16
Тимур, как и обещал, заявился на следующий день. Вероятно, для подстраховки он приехал вместе с родителями. Елена Дмитриевна и Равиль Тимурович выжидающе глядели на Любу и её родителей, но те вели себя с ними по обыкновению доброжелательно и гостеприимно, а в отношении их сына заняли позицию негодующих сторонних наблюдателей, вынужденно мирящихся с его присутствием.
Гости приехали с цветами и подарками - праздник всё ж таки! Букеты на всякий случай держал в руках отец Тимура, наверное, во избежание повторения печальной участи тех цветов, что накануне были преподнесены Любе опальным супругом.
Празднования в общепринятом смысле не получилось, потому что все были напряжены. Люба и её семья избегали общения с Тимуром и даже смотреть в его сторону не желали, к тому же Вадик, мучимый прорезыванием нового зубика, всё время капризничал, не желая ни к кому идти на ручки, кроме мамы. В конце концов она ушла с ним в комнату, чтобы уложить спать, а когда вернулась, застала на кухне только мать с отцом.
- Что, гости уехали? – натянуто улыбнулась она.
- Да, слава Богу! – тут же отозвалась мать. – Я едва выдержала, чтобы не сорваться на этом наглеце… У-у-х, так бы и вцепилась в его наглую рoжу! – в сердцах проговорила она.
- Ну да, только ещё этого нам не хватало, – рассмеялся отец, - тёща с зятем в рукопашной сошлись… Ну ты, мать, даёшь!
- Даёшь… Как подумаю, что он натворил, так кипит всё внутри! А Лену жалко, прям вот сил нет как… Женщина даже постарела как-то за эти два дня, серая вся стала… Ох, правду говорят: маленькие детки спать не дают, а большие детки жить не дают! – эмоционально произнесла Надежда Ивановна. – Кто знает, сколько ненаглядный сыночек здоровья у Лены отнял своими похождениями…
- Ладно, оставь его в покое, главное, чтобы он от нашей дочери держался подальше, не бередил бы ей душу своим присутствием… А там пройдёт время, она сама разберётся, что ей делать! – вздохнул отец.
- Я пойду к Вадику, он вертится, того и гляди с кровати скатится, - сказала Люба, не в силах муссировать эту тему.
- Вот чёрствые вы всё-таки мужики, ни дать ни взять! – возмутилась Надежда Ивановна, как только дочь ушла. – Два дня всего прошло, а ты уже готов всё забыть и простить этого наглеца!
- Да не готов, я, Надя! Неправду говоришь… - возразил ей супруг. – Не готов… Но смотрю вот на дочь и понимаю, что тяжко ей, да и этот охламон, может, одумался всё же… Ребёнок ведь у них… Конечно, мы поможем, да и сваты в стороне не останутся, это факт, но она же молодая… А встретит кого… ну не век же она одна-то будет, - напоровшись на грозный взгляд супруги, пояснил он, - ты представляешь, как дитю с чужим дядькой жить?! Во-о-о, то-то и оно… Вот все эти мысли окаянные и лезут в голову!
- Ты вон лучше слазь-ка на чердак, туда же вроде кроватку убирали Колину-то, - вспомнила супруга, - Вадик такой вертлявый, действительно ещё сиганёт с кровати, не приведи Господь!
- Ладно, сейчас сделаю, только она, наверное, вся в пыли, паутине…
- И что? Думаешь, здесь тряпку в руках никто не умеет держать? - усмехнулась Надежда Ивановна. – Дедушка, например, - и она тихо засмеялась.
- Так и знал, - шутливо проворчал супруг и пошёл доставать кроватку.
Визиты Тимура стали почти каждодневными. Он старался приехать днём, когда Любины родители были на работе. Глядя на жену, он то умолял её вернуться и сыпал полными пригоршнями заверения в любви и клятвенные обещания бесконечной преданности, то, наоборот, злился и призывал супругу задуматься о будущем их сынишки и даже в порыве негодования грозился любой ценой отсудить опеку над ребёнком. Такие заявления пугали Любу и тогда она немедленно выставляла переходящего черту разумности мужа за дверь, обещая не пускать его на порог. Он выдерживал пару дней, а потом вновь приходил, заявляя, что здесь его сын, а он не лишён отцовских прав.
