Как прп. Сергий Радонежский в советские годы...

Анатолий Гурьевич Холодюк
КАК ПРП. СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ В СОВЕТСКИЕ ГОДЫ ИЗМЕНИЛ ЖИЗНЬ ВОРОНЕЖСКОЙ СЕМЬИ


Фото: Икона преподобного Сергия Радонежского. Баронесса Елена фон Бресенсдорф.
(Ок. 1981 г. США. Ричмонд). Публикуется с разрешения правообладателя.


Поиски по объявлению в Мюнхене репетитора английского языка «желательно с американским произношением»  привели автора этих строк к госпоже Шепиловой Елене Васильевне. Она позвонила и кратко представила свою «визитную карточку»: после окончания учебы на философском факультете МГУ более 30 лет жила  в США,  где с супругом из ФРГ занималась бизнесом  и  в свободное время «переводила духовную литературу одной из религиозных конфессий».
 
После первого формального знакомства с новым учеником Елена Васильевна в конце пробного занятия вдруг заинтересовалась, «с кем имеет честь» и каково «хобби» автора:

Анатолий Холодюк (Далее – А.Х.): Пенсионер. На досуге пробую писать статьи сугубо церковного содержания. Посещаю храмы, музеи, архивы, Государственную библиотеку. Хожу в оперу,  гуляю, путешествую… Волонтер, коллекционер. Что еще?.. «Начитался» в интернете о деменции. Вот тренирую и развиваю в свои годы память. Пожалуй, это все…

Прошло недели три, и в первые минуты очередного занятия  Елена  Васильевна неожиданно предстала перед автором совсем другим человеком.

Eлена Васильевна (далее – Е.В.): Минувшей ночью два раза читала ваше произведение об отце «Филипок из Киево-Печерской лавры». По-моему, рассказ  получился пронзительным.  Он вызвал и  меня на откровение. Я долго думала и решила…поведать  вам одну необычную  историю. Она обо мне и о  моих родителях. Вы не против?! Вы не спрашивали  меня о моем происхождении, потому и не говорила, что имею американский паспорт,  я давно сторонница Республиканской партии США, а также … (смеется. – Примеч. автора) крыса по китайскому календарю.

А.Х.: …и родились вы в Харбине или на Тайване.

Е.В.: Не угадали. Я - русская, родилась в Воронеже.

А.Х.: Да  я давно понял,  что у вас  славянские корни вперемешку с чопорными манерами.  Простите, я могу воспользоваться диктофоном и записать ваш  дальнейший рассказ? (Ученик  приходил на занятия с диктофоном, чтобы фиксировать на нем «американское произношение»  репетитора родом из России. – Примеч. автора).

Е.В.:  Да, можно.  Но с одним условием.  Я не позволя-я-яю  вам  ничего рассказывать  и публиковать  обо мне. Вы только что произнесли:  «чопорные манеры»?! Как это понимать?

А.Х.: Никак. Не стоит обращать внимания на мои шутки: я могу ошибаться.  Да, договорились с вами,  не буду публиковать, коль «не позволяете». Однако  мне  хотелось бы  осмыслить все в вашем повествовании!  Вдруг  в нем будут интересные мысли для моего дневника! 

Е.В.: Думаю… да. Когда  я впервые  увидела  вас  в черном пиджаке и такой же рубашке, то решила, что вы – католический священник.

А.Х.: Да уж!? Много чести  мне. Ошиблись.

Е.В.:  Так вот, Воронеж – это моя маленькая родина. В нем на шестнадцатом году  девичьей жизни, в далеком… 1964 году явился  мне  во сне преподобный Сергий Радонежский. Он подошел к моей парализованной маме, взял ее на руки и стал c нею уходить со двора, а я закричала ему вслед: «Куда вы ее забираете?» Тогда он заметил и меня, повернул лик в мою сторону и жестом руки успокоил, мол, все будет хорошо. Потом… (Длинная пауза. - Примеч. автора). Что с вами?! По вашему удивлению и такой… улыбочке  на  лице вижу, что вы не верите. Обижаете. Взгляните на мое лицо! У меня маленький рот, и мои уста с детства не лгали.  К этому обязывает мое положение в обществе…

А.Х.: Простите великодушно. Но люди в эмиграции иногда заявляют о себе всякие неправдоподобные  истории - далекие от истины. Вы-то когда-нибудь исповедовали эту свою историю православному священнику? Или – рассказывали  о ней, например,  своему домашнему врачу? Почему - мне?

