Глава 15 Немного кекса в теплом лесу

 

      Легкий Фигуль–шестерка, производства Фигулевского автозавода, единственная роскошь, которую позволил себе Побабыч, став монополистом в производстве самофона, промчавшись по асфальту, повернул и ухнул, как в муку, в запыленный проселок. Полетел, оставляя густой хвост черной пыли.
 
      В салоне остро запахло коровьим навозом, что указывало на близость села. Вазик поспешно поднял стекло:
- Ароматы, блин! Скоро доедем?
- Километров десяток. Скот здесь гоняют. Перелезай на заднее сиденье. Пока с хозяевами буду разговаривать, смотаешься. Когда за тобой приехать?
- Превращение начнется через три часа. Значит, и обратно так же. Если меня не будет, не беспокойся и уезжай. Сам доберусь.
 
      За окном Фигуля открывался типичный пейзаж Южного Фурала: промелькнула березовая рощица, зажелтела каменистая возвышенность, черной купкой нарисовался впереди лесок.
- Здесь низина начинается, - пояснил Побабыч. — Довольно обширная. Видишь вагончик? Там и обретаются защитники природы. Оставь их в покое: детей тебе с ними не крестить, хотя у охотоведа племянница, Клава Фишер(Супертелка) рядом не стояла. Где мои семнадцать лет?
- Мне, дядя, эти дебильные сельские красотки, дочки пьющих колхозников, давно в печенках. Я пас.
- Шучу. Приехали, Ты приляг на сиденье.
 
      Фигуль въехал на полянку, ограниченную справа смешанным леском, а слева поднималась громадная плотина, замыкавшая необъятное водохранилище. Рядом примостился маленький, донельзя обшмурыганный, бывший ранее голубым, вагончик. Впереди, по берегу и на мелководье, камыш; высокая, не тронутая косой трава. Побабыч остановил машину поближе к деревьям.
- Ни пуха. Пойду хозяев поприветствую, – взял приготовленный заранее сверток с бутылками самофона и отправился к вагончику.
 
      Вазик вьюном выполз из машины, прикрыл дверцу. Осмотрелся и нырнул в кусты. Времени до вечера оставалось достаточно, и он, не спеша, двинулся по краю зарослей, стараясь не удаляться от берега. Множество тропинок, пересекали лес во всех направлениях, следы костров и многочисленные пустые консервные банки вперемежку с бутылками наглядно свидетельствовали о том, что здесь неоднократно ступала нога приезжего человека. Это могло облегчить бремя обратного превращения, не подвергая аборигенов смерти в зубах Фигра.

      «Съел человечка и превратился в человека, съел десяток, и ты уже Человек с Большой буквы. Странно, почему наши правители, хотя и питаются исключительно человечиной, а как были козлами,… Похоже, в этом Фапонская система дает явный сбой», - с горечью посмеялся над собой Вазик. Он присел на брошенную у кострища лесину, достал сигарету и замер, почувствовав присутствие постороннего.
 
      На краю поляны стояла одетая в черные джинсы и оранжевый топ, слишком маленький для ее бюста, девушка лет шестнадцати, судя по безмятежному в соломенного цвета, небрежно расчесанных локонах, лицу.

     Вазик дернулся бежать, но сообразил, что для девицы он обычный парень, и спокойно закурил.
- Племянница, полагаю? – спросил и подумал о неуместности литературной речи в лесу.
- А ты? – нелепостью на нелепость скокетничала она.
- А я племянник. Вазик. Присаживайся. Так ты тут одна с мужиками?
- Тоже мужики! Днем работают, ночью пьяные валяются. Поболтать не с кем. Туля меня зовут.
 
      Говорила Туля с легкой сипловатой протяжкой, и голос ласкал слух, но чувствовалась некоторая недалекость, если не сказать «дебиловатость», что подтверждало мнение Вазика о сельских красавицах. Проверяя догадку, он спросил:
- Мать, отец в деревне?
- Мать. Она у меня одноночка. В деревне хуже, чем здесь: парни в город подались в охранники, в бандиты, Кто рэкетиром работает – воще класс. Деревенские туповаты, зато крепкие, не болтают лишнего, их только так берут. А девки по массажным салонам ваксы сшибают.
- Тоже «крепкие» и тоже «не болтают»? Отстала?

- Дядя не пустил: «Зачем, - говорит, - чужим платить, когда свои не хуже?»
- И много заработала?
- Нисколько. Пьяному массаж, что мертвому припарки, а трезвым жалко на ерунду деньги переводить.

- Массажист без практики! – Вазик бросил окурок и, придвинувшись, взял Тулю за локоть. Не почувствовав сопротивления, привлек к себе. Девушка не возразила, когда начал ее ласкать. Они долго и азартно занимались любовью; курили, отдыхая, болтали ни о чем; и Вазик с грустью думал о предстоящей трехдневке в Фигровой шкуре, когда сможет лишь издалека наблюдать за этой простодушной деревенской красавицей.

- Все! – он показал Туле часы. — Мое время истекло. Через три дня жди на этом месте, и постарайся никому ни слова. Меня ждут.

      Вазик повернулся и бросился убегать. По опыту он знал: чем более обижена и недоумевает партнерша, тем меньше шансов, что она начнет делиться своими переживаниями с посторонними. «Только бы не пустилась искать», - думал он, чувствуя нарастающую в теле истому, признак близкого перехода в состояние зверя. Вазик споткнулся, начал падать, срывая с себя одежду…

     С земли вскочил рыже- черный полосатый Фигр и, выстелив по воздуху хвост, промелькнул и исчез между деревьями.