточками; а вот как ты снималась на карточке - то в рубашечке) так на такую рубашечку я тебе и посылаю.
Чёрной материи - на юбку. Хотел было светлой послать, да побоялся, что не подойдёт тебе к лицу, а черный цвет ко всем подходит хорошо, да и к светлой рубашечке хорошо. Так вот, сшей их хорошенько - не знаю, есть ли у вас хорошие швейки-то?
Посылаю для них уж и пояс замшевый - серый. Если он тебе окажется велик или мал, то пересади, наметь ремешки куда следует, т.е. отпори и аккуратненько пришей, где будет приходиться.
Посылаю три пары разных пёстрых чулочков - не знаю, понравятся ли они тебе, - но они модные.
К ним же резины цветной на подвязки - разрежь её пополам и сшей концы - будут тебе подвязки на ноги, чтобы поддерживать чулочки.
и 6-е. Летние туфельки цветные – светло-коричневые. Эти уже не на высоких каблучках; и я взял уже немного поменьше прежних башмачков, так как ты прописала, что у тебя ножки маленькие; но всё же побоялся взять ещё меньше, как бы не были малы. Я ведь для этого-то спрашивал - хороши ли прежние - по ноге ли.
Итак, дорогая моя Поленька, понарядись и пощеголяй - будь счастлива и весела, поживи в неге и радости пока здесь, а то, если случится уехать на родину, там будет не до щегольства. Ну да не думай об этом.
Будь счастлива. Остаюсь любящий тебя твой дядя И. Квасников
Дорогие мои Николаша, Поля и Стёпа, Христос Воскресе! Поздравляю вас с Великим светлым праздником, желаю вам всего хорошего.
Напишите мне, как вы встретили и проводили великий праздник, хотя и на чужбине, но в своей семье. Николаша, ведь уже давно не встречал семейно этот праздник; и теперь хотя на чужбине и при нерадостных известиях с родины, всё же отрадно, что встречаешь его с любимыми и любящими тебя Полей и Стёпой. Я всё утешаю себя надеждою, что вы друг друга любите. Напишите, есть ли у вас там церковь, есть ли у вас хорошие знакомые - в особенности у Поли. Без знакомых и подруг ведь нехорошо и скучно; и, если я иногда не советовал говорить лишнего, то это не значит, что я не советую иметь знакомства- подруг, а только я советовал - просил и прошу воздерживаться при разговорах - не говорить дурного о других людях, хотя бы и о людях дурных и дурно делающих, - потому что это почти всегда приводит к большим неприятностям. А совсем без друзей и подруг жить невозможно и чуждаться людей добрых неудобно. Напишите, какова у вас весна. У нас уже тепло и жарко, всё кругом зелено, на лугах цветы, деревья распускаются, сады начинают цвести.
Есть ли у Стёпы товарищи? Вот он очень-то много с разными сорванцами пусть не бегает, а то они скоро могут научить многому дурному.
Да, есть ли у вас там какая-нибудь школа, чтобы он мог учиться? А то мне кажется, что он буквы прежде писал лучше.
Дорогой Николаша!
Посылаю вам к праздникам - преимущественно Поленьке, - гостинцы. Кроме описанных в письме к ней, посылаю ещё тебе и ей по чарочке в форме яйца - к Пасхе-то ведь дарят яйца - когда что-нибудь будете пить - выпейте оба из них за моё здоровье.
Стёпе посылаю каменное мраморное яичко, которым он может катать и оно не разобьётся.
Будьте здоровы и счастливы.
В первый день Пасхи я отсюда скажу вам: "Христос Воскрес", а вы поцелуйте за меня всех друг друга.
Остаюсь любящий вас дядя и дед.
И. Квасников.
28 марта 1908 года.

07.04.1908
Дорогой Николаша!
Я сейчас получил от Феди из Саратова письмо. Он пишет, что твоего брата Гаврилу высылают в город Баку и что 2-го апреля он отправится туда – значит, уже отправлен и теперь может быть там уже. Но Федя не советует тебе ехать на родину; он говорит, что если поедешь, не избегнешь ареста, потому что там теперь всем орудует доносчик Наумов и что хочет, то и делает и начальство ему верит и делает всё по его желанию; так что он может написать донос и найти ложных свидетелей.
Так что ты, если и приедешь, то едва ли что поможешь, а пожалуй только причинишь больше горя и себе и родным, ибо Наумов взъелся на всех наших Квасниковых и напрягает все усилия, чтобы их допечь и упечь; поэтому Федя не советует тебе ехать туда, а оставаться на службе и, если можешь, помочь отцу отсюда. Поэтому же Федя не ездил домой на рождество, на масленицу и на Пасху не поедет, а также не поедет летом. Мне очень больно, дорогой Николаша, сообщать тебе эти печальные вести пред Великим Праздником, но что делать, приходится пить и горькую чашу. Семён же будет под судом, его дело будет разбираться судом. Дяди твои Никифор и Никиту переведены в Саратов, чем кончится их дело - неизвестно. А Семёна оставляют в Аткарске, и дело его будет разбираться в мае. Я получил письма и с родины от твоего отца - пишет Яша. От Дарьи - матери Степы - она пишет сама и от Ивана и Ванёки. Все пишут горькое и грустное. Нестерпимо больно сердцу читать их письма. Поневоле скажешь: что же правда, где же Бог? Будь проклят лживый, злобноненавидящий доносчик!
Но грешно и твоим братьям Гаврилу и Семену: они своим безрассудством, своей болтовнёй ввергли всё семейство в такое горе и нищету. Отец и мать твоя уже прожили, они ответственны пред людьми и Богом за детей, которых не сумели надлежаще научить, но мне более всего жаль Дашу - Стёпину мать: она-то за что страдает - она ведь, как вышла замуж, и дней-то порядочных себе не видала, и поэтому я не могу простить своему крестнику Семёну поступок его: он уже не маленький, он уже отец семейства; хотя Даша и заверяет, что он не виноват, но я-то плохо верю... дыма без огня не бывает. Жаль и Яшу - страдающего ни за что, они сами ничему не научились, мешают и ему учиться. Он совсем занудился.
Но, дорогой Николаша, укрепись духом; гореванием ничему не поможешь. По возможности учись себе. Ты что-то долго не спрашивал у меня о задачах. Будьте здоровы. Целую вас дорогие Николаша, Поля и Стёпа. Ваш дядя и дед И. Квасников. 7 апреля 1908 г.
Дорогой Николаша!
Под впечатлением полученных неприятных известий, посылая письмо к тебе, я очень скверно и плохо написал, так что ты, пожалуй, многое и не разберешь. Пожалуйста, сильно не сокрушайся, не унывай и не волнуйся, а постарайся более хладнокровно всё перенести и спокойно заниматься своим делом; а будешь писать на родину, пожалуйста, не упоминай ни одним словом, что ты не идешь домой потому, что боишься, что и тебя арестуют и засадят, как и братьев, потому что это только обрадует нахала Наумова и предаст ему ещё большего нахальства, ибо письмо твоё непременно будет известно всем - от слова - до слова.
И. Квасников.
На праздники лучше займись чтением и арифметикой - оно тебя и развлечёт - да и напиши мне о себе, как живешь и что поделываешь.

14.04.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твоё я получил на второй день Пасхи и сейчас же пишу ответ, чтобы на 3-й день Пасхи он и ушёл. Нерешённые тобой задачи не из трудных и довольно просты.
Теперь скажу тебе о брате твоём Гавриле: я не советую тебе посылать ему ни копейки. Ишь, выдумал он на дорогу – небось, довезут куда следует - будут и кормить - да еще и караулить! Ведь их же и повезут и будут продовольствовать за счёт казны, а если он просит, то это бессовестное попрошайничество; ведь с рекрутства новобранцем ехал и он так же поедет - только и разница, что его получше будут караулить. Если ты пошлёшь ему, это будет баловство. Он один, а русская пословица говорит, что «одна голова не бедна, а если и бедна, то всё же только одна». Отец и мать, и младший брат более нуждаются - он же их - всю семью своим бахвальством, своей болтовнёй ввергнул в несчастие и горе, да он же и просит, когда его казна кормит, конечно, не мёдом, а он только лежит, ничего не делая, а несчастные отец, мать на старости лет и в особенности маленький брат Яша должны через силу трудиться, дабы добыть себе пропитание и заплатить подати за себя, да и за них - теперь бездельничающих - хотя и поневоле, но всё же за их брехню и длинные языки. Не бойся - с голоду не умрёт - казна не допустит, а если в Баку отпустят на волю, там может заработать - там работы много и плата хорошая. А то пошлёшь ему, он ещё на твои деньги будет жить, нет, не балуй, пусть живёт сам собой, он один - пусть не балуется, а тебе советую похолодней ему писать и поменьше, пореже. Ведь вот у него стыда-то нет, он пишет тебе и даже денег просит и не стыдиться - зная, что ты прочитаешь письмо его Поле. А что он тебе или ей делал хорошего, когда вы были в нужде и горе, кроме только того, что хотел и желал. Пакость сделать и разбить ваше счастие, уничтожить возможность жить счастливо - вонзить занозу в твоё сердце. С такими братьями - свиньями надо по-свински и обращаться – конечно, злом не плати, но и добра не стоят.
Дорогая моя Поленька, я очень рад, что подарочки мои тебе понравились и ещё больше рад, что ты их получила до праздника, следовательно, уже радовалась на них и радовала Николашу, а ведь я радуюсь вашей радости и горюю вашим горем.
Будьте счастливы - живите, радуйтесь, забавляйте друг друга, пока молоды и есть возможность. Я теперь знаю, что по твоей ножке, Поля, хороши башмачки № 35, а прежние черные я послал 38. Сшей себе хорошенько и щеголяй, дорогая моя Поленька, гордись своим дядей - ибо никто не может сказать, что ты щеголяешь, нарядная, нажитым как-нибудь неправедно тобой или твоим мужем - пусть знают, что это подарки дяди и что ты племянница подполковника.
Желаю вам всем всего хорошего и кланяюсь. Любящий вас ваш дядя и дед
И. Квасников.
Не знаю, как ты, Николаша, разберёшь - писал поздно вечером и плохо писалось - глаза уже мутятся при лампе-то.
14 апреля 1908 г.


19.04.1908
Дорогой Николаша!
Это письмо я готовлю заблаговременно: когда буду писать, вложу и его и пошлю.
В письме твоём от 8 апреля я заметил две грамматические ошибки - одна повторена два раза:
1, о моих письмах ты говоришь: 1-е «как получишь твоё письмо так и полегчеет». 2-е о прежних письмах: «когда о чём задумаешься - просмотришь их и как будто полегчеет» - следует писать – «полегчает». 2, ты пишешь о Дарии - говоришь "Верно, что у нас на жену ни обращают внимания". Следовало писать: "Не обращают". Смотри 1 часть грамматики страница 85-я.
Ещё скажу относительно Гоголя: он пишет так, как услышит какое событие или происшествие, сейчас же примется описывать его, конечно, многое поприбавит от себя и своего воображения - большею частию в смешном виде. Как есть анекдот: какой-то господин хотел уловить одну барышню, зная, что она будет в одном месте ночью, он взял своего слугу - для безопасности - и пошёл, оставил слугу поотдаль, а сам застыл караулить, но как-то зазевался и она проскользнула так, что он только и заметил, как её башмачок сверкнул, а больше ничего не увидал. Потом, когда возвратились, - слуга и спрашивает: "ну что?" Он отвечает: «ничего». Слуга: - «говорил ли с ней?» Он – «нет». Слуга – «видал ли?» Он – «видал только каблучок башмачка». Слуга – «ну и этого довольно, а остальное всё воображение дорисует». Так и у Гоголя...
В старину ревизии были редки и подати приходилось платить от ревизии до ревизии и за умерших иногда годов десять и больше - так вот и нашлись такие плуты, покупали эти мертвые души - как бы живых - у помещиков - подати ведь собирали и платили помещики - а за проданных не платили - так вот они и рады были продать, а плуты купить таких, а купивши - предъявляли купчие бумаги, получали для заселения земли, - обручие и закладывали бумаги на купленных-то крестьян в банки, брали под залог их деньги - а потом, конечно всё пропадало... Теперь поговорим о географии (эта часть называется космография)... Итак, Вселенная беспредельна, так же, как и Бог неизречён - непостижим и пыжиться, надуваться, чтобы постичь непостижимое - напрасно ломать голову. Ну, на этот раз пока довольно.
19 апреля 1908 г. Твой дядя И. Квасников.