По выходным Тимур приезжал с матерью, а иногда ещё и с отцом. Елена Дмитриевна без сомнений поддерживала Любу, была с ней всё такой же доброй и мягкой, по-прежнему одаривая её и внука какими-нибудь дефицитными презентами.
Разговоров о возвращении к своему сыну, так смачно шмякнувшемуся в липкую зыбь измены, мама Лена с невесткой не заводила, но всегда смотрела на неё с нескрываемой надеждой и тоскливым ожиданием. Она всегда улыбалась, но взгляд её оставался грустным. Люба чувствовала себя с ней неловко и даже умудрилась пустить в свою душу некое чувство вины перед свекровью, но всё же понимала, что ей нечем обрадовать эту добрую женщину. Её сердце всё ещё пылало гневом, как только она вспоминала, что натворил её муж на пару с её же подругой. Иногда она даже представляла, что он вновь встречается с Зойкой, тем более, что препятствий-то сейчас никаких и нет, но свекровь, будто прочтя её мысли, невольно стряхнула с них тёмный налёт сомнений.
- Как же мне вас жалко-то всех, - грустно сказала она как-то Любаше, когда они вместе с ней отправились на прогулку с Вадиком, решив обкатать его новую прогулочную коляску, которую бабушка Лена только что привезла, - такая хорошая семья, нарадоваться на вас не могла … А внучок… такой славный ребёнок… Живи и радуйся, так нет же! Надо было моему сыночку так всё исковеркать! – в её голосе послышались слёзы и она, быстро достав из кармана своего жакета носовой платок, промокнула глаза. – А теперь что… приходит домой, а там тоска да печаль гуляют… и знаешь, что-то ему не очень хочется среди них находиться, к нам приезжает… Да можно сказать, что уже и переехал почти… говорит, дома каждый угол кричит о тебе и сыне и тем горше кажется разлука с вами! - печально сказала она. – Вот так-то…
Люба молча шла рядом со свекровью, не зная, что и сказать. Она понимала, что мама Лена ждёт от неё что-то вроде слов о легендарном втором шансе, а то и вовсе надеется услышать апофеозный сюжет прощения её сына, но Люба не была готова к выдаче такой волшебной индульгенции мужу-изменнику. Уж слишком глубока была рана, нанесённая им, да и соседство коварной подруги вовсе не способствовало очищению Любиной памяти от нежеланного архива.
- Мама Лена, Вы меня простите, но не ждите от меня невозможного, - не глядя ей в лицо, произнесла, наконец, Люба, – не могу я забыть того, что произошло… мне до сих пор больно и горько оттого, как со мной поступили!
- Верю я, деточка, верю, поэтому и не настаиваю ни на чём… Надеюсь, правда, на такое чудо, чего уж скрывать, надеюсь и жду… - тихо проговорила свекровь, обнимая свою Любушку.
- Но Вы так грустите в последнее время, что мне не по себе становится, будто всё из-за меня! – призналась ей Люба, борясь со слезами.
- Нет-нет, что ты! Вот так совсем не думай, точно уж не из-за тебя! – горячо заверила её свекровь. – Просто и на меня тоже всего сразу много навалилось… На работе у нас вообще что-то непонятное творится, да, впрочем, как и везде сейчас, - она махнула рукой, - скорее всего скоро не будет нашего универмага, ну, в таком виде, как он был всегда, а что и как будет, непонятно… Так что всё одно к одному, видимо…
- Мам Лен, Вы не переживайте так уж сильно-то, Вам же на пенсию в этом году, да? – спросила Люба, желая поддержать её.
В жизнь страны настойчиво входили переменчивые девяностые, и все так или иначе ожидали каких-то неясных и настораживающих новшеств, разговоры о которых велись везде и всюду, пугая своей неизвестностью и непонятностью.
- Да, но ты не думай об этом, за меня не переживай, главное - береги себя и Вадюшку, а дальше жизнь покажет, что да как... И помни ещё – я как полюбила тебя сразу, как только узнала, так и люблю по-прежнему… И всегда любить буду… Ты знаешь, я так долго мечтала о дочке, хотя и знала после рождения Тимура, что у меня не может быть больше детей… была сложная операция и… Ладно, не будем о грустном, тем более, что судьба всё же благосклонна ко мне, она подарила мне дочку, да ещё такую славную! – и она с жаром обняла Любу.
