«С разрешением его светлости султана Бузурга были произведены вскрытия нескольких тел из числа первых жертв Зелёной хвори. Было обнаружено, что все внутренние органы поражены зелёной слизью. К сожалению, врачи-хранители, проводившие вскрытие и изучавшие слизь, тоже умерли от этой хвори».
Хранители знаний: «Исследования Зелёной хвори»
Первое фарвардина – первый день весны, день весеннего равноденствия, первый день нового три тысячи сто двадцать третьего года Эпохи человека. Наступил Навруз и, кажется, настроение должно быть праздничным. Однако с самого утра Зарина была какой-то растерянной, озадаченной и торопливой. С первыми лучами солнца она принялась заготавливать продукты для праздничных блюд и угощений на вечер. Ей не терпелось поскорее пойти на праздничное поле у дворца и взять с собой старшего сына, но дел было невпроворот.
Зарина закончила на кухне, но оставалось ещё убраться в доме и во дворе и украсить их. Она всегда желала иметь дочь, чтобы была её помощницей. Всевышний же подарил ей двух сыновей. И теперь, когда старший вырос, её хотелось невестку. За последний год она часто думала об этом. Порой ей бывает одиноко, когда в доме никого нет, а с невесткой можно было бы скрасить досуг.
Зарина бесшумно вздохнула, глядя на Азима. Она дала ему выбор, о котором говорит уже весь город, а он сам об этом молчит. За это время он ни разу не обмолвился о том, нравится ли ему кто-то, или есть ли у него кто-то на примете. Он даже не выбрал из тех, кого их матери или тёти приводили в их дом сами. Покачав головой за спиной старшего сына, она снова вернулась на кухню. Видимо, помощница ещё не скоро вступит за порог этого дома.
Правда, сыновья всегда помогали ей по дому, как и сегодня. Хотя сейчас ей помогал только Азим. Рауф же, названный в честь её покойного отца, всё ещё спал в уютной постели.
Пока Зарина нарезала зелень и месила тесто, Азим расставлял по подоконникам и столам керамические тарелки с проросшей пшеницей, что является традиционным символом Навруза под названием «Суманак» или «Сабза». У входа Азим поставил сабзу на белых блюдцах с узорами зеленых лепестков. Затем он начал обвешивать стены (ближе к углам) длинными полотнами атласа разных оттенков. Одни полотна были в разводах, другие с широкими или тонкими полосами. И хотя основной цвет атласа отличался друг от друга, во всех них присутствовал зелёный – цвет процветания и новых надежд.
Глядя на то, как Азим украшает кухню такими полотнами, иногда Зарина подглядывала на сына с новой надеждой, но затем с необъяснимой пустотой опускала глаза. Сын, помогающий матери – гордость всех женщин. Зарина, конечно, гордилась своими сыновьями, но, когда тебе помогает твоя дочь или невестка – это совсем другое дело. Дочь или же невестку можно научить всему тому, чему тебя учила твоя мать или свекровь. В народе говорят: «Какая мать, такой будет и дочь». С дочерью можно поделиться семейными, традиционными рецептами или же, в конце концов, просто поговорить по-женски. У Зарины не было дочери, зато она делилась некоторыми рецептами с Рауфом, который проявляет интерес к готовке. Однако это не унимало её душевной тоски.
Зарина подошла к резному шкафу в правом углу кухни, чтобы достать из верхней полки праздничную утварь. Повесив последнее белое полотно атласа с тонкими зелёными и серыми полосами в левом углу, Азим подбежал к матери и не позволил ей брать тяжёлую хрустальную посуду. Он сделал это сам.
– Спасибо. Положи туда, – негромко сказала Зарина и указала на стол.
Зарина долго смотрела на сына, не решаясь задать вопрос, который уже давно вертится у неё на языке. То, что Азим за всё это время ни разу не заикнулся о своей женитьбе, начало беспокоить Зарину. Почему он не говорит об этом? Может, он затрудняется в выборе? Тогда почему не спрашивает совет?
Зарина понимала, что Азим всё ещё учится у отца, она также понимала, что сын не хотел спешить с женитьбой, но иногда можно же об этом подумать. Она также помнила, что дала ему три года на выбор. Но, раз уж Азим не хочет пока делать выбор, действовать придётся ей самой. Зарина твёрдо решила подтолкнуть старшего сына к выбору, чтобы он хотя бы начал думать об этом.
– Всё хорошо, матушка? – спросил Азим, уловив на себе пристальный и задумчивый взгляд матери.
