«Исследования Зелёной хвори не привели ни к чему, кроме заражения и смерти самих исследователей. С обнаружением лекарства исследования были прекращены, пока их не возобновили молодые энтузиасты спустя тринадцать лет. Они хотели раскрыть тайну её происхождения».
Хранители знаний: «Исследования Зелёной хвори»
Азим шёл впереди отца. Он жевал последний из нескольких листов мяты, которую ему дала мать для спокойствия. Однако это не помогало унять мелкую дрожь по его спине, вызванную сильным волнением. Перед его глазами неожиданно выросла высоченная северо-западная башня. Всю дорогу он шёл и думал, что скажет султану, и не замечал дороги, дома и улицы. Он шёл по зову сердца. Они с отцом шли пешком от самого их дома и потратили на это две сойи. Азим, погружённый в свои мысли, даже и не заметил, как прошло это время. И вот они у дворца, а юноша так и не придумал, что сказать, чтобы склонить султана к согласию. В раздумье Азим иногда даже не слышал вопросы и предложения отца и матери.
Азим надел коричневый бархатный халат, чтобы бурый след от синяка не попадался на глаза. После того удара у него на лице появился тёмно-фиолетовый синяк размером с айву. Благодаря мази, прописанной лекарем, и материнской заботы к этому судьбоносному вечеру от синяка остался след размером и оттенком вялой кураги. Чтобы хоть немного скрыть его, Зарина слегка припудрила Азиму обе щеки.
– Не волнуйся, сынок, – сказала она ему утром, – люди, которые придут свататься, будут накрашены не меньше твоего. Поверь мне.
Мягкой шерстяной нитью на груди халата Азима и нижней половины его рукавов был вышит золотистый переплетающийся орнамент. Полу его халата украшала жёлто-зелёная тесьма с золотистым орнаментом. Под халатом у него был синий кафтан, длинной до колен, скрывающий его светло-коричневые шаровары. На ногах были тёмно-бежевые галоши с белым растительным узором и белой окантовкой.
Аъзам шёл в локте от сына и был одет в тёмно-голубой халат с рукавами до локтей и разделённый тонкими коричневыми полосами, с двух сторон обрамлённые чёрной линией. Под халатом у него была длинная рубаха, а штаны Аъзам решил надеть чёрные, штанины которых были заправлены в тёмно-коричневые сапоги с тонким узором.
Пояса и тюбетейки у обоих были одинаковые. Оба завязали белый платок, почти полностью вышитый цветным переплетающимся узором, а на голову водрузили обычную чёрную тюбетейку с белым узором.
Зарина же была в синем бархатном платье с длинными рукавами и жёлтыми и белыми узорами. Поверх платья у неё был золотистый камзол, длинной до середины бёдер, с короткими рукавами и скромным растительным узором синего и белого цвета. На голове была синяя косынка с белыми узорами, а золотистые волосы ниспадали до середины её спины. Мочки ушей, не скрытых под косынкой, и шею украшали пышные подвески из золотого бисера. На правой руке было два кольца: серебряное с красным камнем и золотое в виде венка. Она шла под руку с Аъзамом, чувствуя себя слегка неловко из-за перестука деревянных подошв её синих галош с белой окантовкой и загнутыми к верху носом.
– Азим, – позвал отец и, взяв сына за локоть, с пониманием покивал, глядя ему в глаза. Он сам волновался не меньше своего сына. – Пошли, – он кивнул в сторону дороги.
У двух начальных краёв широкой площади, выложенной бежево-розовыми мраморными плитами с белой, бледно-золотой и бирюзовыми прожилками, ведущей во дворец, стояли придворные слуги с богато расшитыми камзолами поверх белых кафтанов и широких красных поясов. У некоторых слуг пояса были зелёными. На головах у них были низкие круглые бордовые тюбетейки с золотисто-зелёной тесьмой под цвет узоров на их камзолах. На площади были и другие люди, с интересом любовавшиеся на изваяния лебедей, или о чём-то беседующих у бассейнов и центрального фонтана. Судя по их богатой, разномастной одежде, они не были слугами.
Один из слуг вежливо поприветствовал Аъзама, его жену и сына и указал им пройти ко дворцу через лабиринт.
– Раз мы приглашённые гости, почему мы идём по лабиринту? – разочарованно спросил Азим. Он думал, что пройдёт по площади, как ни как, он победитель Бузкаши и султан уже заждался его.
– По площади дворца в праве ходить султан, его наследники и родственники. Исключение даётся только для правителей других государств и мэров других городов. Это правило существует уже много веков, – объяснил Аъзам.
– Не волнуйся, Азим. Скоро и ты будешь ходить по этой площади, – приободрила Зарина.
Выйдя из лабиринта к угловому входу во дворец, Аъзам пропустил сына вперёд. Азим поднялся по тёмным мраморным ступеням и встал на небольшой площадке между двумя колоннами. Напротив него была резная арочная дверь высотой в три газа. Азим узнал человека, стоявшего у входа с бумагой на планшете и пером в руках.
– Приветствую вас, молодой господин! – глашатай султана был рад видеть Азима и с рукой, державшей перо, у сердца склонил голову перед юношей. – Я счастлив видеть вас в здравии и во дворце, – он с улыбкой развёл руки в приветствии. На писаре был надет бордовый халат с богатой золотой вышивкой поверх белого кафтана и белых шаровар.
– Благодарю вас, – улыбнулся Азим и склонил голову в ответ, прижав руку к сердцу.
– Позвольте доложить вам, молодой господин, что ваше поручение было выполнено в тот же день.
Азим вопросительно посмотрел на глашатая, который сегодня выполнял обязанности писаря. Юноша не помнил о каком-либо поручении, тем более этому писарю самого султана, и всё из-за полученного ушиба. Или из-за Зилолы? Ведь он думал о ней постоянно.
– Все четыре загнанных вами мархуров были розданы четырём самым нуждающимся семьям в Ангуране, в двух из которых дети остались на попечении старых прародителей или полными сиротами. Они выразили вам свою огромную благодарность, молодой господин, – подчёркнуто заявил глашатай-писарь.
– Отрадно это слышать, – Азим вспомнил о чём идёт речь. – Как вас зовут?
– Меня зовут Сорбон ибн Зам.
– Одного из моих двоюродных дядей зовут Сорбон.
– Я рад иметь с вами что-то общее, молодой господин, – имея в виду имя, Сорбон снова прижал руку к сердцу.
