Глава №8-а
-Позвольте слово молвить, уважаемый Фарес. Я вчера вернулся из Каны. Известный вам Клеопа пригласил меня на свадьбу своего сына Симона и там, уважаемый Фарес, я увидел чудо собственными глазами, вот этими, - Салмон пальцами обеих рук оттянул нижние веки, выпучив и без того вылезающие из орбит глаза, - и краем вот этого - он оттянул мочку волосатого уха, - услышал невозможно во что поверить.
Я задержался в Сепфорисе в поисках подарка для жениха и вернулся в Каны в разгар пира. Когда я подходил ко двору Клеопы, услышал голос Ешу, сына Иосифа из Назарета.
Вы должны хорошо знать его отца, этот сундук, - он указал пальцем в сторону расписанного виноградной лозой сундука, - его работа. И Ешу вам хорошо известен.
Тот самый, уважаемый Фарес, о ком слухи коснулись и ваших ушей. Бродит по Галилеи с кучкой бродяг и мутит народ. А быдло, ам-хаарец, признаёт его за пророка. Но что путного выходило когда-нибудь из Назарета.
Извините, уважаемый Фарес, я кажется, отвлёкся. Я тоже так считал до вчерашнего дня. Но-о... вчера Ешу совершил чудо. Так вот, слышу он приказывает наполнить чаны водой.
Когда я подошёл поближе, один из служителей подал кувшин с водой архитриклину. Тот отпил из своей чаши и восхитился вкусом вина. Я подумал, что он шутит. .
.К сожалению, уважаемый Фарес, я не отведал того вина по причине моего больного желудка, не принимающего спиртного.
Но я видел вот этими, - Салмон снова поднёс пальцы к глазам, - в их чашах была вода, но они пили её и восторгались : - Какая вкуснотища! Очевидно, у каждого из них во рту вода превращалась в вино.
Клянусь господом, это я видел сам. Страх меня обуял. А когда мне поднесли чашу выпить за здоровье молодых, я сказал, что это не вино, а вода и выплеснул в траву. Теперь я для Клеопы враг. Я, видите, оскорбил его и его гостей. А я был свидетелем колдовства!
Других объяснений у меня нет. Он околдовал полсотни человек, заставив поверить, что они пьют вино!
Салмон умолк, разинув рот, удивляясь собственной только что пришедшей к нему мысли. Затем вскочил и, потрясая кулаками, пронзительно закричал: - Он колдун!
Фарес, сгорбленный временем и болезнями, до этого молча слушавший, вздрогнул всем телом, резко вскинул голову назад, отбросив на плечи вьющиеся седые пряди. Богат был годами старый книжник Фарес, что даже не ведал их количество.
Упорством и усердием добился он мудрости и всеобщего уважения жителей Назарета. Но сейчас этот жалкий фарисей откровенно позволил себе усомниться в его мудрости, фактически обвиняя в причастности к колдовству, ибо Ешу его любимый ученик, коего фарисей Салмон, ничтожнейший из ничтожных посмел обвинить в колдовстве.
- Не гневи Господа, Салмон, - голос Фареса переполнен печальной укоризной, - не оскверняй свои уста напраслиной по своему не знанию и недопониманию. Не пришло ещё время тебе понять, но оно уже близко.
И когда придёт время тебе понять, ты устыдишься сказанного. Помни, отчёт времени уже начался. А теперь оставь меня одного и знай - мои уши не слышали тебя и я надеюсь, что и другие уши также не услышат.
Только из-за уважения к старости и, разумеется, из-за того, что они были соседями - не будет же он портить отношения с соседом из-за какого-то проходимца - Салмон молча проглотил незаслуженную обиду и, скрыв ироничную улыбку в низком поклоне, вызывающе не спеша направился к дверям.
Сильный порыв ветра с грохотом захлопнул за ним дверь, протолкнув внутрь комнаты знойный выдох раскалённой жгучим солнцем пустыни.
Он обжёг впалые щёки Фареса, напомнив, что пора ему обратиться с молитвой к Господу о милосердии к страждущим рабам его, изнывающим от безводья и испепеляющей жары. Но впечатление от слов Салмона вызвало в нём воспоминание, погасившее потребность в молитве.
Он окончательно уверовал, что не ошибся в том худеньком мальчике со странным взглядом выразительных глаз, когда увидел его впервые 20 лет назад в стайке играющих мальчишек.
Его тогда удивило, как этот худосочный заморыш на голову ниже верзилы, злобно орущего и лезущего на него с кулаками, молча шагнул к тому вплотную и тот вдруг внезапно замирает и от прикосновения ладони мальчика опускает руки и, виновато улыбаясь, пятится назад.
Выглядело это довольно странно и Фарес понял, что мальчишка не прост, есть в нём какая-то сила, позволяющая укротить зло простым движением ладони, как это было подвластно древним пророкам.
- Неужели? - Вопрос завис, оборванный горькой мыслью. - Земля Израиля уже давно не рождает пророков. А вдруг?
Фарес подозвал мальчика. Тот вопросительно, не мигая, смотрел ему в глаза, с откровенной заинтересованностью в выражении лица.
Не понимая зачем он позвал мальчишку, Фарес вдруг неожиданно для себя, словно кто-то его заставил, предложил обучать его грамоте.
Ешу, так звали старшего сына Иосифа, плотника, известного всему Назарету как мастера на все руки, не мешкая согласился и потому как засверкали его глаза и смуглое личико осветилось счастливой улыбкой, Фарес уже тогда понял какого ученика он приобрёл.
И не ошибся Фарес. Уже в следующем году учёбы Ешу самолично читал подслеповатому учителю Писание и цитировал наизусть Моисеевы Законы и притчи и пророчества Исайи.