Зарина затейливо улыбнулся и ответила:
– Оденься хорошо. Я хочу, чтобы ты пошёл со мной на праздник. И разбуди брата.
– Хорошо.
Азим разложил хрустальные миски для фруктов на столе и поднялся наверх.
Азиму потребовалось немного времени, чтобы нарядиться. Вскоре он встал перед матерью в чёрном распашном камзоле, тёмно-серых свободных штанах и в рубашке посветлее штанов. На голову он надел круглую, плоскую тёмно-зелёную тюбетейку с серым растительным узором. От вида своего сына Зарины мило улыбнулась. Она восхищалась каким симпатичным юношей вырос Азим, и как сильно он напоминает своего отца в его возрасте. Правда, синие глаза красят Азима ещё больше.
– Как я выгляжу? – улыбка матери смутила Азима.
– Завидно, – прошептала Зарина.
Свободные рукава хлопкового камзола доходили до локтей Азима, а их края украшены широкой серой тесьмой с ненавязчивыми элементами растительного узора, содержащий несколько маленьких зелёных четырёхлистных клевера. Правый борт камзола был прошит плотными серыми и зелёными стежками, а левый (верхнюю часть) украшало полотно из молочно-серого атласа с тёмно-зелёными ромбовидными разводами. Шёлковую рубаху с неглубоким вырезом он заправил в штаны. На поясе он завязал платок из адраса того же цвета и узора, что и надшивка его камзола. С внутренней верхней части его левой штанины такой же серый атлас с тёмно-зелёными ромбами тянулся к внешней стороне колена. Этот элемент украшения его штанов сужался сверху вниз. Правая штанина украшена объёмной вышивкой виноградной грозди из светло-зелёной шёлковой нити, а по бокам были виноградные лозы. Однако элементы украшения штанов были частично скрыты под подолом камзола.
Смущённый комплементом матери, Азим опустил взгляд и направился к выходу, чтобы обуться в веранде.
– Ты разбудил Рауфа? – спросила Зарина.
– Он будет дожидаться отца, – ответил Азим, надевая галоши на расшитые ичиги. – Вместе они пойдут на состязание по борьбе.
– Что ж, там мы с ними и увидимся, – заключила Зарина.
Ей самой не нужно было переодеваться. Она заранее надела розовый атлас. Зарина всего лишь сняла с себя фартук и надела красную прозрачную накидку, расшитую золотистыми розетками. Она также обмотала широкий шёлковый зелёный платок вокруг головы и была готова идти на праздник.
В воздухе стоял запах зеленеющей травы и аромат цветущих деревьев. Зеленовато-голубое небо было безоблачным и птицы тоже не летали. Утренняя прохлада оставалась в тени, а выйдя из неё, солнце мягко грело кожу. Азим направился к конюшне, но мать окликнула его.
– Стой, Азим! Пойдём пешком. Нам некуда спешить. К тому же, твой отец забрал одну из лошадей.
– «Пора купить третью лошадь», – подумал Азим, следуя за матерью к воротам.
Вниз по северным и северо-восточным улицам они за две сойи добрались до места празднества. Заметив башни дворца, сердце Азима жарко застучало, ибо праздничная поляна была развёрнута на северной окраине поля, окружавшее дворец. Праздничную поляну также коротко называют «Ид-майдан». Оно было обставлено различными шатрами и лавками, среди которых Азим очень надеялся встретить Зилолу. Ради этого он и подготовил свой наряд ещё неделю назад, подстригся, а прошлой ночью побрился. Последний раз он видел султанзаде здесь, в лабиринтах дворца. С тех пор он каждую ночь мечтал увидеть её в своих снах, поскольку другие его визиты в лабиринт с дядей Адхамом были безуспешны. К его сожалению, сны также подводили.
У Азима глаза бегали в поисках своей мечты наяву среди толпы, собравшейся на Ид-майдане. На поляне было двадцать шатров, и Зилола могла бы быть где угодно, если вообще пришла сюда.
– Нам нужно найти твоего дядю. Пошли.
Зарина повела сына направо, где в трёхстах газах от переулка, из которого они вышли, стояли отдельные шатры. Там была устроена «Поляна трапез». Именно на этой поляне скоро должно начаться одно из основных праздничных мероприятий Навруза. Под этим предлогом Зарина хотела заманить туда сына, чтобы хоть как-то подтолкнуть его на выбор невесты. Для этого она заранее договорилась со своим деверем, так как Азим в последнее время часто приходит к нему.
На поляне трапез было много женщин, одетых в яркие праздничные наряды из атласа, адраса, шёлка и чакана. Одни стояли у больших казанов или у тандыров и готовили праздничные блюда и угощения, другие пели или танцевали, играли на музыкальных инструментах, третьи помогали первым, подавая из шатров посуду и продукты.