28.04.1908
Дорогие и милые мои Николаша и Поля!
От всей души, от всего сердца поздравляю вас с рождением вашего сына. Дай Бог, чтобы он был здоров и рос вам на радость и утешение. Дорогая моя Поленька теперь будет для меня еще дороже, вдвое дороже. Одним словом - я обрадован рад и рад несказанно. Теперь у моего Николаши есть свой сын, есть для чего трудиться, стараться, что можно - сбереги. И имея Полю в таком положении, ты ещё думал поехать домой! Как тебе не грех было и думать-то об этом - ввергнуть всё это в бедствие, труд, нищету? И ты заранее - до сих пор ни слова не написал мне, что Поленька в таком положении, а я еще в сентябре, кажется, писал тебе, что весьма следовало бы озаботиться приобрести собственного наследника, а вы уже приобрели.
Расцелуй за это за меня дорогую Поленьку и люби её ещё больше. Теперь у вас уже есть общая, видимая, осязаемая связь. Бог благословил вас сыном, прошу Его и надеюсь, что Он не оставит вас и другими своими милостями. От Феди я получил письмо; он пишет, что 2 апреля Гаврилу почему-то не отправили и оставили будто бы до 21 апреля.
Дорогого моего внучка Стёпочку благодарю за письмо. Рад, что он здоров и сам пишет. Цела ли у него моя игрушка - птичка, теперь уже и у него завёлся другой певун - соловей Анатолий. Спасибо Стёпе за письмо.
Дорогого моего новорождённого внучка Анатолия заочно целую и желаю ему всего хорошего, но петь пока поменьше, потому что это пение не приносит наслаждения даже любящей его матери. Дорогая Поля, если мальчик будет сильно кричать - это бывает с маленькими от боли в желудке - у нас на родине говорят не грыжа, а пупочек. Тогда купите так называемого серного цвета - т.е. серного порошка - копеек на 5 на 10 и, когда будешь его кормить, помаленьку насыпай на грудь, и он будет проглатывать с твоим молочком. Это полезно - уменьшает боли в животе ребенка; хотя пахнет серой нехорошо, но это ничего - до его женитьбы выйдет весь этот запах. Если серного порошка нет, то купите кусочки серы и мелко-мелко истолчите и изотрите в порошок сами.
Желаю вам всем всего, всего хорошего, в особенности здоровья, а дорогой Поленьке - совершенно поправиться и иметь достаточно молока, чтобы кормить любимого и дорогого Анатоля. Берегите его, он ведь еще не привык к нашему климату и пищи.
Тороплюсь сдать сегодня же на почту это письмо. Письмо-то ваше, на грех, мне передали только сегодня утром в 9 часов.
Остаюсь любящий вас всех ваш дядя И. Квасников.
28 апреля 1908 г.
На днях, от нечего делать, я написал тебе, Николаша, два листа, которые теперь и посылаю.
Дорогая моя племянница Поленька!
Я очень рад, что мой подарок тебе понравился. Носи на здоровье и радуйся, а мне больше ничего и не надо, как только твоей радости; я рад твоей радости. Поживи, хотя сколько возможно здесь, при Николаше, в веселии и радости - будь счастлива и он около тебя будет счастлив и радостен; а то у нас на родине-то очень нехорошо, да и народ стал нехорош - очень даже скверный: только, кажется, то и измышляют, как бы какую пакость сделать кому-либо; просто готовы съесть друг друга; даже мужья с женами и жены с мужьями, - вместо того, чтобы любить и ласкать друг друга, - только грызут друг друга, да рычат друг на друга, как голодные собаки. Даже если женщина со грехом - украдкою кого-нибудь полюбит, так и тот вместо любви и ласки, и благодарности только и думает, как бы ей же пакость какую сделать: или осрамить, или обобрать или вымазать что-нибудь у нее - на срам - ворота дёгтем или застигнут поймают, где в поле одну женщину, надругаются над ней – пустят нагишом - завяжут платье над головой. Гадость, гадость и гадость. Сердце болит о русском народе - нехорош он стал. Так поживи, моя дорогая, хоть пока здесь счастлива и в радости. С посторонними людьми старайся говорить только хорошее или приятное, будь приветлива ко всем, говори приятное хорошее слово даже и дурным людям - или уже ничего не говори; но будь осторожна, чтобы тебя не обманули. Добра другим особенно не старайся делать, - только лишь зла никому не делай, - вот и будешь счастлива и у тебя врагов и ненавистников будет меньше, а любящих тебя будет больше. Живите с Николашей хорошенько, любите и ласкайте друг друга пока есть возможность и пока вы молоды.
Остаюсь любящий тебя. Твой дядя И.Квасников.
7 марта 1908 г.
Хороши ли тебе по ножке-то башмачки-то, не узки ли?

29.04.1908
Дорогая моя Поленька!
Поправляешься ли ты? И как твоё здоровье?
Для такого радостного события, как рождение тобой сына, и подходящих твоих именин, я не мог оставить тебя, дорогая моя Поленька, и новорожденного моего внучка Толеньку без подарков. Поэтому посылаю тебе для тебя: серебряную столовую ложечку - ты достойна кушать серебряной ложечкой; потом материи на легкое платье - кисейное. Сшей из него себе платье с рукавами, так называемое капот или пеньюар, т.е. платье простое домашнее с застёжками-пуговицами спереди донизу, чтобы удобно было расстёгивать - непременно сшей таковое, пока жарко, оно легкое летнее.
Для Толеньки:
1, голубое атласное одеяльце. К Троице ему как раз исполнится сорок дней
он может быть тогда пойдет в церковь, и вот, дорогая Поленька, завернешь его в это одеяльце и понесешь в церковь молитву брать - ведь его, как мальчика, священник в алтарь понесет, а он будет выглядывать из голубого одеяльца, как херувимчик на голубых небесах.
Ну, другие подарки ему уже не таковы:
2, лоскут резиновой клеёнки, чтобы подкладывать ему на постельку - дабы он не промочил постельки - подушечки или тюфячка. В постельке - сделаешь углубление - гнездышко, покроешь его этой клеёнкой, а потом уже
в пелёнках - положишь его, а потом, когда он намочит - возьмешь его - потом за углы и края поднимешь клеёнку, и стряхнёшь постельку-то, и будет постоянно сухонькая и не будет гнить и вонять; а когда понадобится обмыть и просушить клеёнку, ты, Поля, заменяй её той клеёнкой, которую я послал прежде в посылке.
3, губку для купания Толи - прежде вымой её хорошенько тёплой водой, а потом и купай его ей, намочи её и намыль и потом потирай Толеньку. А когда выкупаешь, хорошенько вымой её и выжми, и прибери в какую-нибудь коробочку, чтобы она не пылилась.
4, коробочку сухой пудры - это на случай, если у Толи будут подпарины. У маленьких деток часто бывают подпарины, в особенности в пашках - так ты тогда и присыпай подпарины-то этой пудрой - возьми маленько чистенькой ватки, обмакни её в пудру и потряси - обсыпь те места, а руками не трогай или осторожнее - а то ребенку больно - так сверху посыпать можешь и пальцами.
5, четыре резиновых соска: это когда своего молока у тебя будет недостаточно, покупай коровье, скипяти его, налей в какую-нибудь чистенькую маленькую бутылочку, на горлышко ей надень сосок-то и давай ему сосать - только молочко должно быть тёпленькое, как твоё - как тело. В сосочки предварительно должна быть проколота иглой дырочка, - чтобы молоко-то через неё вытянуть он мог - это как проколешь - сама прежде попробуй. Сосочки предварительно должно хорошенько вымыть в горячей воде. Большие белые тоже, когда их распаришь в горячей воде, будут мягкие. Черные - маленькие только давать надетыми на бутылочку, а белые - когда он привыкнет сосать, - а давать ему молока (сосать много нехорошо), то чтобы он не плакал, ты тогда дай ему порожний большой-то сосок - он и будет над ним сопеть и чмокать губёнками-то и молчать - так что и уснет и во сне будет чмокать - чрез это ребенок смирнее бывает.
Пусть он больше лежит, на руки его как можно меньше бери - он ведь теперь ещё весь мяконький - спинку не согните ему, а лёжа он будет правильнее расти - да и смирнее будет.
Я писал тебе относительно серы - серу давай только тогда, когда будет сильно кричать от рези в животике – и-то помаленьку - на сосок, - а так не надо, хотя она и безвредна.
Ну, желаю тебе и ему быть здоровыми и тебе счастливо и благополучно выкормить его.
Желаю тебе, Николаше, Толе и Стёпе всего хорошего. Остаюсь здоров, любящий вас дядя И. Квасников.
29 апреля 1908 г.


29. 04.1908
Дорогой Николаша!
На досуге просмотрел я твое письмо от 21 апреля. Хотя оно тобой писано второпях - некогда было грамотность-то обдумывать, но все же я укажу тебе на неправильности, а иначе они войдут в привычку, а ведь я думаю, тебе придется с этим на экзаменах считаться, и, чем ты будешь лучше знать, тем лучше.
1, О Поле пишешь: «ей невозможно самой веселится» - следовало писать: «веселиться».
Дальше - тут же говоришь: «хотя и мы теперь смотревши на дътя радуемся». Следовало писать: «смотръвши на дитя радуемся».
2, О церкви пишешь – «выстроили новую, а то вперед была в столовой». Это слово следовало заменить словом «прежде».
3, Говоря о подругах Поли, ты написал о других – «только они не подруги». Подруги рода женского, поэтому «ОНЪ» и писаться должны.
4, говоря об отце ты пишешь: братья "сънемъ" мерились силой. Следует писать "съ нимъ".
Потом говоришь: «из тетиной Марфи родни» - следовало написать «Марфы». Да, кстати, и оборот написал невозможный - язык сломаешь, пока выговоришь. Проще - глаже было бы написать: «из родни тети Марфы». Ну, пока и только. Это не беда, но надо стараться усваивать правила получше. Я сам, когда тороплюсь, так много грамматических правил кувырком летит; да и мне-то ведь экзамена-то не предвидится. Дорогой Николаша!
Вчера я отослал к вам свое письмо - поздравление, а сегодня купил и сдал на почту подарочки для дорогих Поле и Толе. Подробно я их поименовываю в письме к Поле. В посылке же никакого письма нет, потому что я пошел, набрал, что положено, и там же в магазине упаковал в ящик, мимоходом занес на почту и сдал. А теперь пришел, пишу письмо; окончу, тоже сегодня же отнесу, сдам. Озаботься получить и выдать посылку Поле и Толе - пусть Поля вынимает гостинцы, а Толя пусть смотрит все ли в исправности ли доставлено; это ему от меня первые подарки.
Желаю вам всем радоваться и быть здоровыми. Ваш дядя и дед
И. Квасников.
29 апреля 1908 г.

15.05.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твоё я получил, к сожалению, вижу, что у Толеньки уже обнаружились подпарины в складочках тела; поэтому пудра ему, пожалуй, мало поможет. Жаль, я когда упаковывал посылку в магазине, не успел сходить в аптеку за настоящей присыпкой. Поэтому тороплюсь посоветовать вам: купите в аптеке так называемой присыпки на 10 коп., и ей присыпайте, да почаще промывайте складочки-то. Если найдете удобным, попросите об этом крестного - вашего нового кума, - он, как фельдшер, должен знать этот порошок, и купит вам, только, конечно, дайте ему на это денег, - а то и сам Николай или Поля сходите в аптеку и купите - так и скажите - пожалуйте мне детской присыпки от подпарин. Вам дадут и скажут, сколько она стоит, или прямо просите копеек на десять. Порошок этот приготовляется из древесных гнилушек, если у вас там есть деревянные постройки, то и в них можно найти гнилушек - червоточин - как мука желтоватая - вот это тоже очень хорошо. Только надо поторопиться, а то подпарины разовьются - разъедят все складочки и причинят большую боль, а теперь лето, приближается жара. Итак, самое лучшее, возьмите поскорей в аптеке присыпки. Надеюсь, что письмо это еще успеет, и вы предупредите - не дадите образоваться большим подпаринам. А то, чтобы Толенька поменьше кричал - давайте ему порожний сосок из больших-то, - он и будет занят сосанием его. В прошлом письме я, кажется, не прописал, чтобы маленького - черненького-то соска порожнего без бутылочки не давать; а то его, как маленького, ребенок может втянуть весь в рот и подавиться - а большой- то не втянет. С бутылкой же ему давать - тяжело – потому что он держать не может. Да, вот еще, нередко случается у маленьких детей поносы - в этом случае полезно давать гуммиарабик, разведенный горячей водой, как чай - можно немножко с чаем и с сахаром, - гуммиарабику на стакан кипятку положить чайную ложечку и довольно, да сахару кусочка два, чтобы было сладко, да ложечку или две чаю, всё это размешать и, когда немного поостынет, чтобы не обжечь, наливать в бутылочку и давать через сосок сосать ребенку. Это ничуть не вредно. Конечно, стакана хватит раза на два или на три; а потом новый сделать. Но на другой день непременно делать новый - а то закиснет, попортиться - тогда не годится. Гуммиарабик в порошке - тоже можно поручить, конечно, когда понадобится, Толенькому крёстному. Надеюсь, что вы убережете дорогого Толеньку, не допустите его болеть. Очень рад, что дорогой Толинька уже примеривал мое одеяльце. Я купил голубое, а не розовое, потому что для мальчиков принято иметь все преимущественно голубое, а розовое для девочек. Надеюсь, что на Троицу или около того, дорогая моя Поленька оденет мои чулочки и башмачки - туфельки (платье вероятно еще не успеет сшить) и оденет дорогого Толиньку в одеяльце, и понесет его в Церковь - чтобы он был уже настоящим христианином.
Хорошо, Николаша, что тебе удалось так скоро получить посылку, - я думал, что она долго пролежит. Боюсь, что если ты уйдёшь в Ардаган - Поля нескоро. А ты говорил прежде, что в мае должна прийти рота в Сарыкамыш.
Ну что же делать, дорогой Николаша, служба - ведь даром денег никто не даст; конечно, Поле будет жаль опускать тебя, - но теперь ей не будет так скучно, - у нее есть забава – занятие - дорогой и любимый Толя.
Дорогой моей Поленьке желаю хорошенько поправиться, быть здоровой и радоваться на своего ненаглядного Толю.
Дорогому внучку Стёпе спасибо за его письмо и за то, что он помогает своей мамочке - Поле по хозяйству, - ходит на базар.
Я здоров, новостей с родины никаких не получаю еще с Пасхи.
Желаю вам всем, дорогие мои Николаша, Поля, Стёпа и Толя, всего хорошего и кланяюсь.
Любящий вас дядя и дед. И. Квасников.
15 мая 1908 г.
P.S. Теперь я поторопился только поскорее и побольше написать о Толиньке. Об остальном же когда-нибудь после.
Очень обрадован, дорогой Николаша, что обучение новобранцев у тебя сошло хорошо. Это тебя оправдало от нареканий бывшего командира 2 роты и подняло тебя, как во мнении начальства, так и в своих собственных глазах, приподняло твое душевное состояние. Теперь старайся хорошенько кое-чему научиться - готовься к будущим занятиям в школе подпрапорщиков. Как бы еще и там Бог помог.
При чтении книг привыкай к литературному обороту речи и более изящному выражению и красивому слогу - в этом отношении очень хорош Тургенев; он для этого преимущественно тебе и послан.
Твой дядя И. Квасников.