Поражался Фарес необъятности памяти, таящейся в маленькой мальчишеской головке и чем больше задумывался о своём удивлении, тем глубже прятал в дальний уголок своей души ещё непонятую им самим какую-то в чём-то мистическую тайну, окружающую удивительно способного мальчика. Если бы Господь позволил продолжить учёбу, то тайна мальчика раскрылась бы гораздо раньше.
Но у Господа свои помыслы, непостижимые разумом рабов его. Однажды в дверь постучал плотник Иосиф. Привёз он сундук, расписанный виноградной лозой в благодарность за обучение сына.
И как истинный иудей, верный преданию своих предков, произнёс то, против чего невозможно было возразить, ибо слово Талмуда священно.
- Я обрезал своего сына, вы наставили его в Законе и мне осталось теперь научить моему ремеслу.
В те голодные времена, ниспосланные Господом за грехи Израиля, никто ничего не строил в Назарете и не было работы для рук плотника Иосифа и ушёл он в Сепфорис на заработки, забрав с собой сына Ешу, чтобы обучать его своему ремеслу.
Каким красивым был раньше Сепфорис, иудейский город, с его синагогами, ритуальными бассейнами, с дорогами, мощёнными каменной, отполированной плиткой, с двухэтажными особняками, с уютными садиками между ними, с римскими виллами и дворцами, украшенными разноцветной мозаикой, изображением мужских и женских фигур, с двумя акведуками, обеспечивающими водой сорока тысячное население, с театром в центре города, вмещающим до пяти тысяч зрителей.
Здесь был мир иной, чем в галилейской провинции. Мир опасный для молодого ума Ешу, могущий затянуть его в многонациональный водоворот чуждых религий, греческой и римской культур и увести его с приготовленного Господом пути, в чём Фарес всё больше уверовал.
Помнит Фарес с болью в сердце, помнит другой Сепфорис, его дымящиеся руины. В лёгких Фареса навечно осела тошнотворная гарь человеческого жилья и заживо сгоревших соплеменников.
А в глазах, стоит их закрыть, словно бесконечный забор из крестов с распятыми на них мятежниками и сочувствующими им. Разве мог он забыть Иуду Галилеянина, сына Езекия, вершащего божье правосудие по всей Галилее над зажиревшими богачами и пособниками Риму.
Не избежал казни от римлян Иуда, как и его отец, потому что (в этом Фареса никто не переубедит) обоих постигла божья кара : не назначай себя самолично Мессией, не претендуй без права на это на трон царя Давида, ибо только самим Господом может быть ниспослан Израилю Мессия, освобождающий его от киттий и прочих язычников, а всё остальное от дьявола и подлежит божьему наказанию.
Сколько уже этих лжемессий распято на крестах - не счесть. Только с поддержкой Господа, его гнева на киттий, Мессия восстановит справедливость во всём Израиле, восстановит царство Давида.
- Как же быстро летит время, - посетовал Фарес, вспомнив как вроде бы недавно, казалось вчера, он называл десятилетнего Ешу катоном, а он уже давно гадол и уже учит других взрослых как надо исполнять законы Моисея и чтить Тору.
Вспомнил Фарес как однажды застал Ешу, сидящим на огромном валуне, скатившимся с горы в незабвенные времена, судя по тому как глубоко он врос в землю. Ешу сидел, обхватив руками колени и видимо глубоко задумался, не заметив подошедшего Фареса.
-О чём задумался мой дорогой гадол?
Ешу взглянул на Фареса, словно не узнавая. В лице его было выражение отрешённости, словно он ещё продолжал витать где-то в своих мыслях, далёких от всего земного, но улыбка и блеск глаз, осветивших радостью его лицо, молча сказали Фаресу, что Ешу вернулся в реальность. Он вскочил и низко поклонился ему.
-До чего же красивый вид отсюда. Благословенна земля наша. Я присяду, не против?
- Конечно, конечно, равви, - засуетился Ешу, помогая ему опуститься на камень.
- Присядь и ты.
Ешу сел рядом, явно волнуясь, судя по тому как теребил пальцы.
- Вы правы, равви. Отсюда чудесный вид. Я сюда прихожу часто. Каждый раз всё смотрится иначе. Красота завораживает, обостряет чувства. Вы только взгляните во-он на тот сад у подножья холма.
Отсюда алые гранаты смотрятся в тёмной зелени тлеющими угольками, а оливы блестят солнечными зайчиками. Глаз не оторвать! - воскликнул Ешу в восторге. - Так бы и любовался всю жизнь.
- Жаль... Красота не вечна, - вздохнул, сожалея, Фарес. - Завтра придут с корзинами и всё исчезнет.
- Объясните мне, равви. Я уже не раз задумывался, но так и не могу понять... Господь создал человека по своему образу и подобию. Но разве сегодняшний человек отвечает образу Бога? Злобный, жадный, готовый ради наживы убивать себе подобных.
Ведь всё, что создал бог, хотя бы эти горы, небеса, вот эти цветы, такие нежные, изумляющие глаз, даже вот этот мураш, ползущий по былинке - всё создано с любовью и для любви. Я чувствую, ощущаю в живую его любовь, она вливается в меня, наполняет состраданием к страждущим. Я захлёбываюсь любовью ко всему живому. Она терзает меня, не находя выхода. Кому нужна моя любовь, равви?
-Любовь твоя надобна Господу и людям. Коли станешь дарить её каждому встречному, вернётся к тебе вдвойне. И не будет больше насилия и опустошения на земле нашей, дарованной нам Господом. И будет Господь тебе вечным светом. И когда любовь твоя зажжёт свет в сердцах каждого иудея и будет он послушен Господу нашему, став праведным, тогда народ наш обретёт обетованную землю, изгнав всех поработителей и язычников.