Они погуляли, потом пошли на остановку и, проводив свекровь, Люба покатила коляску в обратную сторону. Погода была чудесная. Солнце светило ярко и весело, подсвечивая молодую зелень не так давно распустившихся деревьев. В садах буйствовали белой кипенью вишни и сливы и нежничали розовыми одеяниями яблони - гордость этих мест. Люба обожала это время года. Солнечное тепло ласково лилось на землю и замирало в премилой акварели тюльпанов и ирисов, в изобилии растущих в каждом дворе. И хотя она понимала, что уже совсем скоро городок будет плавиться от изнуряющей жары, сейчас это местечко, любимое Любой с детства, казалось райским тихим уголком.
Она подставила лицо солнечным лучам, посматривая из-под опущенных ресниц на дорожку, по которой везла коляску. В голове крутились мысли о свекрови, с которой только что рассталась. Она искренне полюбила эту женщину и сейчас очень переживала за неё. Мама Лена вовсе не выглядела той сильной и уверенной, какой её все привыкли видеть, а была глубоко несчастна – исчезла гордая осанка, плечи опустились под грузом переживаний, под глазами залегли тёмные тени, свидетельствующие о бессонных ночах. Люба вновь ощутила тяготившее её чувство вины и чуть не расплакалась.
От слёз её отвлёк сын. Он уронил игрушку и закапризничал, выгнувшись в коляске. Она достала из кармашка яркую игрушечную машинку и, присев перед малышом, начала его уговаривать, не заметив, как к ним подошла Зойкина мама, спешившая домой.
- Ах, чьи же это тут красивые малыши прогуливаются! – нежно сказала женщина, глядя на Вадика.
- Здравствуйте, тётя Галя! – вежливо поздоровалась Люба, поднимаясь с корточек и берясь за ручку коляски, чтобы продолжить свой путь.
Она уже второй месяц жила у родителей, но с Галиной Александровной до сих пор не сталкивалась, правда, и на улицу-то почти не выходила во избежание всяких неприятных встреч.
- Здравствуй, здравствуй, дорогая! А я вижу иногда тебя с ребёнком во дворе, вернее, чаще слышу вас, да и машина бывает стоит у ворот… вы здесь уже давненько вроде, у вас ремонт, что ли… или что-то другое? – не скрывая любопытства поинтересовалась соседка.
- Да-а-а, нам с Вадюшкой нравится здесь, вот мы и гостим, - уклончиво ответила ей Люба.
- Ну да, нравится, конечно, угу… Эх, молодёжь, молодёжь, - вздохнула Галина Александровна, - спешите замуж выскочить, а не понимаете, что потом в этом «замужем-то» жить придётся… а, может, как раз и нет! - высказалась она и, обратив внимание на Вадика, который внимательно разглядывал её, ласково заговорила с ним.
Люба молчала, не зная, что и ответить на эту реплику. После того, как отец Зои ушёл от них к другой женщине, тётя Галя была всё время одна. Она вся ушла в работу и зарабатывание денег, со временем обозлившись на всех мужчин. Любе с Зойкой, когда они были ещё совсем юными, она всегда говорила, чтобы не торопились выходить замуж, потому что мужикам верить нельзя. А сейчас ей даже и не надо было слышать от Любы правду о причине её нахождения здесь, она нисколько не сомневалась, что та ушла от мужа.
- Эх, Любонька, Любонька, поторопилась ты замуж-то… Клюнула на его красоту, да состоятельность… Зойка рассказывала, что у вас и квартира своя, и обстановка в ней - позавидуешь, и свекровь балует тебя… А итог-то всё равно один – ты опять в родительском доме, к тому же страдаешь, да и ребёнка твоего ничего хорошего не ждёт – будет расти безотцовщиной… А этот твой красавчик быстро найдёт себе утешение с другой, поверь уж мне! – горячо поучала Любу мать её некогда лучшей подруги, о чём как раз и напомнила следующей же фразой. – Вот, слава Богу, Зойка моя, хоть и своенравная девица, но в этом меня слушает - замуж не собирается пока, говорит, ей и так хорошо…
- Ага, хорошо с чужими мужьями крутить! – выпалила Люба и, сама испугавшись своих слов, быстро пошла по направлению к своему дому, который был уже совсем рядом.