17.05.1908
Дорогой Николаша!
Относительно повестей Гоголя "Нос" и "Портрет" разбора я нигде не читал, - не доводилось читать; эти повести я читал со вниманием. Первая из них, т.е. "Нос", как видно шутка, - вероятно Гоголю удалось услыхать, как подсмеивались над неопрятностью цирюльника и над теми, которые теряют носы - в особенности на Кавказе - в прежнее время это было бич кавказский, - раз попал на Кавказ, - а в особенности попала – уж, наверное, нос пропадает (от известной дурной болезни). А теперь подналяг на то, что тебе нужно будет к будущему году, дабы тогда получить возможность читать, а я буду помогать тебе или высылкой, или указанием книг, которых ты можешь достать в полку, у хороших офицеров. В письме твоем написано: "но я напрег все силы", следует – «напряг». Ты вот, когда возьмешь что-нибудь читать, читай да и всматривайся в знаки-то. Конечно, всего не усвоишь, а всё что-нибудь приобретёшь. Всякое, хотя и маленькое приобретение, всё-таки лучше, даже большой потери.
Да вот, кстати, вспомнил: у вас, ты писал, есть школа; так нельзя ли Стёпочку определить в нее. Ему, кажется, уже пора бы в школу ходить, - хотя бы хорошенько буквы писать понаучиться; а то ведь, дорогой Николаша, если он маленьким не научится хорошо писать, то большому уже будет трудно и даже невозможно - ты это по себе можешь судить.
Взрослому, при желании, можно выучиться всему, что пожелаешь, но не чистописанию. Итак, не прими в этом греха на свою душу, дабы в будущем не чувствовать упрёка совести, что лишил его возможности выучиться хорошо писать. Ведь вот ты уже хорошо знаешь русский язык и арифметику. При таком знании, если бы у тебя был хороший почерк, ты бы мог найти хорошее место; а теперь с таким почерком - трудновато. А ему, Стёпе-то, еще, Бог знает, что в будущем суждено. Их ведь два брата, может и в солдаты пойдет, а может быть и лучшее что-либо выпало бы ему. Для этого, вероятно потребуется метрическая выпись или свидетельство; может вытребовать ее заблаговременно с родины. Конечно, он теперь очень нужен, даже необходим до крайности. Поленьке. Но что делать - если он будет учиться в школе, то тогда покупки на базаре придется делать после обеда - с вечера, когда Стёпа будет дома. Зимой в холод продукты портятся не так скоро. Как ты думаешь об этом? Если что, за учение его я заплачу - пришлю, когда понадобится. Ты, Николаша, ни торопись мне письмо-то писать- лучше пиши хорошенько. Ведь хорошее-то письмо приятно получить, - хотя бы оно и запоздало сюда-то на несколько дней, к чему уж очень-то торопиться. Вот я же тебя учу, и всякий неуспех или небрежность мне неприятны.
Остаюсь любящий тебя и желающий всего хорошего. Твой дядя И. Квасников.
17 мая 1908 г.

01.06.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твоё о Толе меня опечалило. Жаль, что ему не здоровится, но не пугайтесь, - это с детьми часто бывает, т.е. что они болеют-то. Я уже писал в первом о нём письме, что он еще не привык к воздуху. Болезни его особенного значения не придавайте и лучше-то, если бы не давать лекарства внутрь, я не знаю, конечно, какое лекарство, но все же желудок его еще не привык, - он теперь ещё может переваривать только молоко матери, да и того не всегда одолеет. Вот что он кашляет - это, вероятно, вы его простудили; надо беречь его от холодного ветра - в особенности от сквозного: в одно время окно и дверь отворять не надо; но в комнате воздух должен быть, по возможности, чистым, а для этого надо открывать или одно окно или одну дверь почаще; пол мести - старайтесь не пылить, а для этого сначала обрызгивают его водой, а то он пыль-то будет вдыхать в себя и засорять легкие, а они еще не привыкли и от этого кашель. Что у него выделяются в виде мокроты сыворотки молочка - это тоже у детей часто бывает - у всех. Это не мокрота, а отрыжка - это только показывает, что у Поли молока много, и Толя, когда насосётся и начнёт кашлять, то выбрасывает и свернувшееся молоко; даже если бы и не кашлял, то и то, когда насосётся, нужно осторожно и тихо его поворачивать, а это при малейшей неловкости, повороте или сотрясении, - он сейчас же отрыгнет молочко. Это из желудка через глотку, а мокроты выделяются через горло (бронхи). Горлом называется - вот что у нас слышится на ощупь - жесткое, а глотка - мягкая. Все-таки этого ничего не бойтесь, только берегите его от простуды, но особенно не кутайте личика ему, не закрывайте, чтобы он дышал свежим воздухом, а не душным. Наружный воздух его не простудит, если тихо и не холодно; комнатный сквозняк хуже, т.е. скорей простудит. Средств от этой болезни не знаю, да и самое болезнь трудно понять. Я могу посоветовать вот что: возьми порошок хины грамм 8 или 10 и раствори её в водке - налей с порядочную рюмку, потом слей её в пузырёк, и вот, если ему занеможится, налей несколько капель на руку и натри ему легонько спинку. Этак сделай дня два или три подряд по одному разу в день, конечно, как натрёшь, надо его закутать. Можно и обыкновенную хину - на воде, но водочная лучше действует. Это не вредно, а к ребенку, чем бы он не болел, всегда привязывается лихорадочное состояние, - попробуй это, а внутрь не давай, и руку немедленно после этого вымыть, - в особенности если рука матери, - чтобы ему не попало горькое на губки или язычок - если он кричит от рези в желудке - перекинется пупком вверх - попробуйте дать ему мелко толчёной серы или серного цвета, как я уже писал - это тоже безвредно - только помаленечку - раза два в день и дня два, а там будет видно - если лучше - можно и ещё продолжить - увеличить раза 3 - 4 в день и дня 4 - 5. А от подпарин самое лучшее, если найдёшь древесную гнилушку - муку - червоточину. Относительно предсказаний врача - не думайте - родятся все больными, но живут - натура свое возьмет - поправится, очистится, лишь бы хорошо питался, да не простудился.
Занятий и хлопот, конечно, у тебя много, и уже, конечно, теперь не до арифметики - займись больше уставами - ведь и их нужно, - а строевой-то устав вышел новый. Оптическая сигнализация, мне кажется, не трудна.
Азбука Морзе - это телеграфная азбука, состоящая из чёрточек и точек, а у вас они изображаются белыми и красными флагами. У нас здесь этим занимаются ещё с начала весны. Дети и то заучили: в саду у нас так машут флагами - переговариваются - что любо-дивно ли - даже надоедают. Корпусной у вас, кажется, новый - это наш Шуринец - он здесь вырос - Берхман. Он был хороший человек.
Я давно уже приготовил тебе два листа письма и теперь их посылаю. Это последнее письмо ты написал очень хорошо. Желаю вам всем всего хорошего, здоровья - в особенности Толиньке - поправляться и не опечаливать вас.
Дорогой Полиньке желаю всего хорошего - быть счастливой и веселой. Степаше большое спасибо за его письмо. Если, Николаша, пойдешь в Ардаган, то напиши мне - как адресовать Поле - может быть, удобнее через фельдфебеля 8 роты или через кума - фельдшера или адресовать так, как я адресовал предыдущее письмо, а ты там попроси, чтобы письма передавали ей без задержки.
Остаюсь пока здоров, любящий вас ваш дядя и дед. И. Квасников.
1 июня 1908 г. Троица.
P.S. Напишите мне поскорее о здоровье Толиньки.
Успехи Яши меня радуют - я видел, что он пишет хорошо, жаль, что это стряслось - уж очень ему трудно.

25.06.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил; оно меня порадовало; порадовало тем, что вы все здоровы и что Толенька растет, вас радует и стал улыбаться. Только ты мало о нем пишешь, мне желательно побольше и поподробнее знать, как он растёт и как управляется с ним дорогая Поля. Берегите - лелейте его; в хорошую тихую погоду почаще выносите наружу - пусть укрепляется солнечным светом. Спать в углах его не кладите, а то в углах всегда бывает затхлый, вредный воздух. Он уже теперь двухмесячный - привык к нашему климату, а пока лето не пришло, укрепляйте его на вольном воздухе, лишь бы ветра не было. Да имейте всегда у себя бутылочку разведенной хины, - если ему что занеможится, капните несколько капель на ладонь и натрите ему спинку. Это не вредно, но очень полезно.
Вероятно, он уже угадывает мать? Берегите, нежьте его; он, Бог даст, будет здоров и вырастит молодцом. Еще меня радует, что ты согласен определить Степашку в училище - требуется ли там метрическое свидетельство; кто учит в этом училище: учитель? учительница или офицер? Когда определишь, напиши - если он будет принят, я вышлю за него деньги, и пропиши к какому их надо числу. А теперь он пусть только читает, а то письму ему все равно придётся учиться с палочек. Что он читает? Читает ли он какие из моих книжек, что – потолще-то?
Например, «Таинственный остров», и понимает ли, что в них? или «Герои Севастополя»? Радует, что у тебя, Николаша, дела по службе идут хорошо. Конечно, при служебных суетах, в особенности при летних занятиях, времени не хватает ни для чтения, ни для письма. Но вот пришла рота, вышли в лагерь - при ротном забота тебе, вероятно, уже меньше; во время лагеря тоже занятий много, но зато бывает много времени между утренними и вечерними занятиями. Конечно, писать или делать арифметику - невозможно, но можно кое-что прочитать. Хотя старайся изучить в это время военные уставы, фортификацию, т.е. окопное дело и топографию - сколько можно. Не знаю, требует ли у вас на экзаменах администрацию, т.е. сведения об устройстве - разделении войск, их управлении и довольствии. А то это тоже нужно знать. И ведение хозяйства - продовольствия. О том, что ты выдержишь экзамен, я не сомневаюсь, если будешь знать и другие предметы, как уже знаешь русский язык и арифметику. Помоги тебе Бог. Конечно оставайся опять - ведь тебе теперь подавать докладную об оставлении еще в декабре - так как ты принят 31 декабря. В предстоящую зиму ведь тебе придется заниматься вплотную - так как весной ты должен будешь держать экзамен - ведь на это два-то года требуются уже непрерывной службы, а вообще только сверхсрочной - не выдержавших ведь дольше на службе не оставляют.
А на следующий год тебя, конечно, примут, нет причин не принять. По возможности старайся побольше читать - начитанность много значит, она тебе пополнит то, что ты упустил, не учившись смолоду, как другие. Если понадобятся книги, попроси ротного своего командира, он достанет, только береги же книги, не порть и не потеряй. На первых порах я бы посоветовал тебе достать и прочитать сочинение Пушкина "Капитанская дочка". Это историческое, из времен царствования Екатерины II и времен Пугачевского бунта; а потом сочинение Алексея Толстого "Князь Серебряный" - это тоже историческое, из времен Ивана Грозного и покорения Сибири Ермаком. Эта книга есть у каждого, кто выписывал журнал "Ниву" за 1907 год; потом этого же автора драму - трилогию "Иван Грозный", "Федор Иванович" и "Борис Годунов". Это тоже исторические того же времени. А потом, если сможешь, сочинение Льва Толстого "Война и мир". Это очень большой роман - трудно прочесть, надолго хватит. Это тоже исторические времена Наполеоновских войн - война Отечественная 12 года в ней изложена очень подробно. Но, чтобы не увлечься чтением в ущерб тому, что нужно изучить для экзаменов, эти книги читай только тогда, когда нельзя учиться, а читать можно. Все эти книги у меня есть.
В последнем письме твоем ошибок нет - это очень отрадно.
Затем мне желательно знать, коль ты усвоил арифметику - так вот реши следующую задачу: число 92 разделить на четыре части так, чтобы вторая часть была больше первой на 4 единицы, а третья больше уже 2-й ещё на 4 единицы, а четвёртая еще больше третьей еще на 4единицы.
Только по чистой совести сделай сам один, без чьей-либо помощи и напиши, как ты сделал и скоро ли.
Я позавчера получил от Феди письмо, он пишет, что братьев - твоих дядей, угнали: Никифора в Архангельскую, и Никиту в Олонецкую губернии, кажется, на 3 и на 2 года. О Семёне и Гавриле ничего не слыхать. Очень жаль семейство Никиты - ведь три девочки, ни одного мужчины - что они будут делать? Вот тебе и смело говори. Где теперь Гаврилина смелость-то? Сам- то, пёс с ним, да вот оставшиеся бедняги страдают за что? За то, что дурьё какое-то смело орали.
Кланяюсь тебе и дорогой Поленьке, целую Толеньку и Стёпу, желаю вам всем всего хорошего, в особенности здоровья.
Пишите мне о себе.
Остаюсь любящий вас ваш дядя и дед. И. Квасников.
25 июня 1908 г.
Федя пишет, что у нас на родине опять предвидится голод - неурожай: во весь май и до сих пор дождей не было ни капли, яровые засыхают, а некоторые и не взошли. Плохо.
Дорогой внучек Стёпа!
Спасибо тебе за письмо, ты меня радуешь. Радуешь желанием учиться в школе. Старайся, учись - будь старательным к науке, как дед. Будешь ещё лучше его: он начал учиться уже большим, а ты начинаешь еще маленьким. Будь умен, здоров и счастлив. Любящий тебя твой дед. И. Квасников.