– Благодарю вас за ваше содействие, Сорбон-ака, – Азим также прижал руку к сердцу. – Дайте мне знать, если я ещё чем-то могу помочь этим семьям.
– Это было честью для меня, молодой господин! – заявил Сорбон, выпятив грудь. – До вас загон милосердия пустовал на состязаниях многие века. Вы и ваше милосердие войдёте в историю. Я буду горд исполнить любое другое ваше поручение и стать частью этой истории. Я обязательно выясню их нужды и передам вам, молодой господин.
– Хорошо, – согласился Азим.
Сорбон расслабился и опустил взгляд на бумагу, в которой он, не спрашивая, записал имя Азима, а рядом с его именем он хотел было дописать что-то, но замешкался. Глашатай-писарь взглянул на юношу с любопытным взглядом.
– Молодой господин здесь в качестве гостя... или свата? – выждав паузу и окинув взором родителей Азима, спросил Сорбон.
– Свата, – не задумываясь ответил Азим.
Губы Сорбона потянулись в понимающей улыбке, и он записал ответ юноши рядом с его именем.
– А вы, я полагаю, его отец и мать? – обратился к ним Сорбон. – Ваши имена, будьте добры.
– Аъзам ибн Саид.
– Зарина бинти Рауф, – ответила она вслед за мужем.
– Господин Аъзам, светлейший султан заждался и вас, – Сорбон озабоченно взглянул на Аъзама, однако в его голосе звучало облегчение.
– Я хотел прийти вместе с сыном, – прояснил Аъзам.
– Понимаю, – негромко сказал Сорбон. – Я запишу вас, как и вашего сына, сватом?
– Полагаю, что так, – пожал плечами Аъзам.
– Желаю вам удачи, – Сорбон кивнул и отошёл в сторону.
Азим с родителями вошли в небольшую прихожую с изящной растительной резьбой на красно-коричневых стенах с выступами для свечей или ламп. Слева, посередине стены была закрытая дверь в коридор. В девяти газах напротив входной двери был проход в другое помещение. Там, у арки, стоял молодой слуга, на вид не старше Азима, который поприветствовал гостей с рукой у сердца, когда они прошли мимо него.
Это второе помещение было в два раза длиннее прихожей. Однако две трети её площади была ограждена прилавком, за которым стояли три слуги – одна из них была молодая луноликая девушка, очень похожая на того юношу в проходе.
– Это гардеробная для слуг и гостей, – сказал Аъзам в ответ на вопросительный взгляд сына, рассматривающего здесь каждый уголок. – Нам нужно сменить обувь, – добавил он.
Слуги и гости султана должны обязательно менять обувь, в которой пришли из улицы, на специальные мягкие сандалии. Так, в обмен на их галоши Азиму, Аъзаму и Зарине выдали по паре серых сандаль с резиновой подошвой и по одной серебряной монете с номерами. Им также дали по коврику, и по иронии Азиму достался синий, скрученный в трубочку, коврик под цвет его кафтана. Аъзаму дали светло-зелёный, а Зарине пурпурно-розовый.
У входов и выходов в каждом помещении или аванзалов стояли слуги, указывающие гостям направление. Следующее помещение, в которую вошли Азим с родителями была в два раза больше гардеробной и прихожей, вместе взятых. Посередине стены, напротив резной двери гардеробной стояла двустворчатая дверь с симметричной резьбой. Обе створки дверей были закрыты, а слуга, стоявший перед ней, указал гостям на арочный проём справа от них. Другой слуга у проёма указал на каменную лестницу вдоль стены, ведущую наверх. На широких подступеньках вырезаны цветы и все они были разные.
– Зачем нам дали эти коврики? – спросил Азим, держа свой коврик подмышкой и не отрывая взгляд от разукрашенных узоров на стенах.
– На них мы будем сидеть за дастарханом, – ответила Зарина, поднимаясь вровень с сыном по лестнице.
Они поднялись на третий этаж и на лестничной площадке в семи газах от них слуга, стоявший у закрытой двери, указал на другую слева от себя и справа от гостей. Через несколько шагов они вошли в указанное им помещение, которое в свою очередь вело в другое. Ровно посередине этого помещения, длиной и шириной в восемнадцать газов, стоял слуга с седой, короткой и кудрявой бородой. С приветственной улыбкой он указал на резную дверь с золотой окантовкой.
С рукой у сердца они молча кивнули в ответ пожилому слуге и прошли к этой двери. За ней Азима охватил благоговейный трепет. Они оказались в огромном зале, длиной в девяносто и шириной больше ста газов.
Азим ещё больше занервничал и замер у двери. Видя всех этих людей, присутствовавших в этом огромном зале, он снова усомнился в своём решении прийти сюда. Как и на том поле, эти люди выглядели уверенно и были одеты куда красивее и богаче него. Даже многие взгляды были надменными и презрительными. Они видели в Азиме простолюдина, хоть и среди них было немало таких.
– Вы сваты или гости? – осведомился подошедший к ним слуга. Его лицо было обрамлено ухоженной бородой, а на лбу пробивались возрастные морщинки.
– Сваты, – неуверенно и тихо ответил Азим с растерянным видом.
– Вам туда, господин, – слуга указал им на свободное место для сватов.
– Не волнуйся, Азим. Большинство из них дармоеды, и пришли они сюда не свататься, – тихо проговорил Аъзам, ведя сына вперёд.
Пол в тронном зале устлан деревянной мозаикой с янтарными и полудрагоценными вставками в геометрическом узоре. Стены, высотой в девять газов, обшиты деревянными панелями с объёмной резьбой и завораживающей чеканкой. Одни узоры в высоких стеновых арках были раскрашены, другие нет. В неглубоких нишах с зеркалами стояли лампы. В промежутках между арками на стенах кроме ниш также были и выступы, где-то один, где-то два, а где-то и три выступа, на которых горели свечи и лампы, достаточно хорошо освещая этот большой зал. К тому же, свечи придавали помещению лёгкий аромат персика.
Кессонный потолок с двойными и тройными нишами был украшен голубой арабеской в стиле светлой звёздной ночи. Однако большую часть потолочного пространства занимал гигантский тройной купол, вся красота которого виднелась снаружи. Азим шёл, разинув рот, и никак не мог опустить от купола потрясённый взгляд. Хотя это успокоило его нервы и отбросило то подкравшееся сомнение. Тем не менее этот купол внушал юноше так же и страх: а что, если все эти драгоценные камни с острыми гранями из верхнего уровня купола упадут? Ведь снизу они ничем не подкреплены.
