Откуда выплыла «Самая легкая лодка в мире», не помню, но мовизм, напомнивший о себе 28-го января, показался мне флажком над лодкой. На самом деле, можно как угодно именовать стили, но суть дела проста – язык удивляет и завораживает. Автор – Юрий Иосифович Коваль (9.02.1938 – 2.08.1995). Вот первый фрагмент, на который попал открыв текст из того, к сожалению, ограниченного объёма (край книги), к чтению которого допустил Интернет.
«— А я тебя давно поджидаю, — послышался голос. — Речка-то все кружит на одном месте, и ты тут обязательно должен был проплыть. Вот я и жду.
«Край глаза, — думал я, — вот важная штука. Вон в краю глаза виден художник Орлов. Стоит себе на берегу, усы топорщит. Интересно глядеть краем глаза. Надо как-то научиться еще и говорить краями. Хватит с нас этих прямых разговоров. Будем говорить краями».
…
В лодке, конечно, обязательно должен кто-то сидеть, не важно, тонет она или плывет.
Капитан взмахивал веслом, обдавая нас неловкими брызгами.
— Только бы волны не было, — сказал капитан. — Для нас волна опасна.
— Какое счастливое утро, — сказала Клара. — А я никогда в жизни не плавала на лодке.
— Ты-то что молчишь? — сказал Орлов и снова ткнул меня в спину. — Потонем или доплывем?
— Конечно, язь и на майского жука берет, — ответил я. — Да только где возьмешь майского-то жука на исходе лета?»
Четверо в лодке, не считая читающего. Каждый о своём, но вместе же. Так и вся наша жизнь. Говорим краями – бываем счастливы, затеем прямой разговор – теряем понимание. Столько в этом диалоге по краям жизни спрятано… брызги существования.
Листаю наугад, попадаю в туман.
«Чем дальше отплывал я от берега, тем нежнее становился туман, я чувствовал это кожей лица, — нежнее, влажней, невесомей. Он не терял своей густоты, но непрестанно менялся. В темноте тянулись над головой легчайшие туманные нити, которые вели в недра тумана, к самому его туманному сердцу.
«Мутное, наверно, у него сердце, — думал я. — Муть да белая серость. Ни черта там не видать, в его сердце».
Бесформенным и рыхлым огромным комом представлялось мне сердце тумана, оно лежало на воде, посреди озера, неподвижное и густое.
«Надо хоть добраться до него, поглядеть, — думал я. — В самое сердце я вплывать не буду, рядышком, около поплаваю».
Туман не мешал мне. Он вроде и не сердился на человека, который собрался доплыть до его сердца.
Впереди я заметил темное пятно. Своей глубиной и бархатностью оно отличалось от всей остальной ночной темноты и поэтому притягивало к себе.
Ударив веслом, я всплеснул воду и вплыл в темный круг, очерченный туманом на воде.
Чистый ночной воздух окружал теперь меня. «Одуванчик» плавно пересекал свободный от тумана пятачок черной воды, окруженный глухими белесыми стенами. Далеко-далеко, высоко в небо уходили стены тумана, а там, где кончались они, горели три ярких, к земле наклоненных звезды.
Я остановил лодку и сидел, испуганный, в сердце тумана, задравши голову к небу.
Я узнал эти звезды, внезапно открывшиеся мне, — Пояс Ориона. И, пробиваясь сквозь туман, светили в небесах и остальные звезды — и все созвездье Орион стояло надо мной, над озером, над пустым сердцем тумана.
Я ничего не понимал. Сейчас, летом, даже глухою ночью никак не мог быть виден Орион, и все-таки он стоял надо мной и над моей лодкой.
Не знаю отчего, но я всегда радуюсь и волнуюсь, когда увижу созвездье Орион. Мне кажется отчего-то, что созвездье это связано с моей жизнью. Как будто даже Орион — о, небесный охотник! — наблюдает за мной, хоть и маленьким, а живым, и я ни перед кем, а только перед ним отвечаю за все, что делаю на Земле, — за себя, за свою лодку, за плаванье в сердце тумана.
Неподвижно сидел я в лодке, не шевелясь, стоял вокруг меня туман, и не шелохнулась волна под килем «Одуванчика» — только свет Ориона двигался к нам и достигал нас.
Как некоторые южные люди загорают на солнце, так и я подставил свое лицо под свет Ориона и чувствовал кожей прикосновение его лучей.
Они не были теплыми или холодными, они касались кожи почти незаметно и все-таки отпечатывались на лице. Не знаю, что изменилось на нем — светлела ли, темнела кожа, но я чувствовал, как проходят мои усталость и тревога, легче, яснее становится на душе.
«Все не так уж плохо, — думал я. — Вот я даже доплыл до сердца тумана».
Прикрыв глаза, я вспомнил вдруг людей, оставленных в городе, — Орлова и Петюшку, Клару и милиционера-художника и тех других людей, о которых не пишу здесь, в книжке. И все они казались мне совсем неплохими и, пожалуй, самыми лучшими и самыми легкими в мире».
Как хотите, а для меня это чистой воды поэзия. Ёжик в тумане проплыл (справился – нет, не Юрия сценарий). Космос распахнут.
Надо как-то отвлечься. Смотрю в ночное небо, даром, что утро и солнце чудесным розовым окрасило заснеженную пирамиду крыши дома за окном.
«Орион — созвездие в области небесного экватора. Одно из самых заметных и узнаваемых созвездий. Названо в честь охотника Ориона из древнегреческой мифологии. Пояс Ориона — элемент созвездия, состоящий из трёх звёзд, которые образуют "талию охотника"».
Талия так талия. Надо бы на той лодке отправиться когда осядет туман обыденных забот и захочется побыть с самыми лучшими и самыми легкими в мире попутчиками по жизни…