20.08.1908
Дорогие мои Николаша, Поля, Толя и Стёпа!
Вашу карточку, письмо и открытое письмо я получил. Известие о смерти брата Вонифатия меня очень опечалило. Не то грустно, что умер брат, но грустно, что как он доживал последние свои дни: он ведь выкормил - вырастил 6 сыновей, а когда пришлось умирать, при нем оказался только один недоросший мальчик и два отдалённых полуслепых, а двое самых сильных в тюрьмах ищут свободы и правды, а успокоить отца на старости они не считают совестным и достойным их правды и свободы.
Кого надо пожалеть, так Яшу, и главное вашу матушку, несчастную и вечную труженицу куму Домну. Она замуж-то вышла за покойного брата на кучу чужих детей, да и после его смерти осталась тоже с целой кучей плохих работников, хилых да малых: Дарья нездорова, мальчик ея еще мал, Яша тоже еще не дорос - опять она в оглоблях - вези несчастная коренником и под старость лет. От Гавриловой-то жены я не думаю, чтобы был прок в дому, да и там ли она? Она как раз под пору Гаврилу - два сапога пара, хотя и сшиты на разных колодках. Печально.
Ну да Бог с ними. Живите хотя бы вы с Поленькой хорошенько - в любви, в дружбе и согласии, да воспитывайте своего мальчика Толеньку. Я и то посмотрел на вашу карточку и порадовался: вот год тому назад, думаю, Николаша жил совершенно один кое-как в казармах - потом приехала к нему дорогая Поленька, а через год вас уже четверо родных - добрая и согласная семья - это отрадно - только сохранил бы вас Бог от всех напастей. На карточке вы все вышли хорошо, только уж очень снялись по казённому. А ты глядишь, как точно к тебе генерал подходит. Кум твой смотрит совсем натурально. Только вы все снимаетесь прямо лицом к фотографическому аппарату в анфас; если бы немного в профиль лучше бы было. Я уже как-то вам писал, что немного надо боком сниматься. А Поля вся в белом - белое всегда сливается; поэтому и Толеньку почти не видать - только головка да ручка. Одеяльце тоже белое, слева хотя и вывернуто немного голубого, но так как оно атласное - светлое, то тоже вышло белым; ибо все светлое хотя бы и черное, выйдет белым, - как вычищенные сапоги, например, у кума. Что Толенька ротик разинул, это ничего, более натурально. Поля вышла хорошо; но если бы она не глядела прямо, а хотя бы немного повернула бы голову и смотрела бы на Толю, то в ней было бы более видно родного, а то она теперь сидит с Толенькой, как нянька, а не как любящая мать. Да и ты больше бы выиграл, если бы немного поворотил голову и смотрел на Полю и Толю, да смотрели бы оба веселее, с улыбочкой. Это ничего бы, если бы и глаз мало было видно. Но все-таки карточка хороша. Стёпа хорош и хозяюшка хороша - она еще совсем молодица. Но Толенька лучше всех - он маленечко улыбается - вероятно дядя фотограф смешным показался. У Толеньки на рубашечке и клеточек-то не видать - только чуть-чуть на левом рукаве. У карточки паспорту, т.е. картонная рамочка в дороге помялась.
Относительно братьев, что они гневаются, что не высылал денег - особенно не думай; деньги, если можешь, лучше приберегай, у тебя у самого семейство, а братьев, как бездонную бочку, не наполнишь. Да, кстати, напиши мне, когда именно Семён уволен в запас из вашего полка. Да вот мать пожалеть следует, и то, если ты прибережешь - скопишь деньжонки, ты тогда еще лучше сможешь приютить мать-то. Ведь Бог знает, еще выдержишь ли экзамен, а если нет - придется уходить со службы и тогда денежки-то о-ох как пригодятся! Чтобы Толеньку и Поленьку не заморить. А там, в случае крайности мать-то можешь и к себе лучше взять - Толеньку няньчить. Да ведь вы еще молодые, жизнь-то только начинаете, глядишь, Бог даст и другого Толеньку. Так мой совет: лучше поприбереги, что можешь. Я это письмо пошлю так, чтобы оно пришло, когда ты возвратишься из похода с подвижных манёвров, а то без тебя-то, пожалуй, затеряется где в канцелярии. А как придешь, уже похлопочи об определении Стёпы в школу. Ему теперь сколько именно годочков-то? Он когда именно рождён-то? Напиши мне об этом. Я тебе написал отдельный листочек об ошибках; ошибки неважные, в письмах они не имеют значения, но на экзамене могут попортить дело; да и вообще хорошо, что хорошо, но кабы лучше было бы, ещё лучше, и я думаю, отчего же не сказать, что я заметил и если этим можешь помочь улучшить знание. Тем более, что ошибки повторены несколько раз - значит, не случайные описки, как например: «в месте», вместо «вместе». Ничего - старайся - усваивай себе знания помаленьку. Ведь курочка по зернышку сбирает, а зобок полный набивает. Всего вдруг нельзя - ведь хорошо-то знающие учились по 10, 15 и 20 лет и продолжают учиться по книгам, ибо у них есть к тому и время и средства, а мы кое-как учимся и кое-как знаем и то, слава Тебе Господи, хотя и эдак-то знаешь. Так что я замечаю тебе ошибки. Тоже не горюй и не скорби много, желательно, чтобы ты получил знание, но не печаль и огорчение, если при писании встретится какое словечко, которое не знай как написать-то, справься в грамматике, а если тотчас нельзя справиться, то запомни или заметь такое слово и, когда только будет возможность, справься. А если и в грамматике такого или подходящего слова нет, то старайся припомнить его, когда читаешь книгу, и, вот когда найдешь его в книге, обрати на него внимания, и, поверь, что тогда уже этого слова никогда не забудешь. Ещё пример: «В роде отца моего не было дураков вроде Иванушки дурочка» (первый случай – существительное «род отца», а второй - наречие, выражающее похожесть, подобие).
Здоров ли дорогой Толенька? Он теперь, вероятно, уже лучше мыслит и вас утешает и радует, - ему ведь уже 4 месяца. Как поживает и проводит время дорогая Поленька, - ей теперь с Толенькой-то, я думаю, не так было скучно, пока ты был в походе - он её утешал и развлекал. А то в прошлом году в эту пору ты её оставил совершенно одну бедняжку. Теперь уже, конечно не по службе, никогда не оставляй ее одну, дорожите оба друг другом, утешайте друг друга и живите друг для друга, и вам обоим будет хорошо и отрадно, а я молю Бога, чтобы Он хранил вас от бед и напастей. Бог желает от всех людей только любви друг к другу, а от мужа с женой в особенности сильной и задушевной любви друг к другу - Он, Бог определил им любить друг друга больше, чем отца и мать, - сказал, что человек должен оставить отца своего и матерь свою, и прилепиться к жене своей. Это Его Благая воля на то. Любит - значит жалеет, а не то, что сколько кто грешит; а иначе ведь говорят и лиса кур любит и волк ягнят, - итак, слово "любит" надо понимать - жалеет, - жалеет всем сердцем, всей душой. А остальное, что происходит от сердечной любви тоже Богу не противно, - Им благословенно.
Будьте здоровы и счастливы. Остаюсь здоров. Любящий вас дядя и дед. И. Квасников.
20 августа 1908 г.
Дорогой Николаша! Ведь только вы с Поленькой из всех моих родных, как мне кажется, живёте хорошо, - вы только и доставляете мне отраду, - а остальные все бедствуют, горюют и злятся на всех и друг на друга.
Поживайте хотя вы хорошенько, а я на вас порадуюсь. Не знаю, как Яша? Сколько ему годов? Я боюсь, как бы он не подлежал призыву, -как бы Гаврила не устранили от призыва по случаю ссылки. Этого уже не дай Бог. Это будет Якову двойное наказание, а куме Домне да и не знай какое.
Напиши мне, благополучно ли ты отходил подвижной сбор-манёвр, здоров ли возвратился. Я получил письмо от Феди - он заболел лихорадкой, - боюсь, как бы это не помешало ему поступить в институт - учиться дальше.
От Никиты тоже получил письмо - из Оленецкой губернии. Пишет, что тамошние крестьяне живут еще хуже наших: земли очень мало - да и то негодная, сплошной камень - почти все уходят на заработки на сторону - дома кормиться нечем, остаются дети да старики - все дорого, работать нечего и есть нечего: Начинаются уже холода - там зимы длинные, да холодные. А у нас еще тепло - жарко, совсем лето. Теперь начинай учиться вплотную, чтобы не быть хуже других и весной выдержать экзамен на подпрапорщика, тогда было бы надежнее служить, и можно было бы помочь матери. Будь здоров и счастлив.
Твой дядя И. Квасников.