Азим опустил наконец взгляд и окинул взором всех этих людей. На мгновение он представил их с криками и воплями, разбегающимися по залу в крови и с разбитыми головами, из которых торчали рубины и изумруды. Он покачал головой и оттряхнул эту дурную мысль, удивляясь, как вообще такая мысль могла взбрести ему в голову.
Диаметр золотого уровня купола занимал восемь двенадцатых длины зала, а изнутри купол выглядел так же, как и снаружи. Однако изнутри было видно, как края дуги золотого уровня сгибаются внутрь, а на них стоит серебряный уровень с меньшим диаметром (половина длины зала) с такими же загнутыми внутрь краями. На них в свою очередь стоял третий разноцветный уровень из драгоценных камней. По краям двух первых уровней можно было заметить их толщину (которая составляла полторы пяди) и судить о прочности этого купола. Вот только Азиму было любопытно знать, как вообще построен этот купол и как скреплены все эти камни? Юноша снова поднял глаза и восхищался этим невероятным зрелищем.
Они пришли на указанное им место, и Аъзам кивком указал сыну, где стелить коврик. Азим постелил свой коврик с растительным узором в локте от коврика отца и сел лицом к трону, то есть лицом на восток, как все остальные.
Гостей и сватов в тронном зале собралось гораздо больше, чем в прошлый раз, заметила Зарина. Их было не меньше пятидесяти. Для них в два ряда по четыре постелили длинные светло-бежевые шёлковые скатерти, шириной в три локтя и с едва заметными узорами. Люди сидели за скатертью только с одной стороны. Всевозможные хлебные изделия, фрукты, сухофрукты, фисташки, разные орешки, миндаль и глазурованный миндаль были расставлены по скатертям на белой фарфоровой посуде с золотой окантовкой или каймой. В медных высоких кувшинах было вино. В хрустальных кувшинах были напитки, а в фарфоровых чайниках, разумеется, чай. У чайников дном вверх были сложены пиалы (по три). Вокруг хрустальных кувшинов стояли хрустальные стаканы, а у кувшинов с вином были маленькие медные кубки, из которых можно сделать, разве что, один глоток.
Слуги продолжали приносить разные яства и угощения и всё было почти готово к вечерней трапезе, не хватало одного – самого султана. Многие гости сидели и ждали его прихода. А те, кто знал друг друга, тихо переговаривали между собой.
Посередине северной и южной стены стояли большие резные двустворчатые двери. Вскоре, когда гости и сваты перестали прибывать из той же двери, что и Азим с родителями, открылись северные главные двери и в зал вошёл султан Бузург ибн Махмуд – весь в белом. У него были белые, широкие шаровары, белый шёлковый кафтан с белыми виноградными узорами и белая длинная безрукавка поверх него. На поясе широко завязан золотой пояс, справа которого висели маленькие песочные часы с зеленоватыми стеклами. На ногах были белые галоши с золотистой подошвой, а на голове пышный белый тюрбан, украшенный драгоценными камнями и белым павлиньим пером. Пальцы обоих его рук, кроме больших, средних и левого указательного, унизаны серебряными кольцами с драгоценными камнями разного размера – самым большим был изумрудный перстень с гравировкой на правом указательном пальце.
Все гости разом встали (те, кто сидел) и стихли, когда султан вошёл в тронный зал и приложил правую руку к сердцу в знак приветствия своих подданных. Гости также приложили руку к сердцу и склонили головы. При этом, никто не произнёс ни слова, так как нельзя приветствовать султана хором.
Вслед за султаном вошли трое, благородных на вид, мужчин. Двое из них были похожи друг на друга. Однако один был вдвое моложе другого. Отец и сын, уверенно решил Азим. А вот третий не был на них похож. У него было вытянутое лицо, миндалевидные глаза с опущенными внутренними уголками, острый нос и сжатые губы. Азиму показалось, что в тёмных глазах этого высокого человека, в тёмно-зелёном бархатном халате с золотой вышивкой по краям, скрывается коварство.
У этих троих также были коврики. Они прошли на свои места в первых рядах дастарханов и сели, скрестив ноги. Азим проследил за высокорослым гостем султана, который сел спереди в нескольких газах правее от юноши. Правда, перед тем как сесть, этот человек как-то странно и едва заметно погладил и похлопал по своему коврику, серебристая бахрома которого, как показалось Азиму, пошевелилась.
Султан прошёл к своему трону, стоявшему в двадцати газах к востоку от центра зала, и повернулся к гостям.
– Дорогие гости! – заговорил султан, и его звучный голос, отражаясь о купол, усиленно доходил до ушей всех присутствующих. – Добро пожаловать в мой дворец. Я рад приветствовать вас на этом званом пире в честь последнего дня Навруза. Минувший год был весьма плодотворным для Ахоруна. Мы наладили поставку продовольствия для помощи Зебистану, забыв о былых обидах. Торговля с другими государствами также принесла немалые плоды. Я рад приветствовать гостей из этих самых государств и искренне надеюсь, что в этом году наши отношения, наша дружба станет ещё крепче. Прошу вас, – султан протянул руки вперёд, указывая на дастарханы, – эти угощения для вас.
Султан развернулся и сел на свой белый мраморный трон, чьи прожилки были вырезаны и залиты золотом. Трон стоял на широкой двухступенчатой платформе, каштанового цвета с красными резными краями. Спинка и сиденье трона были обиты мягким хлопком и обшиты серебристо-синим бархатом. Внутренняя сторона подлокотников была обтянута кожей с мягкой подкладкой. Верх спинки трона имитировал фигуру тройного куполка, а края трона поднимались на пядь в виде башен.
Султан Бузург ибн Махмуд в свои сорок два (точнее почти сорок два года) представлял широкоплечего мужчину с хорошим телосложением. Тем не менее белый трон был шире своего хозяина. Султану было неудобно расположить оба своих локтей на подлокотниках одновременно, и он сел наискось, облокотившись на левый подлокотник.
По указанию султана в тронный зал вошли шестеро музыкантов. У двоих были флейты, правда разные. У остальных были струнные инструменты. Музыканты встали вдоль стены юго-восточного аванзала и стали играть в медленную, ненавязчивую музыку, чтобы не испортить гостям аппетит.