Все шатры на Ид-майдане лицом были обращены ко дворцу, который был в трёхстах газах от них. На всех шатрах, посередине или сбоку, был водружён флаг Ахоруна – гроздь зелёного винограда, обрамлённый серпом новой луны, на светло-зелёном полотне с золотой бахромой. Правда, полотна были разной формы: прямоугольные, треугольные и двухвостые.
На самой поляне трапез было тоже много шатров. Первый был длинным. Его зелёный цвет обозначал, что в нём готовят яства из зелени, из которых основным была самбуса с сумочником. У этого шатра стояли казаны и перевозные тандыры, вокруг которых сновали нарядные женщины и молодые девушки.
Справа от него стоял шатёр полностью из полосатого атласа всех цветов радуги. Блестящий жёлтый цвет превалировал шириной среди других. В нём молодые девушки готовили фруктовые салаты. У этого шатра стояли перевозные тандыры, в которых женщины старшего поколения пекли фруктовые пироги, делясь своим рецептом с юными особами.
Далее стояли два шатра по меньше размером. Один был красный с изображением весенних цветов на стенах, второй был белым с длинной коричневой бахромой. На его стенах искусно вышита объёмная фигура вишнёвого дерева с белыми цветками мягко-зеленого оттенка. В этих двух шатрах, в основном, были девушки. Они плели венки, корзины, делали икебаны и украшения, которые вывешивали на стенах своих шатров.
Между радужным и красным шатром Азим заметил старушку в жёлтом платье с зелёными розетками. Она сидела на табуретке и белый расшитый платок ниспадал к её локтям, а под платком у неё на голове была плоская зелёная тюбетейка с жёлтым растительным узором. Играя на коротком рубабе, в своей широкой беззубой улыбке она пела про молодость и Навруз. Голос старушки показался Азиму забавным, а её улыбка передалась ему. В груди юноши расцвёл тёплый бутон. Он заразился весёлым, праздничным настроением, разделяемые всеми на этой поляне. Его синие глаза нигде не могли найти Зилолу, отчего им начало овладевать грусть. Однако смешное пение старушки спасло его лицо от кислого выражения. Проходя мимо этих шатров, Азим приблизился к этой старушке и проявил к ней уважение и благодарность, прижав руку к сердцу и слегка склонив голову.
День близился к полудню. Мужчины, пришедшие на помощь своим матерям, жёнам и дочерям, начали ставить столы и стелить дастарханы. Некоторые стелили на земле, а вокруг них стелили курпачи. К часу по полудню женщины из зелёного и радужного шатра начнут накрывать столы с «Хафт-сином», «Хафт-шином» и «Хафт-зином». Поварихи из обоих шатров и их помощницы будут ставить на дастарханы, вышитые пышными розетками, семь блюд и угощений, чьи названия начинаются на «С», а также по семь, что начинаются на «Ш». Кроме съестного будут также и напитки. Правда, «Син» и «Шин» необязательно должны быть в названии самых блюд или напитков, они могут быть и в названии основного ингредиента.
Из давних времен на Навруз «Хафт-син» и «Хафт-шин» имели характер первенства – конкурса. Девушки и женщины испокон веков соревнуются за звание лучшей поварихи. Люди выбирали победительницу в разных номинациях: лучшее оформление дастархана, лучшее блюдо «Хафт-сина», лучшее блюдо «Хафт-шина» и, соответственно, лучшие напитки, и под «лучшим» подразумевается самое вкусное. Выбирали даже самый красиво расшитый дастархан. Победительницам тем же вечером султан вручал блюдце с проросшей пшеницей – всю из золота. А для поварихи, избранной лучше среди всех, султан вручал ещё и золотое болоабру.
После Зелёной хвори это стало делом блага и благотворения. Женщины перестали соревноваться между собой. Они готовят, чтобы сделать людям приятно. Всякий, кто желал попробовать то или иное блюдо, перед тем как закусить, тихо просят Всевышнего принять благодеяния этих женщин и воздать им вдвойне ради тех, кто низлёг от этой ужасной болезни, унёсшей десятки тысяч. Большую же часть приготовленных яств раздают семьям, потерявших вследствие этой чумы своих кормильцев.