09.09.1908 г.
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил, спасибо за него; спасибо за сообщение о Толеньке, что он смеется уже, хохочет. Это меня порадовало. Порадовало еще известие об определении Стёпочки в училище (деньги за него я пришлю в октябре, а ты вноси, когда хочешь), а остальное все печально. Но ты, и добрая душа дорогой Поленьки, очень сердобольны: сжалились над Гаврилой - он вас разжалобил своим письмом. Положим, вы ему послали в помин отца - это доброе дело. Но он вас разжалобил тем, что не на что чаю и сахару купить. А на что ему чай и сахар в тюрьме-то, сидя, ничего не делая? А ты бы его спросил, спросил ли ты свою старуху-мать, пьет ли она чай- то? Есть ли на что у нее-то купить чай? Конечно, нет, да он об ней и не подумал!
Что о ней думать, она за работой-то, за трудами-то и без чаю проживет; а вот ему без дела, лежа на боку в тюрьме, без чаю-то скучно. Если бы ты ему не два, а двадцать послал, он на следующий месяц попросил бы еще больше и написал бы, пожалуй, что он, бедняк мучается. Нет, друг мой, я жесток, если бы это он мне написал: я бы ему ответил, что я четыре года прослужил в полку в строю, да чай-то и не нюхал, да и не думал об нем. Я ведь унтер-офицера получил в строю, и только на пятом году, когда был взят в полковые писари, стал чай-то иметь, да не жаловался, не просил у родных денег на чай, и мне не высылали, да и ты поступил-то когда на службу – первые-то года, вероятно, мало чаировал. Чай - это уже баловство, роскошь; а в тюрьме на безделье и подавно; когда человек ничего не делает, ему и есть мало требуется - ты это испытывал в походе - идешь, работаешь и руками, и ногами, и есть много требуется. Еда - это запас - заряд силы - энергии; которой приход с расходом должен быть равен: больше расходуется энергии, больше и требуется пищи для ея пополнения. Так я советую тебе не баловать их. От Семена и я получил недавно письмо. Кормят же в тюрьмах, я знаю, достаточно, не хуже, чем мужики едят дома. Что жена Гаврилы хочет идти к нему - это ее дело; Баку - город большой, может найти работу по себе и при том страна теплая. А вот если Семен хочет взять свою жену в Олонецкую или Архангельскую, это для нее несчастие. Там страшные холода - там и коренные-то жители от цинги мрут как мухи, а она вновь прибывшая, с переменой климата и слабым здоровьем, там не выживет. Зачем он еще и жизнь ее загубить хочет? Если просит твоего совета, не бери греха на душу, не советуй. Куда он ее и маленького мальчика потащит? Еще бы туда-сюда, если бы в теплую сторону, а то только сгубит их.
Вот, я получил от брата Никиты письмо. Он пишет, что они помещаются - нанимают квартиру - восемь человек в одной избе, ни хлеба, ничего нет, есть нечего и самим жителям - все здоровые мужики и бабы ушли в Петербург на фабрики, а им – ссыльным-то только дают по 7 р. 50 к. на человека и больше ничего, как хочешь, так и кормись, одевайся, нанимай квартиру и отапливай. Деревенька, говорит, дворов тридцать, и такая беднота, которой я, говорит, и в жизни не видывал. Работы никакой нет, город далеко, а их из деревни не пускают. Вот тут и живи, и кормись, а на воле, не в тюрьме. Тут уже не до чаю. А Семён еще и жену с мальчиком думает взять на такую муку. Ты выразился, что Семён хочет взять того мальчика, что при нем. Разве его старший-то сын не при матери, а при нем? В тюрьме? Ты пишешь, что письма с родины тебе причиняют горе и грусть. Они - к тебе-то их письма, они меня и то доводят до умопомрачения, до бешенства. Жаль, ведь они не дают вам спокойно пожить и тебе учиться - заниматься. Брось ты их, не обращай на них внимания. Не обращай внимания на то, что тебя просят домой. Ты там все равно ничем не поможешь. Ну что ты, если придешь теперь туда, что будешь делать? Только что с матерью увидишься, да поплачешь с ней. Вас придет туда 4, - только последний хлеб доедят, а делать-то нечего.
Конечно, дело найдется - снег ковырять; но снег весной и сам уйдет. На заработки ты там во всю зиму на 5 рублей не наработаешь. При том же с тебя ведь потребуют подати за всех братьев, и они из ссылки постоянно будут просить тебя прислать им на нужду - на чай - ведь в доме-то, которым ты владеешь - мол - и наша часть. Не пошлешь - огневаются, а у тебя, у самого не на чай, а и на квас не будет. А когда возвратятся, придут, все разделят на 4 части. А что могут домой просить - это им уже так свойственно. Я скажу тебе про себя: я был уже много годов офицером, был делопроизводителем у уездного воинского начальника, имел свой дом, двое детей учились уже в гимназиях. И вот я заехал домой побывать - Мирона возил в корпус - так вот приехал я, обступили меня родные, и, между прочим, говорят: "когда же тебя, Ванюшка, со службы-то уволят? Вот пришел и поступил бы у нас писарем, как бы хорошо было".
Ну что ты скажешь на это? Они думают, что меня – офицера-то все насильно на службе держат и что лучше их деревенского писаря и на свете ничего нет. Я сказал, зачем я пойду со службы, когда мне там лучше и у меня там свой дом, а они мне: ну какое уж лучше на чужой-то стороне, а что толку-то в доме, если ты в чужом-то городе? Вот и поди толкуй с ними: они думали, что только их деревня, а все города - чужие. Только, когда отец и мать - твоя бабушка, побывали здесь, увидали мою жизнь, мой дом с садом и учащихся и живущих моих детей, только тогда поняли, что у меня лучше, чем у них. А то хоть что хочешь - иди домой да все тут. Так вот, ты ничем дома не поможешь, а семье лучше, как это не жалко, как не печально, предоставь делу идти, как оно идет, а ты займись-ка лучше поприлежнее своим делом, а братьям предоставь созидать дома вновь, когда они возвратятся. Если же пожелаешь помочь им, отсюда лучше помогать. Зиму он как-нибудь управится, да и управляться-то, вероятно, не с чем. А к весне переговоришь с ним письмами - если можно, помоги ему нанять или собрать помочь - спахать - засеять десятинки две, три хлеба.
Это будет лучше, и ты избавишься от дележного греха с братьями и просьбе их о высылке им денег и сохранишь - по совести право на свою часть в дому. А мать так же проживет и без тебя, как бы и при тебе. Если при ней останется один Яша, то ей и хлопот будет немного готовить для себя и его, а если и Дарья останется, то она будет помогать. Ведь вот осталась же кума Степанида, жена брата Никиты с дочками, не требует к себе своего Федю, сознает, что ему будет лучше – учиться-то.
Федя уже теперь студент, он хорошо выдержал экзамен и поступил в Томский Технологический институт, и, если Бог даст, жить будет, выйдет инженером, и тысячи 4 будет получать в год жалованья, а тогда и мать может отдохнуть. А ты кроме того подумай о Толеньке, об нем-то позаботься, и ему посбери кое-что, чтобы было на что его вырастить, да выучить; чтобы он не был таким шалопаем, как Гаврила.. Хотя ты и пишешь, что они стояли за свободу и правду; но я знаю, что они понимали свободу так, что не задумывались бы полечить и насильно – значит, свободу считали нужной только для себя, а другим она не нужна, другим можно и насилие. Нет, Николаша, не говори мне про их свободу и про правду тоже. Попробуй-ка им перечить, когда они говорят о своей свободе, они тебе сейчас в зубы и бока намнут - вот те и свобода? Уважили они свободу отца, когда он упрекнул их и сказал им правду, что они не пожалели своего и много дали кладки за Гаврилову невесту? А правда? Что правда? Ведь только попусту галдят об ней. Ведь все управляется законом, а закон поддерживается силой. Закон устанавливает право. Так прежде, чем попусту галдеть, нужно бы знать, что право не в правде, а в силе и законе. Надо хлопотать закон отменить или изменить, а не делать противозаконно, хотя это и кажется по правде: Я увидел у тебя свою вещь - она у меня украдена, по правде она моя, но по праву и закону я не могу ее у тебя взять иначе, как по праву, по закону, т.е. заявить, чтобы суд разобрал и отдал мое мне, а иначе ножовщина выйдет - может быть, вещь-то уже втрое рук продана, надо разыскать виновных, а невинным каждому возвратить свое. А то вот видишь ли они на чай-то теперь просят и даже ко мне пишут. А тогда, чтобы написать и спросить, вот, мол, дяденька, у нас такие слухи ходят и такие дела делаются, как ты скажешь, что посоветуешь на это. Я бы и посоветовал поменьше болтать и сидеть, и гадать: в России-то ведь не одна Медведевка, а тысяч сотню таких, и закон будет для всех сразу один, а пока его не будет все равно ничего не возьмешь, а если и возьмешь, придут казаки или солдаты и все отберут, да еще и по заднице отдерут. Так вот об этом не спросили, да и не поверили бы. Они верят скорей какому-нибудь пройдохе, которому только и нужно, чтобы больше было беспорядка, а людей и чужую жизнь они и в грош не ставят. Непонимающему человеку трудно объяснить, вот если бы я с тобой денек-другой поговорил на словах, ты бы мог понять - а так трудно. Я писал о Яше - Яша теперь один работник при матери, его бы не взяли. Если бы Гавриле дали 2 года отсрочки на время ссылки, то его бы взяли в 1910 году не ранее, а уволили бы в 1914, тогда, может, Яша бы увернулся - но он молод и к тому времени все придут и его возьмут.
Гаврилу, может, возьмут теперь - он ведь не по суду, таких берут.
Напиши мне о Толеньке - берет ли он что в ручки, тащит ли в ротик, кушает ли что, может ли с ложечки или пьет только из соска, чем вы его кормите. Меня все это интересует. Кормите его хорошенько, да берегите от простуды.
Дорогому Стёпочке желаю успеха в училище. Когда поступит, пусть напишет мне, чему там учат, по каким книгам, что требуют.
Желаю вам всем всего хорошего. Ваш дядя и дед И. Квасников.
9 сентября 1908 г.
Поле особое посылаю письмо.
09.09.08 г.
Дорогая моя племянница Пелагея Ильинишна!
Письмо твое я получил, а теперь получил известие о постигшем тебя великом горе: о кончине матушки твоей. Вполне сочувствую и соболезную твоему горю и скорблю о понесённой тобой великой и невозвратной утраты. Ты еще не знала о смерти своей матушки, но твое сердечко, вероятно, чувствовало это; потому и тосковало: ты такое горестное - тоскливое письмо написала мне после ухода Николаши в поход, что жалостно читать было - так бы полетел и утешил тебя. Но что делать, дорогая моя Поленька, уж очень-то не сокрушайся, не горюй и не убивайся: это всем - Богом определённый конец, конец неминуемый и незыблемый. Тебе вот, за твои четырехлетние страдания Бог послал на радость и утешение дорогого и милого тебе Толеньку; забавляйся с ним и забывай горе неизбежное. Ты ведь не совсем бросовая сирота безродная: у тебя хороший умный и любящий тебя муж, живи с ним хорошенько, утешайте и любите друг друга, ласкайте, нежьте и кормите дорогого вам обоим Толеньку. А что Николаша большею частию находится на службе - что делать, дорогая моя, ведь он этим зарабатывает всё для твоей спокойной жизни; вон и с родины и с воли многие уходят на заработки на сторону, оставляют жён и детей на целые зимы, да еще ничего не вырабатывают, а возвращаются еле-еле прокормившись. А в случае какого твоего горя, невзгоды, печали, напиши мне, как родному отцу-матери, я, насколько могу и сколь мне дал Бог умения, постараюсь утешить, успокоить тебя, присоветовать тебе, что возможно, и насколько сумею; а теперь посоветую тебе, если тебе взгрустнётся так, как вот было, когда ты писала мне своё письмо, и тебе покажется, что ты несчастна, одним словом в горе своём, ты постарайся подумать, что есть люди, которым живётся ещё хуже, чем тебе, а ведь они тоже люди; вот хоть вспомни Дашу - Стёпину мать - каким бы она счастьем назвала то время, если бы она пожила хотя одну недельку так, как ты живешь. Или вспомни свою свекровь - у нее насильно отняли двух сыновей и держат в тюрьмах, а ведь они ей также близки к сердцу, как тебе Толенька. А, принявши это, поблагодари в мыслях Бога, что Он устроил тебе жизнь лучше, чем им, и помолись Ему в душе, чтобы Он помог тем многострадальным, несчастным, которым живется хуже тебя, и тогда ты почувствуешь в сердце твоём облегчение и отраду, а Бог за твоё доброе сердце и молитвы твои охранит тебя от бед и напастей и на будущее время. Итак, не унывай, не печалься, не грусти, будь здорова, весела и счастлива моя дорогая Поленька.
Остаюсь здоров любящий тебя твой дядя. И. Квасников
Пишите мне поскорее, развлекай свое горе хотя бы письмами.

10.09.1908
Дорогие и близкие моему сердцу деточки, Николаша, Поля, Толенька и Стёпочка!
Желая хотя немножечко утешить вас в ваших печалях, посылаю вам: Тебе, Николаша, 1. 3 книжки - первая "Сожженная Москва", в 1812 году. 2. «Легенды и сказки Востока» Дорошевича. 3-е. Памятная и записная книжечка под названием "Товарищ" - это для гимназистов, но и тебе годится, когда будешь учиться в школе подпрапорщиков для заметок и справок. В ней календарь и много других справок для учащихся и при ней карандашик.
Дорогому Толеньке - вместе и дорогой моей бесценной Поленьке. Ей отдельного гостинца не посылаю, надеюсь, что она, не обидится и примет гостинцы Толеньки - как бы ей самой.
Так вот, для того, чтобы он разминал дёснушки и помогал зубкам поскорее их прорезать, я купил и посылаю ему резиновую игрушечку, которую удобно держать ребёнку в руках и грызть.
Потом дорогому Стёпушке, по случаю поступления его в школу, купил и посылаю: пенал, перо, карандаши, резинку и ножичек.
Тебе, Николаша, посылаю свои всеобщие «Историю» и «Географию», - тебе их не учить, но знать будет нелишне, хотя после.
Это уже старые книжки, по которым я сам готовился и учился и в юнкерском училище. Посылаю их тебе на добрую память, потому что они мне дороги по воспоминаниям трудом и забот моей молодости. Ведь и я был когда-то молод и окрылялся надеждами на более лучшее будущее. И за то слава и благодарение Богу, что есть у меня - другим много хуже, чем мне.
Желаю вам всем всего хорошего, здоровья и счастья. Любящий вас дядя и дед.
И. Квасников.
10 сентября 1908 г.
А домой идти не советую, а то у тебя братья душу вымотают своими просьбами и нуждами, а тебе будет помочь нечем и как старшего в семье - дома совесть будет мучить, и упреки посыплются на тебя, и Толиньку своего ты там заморишь и замотаешь.
И. Квасников.

12. 09. 1908.
Дорогой Николаша!
Я позавчера послал тебе посылку, но дело не в посылке, а на купоне, при посылке-то, я приписал, что получил письмо от Гаврилы и просил тебя прописать ему, что его письма мне нежелательны. Это я написал сгоряча - уж очень неприятно мне было письмо с полицейской на ней отметкою: "просмотрено". Теперь же прошу тебя не писать ему этого - лежачего не бьют - а напротив, если будешь писать ему, то пропиши, чтобы он, если придет в Дербент, вел бы - держал бы себя хорошенько и не конфузил бы мою седую голову. Дербентский полицмейстер мой хороший знакомый, и я ему вместе с этим пишу о Гавриле; может быть, удастся хотя немного улучшить его положение. Ты понимаешь - сразу ничего нельзя сделать, да и Гаврила поймет это. Конечно, полицмейстер не скажет ему, что я его просил о нем. Это ему неудобно, но я надеюсь, что он уважит мою просьбу, будет к нему снисходителен. А мне Гаврила, как перейдет в Дербент, пусть пришлет свой адрес.
Ко мне же в Шуру прибыть он пусть не порывается - это мне будет неприятно.
Будь здоров.
Твой дядя И. Квасников. 12 сентября 1908 г.
Итак, дорогой Николаша, если надеешься, что твое письмо может застать Гаврилу еще в Баку или если известен его новый адрес, напиши ему об этом поскорее и попроси, чтобы он, по прибытии в Дербент был поосторожнее и внимательнее, дабы не испортить чела моих хлопот и не причинить мне стыда и чтобы он дал мне свой адрес - так напиши ему поскорее. А деньгами его не балуй.
И. Квасников.

