Как не хотел мой отец оставаться после демобилизации в Ершове. Так получилось, что сначала, в 1957 году, приехали мы с мамой из Вернойхена, ГДР (Германская Демократическая Республика),опасаясь начала новой мировой войны во время венгерского восстания.
А отец остался дослуживать еще год в одиночестве. Как раз в это время у него появилась возможность больше покупать европейских товаров в военторге (Военная Торговля – система торговли, предназначенная для торгово-бытового обслуживания военнослужащих и их семей). И наши два ковра, в число которых входили знаменитые Шишкинские «Мишки», а точнее «Утро в сосновом лесу», он приобрел именно тогда. Знаменитые они назывались потому, что их производили много лет немецкие предприятия специально для советских военнослужащих. Выпускалось их много, поэтому по висящим на стене «Мишкам» сейчас можно судить о пребывании в ГДР наших сограждан или их родственников.Приобрел отец и знаменитый перламутровый сервиз «Мадонна», которым я и сейчас иногда любуюсь в нашем доме в Саратове.
Отцу, как и матери, хотелось определиться на жительство после службы где-нибудь в центре России (в Подмосковье, где жил родной брат матери), или в городе, откуда отец ушел в армию – Орле. Но в Москве в это время, как на грех, проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов, и всякая прописка в 100 км зоне от Москвы была прекращена. Помешал устройству и горячий характер отца. Он уже обменял удостоверение личности офицера на гражданский паспорт в Подмосковье. И, имея вполне реальные шансы на прописку при некотором ожидании окончания всяких бюрократических проволочек, он не выдержал этой паузы. И вдрызг переругался с начальником тамошней милиции, после чего всякое ожидание стало бессмысленным.
Город Орел тоже не оправдал надежд, квартиру можно было получить только через несколько лет, а где жить до этого? Участки под застройку тоже давались неприемлемые, заваленные кирпичным боем или на окраине. Тем временем подошла зима, и отец вернулся, на базу, в Ершов, где мы проживали в маленькой бабушкиной саманной мазанке (дом из саманного кирпича, саманный кирпич – глиняный необожженный кирпич), с отцом уже вчетвером: папа, мама, моя бабушка и я.
А тут на соседней улице ему стали усердно сватать довольно просторный, деревянный, из сосновых полубревен (полубревна – это бревна, распиленные пополам вдоль продольной оси) дом. С кладовыми, верандой, которые размещались под одной крышей. Дом был старый, в стенной основе своей хороший, но он требовал огромного капитального ремонта. Замене подлежали: деревянная замшелая, покоробленная протекающая крыша, фундамент из самана (на кирпично-бетонный), дощатая обшивка дома снаружи. Возникла необходимость и полностью перепланировать дом изнутри. Построить летнюю кухню, сарай, поднять, по-моему, целинный, приусадебный участок.
Но купить дом – это значило отказаться от переезда на новое место, пустить здесь корни, на что отец категорически не соглашался. Да и средств на покупку и ремонт дома и надворных построек требовалось много! Таких денег не было. Уж не знаю, как мама с бабушкой уговорили отца! Но весной 1958 года бабушка продала свою мазанку тысяч за 8, деньги отдала отцу, а уже отец уплатил за новый дом 39 тысяч рублей. Сумму довольно приличную для того времени! Достаточно сказать, что врач получал несколько сотен рублей в месяц.
Мы переехали в новый дом осенью или зимой, не помню. Помню только огромное количество клопов, гнездившихся в многослойных стенных обоях, прикрепленных к стене, в основном, кнопками. Они с радостью набросились на новых постояльцев – в первую зиму именно они были хозяевами дома. Не помогала даже довольно холодная атмосфера дома. Она создавалась небольшой чугунной печкой-буржуйкой времен гражданской или отечественной войны. С железной трубой, выведенной в стоящую рядом, в центре дома, круглую, облицованную железом, печь-голландку. Ее отопительные свойства, по-видимому, не удовлетворяли ожидания прежних жильцов – двух незамужних сестер в возрасте.
Дом был страшно запущен, ремонт не проводился лет тридцать – чувствовалось отсутствие не только мужской руки, но и полное пренебрежение к собственному быту. Видимо сестры никак не могли решить, кому и что делать по дому, так как дом составлял их совместную собственность.
Поэтому хозяйственные решения делались по принципу минимальной достаточности – зола из печки выносилась из дома по крутой лестнице из коридора прямо на «подлавку». Так у нас бабушка, а за ней и мы, называла внешнюю поверхность потолка дома под крышей. Туда же выносились всевозможные пузырьки от ликероводочных и аптечных бутылок и бутылочек, и другой хлам. «Культурный слой» достигал более полуметра, хорошо потолочные поперечные матки (балки) и потолочные доски были прочные и толстые. Аптечных пузырьков отец спустил вниз несколько конских ведер (отличаются от обычных повышенной емкостью – 15 литров). Мать их вымыла и (чтобы не пропадать добру), сдала их в местную аптечку, в которой такие емкости тогда являлись большим дефицитом. Аптекарша еще долго при встрече многословно благодарила маму, прося возобновить поставку, но источник поступления оных иссяк вместе с отъездом прежних хозяев.
Однажды я слышал, как отец вполголоса, чтобы не слышал я в соседней комнате, рассказывая о творящемся ранее в доме ранее «раздрае». Он говорил своим гостям о ведерке презервативов, найденных им на той же злополучной подлавке.
Мы нашли там даже клад, мешочек с царскими только медными (увы!) деньгами. Бабушка потом некоторым из этих монет нашла свое применение – она делала так называемую крепкую водку. Это было средство, заменяющее дефицитный, когда-то йод. Рецепт этого лечебного средства сообщил ей когда-то аптекарь. Смешивалась в какой-то пропорции азотная и соляная кислота, потом туда добавлялась медь (!) и ртуть (!), и прореагировавшая смесь зеленоватого цвета разливалась в бутылочки. При ранах на коже, достаточно было коснуться раны пробкой, смоченной оным эликсиром, как кровь тут же, как бы закипала и превращалась в зеленовато-коричневую массу, после чего о всяческих нагноениях можно было и не думать.
С интересом я рассматривал дипломы и аттестаты, найденные там же, большие листы плотной бумаги желтого цвета, выданные при Николае II и Александре III, с портретами упомянутых императоров вверху листа, с таким интересным перечнем предметов – закон божий, греческий язык и латынь! И с надписью – получено ПРИ ПРИМЕРНОМ ПОВЕДЕНИИ! Видимо, эти документы касались классической гимназии.
Как жаль, что они сгорели при пожаре дома!
Фото автора. На фото мой отец у только что отремонтированного дома.;