В отличие от «Хафт-сина» и «Хафт-шина», «Хафт-зин» – это выставление на показ ручных изделий и украшений. Их названия не обязаны начинаться на «З». «Зин» от слова «Зинат» обозначает красоту и богатство. Часто на «Хафт-зин» ювелиры выставляют по семь золотых изделий, а с ними соревнуются мастера по дереву своей резьбой, украшенной золотом. Однако на поляне трапез этого не произойдёт. Ювелиры и резчики устроят «Хафт-зин» на основной части Ид-майдана, а тут девушки выставят свои изделия из цветов и бус.
Солнце было почти в зените, и первые изделия начали выносить.
Зарина прошла мимо одного стола, не обращая никакого внимания. Коричневые шатры – вот куда она шла, оглядываясь, идёт ли за ней сын.
На том конце поляны трапез стояли семь небольших бурых шатров с бахромой, длиной до земли. Внизу, длиной в один локоть, волокна бахромы были белого цвета, а остальная часть – зелёной. Они представляли собой ростки пшеницы. На лицевой стороне шатров вышивкой изображены блюдца с высоко проросшей травой пшеницы.
– Хочешь, показать сыну, как варят сумалак, невестка? – позвал Адхам.
Зарина в это время всё еще искала его глазами, и его голос облегчил ей задачу. Она повернулась в сторону деверя. Адхам сидел на ближнем конце длинной скамьи, поставленной недалеко от коричневых шатров. Зарина улыбнулась и прижала руку к сердцу в приветствии.
– С праздником Навруз, Адхам-ака, – поздравила она.
– Да благословит тебя Всевышний, – пожелал в ответ Адхам и, встав с места, покровительственно положил руку ей на плечо. – А где Азим?
– Вон он, идёт, – Зарина оглянулась и кивнула в сторону сына.
Азим отстал позади. Он загляделся на шатры и наряды девушек, выходящих или входящих в них. Сами девушки его не привлекали, хотя некоторые из них сами заглядывались на юношу. Они догадывались, кем является этот черноволосый и синеглазый юноша, и зачем сюда пришёл. Не заметив Зилолу среди этих красавиц, он не переставал думать о ней, медленно переставляя свои ноги, словно старая черепаха. Заметив же дядю Адхама, он будто оживился и подбежал к нему.
– Салом дядя! С праздником дядя! – Азим протянул и крепко сжал руку Адхама.
Тем временем, Зарина пошла дальше.
– «Хочу показать ему девушек. Уж больно он медлит со своим выбором», – ответ своему деверю она оставила в мыслях. Зарина оглядывала шатры и решала, из которого начать в первую очередь.
Адхам и Азим не спеша пошли за Зариной. Юноша склонился к уху дяди и тихо спросил:
– А султанзаде придёт на Ид-майдан?
Адхам с первого раза догадался, что Азим влюблён в султанзаде Зилолу, но не высказывал этого. При этом он пытался намекнуть племяннику, что султан-заде могут вступать в брак только между своими не единокровными родственниками, то есть, хеш-султанами, или другой правящей знатью. Но, кажется, парень его не слушал.
– Не сейчас, – ответил Адхам. – Они с отцом прибудут на Ид-майдан ближе к вечеру.
Это слегка расстроило Азима, но он не унывал, ведь праздник только начинается.
– Ты уже выбрал себе коня? – поинтересовался Адхам.
Он сделал это тихо, чтобы Зарина не услышала их разговор. Хоть у Адхама и Зарины был договор насчёт Азима, у них с юношей был и свой план на Навруз.
– Я думаю, взять одну из отцовских лошадей, – нерешительно ответил Азим.
– Да они оба старше меня! – громко возмутился Адхам, чем привлёк внимание окружающих.
Зарина была в двадцати шагах от них. Она оглянулась и с улыбкой на устах подозрительно прищурилась, видя, как Адхам что-то шепчет её сыну. Она решила вернуться к ним.
– Я так давно не была на приготовлении сумалака. Пошли сынок. Я покажу тебе, как его традиционно варят.
Зарина заговорщической улыбкой посмотрела на Адхама, взяла руку сына и повела за собой.
У каждого бурого шатра стояло по казану на подказанниках. В них со вчерашнего заката на среднем огне варится сумалак. У каждого казана одна женщина преклонного возраста объясняла семерым девушкам основы приготовления сумалака и его блага.
Перед шатрами девушки вывесили сюзане разных размеров, которые сами сшили в течение года. Некоторые повесили на стенах шатров, некоторые повесили на толстых верёвках, связанных на деревянных столбах. Резьба на этих столбах – труд их братьев, отцов или нанятых мастеров, если в семье девушки не было мужчин или же резьба не была их стезёй – изображала растительный и животный мотив. На всех сюзане наблюдаются растительные и цветочные узоры и орнаменты, вышитые, в основном, золотистой ниткой. У двадцати из сорока девяти сюзане полотна были одинакового цвета, что, естественно, побудило Азима на вопрос.