16.09.1908 г.
Дорогой Николаша!
Письмо твое о том, что ты, по просьбе матери, решил ехать домой, я получил. Но что делать, если решил - Бог с тобой, поезжай, успокой мать- старушку. Может быть, по ее молитве и там тебя Бог не оставит. А я не хочу брать более греха на душу, чтобы отсоветовать тебя. Забери с собой все книжки, они там тебе и детям пригодятся. Я недавно послал тебе посылку с книгами – дождись, получи и ее, да, вероятно, пока это письмо придет, ты посылку-то и получишь. Когда будешь выезжать, телеграфируй мне, я выеду в Петровск повидаться с вами. Только хорошо бы, если бы после 1 октября. Как же Степа-то? Теперь же не будет учиться здесь, а деньги ты уже внес?
Берегите дорогого Толеньку, в особенности в дороге не простудите его. Надеюсь, что когда уедешь домой, мы будем переписываться с тобой, пока живы. Дорогую Поленьку Бог наградит за то, что она согласна успокоить твою матушку, хотя бы и при худшем для себя житье. Что делать, дорогой мой, поезжай, Бог не без милости, если ему угодно, он не оставит тебя и там на родине. Так напиши теперь же Яше, чтобы не бросал учиться в Даниловской школе. А в будущем постарайся, чтобы дети Степа и Толя непременно учились бы хорошенько и больше. Кланяюсь вам всем, желаю всем всего хорошего и счастья на новом поприще вашей жизни. Бог да благословит предстоящий путь и новую жизнь вашу.
До свидания дорогие и милые моему сердцу. Любящий вас ваш дядя и дед.
И. Квасников.
16 сентября 1908 г.
Пиши мне, надеюсь, что еще перебросимся письмами - успеешь до вашего отъезда. Все, что я послал в посылке, пригодится вам и на родине.
Квасников.
Очень жалею, что в последних 3-х письмах я сильно не советовал тебе, отговаривал поехать на родину - потому жалею, что это тебя только расстроит и терзает твою душу, а она, я думаю, и без того у тебя вся истерзалась. Забудь те письма, уничтожь их, сожги, чтобы они тебя не терзали и чтобы родные не знали бы о них.
При проезде в Петровске, я думаю, вам можно будет на сутки остановиться, тогда нечего будет выбирать поезда, когда бы он не пришел - все сутки - успеем повидаться и наговориться.
И. Квасников.
Дорогой Николаша!
Посылаю тебе две книжечки русской истории. В конце серенькой книжки имеются примерные вопросы - как спрашивают на экзаменах, а я для тебя написал на них примерные ответы.
Посылаю тебе еще 2 книжки, так, для чтения - сборник Лескова... Продукты природы - хорошо в Гоголевских «Мертвых душах», т.е. по моему их объяснению - показывают, как помещики заселяли жалованные или пустые земли нашими дедами. Степочке посылаю книжку «Дети лесов».
Книжечка уже старая, но для детей хороша. Еще посылаю тебе три стиха, над которыми стоит призадуматься и поразмыслить. Это я списал для тебя из такой же книжки, какую я подарил твоему отцу через Федю. В особенности стихотворение "Бог", в которой выражается понятие о величии и непостижимости Бога.
Сейчас получил твое письмо. Задачу ты решил очень хорошо и верно... и скоро. Радуюсь.
Когда будешь учиться в школе подпрапорщиков, заведи себе простую тетрадь, и всегда имей ее и карандаш с собою, и, когда что расскажут такое, чего у тебя нет в книгах, ты непременно записывай, хотя кое-как. Так вот, в особенности из администрации, потому что отдельной книги ее для подпрапорщиков еще, кажется, нет, а сведения по ней будут браться из разных законов и уставов - так их нужно записывать, а то не упомнишь. Фортификация - это тоже, что и окопное дело – может, более расширенно в объеме. Топография у тебя,кажется, есть - это черчение и чтение планов и карт. Из общих предметов: по русскому языку, по арифметике - ты уже достаточно подготовлен, по истории и географии также подготовишься; остальные предметы будешь внимательно слушать в школе и записывать и, Бог даст, пройдешь хорошо. Старанье и труд все перетрут.
Твой дядя И. Квасников.

26.09.1908
Дорогие мои Николаша, Поля, Толя и Степа!
Письмо ваше я получил, и сейчас же отвечаю на него, так как ты, Николаша, упомянул, что ответом подождешь моего письма - потому и тороплюсь.
Адрес Гаврилы я уже знаю, но так как он ушел уже, т.е. Гаврила из Дербента раньше, чем полицмейстер получил мое письмо, то теперь и не нужно и мне не о чем ему писать. А в Петровске заработки всегда очень хорошие; туда много приходят со стороны работать и даже солдаты много зарабатывают на пристани и у железной дороги, поэтому, если Гаврила не будет лениться, то может заработать денег себе и даже домой помочь. Он ведь теперь в Петровске на свободе - как вольный рабочий.
Поэтому о нем не заботься, да и отвечать-то не торопись, если получишь его письмо; обо мне же ему ничего не пиши. От Якова, твоей матушки и Даши я получил письмо. Я советовал Яше не бросать учения, а продолжать. Я очень рад, что ты остался опять на службе, т.е., что раздумал идти домой. Ведь маленькой твоей записочкой о решении бросить службу и идти домой, я был очень опечален; но я побоялся отговаривать тебя - во-первых, потому что думал, что ты об этом уже подал докладную и я все равно запоздаю, а, во-вторых, потому что ты упомянул, что заболел уже от этих тревог, и я уже не захотел больше терзать тебя, прибавляя своими советами, только лишнее тебе горе и страдание, - подумав, что если тебя просит мать и ты желаешь идти туда, а я буду отговаривать; то только с разных сторон будем тебя мучить и изводить. Поэтому, скрепя сердце, я и написал тебе то письмо, в котором не возражал против твоего решения идти домой. Поэтому на будущее время не будь столь малодушен: не решайся так скоро на столь большой шаг в жизни, а прежде все обдумай и помни, что твоим решением решается участь и твоего Толеньки.
Матушка твоя, конечно, в большом горе, хотя и пишет тебе горькие письма, но ведь в сущности-то со смертью твоего отца, в домашнем-то быту, почти ничего не изменилось, он ведь уже ничего не работал, значит, предстоящая зима будет та же, что внимания не обращайте, крепитесь, себя не терзайте – худшее-то уже прошло - хуже того, что уже было, уже не будет. Не знаю, куда угодит Семен, а Гаврила и сам теперь может зарабатывать - здесь заработки хорошие. Лишь бы только Семен не сглупил, не взял бы с собой Дашу и Мотю в холодные да голодные стороны - не заморил бы их там. Вот кабы в Петровске или Дербенте жить можно.
Здесь кума Ольга, когда без мужа с детьми одна-то прожила и детей прокормила.
26 сентября 1908 г. И. Квасников.
Пока Яша учится - вся тяжесть работы, как и прошлую зиму, будет лежать на Дарье и твоей матушке. Я советовал Яше нанять для уборки скотины и двора или работника, или кого-нибудь, чтобы только каждый день приходил убирать. Я советовал договорить кого-нибудь из родственников и обещал Яше помочь на это сколько-нибудь. Я думаю, что у них в зиму-то работники недороги. Затем, дорогие мои, я очень рад, что вам удалось скоро получить мою посылочку и еще больше рад, что она принесла вам отраду и утешение в скорбях ваших.
К пеналу - ящичку - для Степы там был ключик, не потерялся ли он, и после запихнута резинка. В маленькой книжечке для тебя, Николаша, есть черный отдельный листочек - это маленькая грифельная доска, а в кров книжки-то воткнут карандаш, - у него с одного конца карандаш, а с другого грифель - этим грифелем и писать на черном-то листке, когда понадобится в школе нескоро заметить что или решить небольшую задачу, а потом, когда минует надобность, стереть сырой тряпочкой. Игрушечка Толеньке для того и послано, чтобы он ее тащил в ротик и грыз своими деснушками, помогал бы скорее прорезаться зубкам, дабы меньше времени болеть. На грудничка я послал потому, что знаю, что в это время уже появляются у деточек слюньки. Резиновые нагруднички только не надо стирать, а разослать и смывать с них - эдак их на дольше хватит. Числа около 10-го октября буду ждать письма от Яши, тогда сообщу вам, что он напишет. А ты, Николаша, брось думать о домашних, ведь горькими думами им не поможешь, а на себя как раз болезнь накличешь. А лучше возьмись-ка да занимайся хорошенько - в этом твоя будущность. Прочитал ли "Сожженную Москву", как она тебе понравилась?
А ты, дорогая Поленька, не отвлекай Николашу от занятий, и не обижайся на него, что он будет возиться больше с книжками, чем с тобой, ведь этой зимой решится его и ваша будущность. А Степа пусть пишет матери своей письма своей рукой - она ведь сама читает и это ей будет утешение в ее горе. Да, дорогая Поленька, теперь у тебя все мужчины учатся: Николаша в своей школе, Степа - в своей, Толя тоже учится кушать и какать - а ты ему учительницей, а ведь учитель или учащий старше учащихся, значит ты, Поля старше всех в семье, ибо ты учишь, а они все только учатся.
Да, Поля, в предыдущем письме писала, что Толя питается только грудями. Его пора бы и кашкой кормить; вари ему жиденькую молочную - манную или какую кашку, подмешивай толченого сахару, чтобы скорей растаял, - и корми его. Или купите галеток - такие есть в бумагах свертками по фунту и по полфунту. Так вот, такую одну галетку покроши в чашечку чаю с сахаром, она распустится - будет как тесто - и корми такой, - конечно, сначала помаленьку, а то он у вас какой худенький. Я вновь часто посматриваю на вашу карточку. И как ты написала, мне так и представляется - будто я вижу, как он деснушками грызет блюдце с чаем и хлопает ручонками. Дай Бог, чтобы он был здоров и рос вам на утешение. Кормить его можно теперь уже с чайной ложечки: взять на носок ложечки немножко мягкой кашки или галетки - но чтобы было тепленькое - поднести к его ротику, как и блюдце чаю, и пальчиком столкнуть ему в ротик-то, - он так и повадится, а потом и привыкнет, будет с ложечки кушать. И так учитель - учи. И также учи другой науке, чтобы он пеленок меньше марал; он тоже привыкнет, будет сам проситься.
Затем, мои дорогие, желаю вам всем всего хорошего и кланяюсь. Остаюсь здоров. Любящий вас ваш дядя и дед.
И. Квасников.
А на скорбные письма от матери и братьев особенного внимания не обращайте, крепитесь, себя не терзайте - худшее-то уже прошло - хуже того, что уже было, не будет. Не знаю, куда угодит Семен, а Гаврила и сам теперь может зарабатывать, - здесь заработки хорошие. Лишь бы только Семен не сглупил - не взял бы с собой Дашу и Мотю в холодные да голодные стороны - не заморил бы их там. Вот как бы в Петровске или Дербенте жить бы можно. Здесь кума Ольга, когда без мужа с детьми одна-то прожила и детей прокормила.
26 сентября 1908 г. И. Квасников.

10.10.1908
Дорогой Николаша!
Письмо твое я получил, все радуюсь, что ты остался на службе. Как было мне неприятно и жаль тебя, когда я получал твою записочку о том, что ты бросаешь службу. Но теперь, слава Богу, все это прошло. На будущее ты, пожалуйста, не поддавайся так на жалостные письма - тем более, что ты много потерял бы, но почти ничем не помог бы. Я 5-го сего октября получил письмо от Василия Никифоровича из Аткарска. Он пишет, что его отец, мой брат, а твой дядя Никифор в городе Архангельске 9-го сентября умер.
Он пишет, что Семен привлекается к суду по делу об увозе снопов хлеба с поля или хутора Воронцова. Это значит межевой подыскал свидетелей и хочет доконать его по суду. Это будет второй суд по другому делу. Что будет - Бог знает - но все же проволочка, а потом и в случае оправдания - административная высылка - это выйдет года два просидит - пока судится, да на года 2-3 вышлют - вот тебе и все 5 лет. А межевой-то, говорят, считается сыщиком тайной полиции. Значит, состоит на жаловании и доносам его дается большая вера, как лица официального, состоящего на службе. Что будешь делать с таким негодяем. Еще Вася пишет, что у них дождей давно не было; озимые посеяли в сухую землю. Некоторые чуть-чуть взошли, а некоторые до сих пор не взошли. Это плохо. Получил вчера письмо и от Феди. Его дела идут хорошо; он очень рад и доволен своим положением. Он писал отцу о своем поступлении, и получил ответ, говорит, что отец пишет, что он плакал от радости, когда прочитал, что он поступил в институт. Он спрашивает о тебе, да я посылаю тебе лоскуток его письма, где он спрашивает о тебе.
Я рад, что тебе понравилась книжечка "Сожженная Москва". Такого же содержания и Толстого "Война и мир", только более обширное, разов впять больше этой объемом и отнимает больше времени. Там и предыдущие войны есть. Так как тебе понравился один из героев - Перовский - то посылаю тебе его портрет. Он красавец, а молодой, был еще красивее. У меня есть книга с его деятельностью (о части в Туркестане). Жаль, что я не послал его тебе. Базиль - это значит Василий. А вот Аврору я уж и не знаю, из какого имени сделали.
Что ты не послал денег - Гавриле - хорошо сделал. Нечего его баловать. Уж если в Петровске не заработает денег - то это лодырь. Там можно зарабатывать и себе, и домашним помогать. Наши солдаты с этапом ходят тут на дневке там по рублю в день зарабатывают на пристани.
Сестра - ваша тетка Ольга, без мужа жила да с детьми, да и то на прокорм себе и детям зарабатывала. Там спрос на рабочих большой. От Яши я не получил ответа, но жду. Ну, теперь, дорогой Николаша, поприлежнее занимайся теми предметами, которые будут проходить в школе. Уж посторонним чтением особенно не отвлекайся. У тебя черчение будет страдать - поэтому усиль на него свое прилежание, т.е. на топографию ("Черчение и съемка планов"). И фортификацию - черчение укреплений - дабы в них не подгадить, а в остальном ты не хуже других, а надеюсь, - многих лучше. Если что получу от Яши, я напишу тебе. Пиши мне, когда и что вздумаешь. Когда будешь изучать географию, то старайся представить себе землю так, как будто бы ты смотришь на нее сверху - с высоты птичьего полета - и будто бы видишь землю так, как она нарисована на карте: где какие города, реки, моря, острова и прочее, и тогда тебе удобнее запоминать все это и показывать на карте, когда об этом будут спрашивать. Грифелем, что при "Товарище", конечно, можно писать на какой угодно грифельной доске; но в "Товарище" должны были быть грифельные для этого листочки: если их нет, то значит лавочник, когда завертывал книжку, их выронил или нечаянно, или умышленно, а я разевился - недосмотрел и дома не проверил, потому что, когда я ее купил, было уже все готово к отсылке, и я торопился уложиться, чтобы успеть на почту: жаль.
Желаю тебе, Поле, Толе, Степе всего хорошего. Остаюсь здоров. Ваш дядя и дед
И. Квасников.
10-е октября 1908 года.
Р.S. Нарочно взял конверт большой, чтобы меньше помять Перовского. Вместе с этим посылаю 10 руб. за Стёпу.
          Приложение