Е.В.: Не рассказывала. Думала, вам это будет  интересно. В том обществе, где я общалась в Ричмонде, а теперь -  в   Мюнхене,  не встречала  глубоко верующих людей…

А.Х.: Однако здесь их очень-очень много - в  мужском монастыре,  в храмах и в миру.

Е.В.: Я не хожу никуда. Живу после смерти супруга как отшельница. У меня здесь  свой  и  узкий круг общения. А в нем никому не интересно, что этот русский святой Сергий Радонежский живет в моем сердце… что  ежедневно обращаюсь к нему. Он очень помогал мне в жизни. Поверьте, а в ней было много страданий. Очень много…

А.Х.: С одной стороны, это не плохо. Некоторые считают, что страдания - необходимое условие духовной жизни. Вы же читали Достоевского.

Е.В.:  Читала, конечно.  Самое интересное, что до того  удивительного случая  в Воронеже я вообще ничего не знала об этом святом. Сейчас  я-то уже знаю, что в миру его звали Варфоломеем Кирилловичем и в моей памяти  хранятся все даты  его жизни. Да, я поделилась о явлении Сергия Радонежского только с нашей милой соседкой  по дому - престарелой Надеждой Николаевной. В те хрущевские времена в нашей семье и все жители  на  нашей Авиационной  улице  называли ее «попадьей»…

А.Х.:  То есть - матушкой воронежского священника?!

Е.В.:  Помню, что ее муж-священник  скончался, когда мне было лет 12. Она жила в соседском доме номер 18 «а» вместе с какой-то старой «богомолкой» Софьей Михайловной. Она происходила из дворянской семьи и была высокообразованным человеком. Учила меня английскому  и французскому языкам. Фамилии этих тетушек, к сожалению, стерлись в моей  памяти.  Запомнилось мне, что после моего рассказа они вдруг засуетились, переглянулись между собою и потом перекрестили меня с головы до ног. Преклонили меня к полу перед  их иконным уголком.  А сами, помню, совершили   земные поклоны и прошептали мне на ухо, чтобы я никому-никому  и никогда-никогда не  говорила о явлении святого.  Я спросила их, почему нельзя?  Надежда Николаевна ответила, что  «благодать может  отойти» от меня. А Софья Михайловна тогда добавила:  «Леночка,  ты вот  скажешь об этом  курице, а она - всей Авиационной улице». Еще они сказали мне, что  моя мама обзательно выздоровеет. Потом эти  милые женщины вручили мне какие-то бумажные советские рубли «на свечи», подарили платочек для головы  и велели  срочно пойти помолиться  в наш Покровский  собор. Да, они еще сказали, что за маму  и за меня, оказавшихся в тот год  в большой  беде, «молилась вся наша улица».  Но теперь я вспомнила, что моя выздоровевшая  мама говорила мне, что эти наши женщины-соседки заказали в соборе благодарственные молебны - один за меня, а другой – за маму.

А.Х.: Вы тогда были воцерковленной?

Е.В.: О чем вы спрашиваете!? Конечно, нет. Разве не помните то время? Да, была крещена, но верующей не была и на богослужения не ходила и не причащалась.  Ни одной молитвы не знала. Мой прадед по материнской линии   Степан  Стефановский был священником. А я вот была комсомолкой! Находиться в  комсомольских «рядах» -- это  были правила игры моего поколения.

А.Х.: Да, помню. Зайти комсомольцу в 60-е годы в церковь, это равносильно подписанию себе приговора.

Е.В.:  Я училась игре на фортепиано в музыкальном училище,  немного пела.   Холила свои очень больные  пальцы, желая видеть их красивыми и длинными.  Тогда они были, конечно,  без  вот этих колец  и мне было иногда трудно играть  на инструменте. (Рассказчица показала автору свои дорогие ювелирные изделия с жемчугом. Потом еще раз  оглядела свои пальцы и стала их массировать под столом. – Примеч. автора). Врачи говорили, что я болела полиартритом.

А.Х.: Читал у старцев, что Господь, посещая  людей болезнью, может излечить и наградить   их духовным жемчугом. Похоже, такое случилось и с вами.

Е.В.:  Да, Сергий Радонежский  очень укрепил меня. Мое детство проходило рядом с Покровским собором и в соборе. Но не на его службах.  Со сверстницами и с младшим братиком я  часто влезала даже на колокольню. И там, как милая девочка-фантазерка,  расставляла  в стороны свои ручонки и хотела летать-летать, как  городские ласточки… Не улыбайтесь, вот такой  и росла.  Такова  была моя природа.

