Бой был тяжёлый…
Дважды десантники входили в село и дважды вынуждены были отойти под кинжальным огнём противника. Бил снайпер, выбивая одного бойца за другим. Росло число раненых – две МТЛБэшки ушли в тыл, битком забитые окровавленными бойцами.
- Блин, где же миномёты?! – Сухинин злобно вдавил окурок в грязь, густо размазанную по полу брони, и сплюнул. – Где?!
- Да, не будет миномётов, что, не ясно? – тихо сказал Пашка Корень, перевязывая кисть, разрубленную осколком гранаты. Тяжёлые капли крови гулко ляпали о металл десантного отсека БТРа. – Ещё, ****ь, снайпер этот, сука! Бьёт пацанов по коленям! Садюга!
Тяжело дыша и поминутно сплёвывая вязкую, тягучую слюну, в «десант» влез огромный, как плательный шкаф комбат – майор Беспалов.
- Ну что, перекурили? – спросил он офицеров. – Через десять минут пойдём!
- Опять без поддержки? – хмуро процедил сквозь зубы Корень.
- Ждём вертушки! – ответил комбат. – Вышел по радио на начштаба направления. Обещал…
Словно в подтверждение его слов, в небе послышался знакомый рокот вертолётных двигателей и, почти сразу, рёв реактивных снарядов, уходящих с пилонов вертушек в село.
- Пошли! Пошли! – заорал комбат, рывком выбрасывая своё тело в тесный проём люка.
Убили не всех… На войне так не бывает, чтобы всех… Были пленные – несколько десятков. Их уложили на площади лицом в грязь. При подобных штурмах так – либо труп, либо пленный… А как по-другому, если стреляет каждый кирпич? Это уж потом будут разбираться – мирный или не мирный. Не сказать, что все пленные были целые и невредимые. После таких боёв солдаты добрыми не бывают – ни российские, ни немецкие, ни французские, ни, тем более, украинские. Никакие!
Комбат, Корень и Сухинин посидели у костра. Выпили из фляги, занюхав спирт рукавами провонявшихся войной бушлатов. Покурили. Говорить не хотелось – сил не было…
- Пошли спать! – сказал Беспалов, тяжело поднимая своё тело со снарядного ящика. – Что-то завтра будет?
- Что будет, то и будет! – ответил Пашка Корень – командир 2-ой роты. Его мутило от потери крови – рана на руке всё время кровоточила. – Где спать-то будем? Бойцы, поди, уже «все места блатные расхватали», как говорил Высоцкий.
- Не-а, нам оставили мансарду в том доме, - комбат рукой указал на высокий дом. – Там сено навалено. Тепло, сухо…
На полу – вповалку – не пройти. Стоголосый храп и скрежет зубовный: пацанам снился сегодняшний нескончаемый бой…
По крутой лестнице поднялись в мансарду. Первым шёл Корень… Он же и вырубил прикладом автомата метнувшуюся к проходу тень. И лишь присветив фонариком, увидели светловолосую девчонку-подростка, лежащую на сене без сознания…
- Тьфу ты, ёппть! – выругался Корень. – Дурр-ра! Куда кинулась?!
- Пусти-ка! – Беспалов присел около девчонки и, сломав ампулу с нашатырём из карманной аптечки, поводил у неё под носом.
Девчонка закашлялась и села, дрожа всем телом от ужаса и холода, поскольку одета была только в какой-то затрапезный халат.
- Ты кто такая? – спросил Сухинин – командир разведвзвода, осветив тощую фигурку фонарём. – Русская?
Девчонка испуганно кивнула, дрожа.
- Кто ты? – повторил вопрос Беспалов.
- Алена, - тихо ответила девушка.
- Ты как здесь оказалась? – Беспалов повернулся к Сухинину. – Колян, смотайся вниз, принеси ей харчей каких-нибудь!
- Ты не бойсь, дочка! Мы свои! – говорил он, гладя девчонку по голове. – Всё кончилось. Успокойся!
Поднялся, скрипя ступенями Сухинин, бережно неся в руках пластиковую тарелку с тушёнкой, бутыль с каким-то компотом под мышкой, алюминиевую кружку, бушлат и фонарь «летучая мышь».
Девчонка сразу укуталась в бушлат, содрогнувшись всем телом… Комбат плеснул в кружку спирт, разбавил компотом и протянул ей. Она вылила спирт в рот и запила компотом, не поморщившись. Офицеры переглянулись…
Пока она ела, десантники рассмотрели её. Оказалось, что она уже не подросток – лет двадцать - двадцать один. Просто очень худая…
Поев, порозовела… Это было видно даже в призрачном свете «летучей мыши».