Письмо Николаю Ванифатьевичу Квасникову от сестры Ксении Ивановны Квасниковой от 25.06.1904:
«Здравствуй Коля!
Папа передал мне, что Вы желаете получить от меня письмо и что-либо о войне. Я исполняю ваше желание. Но с первого же слова выругаю Вас хорошенько. Как не стыдно Вам,  русскому воину, да еще Николаю, как не совестно верить, что  над нашими берут верх японцы! Кто вам это сказал? Не верьте никому, кто скажет дурное про  русского солдата, казака или моряков.  Я выписываю газеты, телеграммы, и всей душой, всеми мыслями там, на войне; я слежу за всеми движениями наших несравненных воинов. Да, несравненных, ни в одном государстве нет таких солдат, как наших. Ни одного царя Императора любят так, как любим мы своего доброго и заботливого Императора. Сила русского велика, но не забывайте, что в начале войны  моряки не потеряли головы, влепили и они японцам затрещину. Вы пишите, что будто японцы все берут и берут верх, но ведь надо знать, как берут: берут по русской пословице «Хоть рота в крови, да наша взяла». А рота-то у них сильно в крови. Наши отступают, нам отступать выгодно. Сдуру этого не делают. Во главе армии стоит Куропаткин, а каков этот генерал, - сами увидите. Он знает, что надо делать, и дело свое сделает, только дай ему, Господи, здоровья. Я знаю этого генерала, я видела его деятельность в За-ской области. Я верю, что он сильно утрёт нос японцам, я верю, что наши победят, как верю, что есть Бог на небе, и что с нами Бог!
Помните, что ген. Куропаткин жалеет русское войско, он не любит напрасно проливать дорогую кровь. Он ждет. Он ждет усиления своей армии и ослабления японцев. Их перебито гораздо, гораздо больше, чем наших, да они еще… и голодают, и, конечно, много их умирает. Ведь пищу-то возят по морю, и не всякий пароход до них доходит. Наши моряки тоже не дремлют. Разве Вы не слышали, что их пароходы с крупой да с рыбой частью были потоплены, а частью вернулись домой и задержались. Значит, провиант вовремя не пришел, значит, японцам и поголодать пришлось.
Конечно, и у нас уже многих храбрых не досчитаешься, но они погибли со славой, они поддержали славу родины, они умерли за честь России. Помните же их добрым словом, не клевещите на них: они убиты, но не побеждены.
А вам разве не читают телеграммы? Разве ваши офицеры не говорят о тех подвигах, которые совершают наши герои? Вероятно, говорят и объясняют, но солдаты любят слушать басни по разным закоулкам. Это я и здесь замечаю. Наш денщик тоже иногда принесет такую новость о базаре, что я непременно спрошу, кто ему сказывал – русский или нет, и всегда оказывается, что сплетничали нерусские.
Прощайте, будьте здоровы, да побольше веры в русскую силу.
Ваша сестра Ксения.  25-го июня 1904 г.».

Письмо Николаю Ванифатьевичу Квасникову от двоюродного брата Федора Никитича Квасникова от 1907 г.:
«Дорогой братец Николай Вонифатьевич!
Письмо твоё к дяде Ивану Власовичу застало меня ещё у него; поэтому я хочу тебе ответить на твои вопросы, который тобой заданы о тех новостях, что привёз я из Медведевки; хотя из Медведевки я вот уже второй месяц, однако, кое-что о ней знаю нового (не в смысле интересного необыкновенного, а в смысле последнего свежего известия). Медведевцы заинтересованы будущим урожаем, который, не смотря на их все чаяния хорошим должно быть к сожалению не будет, ввиду бездожжия. Вот то общее известие о Медведевки: родственники наши здоровы по Милости Божьей. Я, Николенька, теперь перешёл там в последний класс Саратовского среднего технологического училища, т.е. в IV-й. Ведь тебе известно, если не забыл, что курс теоретического училища пятилетний, считая приготовительный курс. Занятия пока шли у меня успешно. Поступил же я в тот год, когда тебя «забрили». Или… в тот год, когда мы с тобой у твоего тестя мёды пили. Конечно, ты это помнишь; лишь память об интересных вещах не изменяет, а наоборот, оставляет надолго глубокие слёзы. Итак, в 1908 году в мае месяце я окончу курсы; о будущем конечно распространяться не следует; потому что это будущее часто не совпадает с желаниями и стремлениями человека; об этом в будущем надеюсь перекинемся словцами. В Саратове жить мне хорошо, я теперь так привык к нему, что скучаю больше иногда о нём, чем о Медведевке. Твоё последнее повышение из унтер-офицера в фельдфебели обрадовало меня; мы много говорили с дядей о том положении, которое ты займёшь теперь в солдатском обществе; ведь удивительно то, что ты совсем было отчаивался достигнуть положения этого; я помню, как будучи ещё в Медведевке, напуганный страшными рассказами о гимнастике Ивана Трофимовича Кулешова, боялся её; затем видно было о том, что не хотелось тебе оставаться в строю из гимнастики ещё потому, что хотелось попасть в военные фельдшера. Но судьбе угодно было сделать иное, и ты теперь фельдфебель. Очень и очень рад я этому известию.
Поклон тебе, супруге твоей Пелагее Ильинишне…
1907 г.»