– Почему красных сюзане больше?
Адхам решил сам ответить, заключив, что такой вопрос мог смутить Зарину. Он вытянул руку перед грудью племянника и остановил его. Адхам хотел, чтобы его мать отошла чуть дальше, ибо Зарина действительно слегка покраснела и растерялась. Адхам кивнул ей, дав понять, что разберётся.
– В народе принято, что красный цвет – это цвет крови и невинности. Девушки, выходящие замуж после двадцати одного года, перед свадьбой шьют сюзане на гранатовом полотне. И словно плоды гранаты, красный цвет символизирует сладко-кислую спелость их девственности. А золотистая вышивка значит, что они будут хранить очаг также бережно и ревностно, как хранили свою невинность.
– «Перед свадьбой?» – озадачился Азим, начиная подозревать, зачем на самом деле его сюда привела мать.
Азим уже давно забыл, что на Навруз девушкам предоставляется традиционное исключение для замужества. Девушки, чьи родители ещё не выбрали для них жениха, или те, кто упорно отказывался вступать в брак с теми, кого для них выбирали (видите ли претендент им не понравился), просили разрешения у своих родителей на участие в мероприятии, известном как «Туй-сумалак»
Кроме девушек, юноши тоже мечтали вступить в брак таким образом. Потому-то их и собралось так много. Азим огляделся по сторонам. Парни, по традиции не младше восемнадцати лет и не старше двадцати пяти, пришли на поляну трапез и поставили для себя длинные скамьи. Однако не все они смирно сидели в ожидании. Одни пели песни и стихи про влюблённых, про весну, Навруз и красивых девиц. Другие хлопали в ладоши в такт пению, играли на разных музыкальных инструментах, третьи танцевали вокруг или перед ними.
Азима привлекла музыка флейты, доносящаяся справа от него. Он вспомнил про Хуршеда, но, повернувшись в ту сторону, увидел совсем другого молодого человека. У крайнего шатра в двадцати шагах справа на длинной флейте наигрывал юноша двадцати лет. Его музыка была трогательной и привлекательной на слух. Рядом с ним сладким тенором подпевал юноша, на вид на год младше музыканта. Эти двое были братьями, понял Азим по их схожести. Оба были одеты в полосатые халаты ярких цветов и в пёстрых тюбетейках. Азим подошёл поближе, послушать этот талантливый дуэт, а дядя Адхам пошёл за ним.
Некоторые скамьи были широкими. На них постелили курпачи, и юноши, сняв обувь, сидели, скрестив ноги под собой. Многие из них просто наблюдали за происходящим.
Поющие или танцующие, сидевшие или сновавшие, юноши время от времени, а некоторые и частенько, подглядывали на девушек и оценивали их взглядом. У одних в глазах сверкали искры страсти и похоти. Некоторые смотрели с жаждой, а некоторые другие, в меньшем значении этого слова, смущённо улыбались и отводили глаза.
Стесняются.
Были и те, которые вовсе не отводили наглый взгляд от той или иной особы, мечтая, чтобы им досталась именно она.
Юношей с их различными взглядами, намерениями и мыслями объединяло одно – они все ожидали призыва.
Зарина снова разделилась со своим сыном. Она стояла посередине напротив семи бурых шатров в нескольких шагах от казана с большими ушками. Она вдыхала запах сумалака и вспомнила, как однажды тоже хотела принять участие в «Туй-сумалак». Ей тогда было всего одиннадцать, и вот двадцать шесть лет спустя она здесь, правда в качестве зрителя. Зарина вглядывалась в каждую участницу.
Сорок девять девиц и все разные, как сорта винограда. Стройные и с пышными изгибами, тонкие с малыми нежностями, худые и упитанные, даже парочка толстых девушек: одна нервно переступала с ноги на ногу у первого шатра слева, другая с улыбкой на устах шепталась с долговязой подругой над казаном у второго шатра справа.
На светлых лицах сияли улыбки, на смуглых радостно сверкали глаза. Лучезарные девицы с грудью, полной от счастья, по очереди помешивали густой сумалак шумовками с длинными деревянными ручками.
Среди веселых, прекрасных лиц встречались и грустные, растерянные выражения. Этих девушек природа обделила красотой, и из-за несладкой внешности они чувствовали себя нежеланными. Женщины-наставницы утешали приунывших девушек. Ещё не было такого, чтобы девица, участвующая в «Туй-сумалак», осталась ненайденной. Мужчины любят красивых, желают привлекательных, но есть и те, кто предпочитает не выделяющихся жён, чтобы не ревновать.