- Так, откуда ты, дочка? – спросил комбат.
- Из Горловки.
- А сюда как попала? – удивился Беспалов, закуривая.
- Дайте сигарету! – вдруг сказала Алена.
Беспалов протянул ей мятую пачку гуманитарного «Донского табака». Алена с удовольствием затянулась…
- Какая теперь разница? – в голосе её сквозило неприкрытое отчаяние.
- Но… из Горловки просто так сюда не попадёшь! – сказал Сухинин. - Это же…
- А я и не говорила, что попала сюда из Горловки! – оборвала его Алена. – Я там не была с две тысячи четырнадцатого!
В мансарде повисло тягостное молчание…
- И… что же ты делала все эти годы? – тяжело ворочая языком, спросил Сухинин. Мрачные предчувствия змеёй медленно заползали в его мысли.
- Налей ещё! – сказала Алена Беспалову.
Выпив, она снова закурила…
- Тогда, в две тысячи четырнадцатом к нам пришли вооружённые люди. С одним из них - Толиком Бугровым я училась в одной школе и знала его. Угрожали. Сказали, чтобы мы с мамой оставили квартиру. Но нам некуда было идти, и мы остались. Через неделю они снова пришли. Среди этих оказался еще один мой знакомый – его звали Иван Стасив, он был у них начальником. Он узнал меня и сказал, что я пойду с ними… Что он забирает меня. Мама закричала… Стала вырывать меня из его рук… Тогда Иван выстрелил в маму. В голову. А она была в нашей школе учительницей, и Иван был её учеником!
Алена всхлипнула…
Беспалов снова погладил её волосы, но она резко отдёрнула голову.
- Иван стал возить меня с собой, - сквозь слёзы продолжала она. – Он силой принудил меня сожительствовать с ним. Я тогда была очень красивая…
Алена надолго замолчала.
Прикурив новую сигарету, она продолжила на удивление ровным голосом.
- Потом Ивана убили, и меня забрал Артем. Тоже бил меня… Заставлял… Мы тогда были уже в Дебальцево. Потом убили Артема, и меня забрал Мишка. Когда убили Мишку, я стала общей…
- Господи! – воскликнул Корень. – Почему же ты не убежала?!
Алена вскинула на него взгляд, полный боли и немыслимого страдания.
- Куда?! – крикнула она. – Ты сам подумал, что сказал?! Кругом война! Добробаты! А я – русская! Я по-украински три слова знаю... В Горловке вообще никто не говорил "на мове! Куда бы я убежала?!
- Извини! – сказал Корень. – Брякнул, не подумав!
- Потом меня продавали несколько раз, пока меня не купил наемник-поляк – Януш. Теперь пришли вы…
Последние слова, произнесённые с тяжким надрывом, покоробили офицеров… Она, словно бы сравняла их со своими насильниками…
- Давайте спать! – сказал вдруг Беспалов. – Наговорились уже. А ты, Алена, не переживай! Теперь всё будет хорошо!
Зачем он это сказал? Неужели не понимал, что ничего хорошего уже не будет?..
Протянув руку, он осторожно погладил её волосы. Она не дёрнулась, не отшатнулась… Впервые она смогла кому-то излить свою боль. Теперь она была спокойна. Слишком спокойна…
- Януш был очень жесток со мной! – её голос как будто угас. – Никто никогда так не издевался надо мной так, как он.
Она вдруг распахнула бушлат и, приспустив бретельки халата, показала следы ожогов вокруг тёмных сосков.
- Он тушил сигареты о мою грудь! – она снова заплакала… - Он…
- Забудь! – жёстко сказал комбат. – Никто больше не позволит себе даже пальцем к тебе прикоснуться!
Сухинин с удивлением взглянул на Беспалова… Он что, так ничего и не понял?
- Чтобы избавиться от него, - продолжала девушка, явно не слушая комбата, - я согласилась пройти обучение и стать снайпером… Я старалась стрелять только по ногам… Но если со мной рядом кто-то был из прикрытия, я вынуждена была бить наповал…
Беспалов закашлялся, подавившись сигаретным дымом…
Сухинин, который давно уже всё понял, взялся за рукоять ножа…
- Не надо! – вдруг с надрывом сказал Корень, положив руку на руку Сухинина. – Не надо! Пусть уйдёт…
Сухинин яростно заскрипел зубами… Он видел лица солдат, которым снайпер выстрелом разбивал коленные чашечки, делая калекой на всю жизнь…
- Иди! – сказал Беспалов, глядя в пол…
Алена молча встала и прошла в угол мансарды. Она, присев на корточки, покопалась в залежах сена и, когда встала, в руке её был ПМ…
ПМ – пистолет Макарова