А.Х.:  Значит, по совету этих глубоко верующих тетушек Надежды и  Софьи  вы отправились  в собор? Городские власти не закрыли его в хрущевские времена?  Не могли бы вы вспомнить во всех деталях,  что вы  делали в тот  знаменательный день в  Покровском соборе?

Е.В.:   Нет, власти не закрывали его в нашем городе. В соборе  я знала в те годы всего три иконы: Божией Матери, Иисуса Христа и Николая-чудотворца.  А вот такого лика преподобного Сергия, каким он мне явился ночью и во сне,  я  вообще не нашла.  У  этих знакомых мне  икон  я и поставила свечи. Возблагодарила святого Сергия не какой-то особой молитвой, обращенной  к нему, а просто - своими словами.  Причем,  не  вслух, а про себя.   Тихонько произнесла сердцем то, что чувствовала  в тот момент. Это позже я поняла, что  святой исцелил мою маму Екатерину Михайловну и меня. Мама тогда работала учительницей языка и литературы в советской школе. Воспитывала троих детей:  меня – самую старшую, моих  младших братика  и сестричку. Я и раньше очень часто заходила в собор, когда там проходили  службы или  не было их. Незаметно и тихо сидела на одной табуреточке. Иногда присутствовала на спевках пожилых женщин…Нравилось. Перед Покровскими праздниками  к  нашему собору  приезжали и приходили многие паломники. Наша улица заполнялась незнакомыми людьми. Почти все наши соседи принимали богомольцев на ночлег. Однажды в октябре, еще до явления мне преподобного Сергия,    я увидела одну дрожащую от холода женщину, которая пристроилась  отдыхать на камнях возле собора. Спать в нем   священники никому не разрешали. И вот на свой страх и риск я пригласила эту бедную женщину к нам домой ночевать. В нашем деревянном доме  было пять комнат. Маму я  очень любила и знала, что она не будет меня ругать. А вот поведение моего отца Василия Михайловича не могла предугадать. У него был ужасный характер. Деспот, он часто меня бил, даже крови. Ни за что! Или за проделки  моего братика, которого я  защищала и брала его вину на себя.  Мама его тоже, честно сказать, побаивалась,  Она  все прощала ему. Он же как  молодой советский офицер попал в фашистский плен в начале войны и  находился до 1945 года  в концлагере Дахау, здесь у вас под Мюнхеном. Поведение отца было для меня всегда непредсказуемым. Стрессы или нервы? – не знаю, были ли последние  у него после пребывания в лагере? Я его не любила …

А.Х.: Но вправе ли мы судить родного отца раньше Бога?

Е.В.: Нет, не должны. И вот что показалось мне тогда удивительным. Отец отнесся к появлению верующей женщины в нашем доме очень положительно. Помню,  сказал маме и мне:  «У  нас на Руси прежде гостю поднеси». Просил маму накормить женщину и уложить отдыхать на кровати в отдельной комнате.

А.Х.:  Возможно, он очищал свою душу молитвой...

Е.В.: Этого я не знаю. Но после первой ночевки в доме незнакомой женщины наша семья поступала так ежегодно с теми, кто приезжал в собор накануне праздников и нуждался в тепле и крове. Но у нас всегда гостил только один верующий человек и каждый раз новый.  «Попадья» говорила моей маме: «Кто редко приходит в наш дом, того  хозяин хорошо и угощает». Так мы и поступали.  Жили в достатке, но до поры и до времени.

А.Х.: Что-то произошло в вашей семье?

