Питомцы

Яна Парета
     Сколько я помню, Нияза особо тепло никогда не относилась к Питомцам. Я вообще удивляюсь, как Френку-звездочету удалось ей их впарить. Хотя… нужно же было ему кому-то их раздать. Он пошел к Гекате. Геката указала на нескольких человек, в том числе – на Ниязу. А с Гекатой особо не поспоришь.
     Питомцы появились у нас несколько лет назад. В общем, это такие себе мигранты из системы Сигма-6. Там случилась очередная катастрофа – вообще место там гиблое, как у нас говорят, «слоистое» место. Это потому что там из-за пересечения глубинных меридианов потоки наслаиваются друг на друга. И частенько из нижних слоев вдруг к нам вылетает какая-нибудь крокозябра, отломанный кусок Системы – и разрушает все вокруг.
     Эти самые «питомцы» вынырнули, видимо, откуда-то из далеких слоев Глубины. Они бы погибли вместе со своим кусочком Системы… но им повезло: их засекла родная группа Френка – «Онтарио». Онтарианцы их подобрали, отогрели… и торжественно вручили Френку. Вот так Питомцы и оказались у нас.
     Питомцы – живые существа неопределенной породы. Величиной примерно с мизинец взрослого мужчины. По форме – аморфные, пластичные, легко меняющие  объем своего тела. У них есть лица, правда, мимика однообразна. У них есть какое-то свое подобие общества. Правда, нормально живут они парами, а больше, чем вдвоем, им жить трудно: начинают драться друг с другом и выживать других «особей». Хотя – как-то не поворачивается язык называть их «особями». Дело в том, что все-таки, Питомцы – не зверушки. У них довольно сложная организация.  Имеют они  свои орудия труда, умеют возделывать землю и выращивать плоды, которые и едят. У них свой гортанный язык, трудно воспроизводимый, примитивный, но понять можно. И еще – они абсолютно аморфны ко всему, что происходит вокруг. По-моему, они так и не поняли, что за катастрофа с ними приключилась. Как выращивали свои бобы, продираясь в составе Сигмы-6 через слои Глубины, так и продолжали это делать.
     В то же время, лишившись естественной своей среды, эти бедные мигранты не смогли бы жить самостоятельно. Потому их и прозвали Питомцами, и стало понятно, что кто-то должен взять над ними опеку.
     Не знаю, как Френк их пристраивал, но в итоге дело дошло до Гекаты. Она и определила, кому их передать. В том числе, и Нияза попала под раздачу.
     Питомцев расселили по «заповедникам», создали им  освещение, почву и климат, близкий  их родному. Новые владельцы относились к Питомцам по-разному. В основном, люди рады были возможности о ком-то позаботиться. Маяк ведь «рабочая» планета;  детей здесь немного, а домашние  животные  вообще практически отсутствуют. Поэтому многие тепло отнеслись к новым поселенцам и увлеченно ими занимались. Подыскивали Питомцам всяческие интересные «игрушки», конструировали им новый климат.  Их носили друг другу в гости и старались «сдружить». Опекуны могли часами делиться забавными историями  о нравах своих Питомцев, обсуждать их нужды и характеры.
     Совсем по-другому относилась к ним Нияза. Возможно, ей просто досталась действительно не самая лучшая пара. Во всяком случае, они ее раздражали.
- Как ты их назвала? – спросила ее я как-то.
- Да никак. «Этот» и «Эта».
     Вот так вот. Впрочем, понять Ниязу было можно.
- Я  пыталась сначала делать для них все лучшее, - говорила Нияза. – Но честно сказать, не в коня корм.
      Их земля была почти истощена и давала мало плодов.  Но помочь им было невозможно: все новое Питомцы воспринимали «в штыки». Удобрения, которые с таким трудом достала для них Нияза, они выбросили и завалили нечистотами.  Когда Нияза попыталась изменить освещение, чтобы подпитать плоды светом, Питомцы стали огораживать от него свои насаждения.  В результате свет перестал поступать совсем, и зелень начала вянуть.
«Идиоты», - пожала плечами Нияза и вернула свет, как он был.