Слуги начали выносить суп на серебряных подносах из двух западных аванзалов. На первое гостям подали традиционное хом-шурбо с нутом и большими кусками мяса, цельной морковью, но без картофеля.
Азим ковырял ложкой в своей фарфоровой миске с супом и думал, а где же Зилола?
Почему её здесь нет? Ведь все эти сваты пришли на её смотрины. Когда же она выйдет?
– Съешь свой суп, Азим. Ты не будешь волноваться на сытый желудок, – сказал ему отец.
– А когда начнётся само сватовство? – тихо спросил Азим.
– Когда Сорбон передаст список старшему писарю и тот принесёт его султану, – ответил Аъзам. – Не зря же он спрашивал, сваты мы или гости.
Аъзам оказался прав. Он запомнил этот порядок ещё с прошлого приёма. Сегодня же, когда гости покончили с первым блюдом, слуги вынесли пустые миски, а старший придворный писарь вышел из северо-восточного аванзала со свёртком в руках. Не торопясь, он подошёл к правителю и, поклонившись, передал ему список.
– Сколько? – негромко осведомился султан и, взвесив в руке свёрток бумаги, вернул его писарю.
– Четырнадцать, мой светлейший господин, – учтиво ответил писарь, которому было под шестьдесят лет.
– Можешь звать, – султан с одобрением кивнул писарю.
Тот ещё раз поклонился и отошёл в сторону от трона. Посмотрев на открытую дверь аванзала, из которой вошёл, он коротким движением поманил к себе кого-то. Из аванзала тут же вошёл Сорбон и быстро подошёл к старшему писарю. Он вручил глашатаю список и отошёл на несколько шагов. Сорбон же сделал десять шагов к гостям и обратился к ним торжественным голосом.
– Многоуважаемые гости! Прошу минутку вашего внимания. В тронный зал приглашается дочь правителя Ахоруна, несравненная султанзаде Зилола бинти Бузург!
Гости встали со своих мест и замерли в ожидании. Дверь, в которую ранее вошёл султан, снова открылась и в неё вошла она и действительно была несравненной.
У Азима начали покалывать пальцы рук и что-то задребезжало в груди. Он не мог оторвать взгляд от султанзаде, чувствуя, как у него во рту наполняется слюна. Он сглотнул, восхищённый её красотой.
Зилола была в длинном серебристом платье с узорами в виде нераскрывшихся бутонов тюльпана, не выделяющихся по тону платья, при этом у них был пурпурный отблеск. Между бутонами платье было украшено розовыми сапфирами. У неё на шее, над овальным вырезом платья, висела серебряная цепочка с подвесками, инкрустированными красными и синими камнями. К груди свисала ещё и гардана из серебряного, янтарного и сапфирового бисера. Серебристо-розовый платок на её голове был завязан в виде чалмы с открытым концом на затылке, из которого сыпались её каштановые волосы. На лбу было серебряное болоабру с такими же красными и синими драгоценными камнями. Поверх платья была короткая серебристая безрукавка с лёгким пурпурным оттенком и пурпурными бутонами тюльпана по краям.
Её стройную фигуру, скрытую под свободным платьем, выдавали её грациозные движения. Её скромный взгляд был опущен к долу. Она короткими шагами прошла по залу и встала не справа от трона отца, как это положено наследнику, а слева, ибо она была султанзаде, а не на-султаном.
Единственная дочь султана не может считаться наследницей, пока султану не исполнится шестьдесят лет, и у него не родятся наследники до этого возраста. Этот закон был принять больше двух тысяч лет назад султаном Хотамом ибн Зухуром, когда в возрасте пятидесяти восьми лет его жена родила ему сына. Его единственная дочь тогда была выдана замуж за визиря торговли.
Зилола встала в двух шагах слева от трона отца и демонстративно отвела взгляд. Хоть у неё и был сдержанный вид, было заметно, что у неё нет ни малейшего желания находиться здесь.
А что она может сделать? Противиться? Возражать?
Законы Ахоруна беспощадны к бунтарству, особенно, если оно проявляется в благородных домах, ибо они должны быть примером уважения к закону для горожан.
Ровно год назад отец заявил своей дочери, что намерен выдать её замуж, и что на её именины придут сваты. Для Зилолы эта новость была больше, чем пощёчина, которую отец никогда ей не давал. Однако она не стала устраивать отцу скандал или закатывать истерику. Она даже и не задумывалась о замужестве в столь юном возрасте, но от решения отца убежать не могла. Зилола подчинилась воле отца, при этом попросив его лишь об одном. Она попросила отца выдать её за того, кто хоть и капельку, но полюбит и будет уважать её, а не женится на ней ради трона и власти. После первых сватов она горько и долго плакала в своих покоях. Будь её мать жива, она бы не допустила такого. Будь проклята эта Зелёная хворь!
Таким образом, за минувший год её отец четыре раза собирал сватов. И если в первый раз, когда отец отказал всем, Зилола подумала, что отец прислушался к её желанию. Затем, из раза в раз, ей всё больше казалось, что отец устроил из её смотрин своего рода торги, где единственным товаром была она, а покупателей становилось всё больше и больше. Если год назад о желании отца выдать её замуж узнали и пришли свататься трое человек, то в этом году, как она узнала от писаря, пришли четырнадцать сватов.
Зилола успела заметить, что некоторые из них приходят свататься не в первый раз, и она надеялась, что отец снова откажет им.
Зилола начала мысленно повторять произведения лучших поэтов древности, чтобы отвлечь себя от этого фарса. Единственное, чего она сейчас хотела, чтобы этот базар закончился как можно скорее, а скупые покупатели ушли ни с чем.
Султан кивнул глашатаю и тот, стоя на своём месте, то есть в десяти шагах от трона, развернул свёрток и провозгласил первое имя из списка.
– Мой светлейший господин любезно передаёт слово его величеству султану Аброру, господину Амиду ибн Амину.
Из правого ряда с места встал один из тех двоих, похожих друг на друга человек, вошедших вслед за султаном. Он был высоким мужчиной (при этом на голову ниже того, в тёмно-зелёном халате) с круглым лицом, средним телосложением и бронзовой кожей. На нём был ярко-фиолетовый, широкий бархатный халат с живым, казалось бы, павлином на спине. Этот голубой павлин со сложенным хвостом был изящно изображен в натуральной величине. Края его халата были обрамлены узором в виде глазков павлиньих перьев. Глазки поменьше составляли узор передних краёв его халата. На голове у него был невысокий фиолетовый тюрбан. Впрочем, вся его одежда, даже тканевые сапоги, были фиолетовыми. Из украшений на нём была всего одна толстая золотая цепочка с большим тёмно-фиолетовым сапфиром.
