Вы, когда нибудь испытывали чувство ступора? Словно вы шли, и совсем не важно куда, в добром здравии и вас, совершенно неожиданно парализовало на ровном месте? Вот так стоишь и не можешь ничего сказать или хотя бы пальцем пошевелить. Вот такая живая мумия получается. Ну, или полу живая. Не знаю, как лучше сказать. Просто этой мумией была я.
- О, я вижу вас заинтересовала эта коллекция! Могу сбросить цену, если что. Хотелось бы чтобы это попало в руки человеку, которому это близко. Который знает цену этим наградам.
Я смотрела на бумажки с печатями и наградами фашистской Германии. Написаны они были на немецком языке и прочитать что там написано я не могла. Но ведь всё было ясно и так. А фото? Ведь это же эсэсовцы! Я их, конечно, в живую никогда не видела. Но если судить по фильмам и вообще из всего что я знаю, так точно – эсэсовцы. Тут и бумажек никаких не надо.
Мужчина, хозяин этой коллекции, увидел во мне потенциального покупателя и поэтому стоял рядом и продолжал её нахваливать.
- Мой дед очень дорожил всем этим. Но, мне это всё ни к чему. Мне даже негде это хранить. Вот, решили с женой всё распродать, и дом продать. Мы живём далеко отсюда и здесь оставаться не собираемся. Но я вижу, что Вам это родное и поэтому буду рад.
- Мне это не родное. – Наконец-то выдавила я из себя.
- Но Вы, определённо знаете настоящую цену всему этому.
- Я знаю настоящую цену всему этому.
— Вот видите, я не ошибся! Возможно у Вас тоже есть такая помять.
- Есть. Только не такая.
- Извините. – Сказал мой знакомый хозяину коллекции и взял меня под руку. – Мы ещё вернёмся.
- Там. На втором этаже есть пору интересных картин. – Громко говорил мне знакомый и уводил от этого стола с орденами.
- Алекс, прошипела я, - какие, к чёрту, картины? Сколько раз тебе говорить, что я в них ничего не понимаю? Валенок я. Село-деревня. Забыл?
- Не забыл. Но мне нужно было, как-то, оторвать тебя от того стола, пока ты не брякнула чего-то лишнего?!
- Что, например?
- Ты своё лицо видела?
- И что с моим лицом не так?
- Так ты словно не старую макулатуру увидела, а живого Гитлера.
- Алекс, почему он этим хвастает? Я бы ещё могла понять, что подобную память пытаются уничтожить. А он выложил на всеобщее обозрение. По-твоему, это нормально?
- По-моему – это прошлое. Ты ему ещё скажи, что твой дед был коммунистом.
- Пошли назад и я ему скажу. Спорим, что скажу?
- Не зря я тебя утащил и вовремя. И говори тише. Здесь ушей полно, и половина из них прекрасно понимают русский. Я в этом уверен. Американцы, как ты уже заметила раньше, на такие распродажи не ходят.
Я закрыла рот и молча шла по комнатам за своим знакомым. Но в моей душе всё негодовало. Все-таки нас хорошо идейно воспитывали в Союзе.
- Пойдём отсюда. – Сказала я своему знакомому.
- Ты куда-то спешишь?
- Я просто не хочу здесь находиться. Я не хочу ни к чему притрагиваться, не то, что покупать.
- Я не знал, что ты такая чистоплюйка. Я тут реально присмотрел пару вещиц, но хотелось бы чтобы люди рассосались и тогда уже поторговаться. Ну ты же сама уже знаешь эту систему.
- Ладно. Пойду по двору послоняюсь. Они там тоже что-то распродают. Надеюсь, на их растениях свастики нет.
Я сидела на лавочке во дворе, когда ко мне подошёл Алекс и сел рядом.
- Ну что, купил? – Задала я ему вопрос.
- Ещё нет. Но надеюсь.
- Окей, - кивнула я головой.
- Ну не дуйся. – Шутя пихнул меня Алекс в плечо. - Сейчас лопнешь. Водички принести?
- Знаешь, был такой мультик в Союзе про волка. Вот он там сказал, сидя под столом «сейчас спою». Ну и спел, на свою голову.
- Понял, давай – пой. Мне можно. А там – лучше не надо. – Махнул Алекс в сторону дома.
- Ты меня бесишь. И очень. – Уставилась я на Алекса. Словно все те бумажки принадлежали ему лично.
- Интересно – чем?
- Ты ещё и спрашиваешь? Алекс, твой народ тысячами сжигали в печах вот такие как его дед. А ты вот так.
- Как?
- Как ни в чём ни бывало картинку покупаешь. А может быть на этой картинке кровь кого-то из ваших? Это что? Это ни в счёт? Ерунда, которую давно нужно забыть и списать? Макулатура. Я всё правильно понимаю?
- Если это картинка кого-то из наших, как ты говоришь, то тогда она к нашим и вернётся. – Пожал плечами Алекс.
- Ну кто-то же должен сказать этому продавцу, кем был его дед на самом деле?!
- А ты думаешь, он не знает? Наивный ты человек, друг мой.
- А если знает, тогда почему?
- Потому что он гордиться тем, что его предки воевали с коммунистами. Хочешь доказать ему что это плохо?
- А ты хочешь мне сказать, что он понятия не имеет как уничтожались дети, женщины и прочее, без всяких там коммунистов? Да в самой Америке полно таких фильмов.
- Я хочу сказать, что не нужно ворошить прошлое. Его не вернуть.
- А я хочу сказать, что есть преступления, которые не имеют срока давности.
- Слушай, поморщился Алекс, - тебе хорошо жить?
- Хорошо.
- И мне хорошо. И вот им, всем, вокруг – хорошо. Вот этим и живи. Сегодня и сейчас. Да и вообще этот дед уже сдох, как я понимаю. И не нужно лить помои в мою сторону. Как ты знаешь, мои родственники тоже воевали. И мой дядя погиб, в 22 года, защищая Москву. Тебе же моя мама рассказывала это. Двое погибли в лагере. И мы никогда этого не забудем. Но нужно быть умнее. А это значит не пылать ненавистью, а жить и радоваться жизни. Радоваться, что у тебя есть такая возможность. Вот я это и делаю и тебе советую. Меня не воспитывали в ненависти. А вам, там, её насаждали с пелёнок. И теперь достаточно одной спички, чтобы уничтожить всё и вся кругом. И себя, в том числе.
- Ты думаешь, что тысячи могил, здесь, на кладбищах, которые помечены знаком, что этот человек прошёл фашистские лагеря, не желают отмщения? Простили?
- Думаю, что да. Ладно, чёрт с ними, с теми картинами. Поехали, отвезу тебя домой.
И уже по дороге домой, Алекс сказал
- Ты уже столько лет в Америке, а все равно не воспринимаешь этот образ жизни. Даже странно как-то. Ты же не станешь отрицать того, что здесь лучше?! Живи и радуйся. А тебе, порой, даже просто улыбаться сложно. Словно кто-то за тобой постоянно наблюдает и не даёт расслабиться. Оглянись вокруг. Нет ни у кого агрессии к тебе. Тогда почему она не выходит из тебя? Поверь, это заметно. И в первую очередь мешает жить тебе самой. Я не прав?
- Прав. Но этот фашистский дом…
- Ну вот, опять двадцать пять. – Расмеялся Алекс. – Повезло же моему другу с женой.
Не знаю, он сказал это с сарказмом или …