     Нияза пыталась подкинуть в «заповедник»  какие-то детали для уплотнения их убогого жилища. Но они использовали только то, к чему привыкли: гнилую древесину. Поэтому они постоянно кашляли и болели, но латать дыры в доме отказывались.  Все «конструкторы», доставленные Ниязой, валялись по углам «заповедника», пока она не забирала их втихаря. 
     Однажды Нияза, посмотрев, как устроен быт у других Питомцев, решила сделать для них родник с чистейшей водой. Увлекшись, она трудилась несколько дней, оборудуя причудливое сооружение с желобком, камешками, постоянным перетоком воды.  Ночью, когда Питомцы спали, Нияза бесшумно установила свой родник. 
     А утром утомившаяся за ночь Нияза проснулась от диких гортанных криков. Питомцы ругались.  «Этот» махал своими конечностями и вопил, «Эта» протяжно выла, стоя по колено в воде. Нияза так поняла, что он требовал, чтобы она шла работать вместо того, чтобы прохлаждаться, плескаясь в источнике.  Потом «Этот» влез в воду, схватил «Эту» за конечность и стал вытягивать наружу. Она отбивалась, потом умудрилась схватить второй конечностью камень, заботливо уложенный Ниязой у края источника, и ударила им ему прямо в пухлый живот. «Этот» выпустил «Эту», согнулся пополам и завопил. Она убежала, огрызаясь на ходу.  «Этот» разогнулся и побежал было за ней, но потом вернулся, ворча. И со злостью стал заталкивать камни в источник. Вода помутнела, переливаясь через чудесный желобок; камни летели в источник, разбрызгивая мутную жижу.   Наконец, завалив источник камнями и грязью, он удовлетворенно хмыкнул и почапал прочь, полоть свои грядки.
     А Нияза зареклась что-либо еще менять у них в «заповеднике».
     А менять-то было нужно. Из-за непроходимой упрямости Питомцев, переходящей, по мнению Ниязы, в тупость, климат начал меняться.  В условиях их родной планеты все ресурсы мирно циркулировали, обеспечивая Питомцам безбедную жизнь: свет согревал землю, земля, в свою очередь, согревала плоды. Земля в их краю была очень активна; она быстро перерабатывала отходы от плодов, работая как маленькая электростанция; от энергии, образующейся от переработки плодов, согревался воздух, и еще хватало подпитки для зелени. Таким образом, Питомцы росли в теплом и влажном климате.
     Однако поскольку земля была истощена, а удобрений Питомцы не признавали, тепла становилось все меньше и меньше.  Сухая, безжизненная почва рождала чахлый урожай.
     Нияза не раз замечала «Этого», сгорбившегося над своими грядками. Он поднимал листья, перебирая сухие плоды своими морщинистыми конечностями, безнадежно вздыхал и угрюмо бормотал что-то себе под нос. В такие минуты Ниязе становилось жаль Питомцев. Она, в общем, могла представить, что заботит это странное существо.  Но потом из гнилого жилища появлялась «Эта», такая же бесформенная и безобразная, на вкус Ниязы. Они начинали визгливо спорить, виня друг друга в том, что не взошел урожай.
     У Ниязы заболевала от них голова.
«И хрен с вами, - думала она. -  Не умеете жить нормально – замерзайте нафик».
     Постепенно в «заповеднике» и впрямь становилось все холоднее. Нияза подсчитала, что температурные изменения, раз начавшись, будут ускоряться в геометрической прогрессии, увлекая за собой и другие перемены климата.
     Свет становился все более тусклым. Иней, покрывавший иногда землю по утрам, скоро не мог растаять и к полудню.  Неминуемо надвигалась мерзлота.
     Единственное, чем могла им помочь Нияза (надеясь, что хотя бы это они примут) – это подбросить Питомцам теплую одежду. Впрочем, глядя, как они дерутся, раздирая ее на части, она пожалела об этом.
     «Скорее бы уже все кончилось», - подумала она. У нее мелькнула мысль куда-то спрятать «заповедник» и достать его через пять-шесть световых дней, когда, по ее понятиям, там уже будет лежать плотный слой снега.  Но непонятно почему мысль эта показалась ей неправильной.