Е.В.: Произошло. Вы заметили, в своем  устном откровении я  не называю  отца своего  папой. Он возглавлял у нас  в Воронеже какой-то …стройтрест, что ли? Короче, занимался строительством и ремонтом частных домов.  Заказчики его избаловали. Они давали отцу взятки, делали разные подарки, например, однажды принесли в дар ведро с куриными яйцами. Еще что-то вручали.  Я совсем  не вникала в домашнюю бухгалтерию моих родителей.  Кто-то из  недоброжелателей  донес на отца,  его арестовали, имущество в нашем доме описали, все деньги конфисковали.  Слава Всевышнему, дом у нас не забрали. Суд приговорил отца к семи годам тюрьмы. Мама глубоко переживала  всю  эту трагедию и стыдилась позора. Вот тогда и  случился обширный  инсульт, а за ним последовал и  паралич всего тела. Врачи определили ее состояние  как «безнадежное», сказали, что может умереть по дороге  в больницу. Она была якобы «нетраспортабельной». С  преподаванием в школе ей  пришлось расстаться. Денег в доме для пропитания  –  ни копейки. Моя учеба в музыкальном училище  была  под угрозой.  Мне помогли устроиться на работу: я готовила малышей к поступлению в музыкальную школу. Какие-никакие –  а все-таки деньги.  В семье  я была  старшим ребенком, потому все-все домашние заботы: кормление братика и сестренки,  трудный  уход за  больной мамой – все это легло на мои, вот эти плечики.  А мне тогда было  всего 16 лет! Я познала всю горечь «Золушки», работая  в доме сиделкой, санитаркой, уборщицей, поварихой…с фортепьянным уклоном. Руки мои, эти хрупкие мои рученьки превратились от стирки,  представьте себе во что. Тогда же и резиновых перчаток не было! Я выносила все… из-под мамы, жгла газеты в комнате  для устранения  запахов. Стирала постельное  и нижнее белье - и света белого не видела. Но  все терпела и ухаживала за  братиком и сестренкой. Их  и маму надо же было чем-то кормить!  И  не один  раз в день. Вот с тех пор я  и научилась   принимать пищу сначала два, а позже –  всего один раз в день. И так - до сегодняшнего  дня.

А.Х.:  Гм! Вы еще и аскет?!

Е.В.: Да, так можно сказать обо мне. Мясо и хлеб не ем. Алкоголь – никогда! Кофе – нет.  Избегаю общественного питания. И вам не советую посещать кафе и рестораны. Видите сами, кто там сейчас на кухне работает… Рыбу ем каждый день, картофель, огурец. Шоколад – да. Пью только чай и много…

А.Х.:  Лепестки роз с утренней росою?! (Произнес не без иронии в голосе. – Примеч. автора).

Е.В.: Да… Моя жизнь  при больной маме в Воронеже не  усыпана была в тот год  бутонами роз. Лежачая мама все видела и плакала. Не от боли, нет. А глядя на меня. Она даже хотела умереть. А у меня не было  сил и времени плакать. Слезы высохли. «Попадья» и «богомолка» знали все обо мне. Они жалели   и  видели,  как мне  трудно. Конечно, они молились за меня и за  мамочку.  У меня было тогда  безысходное положение. При маме я не плакала, а когда всех укладывала в постель, то сама падала  в кровать или на раскладушку  и там тихо рыдала. Спала  тогда не более четырех часов.

А.Х.:  Да. Я вас понимаю. Но прошу вас сегодня или в другой  раз  очень подробно рассказать о явлении вам  преподобного Сергия.  Важны все мельчайшие  детали…

Е.В.:  Вижу, все мужчины одинаковы - в Америке и в Баварии.  Вот и вы, Анатоль, такой же нетерпеливый, каким был  мой покойный супруг Отто… Я однажды пыталась ему на английском рассказать удивительную историю в моей жизни, но он, кажется,  так  ничего  и не понял.

А.Х.: Потому то он... Супруг-то ваш какую веру исповедовал? Небось,католическую?

Е.В.: Да. Как очень известный в Южном Тироле немец, с хорошей родословной, он приехал из Америки  умирать сюда, в Мюнхен, где  живет его сын от первого брака. Муж был старше меня… на двадцать три года. До меня, по его рассказам,  у него было пять!!!  женщин, и все  они – «ведьмы». Это с моей точки зрения. Потому что все они - не русские. Мы с супругом   провели вместе счастливые годы нашей совместной жизни. Хотя я называлась и русской, но Отто  как западный человек  не хотел знать русских святых. После Иисуса его «вторым богом» считался бизнес в Америке…

А.Х.: Понятно. Давайте-ка теперь вернемся в Воронеж середины 60-х годов.  Когда и как  явился вам  Сергий Радонежский?