Султан Аброра встал ровно посередине зала, в центре янтарного ромба с изумрудными углами. Его густые ровные брови важно сошлись на переносице и с таким видом он поднёс свою правую руку с длинными пальцами к сердцу и сделал короткий поклон головой султану Ахоруна, а затем и его дочери.
– Приветствую тебя, брат мой, досточтимый султан Ахоруна. От своего имени и от имени всего народа Аброра, Адрора и Ахрора поздравляю тебя и твой народ с наступлением Навруза, – для Амида дипломатия была прежде всего. – Дорогой брат, – его голос был ниже, чем у Бузурга, – прошлым летом я узнал о твоём намерении выдать свою прекрасную дочь, несравненную Зилолу, – он коротко указал на неё. – Признаюсь, я слегка расстроен, что не первым узнал об этой новости, – перед приходом в тронный зал, на площади у дворца султан Амид сетовал султану Бузургу на то, почему он сам не сообщил ему об этом решении. – Тем не менее я очень рад, что ты ещё не выдал свою дочь замуж...
От этих слов Зилола, хоть и не демонстративно, закатила глаза и продолжила смотреть куда-то в пол.
– ...Я также узнал, – продолжал султан Амид, – что ты в каждое солнцестояние устраиваешь смотрины и приглашаешь сватов. Я не мог приехать по твоему приглашению прошлой зимой, ибо меня не отпускали государственные дела. Но сегодня я здесь! – с незаметной улыбкой он нешироко развёл руками. – А со мной и мой сын. Мой наследник! – подчёркнуто заявил он. – Однажды, – теперь султан Амид решил начать издалека, – наши предки сроднились. Султан Аброр третий выдал свою единственную дочь Шабнам за Асада ибн Хушвахта, племянника султана Ахоруна, Хокима ибн Хушбахта. Теперь, шестнадцать веков спустя, я предлагаю тебе снова сродниться, – он сначала указал на своего сына, а затем на Зилолу. – Союз моего сына с твоей дочерью укрепит отношения наших государств. Твоя дочь станет маликой Аброра, когда мой сын взойдёт на престол. Кроме того, – султан Амид поднял палец вверх перед собой, – я предлагаю тебе, мой друг, жениться на моей племяннице. Сапна, – он указал на свою смуглую племянницу, которая сидела справа от его сына, в жёлто-полосатом платье и оранжевом камзоле, – лишь на два года старше твоей дочери, но не уступает ей в красоте. И я уверенно заявляю тебе, что она родит тебе наследников, – ранее на площади султан Амид сказал султану Бузургу, что тот ещё молод и ему нужно снова жениться. – Это моё искреннее предложение, дорогой брат, – султан Амид приложил руку к сердцу, немного подождал, глядя на Бузурга и, заметив задумчивость в его глазах, с улыбкой (не бескорыстной) сделал небольшой поклон головой и вернулся на своё место за дастарханом.
Сев рядом с сыном, султан Амид шепнул ему на ухо:
– Считай, что она уже твоя.
Молодой на-султан Аброра с довольным лицом покивал отцу. Он был в белом бархатном халате с тремя павлиньими перьями в виде белого узора на спине. Плечи и края рукавов его халата были украшены золотистой шёлковой накладкой с белыми волнистыми линиями. Под халатом на молодом человеке были жёлтая шёлковая туника, тонкий белый пояс с серебряными вплетениями и белые шаровары, заправленные в короткие серые тканевые сапоги с крючковатым носом. Его тюрбан был ниже, чем у отца, и белым с золотым вплетением.
За их дастарханом сидели ещё пятеро человек из свиты султана Аброра. Им, в отличие от султана Амида и его сына, не было сделано исключение. Они, как и остальные, сменили свою обувь на серые сандалии, а затем положили их за спину, прежде чем сесть на выданные им коврики; впрочем, как и все остальные.
Амид ибн Амин сделал весьма заманчивое предложение, и Бузург ибн Махмуд всерьёз обдумывал его. Выслушав предложения ещё троих других сватов, среди которых также выступил Далер ибн Джасур, он всё больше склонялся к тому, чтобы принять предложение султана Аброра. Но в зале оставались ещё десять сватов и нужно выслушать их всех перед тем, как объявить всем о своём решении.
Между тем, слуги подали второе блюдо – плов с пропорциями один к одному.
Всё это время глашатай-писарь не отходил от своего места и, когда пришло время позвать следующего свата, он раскрыл свёрток, чтобы прочесть имя из списка.
– Чтобы высказать своё предложение, светлейший господин приглашает под купол премьер-министра Зебистана, господина Расима ибн Насима.
Азим увидел, что со своего места встал тот самый высокорослый человек с корыстным взглядом в зелёном халате. Он сидел в первом левом ряду среди других пятерых визирей и казначеев.
Премьер-министр окинул гостей легким презрительным взглядом и медленно подошёл, и встал в янтарный ромб. Он хотел было заговорить, но султан Бузург поднял руку.
– Господин премьер-министр, – с ноткой насмешки проговорил султан Бузург, – вы меня удивляете, каждый раз приходя сюда как сват. – Бузург трижды отказывал ему, и вот он стоит перед ним в четвёртый раз. – «Настырная муха». – Вы были писарем падишаха Нодира. Потом стали его послом в Ангуране, а теперь вы премьер-министр, – султан изобразил восхищение, но его до сих пор интересовал вопрос, каким образом находящийся при смерти падишах мог назначить этого самодовольного кретина на такую должность? – Вы и теперь хотите стать моим зятем или хотите просить за кого-либо другого? – в его тоне было скрыто презрение и недоверие.
Однако своё презрение к премьер-министру не скрывала его дочь. Если во время высказывания своих предложений предыдущими сватами Зилола делала вид, что её тут нет, то, когда в центр ромба встал этот премьер-министр, ей стало вдвойне неприятно находиться здесь и видеть его мерзкое лицо. Зилола огрела его кислым взглядом исподлобья и вновь уставилась в пол. Этот назойливый Расим уже в четвёртый раз приходит свататься. Она начала испытывать к нему отвращение с тех пор, как Расим впервые изъявил желание жениться на ней в день летнего солнцестояния. Тогда она искоса посмотрела на него и отвернулась. Она хотела покинуть тронный зал, но отец тихо и строго произнёс её имя, и она вынужденно осталась. И сейчас она не могла уйти, опасаясь, что отец не одобрит этого.