Комментарии

Квасников Иван Власович (1842 - 1909) - из однодворцев д. Медведевка, Даниловской волости, Аткарского уезда, Саратовской губернии. (Однодворцы в  Российской империи - сословие, социальный слой, возникший при расширении юго-восточных границ Русского государства. Однодворцы являются потомками служилых людей, нёсших дозорную и сторожевую службу на западных и южных границах в XVI-XVII вв., которые в дальнейшем не приобрели права российского дворянства). И.В. избрал военную службу. Участник Русско-Турецкой войны (1877 - 1878).  Из ПОСЛУЖНОГО СПИСКА Капитана 254 Темирханшуринского резервного батальона Квасникова. Имеет ордена: Св. Анны 3 ст., Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом и светло-бронзовую медаль в память войны 1877-1878 годов, медаль в память в Бозе почившего Императора Александра III и серебряную медаль на Андреевской ленте в память Свящ. Коронования Их Императорских Величеств. На основании Высочайше утвержденных 3-го июля 1899 года временных правил по пехоте 254-го Темирханшуринского резервного батальона капитан Квасников увольняется от службы с произведением в подполковники, с мундиром и с пенсией. (Из Высочайших приказов по военному ведомству, Ноября 2-го дня, в Ливадии. Опубликовано в Журнале «Разведчик» от 29 Октября 1900 г.). Проживал в г. Темир-Хан-Шура (ныне г. Буйнакск. Республика Дагестан). Скончался 26.07.1909. В Метрической книге церкви 254 Темир-Хан-Шуринского резервного батальона указана причина смерти - «От паралича». Похоронен на старом русском христианском кладбище в г. Темир-Хан-Шуре. Надгробие сохранилось до наших дней, но в полуразрушенном состоянии.
В 1908 году Квасникову Ивану Власовичу 66 лет.
Квасников Николай Ванифатьевич (1882 - 1962) - племянник Ивана Власовича. В 1903 г. был рекрутирован на военную службу. В 1906 г. стал унтер-офицером 5-ой роты  156-го пехотного Елисаветпольского полка. В 1907 г. остался на сверхсрочную службу младшим унтер-офицером. В том же году произведен в фельдфебели 2-ой роты. Служил в г. Сарыкамыш (Карская область, Российская империя; ныне территория Турции). 31 декабря 1908 г. Николай Ванифатьевич перешел на должность Взводного унтер-офицера 5-ой роты. Весной 1909 г., по окончании школы по подготовке подпрапорщиков, выдержал экзамен и получил звание подпрапорщика. Квасников Н.В. продолжил службу в 159-ом пехотном запасном полку. Из ПОСЛУЖНОГО СПИСКА Прапорщика 159-го пехотного запасного полка Квасникова Николая. Имеет знаки отличия Военного Ордена 3 и 4 ст. ст. Был в походах и делах против Австро-Германии в 1914-15 гг. Ранен ружейными пулями в правое плечо и подплечье. В Первой Мировой войне Квасников воевал в составе 36-го Орловского пехотного полка. В 1916 году закончил Саратовскую школу прапорщиков и Приказом Командующего войсками Казанского военного округа 15-го Июня 1916 года произведен из подпрапорщиков в прапорщики армейской пехоты (Приказы о чинах военных 1916 года. - СПб, 1916. - 12 т. - Опис. по надп. на кн.; Перед загл.: Высочайшие приказы. и Секретно.; Высочайший приказ от Ноября 13-го дня 1916 года; С. 20). С 1917 г. Николай Ванифатьевич - член коммунистической партии. В 1920-е гг. был одним из командиров ЧОН (части особого назначения) в г. Аткарске (Саратовская область).
В 1908 году Квасникову Николаю Ванифатьевичу 26 лет.
Квасникова (Хороводова) Пелагея Ильинична (1885 - 1957) - жена Николая Ванифатьевича. Из разорившегося дворянского рода. В метрических книгах Церкви Во имя Покрова Святой Богородицы в с. Даниловке Хороводовы в конце XIX – нач. XX вв. указаны как крестьяне-собственники с. Волосатовка. Пелагея родила четверых сыновей: Анатолия (в письме речь идет о нем - «Толенька»), Петра (умер младенцем в 1910 году), Александра (участник Великой Отечественной войны, получил тяжелое ранение. В возрасте 89 лет погиб при пожаре дома) и Геннадия (санинструктор, пропал без вести в Великую Отечественную войну в 1942 г.). П.И. воспитывала племянника Николая Ванифатьевича - Степана.
В 1908 году Квасниковой Пелагее Ильиничне 23 года.
Квасников Семен (Симеон) Ванифатьевич (1878 - 1920-е гг.) - племянник Ивана Власовича, родной брат Николая. Родился 8 Сентября, крещен 10-го числа того же месяца в Церкви Покрова Пресвятой Богородицы в с. Даниловка, Аткарского уезда, Даниловской волости, Саратовской губернии. Восприемниками были: Делопроизводитель Управления Темир-Хан-Шуринского Уездного Военного Начальника Подпоручик Иван Власович Квасников и Солдатка Ольга Власовна Кочергина (урожденная Квасникова). (Из МЕТРИЧЕСКОЙ КНИГИ за 1878 год. ГАСО (Государственный Архив Саратовской Области, Фонд 637. Опись 2)). Жил в д. Медведевка. В 1908 году был обвиняемым в Деле о разгроме имения землевладелицы Воронцовой-Дашковой. Саратовским окружным судом обвинен «в том, что в половине Июля 1905 г. тайно похитил с поля экономии графини Воронцовой-Дашковой при селе Большой Екатериновки, Аткарского уезда, несколько копен ржи, принадлежащей графине Воронцовой-Дашковой на сумму менее 300 руб.». Приговор: «признать виновным в преступлении, предусмотренном 169 ст. Улож. О Наказ., заключить в тюрьму сроком на три месяца» (Дело о крестьянах с. Медведевки Аткарского уезда Лощинине П.А., Горбунове Н.П. и др. (всего 60 чел.), обвиняемых в разгроме имения землевладелицы Воронцовой-Дашковой. ГАСО Фонд 8. Опись 1). В ГАСО также содержится Дело «О высылке в порядке ст. 34 Положения о государственной охране крестьян Деревни Медведевки Аткарского уезда Григория и Тимофея Лощининых, Феоктиста Кочергина, Семена Квасникова и Федора Горбунова за принадлежность к революционной организации. (Фонд 1. Опись 1). В указанном Деле содержатся секретные документы, из которых следует, что 22 июля в Аткарском уезде арестованы местные крестьяне, включая Семена Ванифатьевича Квасникова. Им предъявлены обвинения «в революционной деятельности и в принадлежности к оперировавшей в этом уезде грабительской шайке». По этому Делу Семен был осужден на два года и отправлен в ссылку в Вятскую губернию. В ссылку Семен отправился с женой Дарьей и старшим сыном Матвеем. Всего в семье Семена было 5 сыновей и две дочки (одна умерла во младенчестве в 1908 году). Умер Семен Ванифатьевич в 1920-х годах. Его нашли повешенным, но предполагалось, что его убили.
В 1908 году Квасникову Семену Ванифатьевичу 30 лет.
Квасникова (Иванникова) Дарья Ивановна (1880 - 1952) - жена Семена Ванифатьевича. Крестьянка из рода государственных крестьян Иванниковых д. Медведевка. Д.И. со старшим сыном отправилась вслед за мужем в ссылку - в Вятскую губернию. После гибели мужа последние годы жизни провела в семье дочери Татьяны. Похоронена на мысе Лазарева (Хабаровский край).
Квасниковой Дарье в 1908 году - 28 лет.
Квасников Степан Семенович - сын Семена Ванифатьевича и Дарьи Ивановны Квасниковых. Младшие годы провел в семье дяди - Николая Ванифатьевича в г. Сарыкамыш. Умер молодым в госпитале от тифа вместе со старшим братом Матвеем во время гражданской войны.
Квасников Мирон Иванович (1869 - 1921) - сын Ивана Власовича и Иулиании Матвеевны. Из ПОСЛУЖНЫХ СПИСКОВ: окончил курс в Харьковском Технологическом институте в 1893-ем году. Работал на Средне-Азиатской железной дороге помощником машиниста депо Самарканда, младшим машинистом, начальником депо Аму-Дарья, начальником депо Фарааб, начальником депо Самарканда, ревизором Службы Тяги, старшим ревизором при Управлении. Работал на строительстве керосинопровода на Закавказской железной дороге, затем был старшим ревизором на Сибирской ж. д. (в дальнейшем - Томская железная дорога). «Высочайшим приказом по М.П.С. от 14 октября 1913 г. № 30 награжден орденом Св. Станислава 3-й степени. Награжден орденом Св. Анны 3-й степени (Приказ по М.П.С. от 18.03.1916 г. за № 23.)» Незадолго до смерти занимал должность Помощника начальника Службы Тяги (при Колчаке). В 1893-ем году в возрасте 24-ех лет сочетался браком с Марией Феодоровной Ксенофонтовой. Жена рано умерла, оставив ему детей - сына (Борис) и двух дочерей (Елена и Лидия). Дети воспитывались в семье Ивана Власовича. Мирон с 1906 по 1921 гг. жил и работал в г. Томске. У него была «гражданская» жена - Новокшенова Ксения Даниловна, которая родила троих детей - мальчика (Сергей) и двух девочек (Нина и Тамара). Все они остались под фамилией матери - Новокшеновы.
В 1908 году Мирону 39 лет.
Квасников Борис Миронович (1895 - 1917) - сын Мирона Ивановича и Марии Федоровны Квасниковых. С 1 сентября по 8 июня 1913 г. обучался в реальном училище в г. Темир-Хан-Шура, где преподавательницей была его тетя - Ксения Ивановна Квасникова. В 1914 году поступил в Варшавский Политехнический Институт Императора Николая II на механическое отделение. Учебное заведение после начала Первой Мировой войны было эвакуировано из Варшавы в Москву. Затем - в Нижний Новгород. В Нижнем Новгороде Борис не обучался, т. к. подал прошение о временном прекращении учебы и поступил в Военную Авиационную школу г. Гатчина в 1916 г. 7 апреля 1917 года Борис Миронович Квасников погиб «при исполнении служебных обязанностей» в возрасте 21 года. В этот же день был подписан приказ о присвоении ему звания прапорщика (Приказы армии и флоту о чинах военных за июнь месяц 1917 г.). 7 апреля 2023 г. (в день 106-летней годовщины гибели Б.М. Квасникова) Окороковой И.А. получен фрагмент документа из РГВИА (Российский Государственный Военно-Исторический Архив): «Военная Авиационная Школа гор. Гатчина. 1917 год. Приказы по школе. 01 января 1917 г., 30 июля 1917 г. на 543 листах». Стр. 313. «7-го сего Апреля в 9 час. утра, переменного Состава Строевой роты, мл. у. о. из охотников Борис Миронович Квасников, совершая полет, на самолете «Фарман т. XXII № 45», на аэродроме в гор. Гатчине, входящем в район театра военных действий, при спуске потерпел аварию и разбился насмерть».
В 1908 году Борису было 13 лет.
Квасникова Ксения Ивановна (1866 - после 1917) - дочь Ивана Власовича. Была учительницей в Темир-Хан-Шуринском городском начальном училище (Дагестанский сборник. 1901 г.). Преподавала русский язык и историю в женской гимназии (Кавказский календарь на 1911 г.). Принимала активное участие в просветительской деятельности - выступала в качестве чтеца («Общество по устройству народных чтений в городе Темир-Хан-Шуре»). Также преподавала географию и чистописание в женской гимназии. Замужем не была.
В 1908 году Ксении 42 года.
Натарова (Квасникова) Вера Ивановна (1876 - 1916) - дочь Ивана Власовича. Была замужем за капитаном 187 пехотного Аварского полка Адрианом Тимофеевичем Натаровым. (В 1908 году - офицер Темир-Хан-Шуринского пехотного резервного батальона). Дети: Ольга, Георгий, Наталия, Надежда, Николай.
В 1908 году Вере Натаровой было 32 года.
Натаров Адриан Тимофеевич (1866 - ?) - муж Веры Ивановны Квасниковой. Бракосочетание состоялось в Свято-Троицкой церкви в 1894-ом году, 4 Сентября. Адриан Тимофеевич Натаров - поручик Темир-Хан-Шуринского резервного батальона 28 лет и Вера Иоанновна Квасникова - девица, дочь Капитана Темир-Хан-Шуринского резервного  батальона, 17.5 лет. (МЕТРИЧЕСКАЯ КНИГА церкви Темир-Хан-Шуринского резервного батальона на 1894 год.  ЦГИА СПб. Фонд 19. Опись 128 Дело 302). Натаров из обеспеченного купеческого рода гор. Ставрополя (Кавказ). Кавалер орденов: Св. Станислава 3 ст., Св. Анны 3 ст., Св. Станислава 2 ст. Награжден медалью в память в Бозе почившего ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III-го. В 1914 году участвовал «в походах и делах против неприятеля, участвовал в настоящую компанию против Австро-Германцев». Представлен к ордену Св. Владимира 4 степени с бантом за 25-летнюю службу (ИЗ ПОСЛУЖНОГО СПИСКА). После 1917 г. его судьба осталась неизвестной.
В 1908 году Адриану Натарову 42 года.
Калаушина (Квасникова) Ольга Ивановна (1879 - ?) - дочь Ивана Власовича. В 1904 году в возрасте 24-х лет вышла замуж за Хорунжия 3-го Кубанского Пластунского батальона Никиту Ильича Калаушина 25 лет (МЕТРИЧЕСКАЯ КНИГА церкви 3-го Кубанского пластунского батальона, Терская область, укрепление Ведено (Ведень) на 1904 г. ЦГИА СПб Фонд 19 Опись 128 Дело 739). В Книге «Главное справочное бюро в Константинополе 1920 -1922 годы. Списки беженцев и чинов русской армии. Выпуск третий», в главе «Именной список беженцев, подлежащих отправке на пароходе «Херсон», 18-го декабря 1920 г. (если окажутся свободные места)» есть запись: Калаушин Никита Ильич, Полковник, 43 /года/. Более ничего не известно.
В 1908 году Ольге 29 лет.
Квасников Гавриил Ванифатьевич - племянник Ивана Власовича, родной брат Николая. В Деле «О высылке в порядке ст. 34 Положения о государственной охране крестьян Деревни Медведевки Аткарского уезда Григория и Тимофея Лощининых, Феоктиста Кочергина, Семена Квасникова и Федора Горбунова за принадлежность к революционной организации (ГАСО. Фонд 1. Опись 1) есть упоминание о Гаврииле: «Семен Квасников, 28 лет, православный, грамотный, живет с отцом 65 лет и матерью Домной 60 лет, брат его Гавриил 30 лет сослан в Архангельскую губернию» (Из секретного донесения господину Саратовскому губернатору от 19 августа 1908 г.). В семье у Гавриила были девочки: Татьяна, Мария, Раиса, Клавдия (умерла в младенчестве в 1908 г.). Гавриил Ванифатьевич предположительно утонул в Алма-Ате (раньше город носил название Верный. В 1921 году был переименован в Алма-Ату и стал столицей Республики Казахстан).
В 1908 году Гавриилу предположительно 31 год.
Квасников Яков Ванифатьевич (1898 - 1962) - сын Ванифатия Власовича. После высылки старших братьев и смерти отца в 1908 году стал главным помощником по хозяйству, хотя учился еще в школе. Школа располагалась в селе Даниловка, что в 4 км. от Медведевки. В дальнейшем стал военным. Участвовал в Великой Отечественной войне. Дослужился до полковника. Награжден орденами и медалями. Последние годы жил в г. Балашове Саратовской области.
В 1908 году Якову  10 лет.
Квасников Никита Власович (1866 - после 1945) - брат Ивана Власовича. Из «Дела о высылке крестьян д. Медведевка, Аткарского уезда, Даниловской волости, Саратовской губернии» (ГОСАРХИВ ГА РФ.  Ф. 102, 5-е делоп. Оп. 144, 1908 г. Д. 998 ч. 1): Никита Власов Квасников принимал участие в «шайке под руководством Николая Иванова Алаторцева». Эта «шайка» занималась грабежами окрестных помещичьих усадеб и поджогами. Показания на крестьян д. Медведевки, в том числе и на Никиту Власова Квасникова, дал крестьянин той же деревни Прохор Никитин Наумов. По приговору суда Никита Власович Квасников был выслан в Олонецкую губернию в 1908 г. Вернулся на родину в 1910 году. Проживал в г. Аткарске Саратовской области.
В 1908 году Никите Власовичу 42 года.
Квасников Фёдор Никитич (6.07.1886 - ?) - сын Никиты Власовича. Закончил среднее техническое училище в г. Саратове (1908 г.) и поступил в Томский технологический институт Императора Николая II в возрасте 22-х лет. Учился 8 лет на двух отделениях - химическом и механическом. Закончил обучение в 1916-ом году. Существует Прошение студента химического отделения Федора Никитича Квасникова «Его Превосходительству Г. Директору Томского Технологического Института Императора Николая II»: «Покорнейше прошу Ваше Превосходительство выдать мне разрешение на вступление в брак» от 11 Ноября 1915 года. (ГАТО Ф-194-4-142-0003). От Ноября 13 дня 1915 г. № 4791 следует Удостоверение: «Дано сие за надлежащей подписью и приложением казенной печати студенту Томского Технологического Института ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II Федору Никитичу Квасникову  в том, что препятствий к вступлению его в брак с Ядвигой Фоминичной Богдановой  католического вероисповедания со стороны учебного начальства не встречается. Директор Института Карташев. За Делопроизводителя А. Зиневич». (ГАТО Ф-194-4-142-0003_об). Дальнейшая судьба Федора неизвестна.
В 1908 году Федору - 22 года.
Квасников Никифор Власович (1850 - 1908) - брат Ивана Власовича. В «Деле о высылке из Саратовской губернии крестьян деревни Медведевка» Никифору предъявляются очень серьезные обвинения. Он - участник «шайки», которая «занималась поджогами, разбойными нападениями на частновладельческие имущества», совершала нападения «на товарные поезда Ряз. Ур. ж.д.» и проводила революционные собрания. «Главным руководителем шайки был Николай Алаторцев, которого, после того как он скрылся, заменил Никифор Квасников». По завершении следствия Никифор Квасников был сослан в Архангельскую губернию на три года. По состоянию здоровья Никифор написал Прошение Архангельскому губернатору, в котором «ходатайствует о переводе его под надзор полиции в одну из южных губерний в виду болезненного состояния (чахотка)», о чем Архангельский Губернатор докладывает в Департамент Полиции, добавляя, что с его стороны «препятствий не встречается». Получен ответ: «По пересмотре обстоятельств дела о крестьянине Никифоре Власове КВАСНИКОВЕ, Г. Министр Внутренних Дел 18 Сентября 1908 года постановил: выслать Квасникова, в виду его болезни, в Астраханскую губернию, под гласный надзор полиции на три года, считая с 28-го Апреля 1908 года.». Но уже было поздно. Никифор Квасников скончался в Архангельской больнице Приказа Общественного Призрения 3 сентября 1908 года от чахотки легких в возрасте 57 лет.  (ГА РФ.  Ф. 102, 5-е делоп. Оп. 144, 1908 г. Д. 998 ч. 1.).
Квасников Ванифатий Власович (1838 - 1908) - брат Ивана Власовича. Вторая жена – Домна Ивановна, вышла замуж за вдовца с детьми. В этом браке родились дети: Гаврила, Николай, Семен, Яков и др. Точная дата рождения Ванифатия не установлена. Дата смерти 27.07.1908 (из МЕТРИЧЕСКОЙ КНИГИ Церкви Во имя Покрова Святой Богородицы с. Даниловки). Количество прожитых лет разнится в документах.
Квасникова (Кочергина) Ольга Власовна (1857 - ?) - сестра Ивана Власовича, была замужем за Феодором Ивановичем Кочергиным. О.В. проживала в Петровске (ныне г. Махачкала - столица Республики Дагестан).
В 1908 году Ольге Власовне - 51 год.
Квасников Василий Никифорович (1867 - 1929) - сын Никифора Власовича. Работал железнодорожным конторщиков в Самарканде. В семье Василия было 13 детей.
Василию Никифоровичу в 1908 году был 41 год.
Квасников Анатолий Николаевич (1908 - ?) - сын Николая Ванифатьевича и Пелагеи Ильиничны. Анатолий родился 21 апреля и 27-го был крещен в церкви Св. архистратига Михаила по месту службы отца в г. Сарыкамыш (МЕТРИЧЕСКАЯ КНИГА церкви Св. архистратига Михаила 156-го Елисаветпольского пехотного полка, Карсская область, г. Сарыкамыш. ЦГИА СПб. Фонд 19. Опись 128. Дело 1014). Анатолий Николаевич Квасников в 20-е годы закончил институт во Владикавказе по металлургии и металлу, был директором золотодобывающего комбината в г Дарасуне Челябинской обл. В конце 1930-х годов, после обвинения «врагом народа», застрелился, оставив записку: «Родина, партия, я ни в чем не виноват!»
В 1908 году Анатолий только родился.