     А события в «заповеднике» происходили с катастрофической быстротой. И очень скоро настал день, когда пошел снег. Снег пошел, и это, видимо, был последний день Питомцев.
     Нияза увидела, как из гнилого жилища выбрался, ворча и запинаясь, «Этот». Видимо, на свету было все же теплее. Потом, вслед за ним, появилась «Эта». Их уродливые тела приблизились друг к другу.  Потом они сбросили эти бесполезные уже теплые тряпки, которые дала им Нияза, промокшие насквозь и не способные их обогреть. Они обнялись своими конечностями, и «Эта» прижала то, что можно было назвать головой, куда-то выше его живота. И Нияза увидела, что при всей аморфности, их тела, с их впадинами и выпуклостями, абсолютно подходят друг другу. Когда они обнялись и стояли под тусклым последним светом, они были едиными целым.  «Этот» поглаживал ее и урчал что-то, уткнувшись своей большой, несуразной головой в ее шевелюру. И она, обнимая его, также урчала что-то в ответ. Они, видимо, понимали, что пришел их конец.
     Тут сердце Ниязы дрогнуло, и она поняла, что как бы мы ни были уродливы, последнее, что остается в нас – это милосердие.
     Она достала обогреватель и, сломав климат, который так долго выстраивали наши ученые, просунула обогреватель в «заповедник».  Стало теплее. Снег начал таять.   
     Питомцы оторвались друг от друга и удивленно обменивались гортанными звуками, не понимая, что происходит.
     Фактически, Нияза разрушила «заповедник». Она понимала, что придется заново растить плоды и строить дом, и что это потребует от нее колоссального труда и долгих забот. Но что ж ей оставалось делать – если влез в чужую Систему, хочешь-не хочешь, а становишься ее частью…
     Ниязе и вправду пришлось потрудиться. В общем-то, ей пришлось выращивать плоды вместе с Питомцами. Она стала заправским агрономом: сеяла, бороздила, удобряла… Дурацкие бобы все не хотели вырастать, и Нияза, оставив всю свою основную работу, дни и ночи напролет возилась с «заповедником»: меняла угол светового излучения, подсыпала удобрения и поливала плоды особым «живоносным» раствором.
       Не очень ясно, как Питомцы отнеслись к этим переменам. Видимо, от эйфории, что чудесным образом все образовалось, и они остались живы, Питомцы вообще перестали что-то соображать. «Ну, хоть не мешают, и то хорошо», - ворчала Нияза. Питомцы в основном прятались в доме и догрызали оставшиеся запасы бобов. Иногда только любопытство (оказалось, и у них есть все-таки какое-то любопытство) выгоняло их наружу посмотреть, что там такое творится.
     Через некоторое время, с помощью друзей-специалистов по климату, ей удалось «закольцевать» снова природу в «заповеднике». Питомцы к этому времени так отощали, что еле волочили ноги. Но все же ниязиными усилиями им удалось выжить, и урожай был спасен.
     «Фух! – передохнула Нияза, - нате, вот вам ваши бобы. Попробуйте только снова изгадить весь климат! Не буду вас больше вытаскивать, вот честное слово, не буду, и все!» Но твердости в голосе ей не хватало. Нияза и сама понимала, что – ВСЕ: она обречена спасать их вечно.
     Недавно мы с ней виделись, и что удивительно, она минут пятнадцать рассказывала, как Питомцы колупаются, упорно зарывая привезенные  ей из какого-то отдаленного глубинного места плоды крыжеватника.
- Представляешь, вот даю им просто так – не едят! А если зароют, потом это все чуть подгниет, потом они эту гниль долго-долго соскабливают, и что осталось – малюсенький кусочек – едят и облизываются: вкусно! Вот странные, а?
     Я слушала и смеялась. Честно сказать, странной казалась мне Нияза, которая ухитрилась напрячь серьезную Исследовательскую группу (интересно, что она им наобещала за это?) доставать из   хрен знает какого отдаленного сектора Глубины этот драгоценный крыжеватник, - и только затем, чтоб Питомцы могли, после долгих ее усилий, закопав, раскопав и соскоблив, съесть маленькую сладкую сердцевинку…