– «Вот бы отец отказал ему и в этот раз», – с этой мыслью Зилола снова ушла в себя, вспоминая стихи именитой поэтессы и философа, Ардвисуры. Она жила шесть веков назад в Арруже, но после трагедии в семье начала путешествовать по Рахшонзамину и за её пределы. Своё текущее положение Зилола сравнивала с этой поэтессой. Её отец был богатым человеком и, когда пришла пора выдать Ардвисуру замуж, он тоже принимал различных сватов, в итоге выдав её за самого богатого. А как поступить её отец, султан Ахоруна, который богаче всех этих сватов, вместе взятых?
– Что ты предложишь мне в этот раз, Расим? – поинтересовался Бузург. Однако он не был намерен выдать свою дочь за этого лукавого шакала, чтобы он ни предложил. Ну, если только он не предложит ему трон Расулабада, чего Расим не сможет сделать.
– Я предлагаю льготы вашим поставщикам, – без формальных любезностей Расим перешёл сразу к ответу. – Они смогут продавать свои товары по той цене, которую сочтут нужным. Я снижу для них налоги, что увеличит их доходы. Так они будут платить больше от своих доходов в вашу казну...
Султан Бузург прервал премьер-министра, отмахнувшись от его никчёмных предложений. Ему всё это было не нужно.
– Скажи мне, Расим, как обстоят дела с Чёрной напастью? – султан Бузург опасался, что она проникнет и в Ахорун.
– Мы в отчаянии, господин, – ответил Расим, опустив голову. Ему не понравилось, что его прервали, но он скрыл своё негодование под маской озабоченности. – Все принятые меры оказались безуспешны, – солгал он. – Люди падают духом. Наш союз с госпожой Зилолой вселит народу Зебистана новую надежду. Своей неотразимой и яркой красотой, – Расим посмотрел на султанзаде, – она рассеет тьму, сгустившуюся над Зебистаном, и прогонит Чёрную напасть прочь.
От такой лести Зилоле стало ещё тошно.
Султан Бузург же задумчиво опустил взгляд в сторону, что зажгло искру в глазах Расима. Премьер-министр подумал, что султан обдумывает его предложение. На самом же деле, это было не так. Султан Бузург думал о том, что раз Зебистан не может справиться с Чёрной напастью, необходимо будет принять меры с их стороны, чтобы не дать её распространиться в Ахоруне. Все эти годы, когда Чёрная напасть захватывала земли и портила урожай в Зебистане, в его султанате никто не сообщал о ней. Однако теперь, когда торговля с Зебистане снова возобновилась, Чёрную напасть могут привести каким-то образом на грузовых лодках.
Султан Бузург не был уверен в своих мыслях, но он решил обсудить это вопрос после ужина.
– Я подумаю над вашим предложением, господин премьер-министр, – слукавил султан Бузург, добавив про себя, – «Не дождёшься, гнилой шакал». – А пока, вернитесь на своё место, – он вежливо указал ему на дастарханы. – Давайте, послушаем остальных сватов.
Расим поклонился султану с рукой у сердца и вернулся на своё место. Он был седьмым сватом, который высказал своё предложение.
Глашатай-писарь развернулся к султану и, поклонившись, покинул тронный зал. Вместо него вошли слуги и подали гостям третье блюдо – жаркое из говядины и баранины, приправленное красным луком и зелёным сладким перцем.
Слушание сватов продолжилось после того, как жаркое было съедено, а грязная посуда вынесена. Сорбон вернулся в зал и по кивку султана Бузурга позвал восьмого свата, которым оказался мер Арружа. Он приходился султану Бузургу двоюродным младшим братом. Он встал из правого второго ряда и подошёл под купол. На нём был красный халат с зелёной вышивкой в виде тюльпанов спереди. Он просил выдать Зилолу за своего племянника, Амира. Султан кивнул ему и тоже обещал обдумать его предложение.
Так, султан Бузург ибн Махмуд выслушал ещё пятерых сватов после двоюродного брата. Ими были мэр Фалида, говоривший за своего внука, казначей Мираса, выступивший от своего имени, и трое богачей Ангурана, двое из которых просили за своих сыновей. Всем им султан также обещал обдумать их предложение, однако последним он напомнил о законе.
Азим всё это время ужасно волновался, ожидая, когда же вызовут и его. Юноша наивно полагал что, увидев его, Зилола обрадуется и её милое лицо перестанет быть таким хмурым.
В списке Сорбона оставалось последнее имя и хоть он и хотел произнести его во весь голос, он замешкался. Свернув бумагу, Сорбон с озадаченным видом подошёл к султану. Если те трое богачей хоть как-то имели отношение к правящей знати и были приглашены на ужин по их подаче, Азим был приглашён из вежливости султана к победителю Бузкаши. Однако юноша явился во дворец в качестве свата и перед тем, как объявить его имя, будет лучше сообщить об этом султану. Потому-то Сорбон указал на последнее имя в списке и, шепнув ему на ухо, напомнил, кем является этот человек.
Султан взял список из рук Сорбона и велел ему подождать в стороне. Бузург ещё раз взглянул на список, на этот раз повнимательнее и насупил брови в удивлении и в некотором возмущении. Свернув список, султан Бузург спустился с трона и вернул его глашатаю-писарю. Затем он сделал несколько шагов вперёд и сам позвал последнего свата.
– Азим ибн Аъзам! – назвав его имя с нотами негодования и изумления, султан взглядом начал искать юношу.
Вот он встал из второго левого ряда сватов и нерешительно пошёл к центру зала.
Услышав своё имя, Азим задрожал от волнения и встал с места только после того, как отец и мать коснулись его. Азиму казалось, будто все смотрят на него, и так на самом дело и было. Очень многие уставились на него с порицанием. Многие гости в этом зале знали, кем является Азим ибн Аъзам, и что за выбор ему дан. Потому, среди гостей, сидевших за сватами, начался осуждающий ропот.
Юноша прижал голову к плечам и пошёл к центру янтарного ромба. Он, действительно, оказался прав в своём предположении. Зилола словно оживилась, услышав его имя, и с интересом подняла взгляд в его сторону.