- Что ты такое говоришь-то, Люб?! – летело ей вдогонку, но она не останавливалась, а лишь ускорила шаг, желая быстрее оказаться под надёжной защитой родных стен.
Вообще-то Люба совсем не хотела расстраивать тётю Галю, к которой всегда хорошо относилась, но женщина спровоцировала у неё такой всплеск эмоций, что фраза как-то сама вылетела.
- Люба, постой, да погоди же! – Галина Александровна, запыхавшись, догнала всё-таки её и схватила за рукав рубашки. – Ты это серьёзно сказала или… просто злишься по какой-то причине на Зойку? – спросила она и, всё ещё тяжело дыша, добавила. – Я же вижу, что между вами кошка пробежала… Раньше вы друг без друга дня не могли прожить, а сейчас уж какое время не общаетесь, - она не отпускала Любину руку, словно боялась, что девушка тут же убежит, - ладно, думаю, всякое бывает между подругами, но твои слова сейчас меня вообще шокировали… неужели… Люба, что всё-таки случилось?
- А Вы, тёть Галь, у дочери спросите, если совести хватит, расскажет! – как-то криво улыбнувшись, ответила Люба. – Извините, мне ребёнка кормить пора, - она освободила свою руку и, не оборачиваясь, поспешила домой.
- Хорошо, что ты у меня есть! – оказавшись в своём дворе, Люба вынула из коляски и прижала к себе сынишку, который тут же захныкал. – Да-да, маленький, я знаю, что ты кушать хочешь, сейчас-сейчас… - они вошли в дом и, помыв руки и переодев сынишку, Люба посадила его в высокий стульчик на кухне, а сама занялась едой. - Где у нас тут супчик для Вадюшки? А вот он, супчик, сейчас мы его покушаем, да, родной мой? – приговаривала она, ставя сотейник с приготовленной заранее едой на плиту, чтобы немного подогреть.
Она кормила сына, когда пришла мать и с порога начала рассказывать.
- Представляешь, иду сейчас мимо Сергеевых, а у них такое… Галка с Зойкой по двору бегают, Галка полотенцем машет, обе кричат… Слушать, конечно, неудобно было, но всё же любопытство-то пересилило, я шаг-то замедлила, тем более Шолпан была на улице, мужа ждала, ой… - Надежда Ивановна приложила руку к груди и покачала головой, продолжив свой рассказ. – Так вот она и говорит: «Зойка-шайтан опять что-то натворила!» А между их домами-то заборчик по колено, видимо, много чего видит и знает… - махнула мать рукой и присела на стул. – Шолпанка-то начала было рассказывать мне про какие-то мотоциклы, что ночью приехали-уехали, но тут Бахыт её подкатил… ой, а какая у них маши-и-ина шикарная, ты бы видела, - отвлеклась Надежда Ивановна, - и они сразу уехали, а я осталась, но стоять-то и смотреть вроде как и неудобно, я и пошла к себе, но, пока шла слышала, как Галка кричала, что Зойка её позорит, а та в ответ, что любовь это не позор. Там и младшая Настя тоже выскочила из дома, криков ещё прибавилось, я уж от греха подальше и поспешила прочь, пока мне не досталось! – хохотнула Надежда Ивановна и переключилась на внука.
- Это я виновата, - вздохнула Люба, заставив мать, которая уже вовсю забавлялась с Вадиком, замолчать, - я ляпнула сегодня кое-что тёте Гале… - задумчиво сказала Люба, - она как-то меня вывела на этот разговор, я и ляпнула… - её расстроило то, что Галина Александровна оказалась в таком состоянии, но вдруг мысль о коварстве дочери этой женщины вторглась в её сознание острым клином и она, привычным движением перекинув косу с плеча на спину, жёстко произнесла: - А и пусть знает, это же её дочь!
- И верно! – воскликнула мать. – Нашла из-за чего переживать, ещё прощения иди попроси… да, Вадик… ну и мамка у тебя! - обратилась она к внуку, забирая его из стульчика для кормления, чему он был очень рад.