Е.В.:  …Однажды вечером моей больной маме стало совсем плохо. После приема большой дозы лекарств она притихла и заснула.  Мне  важно было  рано утром   встать, и  я  почему-то решила  в ту ночь прилечь не в  маминой комнате, а  на открытой веранде и на  раскладушке. Так я часто поступала в теплые дни. Мое тело провисло на брезентовом покрытии. Несколько обрамлявших его пружин отсутствовали, но от усталости я ничего не чувствовала. Мгновенно уснула.  И вот во сне я почему-то увидела в нашем закрытом дворике себя возле ограды. Потом вижу, что к нашему дому откуда-то стало приближаться какое-то облако. Оно все увеличивалось и увеличивалось в размерах. И вот на нем возникла группа облаченных в  белые одеяния  людей. Их было приблизительно 14 или 15. Вот в этой живой иконе или...  картине выделялась фигура сидевшего  на троне высокого, молодого незнакомца с короткой бородой. На остановившемся, но  взбухающем облаке появились большие и светящиеся два  слова «Сергий  Радонежский».  Группа призрачных людей  как бы  зависла в воздухе на живом облаке. Отчетливых  лиц  у сопровождавших святого я не запомнила. Не обращая на меня внимания, святой в белом одеянии легко ступил на землю и сам вошел  в  дом. Потом как бы сменился кадр. Святой появился на пороге  с моей мамой на руках. Его лик не был обращен  ко мне, но я  громко спросила:  «Куда Вы  уносите мою маму?»  Святой  перевел  взгляд в мою сторону. Далее он как бы  поднял  руку и  протянул ее к моей голове. Не могу объяснить жест  его поднятой руки. Возможно, таким  жестом он хотел успокоить меня.  Тут я и открыла свои глаза на веранде. Все  изображение мгновенно исчезло.  Я почему-то  испугалась,  вдруг мамочка умерла!?  Вбежала в ее комнату!  Мама не меняла положение тела и тихо спала. Я чувствовала биение своего взволнованного сердца. Все утро только и думала о странном видении… Потом постучала  в дом «попадьи». Дальше вы знаете…

А.Х.: Не знаю. И что же дальше?

Е.В.:  Наступили будние дни. И… заглянуло солнце и в мое оконце! Через несколько дней я поняла, что не всякий человек умирает,  кто хворает…

А.Х.: Вы прямо пословицами говорите… Откуда это у вас?
 
E.B.: От мамочки моей! От тетушек-соседок, которым   рассказала о явлении святого Сергия.  Уже на третий день мама встала на ноги. Приблизительно три   месяца мама тяжело болела и чудесным образом  выздоровела! Вышла на работу. И я стала  забывать о своих некогда больных пальцах! Вот так преподобный Сергий Радонежский  и стал обитателем моей души. Представляете!?

А.Х.:  Я слушаю и слышу вас!  Вы даже изменили тональность своего рассказа и говорите о святом в каком-то  духовном восторге. Только я не помню, чтобы где-то читал или слышал об исцелении Сергием Радонежским очень больных людей. Помню, что мой первый духовник - архимандрит Доримедонт из Молдавии советовал  молиться святому о просвещении  разума к обучению и наукам.

E.B.: Правильно говорите, Анатоль! Сергий Радонежский и меня заставил учиться философским наукам в МГУ.  А я только  на третий раз поступила в университет! Из Москвы ездила в Загорск, чтобы поклониться в Лавре мощам  преподобного Сергия. Он изменил всю мою жизнь.

А.Х.: Ну,если так и произошло на самом деле, то...  пусть и будет этот святой вам, "русской с американским паспортом", непрестанной и солнечной радостью! Спасибо  вам за этот  рассказ. … Сегодня уже не будем, наверно, заниматься английским? Я точно не смогу.

Послесловие.

Через неделю автор показал и вручил Елене Васильевне напечатанный текст нашей беседы. Она попросила и кассету – для сверки. Долго не возвращала ни ее и  ни бумажный вариант своего рассказа. Думал, уничтожила!? Ошибся. Приблизительно месяц  автор уговаривал Елену Васильевну дать «благословение» на публикацию этого материала не в форме пересказа, услышанного  автором, а именно - беседы. И такое согласие в конце концов получил. Во избежание проблемных ситуаций  между автором и рассказчицей попросил заверить окончательный вариант текста подписью.

Последняя состояла только из двух начертанных слов: «Елена Васильевна».
 
- А где же здесь фамилия ваша?

- (После некоторого молчания. – Примеч. автора). На такого рода документах мы с покойным супругом не указывали фамилию.

- Ну, а как же без указания фамилии? Вроде бы это и не подпись тогда…

После раздумий Елена Васильевна достала из своей дорогой сумочки визитку и протянула ее автору. А на мелованной бумаге витиеватыми буквами золотого цвета начертано на английском языке: «Баронесса Елена фон Бресенсдорф».

Немую сцену прервал  женский голос:

- Поднимите голову, Анатоль. Понимаете, я не хочу выделяться в нашем мультикультурном германском обществе. Еще раз прошу, о чем говорила вам  при первой нашей встрече - никому не давать мой адрес и номер домашнего телефона. Обещаете?

- Да-да. "Никому-никому и никогда-никогда"…

Мюнхен, февраль 2024 г.

Автор выражает благодарность фотодизайнеру Ольге Барлехис (Сидней)