– Азим ибн Аъзам, – удивлённо повторил его имя султан, когда юноша встал в ромб. В его голосе и взгляде тоже была укоризна. – Ты продолжаешь удивлять меня, юноша. Ты выиграл в Бузкаши и решил, что я выдам за тебя свою дочь? – султан Бузург, насупившись, указал на свою дочь. – Или камень, попавший тебе в голову, вышиб твой рассудок?
Азим хотел было ответить, но султан не дал ему раскрыть рот, невысоко подняв руку.
– Признаюсь, – снова заговорил султан, – ты устроил нам настоящее зрелище. Я стоя наблюдал за тобой до самого конца... И даже моя дочь, – он подозрительно оглянулся на неё, ибо она впервые смотрела на свата. – Мархуров редко используют для загона на Бузкаши, – продолжил Бузург, снова посмотрев на юношу. – Обычные козлы наскучили зрителям, особенно мне, – он слабо постучал себя по груди. – Я хотел оживить состязание мархурами, добавить опасности... Но именно ты! – он возбуждённо ткнул пальцем в сторону Азима после паузы. – Ты взбудоражил всех. И я тебе искренне благодарен за твоё выступление. Ты не только повторил, но и превзошёл достижение моего хеш-султана, Асада ибн Хушвахта. Шестнадцать веков назад Асад загнал троих толсторогов в белый загон. После него ты первый, кто загнал козла в белый загон за столь долгое время, – султан покачал головой, не скрывая своего восхищения этим юношей. Однако в его голосе по-прежнему звучали нотки негодования. – Я рад, что ты здесь, сын Аъзама. По традиции победитель Бузкаши должен сидеть рядом с султаном на пире, устраиваемом в честь участников состязания. Однако ты не смог прийти из-за полученной травмы, – Бузург указал на свой правый висок внешней стороной кисти. – Я отнёсся с пониманием к этому и пригласил тебя на другой день праздника. И вот ты здесь. Я рад, что тебе полегчало. Я бы очень хотел, чтобы ты стоял рядом со мной, но ты явился сюда не как гость, – разочарованно договорил султан.
– Позвольте заметить, господин султан, что этот юноша – простолюдин и не вправе находиться здесь в качестве свата, – неожиданно встрял Расим, резко встав с места.
Султан озлобленно посмотрел на Расима, затем, смягчив выражение лица, обратился к Расиму.
– Благодарю за ваше замечание, господин премьер-министр, – в вежливом тоне отчётливо звучала неприязнь к Расиму. – Прошу, сядьте на место, – попросил султан, добавив про себя, – «Назойливый шакал». – Этот молодой человек находится здесь по моему приглашению. Я выслушал всех вас за этот вечер, и никто не сказал ничего нового. Может новичок и теперь выйдет победителем? – он перевёл взгляд на Азима. – Мне очень интересно, что скажет этот дерзкий юноша.
Азим хотел было ответить, но султан вновь прервал его.
– Твой дядя Адхам выпросил у меня чёрного жеребца из моего табуна, – султан не отрывал взгляда от Азима и удивлялся тому, как он продал жеребца почти даром. – Он мне говорил о тебе, но не сказал о твоих намерениях. Я не знал, что ты хочешь купить и мою единственную дочь, – он указал на Зилолу, которая, опустив взгляд, робко подглядывала на Азима. – Что ты мне за неё предложишь? – Бузург вопросительно посмотрел на Азима.
– Господин султан, только лица благородных кровей, или члены правящей знати могут сватать султан-заде, – не унимался Расим.
– Спасибо, что напомнили, – резко и саркастично ответил султан, сдерживая гнев. – Ваш отец здесь с вами? – спросил он у Азима и вопросительно повернулся к глашатаю-писарю.
Сорбон кивнул, и Бузург снова повернулся к гостям.
– Аъзам ибн Саид! – позвал он отца Азима. – Прошу тебя подойти к сыну, – султан указал на центр ромба, когда Аъзам встал с места.
С рукой у сердца Аъзам взволнованно подошёл к сыну. Встав слева от Азима, Аъзам учтиво поклонился султану, который ответил ему коротким кивком.
– Столько гостей приехало в Ангуран на Навруз, что я и забыл о своём обещании, принимая их во дворце. Примите мои извинения Аъзам ибн Саид. Я высоко ценю вашу службу моему султанату. Настал час сдержать слово, – султан кивнул Сорбону, чтобы тот записывал, и серьёзно посмотрел на Аъзама. – Я, султан Ахоруна, Бузург ибн Махмуд, назначаю тебя, Аъзам ибн Саид, Визирем торговли Ахоруна, – торжественно объявил султан, приложив правую руку к сердцу. – Служи во благо народу и пусть Всевышний благословит тебя!
Аъзам также прижил правую руку к сердцу и низко склонил голову. Султан же повернулся к Сорбону и кивнул, чтобы тот принёс письменное назначение и орден визиря.
Сорбон заранее подготовил это назначение и положил орден во внутренний карман своего халата. Он подошёл к султану и с небольшим поклоном передал ему затребованное. В свою очередь, султан позвал к себе Аъзама, вручил ему письменное назначение и прицепил на грудь, с правой стороны, золотой орден визиря, выполненный в виде виноградной грозди, обрамлённой серпом новой луны.
– Я буду служить верой и правдой народу и вам, мой светлейший господин, – Аъзам прижал руку к сердцу и слегка поклонился.
Султан кивнул и вернулся на свой трон. Он указал Аъзаму тоже вернуться на своё место, оставив сына одного под куполом.
– Теперь этот юноша из правящей знати, – громко проговорил Бузург, строго сидя посередине трона. – Ты доволен, Расим? – он бросил взгляд через плечо Азима. – Сегодня нас удостоил честью своим присутствием сам султан Аброра, – Бузург подчёркнуто указал на Амида ибн Амина. – Среди всех сватов он сделал лучшее предложение, – этими словами он заставил Зилолу встревоженно посмотреть на него. – И я в серьёз обдумываю это предложение, – заявил он, не глядя на дочь. Слова Бузурга приободрили Амида, и он похлопал сына по плечу и что-то проговорил ему на ухо. – Он предлагает своего сына в супруги моей дочери, а это сулит ей целое государство. Сейчас я на пороге того, чтобы принять это предложение. Однако, я не хочу отпускать свою единственную дочь так далеко от себя.
Он посмотрел на Зилолу и увидел в её карих глазах искру. Не ужели её зажёг Азим? Он задумчиво посмотрел на Азима, и у него в голове всплыло то, о чём Бузург уже давно забыл и даже не хотел вспоминать.