В ясный солнечный день дивные платья участниц поражали и удивляли искусством шитья девушек. Атлас чуть выше колен со штанами до щиколоток, короткий и длинный адрас в сочетании с узкими шароварами, тонкие шелка, приталенный бархат и чаканы с богатой вышивкой притягивали не меньше внимания, чем их лица. Тюбетейки на головах подобны их платьям – только у одних они квадратные, у других плоские и круглые, клиновидные и низкие с хохолками. На некоторых даже были высокие тюбетейки – эти девушки из Фалида, догадалась Зарина.
Под тюбетейками или над ними у девушек на головах были накинуты длинные платки из разных тканей, но среди них превалировал шёлк. У многих платки были под цвет и узор платьям, у других были белые или жёлтые, но богато расшитые. На некоторых девушках и вовсе не было платков – они из Мираса. У девушек из этого города бывает строптивый нрав. Они предпочли тонкие халаты с короткими или длинными свободными рукавами с цветом и узором наоборот, чем у их платьев.
Не было ни одного чёрного наряда. Не на траур же пришли, в конце-то концов, а на праздник, как ни как, своего рода свадьбу, в надежде обрести мужа и построить крепкую семью и светлое будущее.
– Азим! – позвала Зарина с воодушевлённой улыбкой и поманила сына к себе. – Ты помнишь, почему возле каждой старицы семь девушек? – спросила она, когда Азим подошёл к ней.
Конечно, нет.
В оправдывающейся улыбке Азим прижал голову к плечам. Его глаза безмолвно извинялись. Зарина поняла, что сын не знает ответа.
– Даже не помнишь почему у всех отличаются платья? – слегка расстроилась она.
Зарина не раз рассказывала сыновьям про традицию выбора окраса и узора платья на «Туй-сумалак». Однако Азим сразу забывал про всё, когда очередь переходила к отцу и тот рассказывал про состязание загона козлов, который в народе называется «Бузкаши». Азим помнил обещания отца взять его с собой на это состязание, а не рассказы матери про особенности кройки.
Белые, бежевые, светло-голубые, тёмно-голубые, желтоватые, бледно-розовые, редко зелёные, того реже красные, и даже серые платья отличались друг от друга узорами своих крапин, яблок и разводов, которые казались Азиму беспорядочно разбросанными, но именно это и придавало необычную красоту платьям. У девушек с чаканами платья не выделялись серьёзной вышивкой – только тонкие тесёмки из золотистой, красной или белой нитки.
Вопрос Зарины услышал и подошедший Адхам, и пока она пребывала в лёгком замешательстве, он решил снова объяснить Азиму вместо невестки.
– Каждая девушка, которой дозволено принять участие в «Туй-сумалак», в течение семи дней Навруза ищет себе камушек, – его мягкий поучительный тон привлёк внимание не только племянника, но и нескольких других юношей, проходивших мимо и случайно (а может и нет) услышавших вопрос Зарины. – Подобрав камень, девушка шьёт себе платье под цвет и окрас своего камня. Девушка не должна расставаться со своим камнем до следующего Навруза, когда она наконец примет участие в «Туй-сумалак». А на последнем закате года, перед самим Наврузом, девицы приходят на поляну трапез, разделяются на семёрки и произносят благодарственную молитву Всевышнему: «Сотворитель неба и земли, до следующего Навруза нас донеси». Затем, загадывая желание, «ният», быть найденной хорошим юношей и выйти за него замуж, они бросают свои камни в казан. Они засыпают камни перемолотой проросшей пшеницей и начинают варить сумалак...
– И так в каждом казане по семь камней, – вдруг встряла Зарина. Она кивнула деверю и Адхам без обид принял её безмолвное извинение. – Девушки по очереди медленно в течение одной сойи каждая помешивают казан, чтобы сумалак не подгорел, и поют, – продолжила Зарина. – Кто-то поёт про себя, а кто-то вслух стих «Камень мой – муж мой».
В это время Азим заметил, как у второго шатра справа сменилась девушка. Она взяла шумовку, семь раз помешала густую коричневую массу в казане и робким голоском начала напевать:
Камень мой – муж мой,
На Туй-сумалак пришла с камнем в руках,
Уйду же с тобой, суженый мой...
– Когда сумалак готов, женщины-наставницы приглашают собравшихся молодцов к казанам, – голос матери прервал сладкозвучное пение стройной черноволосой красавицы в белом адрасе с тёмно-серыми разводами.
