Был и остаюсь поклонником поэзии, эмоциональная взволнованность которой, сопряженная с ощущением тревоги и боли, создает особое психологическое напряжение и неповторимую остроту мысли и чувства. Ее независимая эстетика, не вписавшаяся в свое время в идеологический формат до педантичности этична и бескомпромиссна. Кажется, достаточно случайного откровения, малейшей искры и разразится гроза, хлынет ливень, который смоет все кроме чувства вины и сожаления «столпы творящих». Но в своем очистительном порыве толпа не разбирает что у нее под ногами, принимая стремление сохранить свое лицо и творческую индивидуальность за высокомерие.
На какой почве вырастает острое как рогоз и горькое как полынь предубеждение? Как правило это предвзятое мнение проявляется в связи с идеологией как политической необходимостью в судьбах истинных поэтов? Мне не нужен ответ на этот вопрос в рамках «эпистемологии мистицизма». Кому же не дано по какой-то причине – природной тупости или политической - преодолеть воображаемую грань между естеством и истиной, сделать естество похожим на истину, а истину очеловечить до естества в свое оправдание козыряют старым выражением «против истины не попрешь». Попрёшь, и еще как попрёшь предвзятостью и эгоизмом тщеславия. Всем тем, что мешает искреннему восприятию, которому одинаково претят и слепая лучина, и слепящий магний.
Вторая по силе после жажды творчества жажда понимания, претендующая на оригинальность может оказаться камнем преткновения в восприятии. Поэтому главное в жизни, которое необходимо понять это то, что восприятие Бога, (понимание его присутствия) есть высшее творение человеческого сознания. Именно оно тяготеет над реальным миром, обременяя сознание понятым, но неисполненным. Не долгом, а некой непреодолимостью. Поэзия преодолевает это. Наверно поэтому настоящая поэзия не бывает архаичной. Она всегда впереди как путеводная нить, как линия горизонта.
Поэтическая мудрость не в «истаивании печалью» среди реалий человеческого несовершенства, не в рефлексии. Она в понимании через простое бесконечно сложных и противоречивых явлений бытия. Противостоя безрадостным проявлениям, она в ощущении жизненной силы и красоты. «Печаль моя светла». Пушкинская метафора лучше всего определяет состояние поэтического сознания, черпающего свое вдохновение в естестве. У него истина заключена в объятия естества. Не всегда этим коррелятам взаимно уютно, но, перечитывая его стихи, никогда не встречаешься с искусственным разделением таких понятий как образ и реальность.