– Послушай, юноша, – султан щёлкнул пальцами, что было сигналом для писаря, который тут же развернулся и направился к северо-восточному аванзалу. – Я глубоко уважаю и ценю твоего отца, – продолжал между тем Бузург. – Но что ты мне можешь предложить?
Сорбон подошёл к двери аванзала и рукой позвал оттуда кого-то.
Из аванзала вынесли три больших сундука. Один был золотым с чеканкой, второй серебряным и тоже с чеканкой, третий был украшен драгоценными камнями. Слуги поставили сундуки в трёх шагах от трона султана и по его велению открыли сундуки. Первый сундук был полон золотых монет, во втором были серебряные монеты, а в третьем были драгоценные камни.
Сундуки и их содержание вызвали новый ропот среди всех гостей.
– В моей казне этих драгоценностей наберётся на тысячи таких сундуков. Никто из присутствующих не сможет предложить больше, – уверенно и надменно заявил Бузург. – Но моя дочь – моё единственное бесценное сокровище. Никакая обещанная власть не сможет выкупить её у меня. Какое предложение сможешь сделать ты, Азим ибн Аъзам, чтобы хоть как-то превзойти все предыдущие предложения? Какой калым можешь предложить ты? Что ты сделаешь? Заполонишь мою казну картошкой? – с язвительной усмешкой спросил султан, и весь тронный зал разразился хохотом.
Правда, некоторым было не до смеха.
Униженный таким образом человек убежал бы из этого тронного зала в слезах, но не Азим. Возможно, он бы и убежал, случись это до состязания. Однако Бузкаши изменило Азима, переключило в нём что-то. Он начал чувствовать себя по настоящему взрослым. Он не обратил внимания на насмешку султана, а люди... Пусть себе смеются. Азим пришёл сюда добиться своей цели.
– Достопочтенный султан! – громкое обращение заставило всех замолчать. – С вашим богатством не сравниться никто, и оно мне не нужно, – тон Азима был учтив, но в нём слышались строгие ноты. – Мне не нужен и трон, который унаследует ваша несравненная дочь, – Азим посмотрел на Зилолу, та робко улыбнулась и опустила взгляд, а среди гостей его слова снова вызвали ропот удивления.
– Что же тогда тебе нужно? – удивлённо шепнул султан и начал вспоминать то, чему не желал верить.
– Как только я впервые увидел вашу дочь, я был поражён её красотой, словно в моё сердце вонзились тысячи кинжалов, – проговорил Азим, словно влюблённый поэт. – Я полюбил её с первого взгляда, и лишь настоящий кинжал сможет лишить меня этой любви...
– «Нет», – опешив, подумал султан. – «Не может быть», – он с ошеломлённым видом откинулся на спинку трона. – «Предсказание ведьмы», – наконец вспомнил он и его глаза озадаченно забегали. – «Это не может быть правдой», – Бузург отказывался верить.
– ...Я обещаю любить вашу дочь до конца жизни, – продолжал тем временем Азим, искренне глядя на Зилолу, которая время от времени со смущённой улыбкой подглядывала на него исподлобья. – Да! Я не богат, как все эти сваты, но обещаю, что ваша дочь будет жить в достатке. Я буду ценить и уважать её. Заботиться о ней, как о бесценном сокровище. Я не могу заплатить тот калым, который вы хотите. Но ради вашей дочери я готов исполнить любое ваше желание, мой светлейший господин.
– «Выдать за недостойного», – вспомнил султан слова Нигоры... нет, Арогин. Как бы ему не хотелось верить в предсказание ведьмы, оно сбылось и, как она предрекла, в обратном порядке.
Султан действительно любил свою дочь больше всего, как предсказывала Арогин, хоть он и не высказывал своей любви к дочери. И у него было всё – богатство, власть...
Султан задумчиво посмотрел на дочь, вспомнив обещание выдать её за того, кто полюбит её не ради наследства. Он также дал это слово своей жене перед её смертью. Бузург продолжал смотреть на свою дочь и видел в её глазах искру любви, которая ещё ярче горела в глазах Азима.
За прошедшие почти семнадцать лет после предсказаний Арогин, всё это золото, серебро, камни и побрякушки изменили султана. Он дарил все эти драгоценности своей любимой жене, а после её кончины он смотрел на них с тоской, которая постепенно переросло в бездонную пустоту. Султан пытался заполнить её всеми этими сокровищами, что и привело его к алчности, сделало его надменным и черствым.
В это самое время, глядя на дочь, он корил себя за то, что так мало уделял ей внимание. Однако алчность шептала ему изнутри, что где-то существует нечто, отсутствующее в его сокровищнице, и эта алчность вновь взяла верх.
– Как ты видишь, моя казна полна такими драгоценностями, – султан Бузург поочерёдно показал на все три сундука. – И как ты выразил, Азим ибн Аъзам, моя дочь – это бесценное сокровище, – он посмотрел на Зилолу и снова на Азима. – Однако есть кое-что дороже бесценного, – заявил он, выждав паузу. – Нечто, для которого я приберёг свой палец, – Бузург продемонстрировал левый указательный палец. – Перстень с этим сокровищем будет означать абсолютное богатство. Кусок этого сокровища размером с мою ноготь стоит дороже девяти таких сундуков, – султан с презрением указал на три сундука.
Азим, да не только он, весь зал ожидали, когда же султан скажет, что это такое?
Султан прочитал этот вопрос на лице Азиме и громко заявил:
– Это Чёрный рубин!
По залу снова прокатился ропот. Большинство из гостей попросту не слышали ни о каком таком Чёрном рубине, а те, кто слышал, не верили в его существование, ибо никто и никогда не видел ни одного украшения с таким рубином.
– Достань мне кусок Чёрного рубина размером с мой кулак, Азим ибн Аъзам, и я выдам за тебя свою дочь и устрою вам пир на весь мир!
Султан посмотрел на Зилолу, не отрывающую взгляд от Азима. По её сдержанной улыбке он понял, что дочь не против такого решения.
А вот Расиму оно было не по душе. Он встал, схватив свой коврик, и пущенной стрелой покинул тронный зал.
Азим же принял слова султана со всей серьёзностью. Он приложил руку к сердцу и громко заверил:
– Мой светлейший господин, я обещаю вам выполнить ваше поручение и достать Чёрный рубин во что бы то ни стало.