Ближайший казан стоял в каких-то десяти шагах от них. Вытянув шею, Зарина ещё раз присмотрелась к нему. Затем она бросила оценивающий взгляд на другой казан и на третий.
– «А сумалак-то готов. Туй-сумалак вот-вот должен начаться во всей своей красе», – подумала она.
– Когда парней позовут, – снова заговорил Адхам, – им дадут черпак и позволят по одному наполнить чашку сумалаком. Но черпнуть разрешается только один раз. Нельзя засунуть черпак в казан и ковыряться в нём, пока не выгребешь камушек, – пошутил Адхам, объясняя правило.
– Если сумалак получился слишком густым, отыскать в нём семь камней будет не так уж и просто, – вернулась в разговор Зарина.
– Сумалак нужно съесть до конца. Если находиться заветный камушек на дне чашки, его чистят облизав. С камнем нужно подойти к девушке, чьё платье подходит по окрасу. Затем нужно встать на правое колено и протянуть камень хозяйке со следующими словами:
Нашёл я камень твой, прекрасная девица,
Сделай же шаг вперёд и будь моей суженой,
К султану мы пойдём с тобой,
Дабы благословил он нас как мужа с женой.
Адхам говорил с увлечением, но в его голосе звучала толика разочарования. Когда-то и он хотел найти жену на этом мероприятии. Родители же не позволили ему этого и женили раньше праздника. Жену свою он полюбил не сразу, но теперь горько скучает по ней, проклиная Зелёную хворь.
Только после слов дяди Азим понял предназначение камней. Он косо посмотрел на мать, но та в ожидании начала, разглядывала девушек.
Древка от флажков, реющих на лёгком ветру над шатрами, отбрасывали прямую тень. Наступил полдень. Пора.
– Пожалуйте молодцы, пожалуйте! – хором позвали женщины у казанов, а девушки отошли к шатрам. – Подходите к казанам. Пожалуйте! Черпните сумалак и найдите клад на дне чашки! Пожалуйте, пожалуйте, да счастье своё с собой заберите!
И тут началось!
Собравшаяся толпа хлынула волной к казанам, едва женщины успели закончить свой призыв. Одни намеренно шли туда, где им приглянулась та или иная особа. Голодные (не в прямом смысле этого слова), потенциальные женихи толкались и спорили между собой, кто станет первым. Робкие же и нерешительные юноши терпеливо ждали позади них.
Азим с дядей и матерью стояли недалеко от них. Юноша наблюдал за происходящим в лёгком недоумении. Ему казалось, что они пришли не попытать свою удачу, а показать свой пыл, чтобы потом бахвалиться своим достижением. Но на «Туй-сумалаке» удача обычно играла против их наглости, и парням, ожидающим в конце, везло чаще, чем тем, кто жадно желал уйти с невестой и грубо не позволял никому пройти вперёд своей очереди.
Подобная жадность и наглость в различной форме поведения, если даже оно и подразумевало стремление заполучить желанный трофей, также показывало уровень воспитания и нрава этих молодых людей.
Наблюдая за ними, Азим не заметил, как оказался в конце очереди напротив третьего шатра. Молодые люди обставили плотным полумесяцем все семь казанов, а очередь всё нарастала и нарастала сзади. Люди теснились, толкались и ругались. Не такого представлял себе Азим. Он решил выбраться из давящей толпы, но попытка оказалось тщетной. Кажется, на праздник сошёлся весь Ахорун.
Шум, гам, громкие посвистывания, возгласы и дикий, непочтительный смех этих солдафонов заглушали приятную для девушек музыку флейт, дутаров и рубабов. Такое поведение отпугнуло в девицах всю радость и загадочность этого мероприятия, но наставницы предупреждали их об этом. Однако ни одной из них не хотелось бы достаться быку грубияну или ослу свистуну. К некоторым девушкам пришла мысль уйти, но они не решались на этот импульсивный поступок – это расценивалось бы позором для них и их семьи. Одни девушки опускали глаза от удивления и смущения, другие от отвращения.
Один за другим юноши опустошали принесённые с собой чашки и уходили ни с чем. Отчего вскоре робкие улыбки снова засияли на прекрасных лицах девушек-невест. Как бы не прошёл «Туй-сумалак», и кому бы они не достались – это их выбор прийти сюда и участвовать.
Прошло около сойи, как те самые нетерпеливые юнцы, в чьих жилах кровь кипела с азартом, начали покидать очередь с кривыми, недовольными лицами. Правда, уходили не все юноши с грубым поведением. Некоторые особо наглые пробивались сквозь очередь к другим семёркам и казанам.
Это навело Азима задать новый вопрос, и он, сумев выбраться из очереди, нашёл дядю поблизости, чтобы задать этот вопрос.
– А это дозволено? Подходить к другим казанам?
Адхам проследил за широкоплечим густоволосым юношей, протиснувшимся вперёд к первому казану справа, и посмотрел на племянника.
– Пока что это не запрещено, – пожал плечами Адхам.
В сердцах красавиц вновь зажглась интрига. Кому же они достанутся?
Минуло почти две сойи после начала мероприятия и, наконец, нашёлся первый камень. Объявились малик с маликой Навруза.
Молодой человек двадцати трёх лет с бледно-золотой чалмой, повязанной вокруг высокой чёрной тюбетейки с белым узором, больно хрустнул зубами и выплюнул на свою ладонь камушек. Его широкое квадратное лицо, обросшее трёхдневной щетиной, растянулось в ещё более широкой улыбке, когда он взял камушек в пальцы и облизал. Застенчиво опущенные на камушек глаза выдавали, что он смущён, но в смущении этом отражались непомерная радость и ликование. Он первым нашёл камень, а другие, собравшиеся у той же семёрки и быстро поглатывающие сумалак, или ожидающие своей очереди, сразу же уставились на него. Они заулыбались, но не без зависти, ведь вся эта давка была ради того, чтобы найти камень первым и стать маликом Навруза. Некоторые и вовсе не скрывали недовольство своих кривых физиономиях. Один даже покинул очередь, с досадой швырнув свою чашу.
Высокий, широкоплечий юноша с явной недюжинной силой почувствовал робкое стеснение в груди. Его глаза искали подходящую девушку, а ноги отказывались сделать шаг вперёд.
Неожиданно Азим оглянулся по сторонам и обнаружил, что буквально все замерли в ожидании, чтобы этот юноша подошёл к своей находке, то есть, невесте.
Наконец, юноша нашёл в себе силы преодолеть застенчивость и выйти вперёд. Не брезгая испачкать свой тёмно-зелёный, как мох, праздничный халат, расшитый золотистыми узорами и тесьмой по всем краям, он торжественно опустился на правое колено перед девушкой в светло-розовом атласе с серыми, белыми и бледно-жёлтыми, тёмными и редкими голубыми небольшими разводами. Он протянул руку с камнем, принадлежащий ей, и громко произнёс слова того самого заветного стихотворения, с которым ранее поделился Адхам.
Золотой браслет с семью молочно-белыми жемчужинами норовил выпасть с тонкой робко протянутой руки девушки двадцати лет. Её нежная, маленькая рука переплелась с его большой и твёрдой рукой. Камушек остался в объятии их ладоней. Их первое рукопожатие. И по традиции, невеста должна помочь жениху встать, что она и сделала. Хрупкая девушка едва ли весила больше мешка с мукой, а находчик её камня мог с лёгкостью поднять два мешка с мукой и водрузить их себе на плечи. Несмотря на это, она смело потянула за его руку и жених, поднявшись на ноги, встал рядом с ней. Он взял невесту под руку и гордо поднял голову, осознавая, что они стали самой первой парой.
– После «Туй-сумалака» все пары отправятся во дворец и султан проведёт их бракосочетание, устроив пир в их честь. А их, – Адхам указал на первую пару, – султан объявит маликом и маликой Навруза. Они будут сопровождать султана во всех мероприятиях до конца Навруза. И только после праздника им будет дозволено провести свою первую брачную ночь.
– «Последнее можно было и не упоминать», – подумал Азим. Ему незачем знать, когда молодым дадут уединиться.
Малик поправил белый платок на поясе с вышитой зелёной виноградной лозой с золотистыми листьями и прижал руку под сердце, кивками благодаря поздравляющих его друзей и других участников мероприятия. Его малика, которая на две головы ниже него, опустила перед своим овальным лицом со слегка смуглыми скулами тонкий розовый шёлковый платок, и на нём засверкали лучи солнца. До благословения султана больше никто не должен видеть её лица – такова традиция.
Пара трижды поклонилась всем с руками у сердец и отошла ко входу в шатёр. Тёмно-каштановые волосы невесты водопадом ниспадали из-под платка к её нежно выступающим ягодам. Окрашенные сурьмой веки прикрыли карие миндалевидные глаза. Она доверилась своему малику вести её. То, как он поведёт её к шатру, будет означать то, как он будет вести себя с ней – это им объяснили наставницы у казанов.
Длинноногий парень, привыкший ходить широкими шагом, учтиво сократил свой шаг, чтобы его малике не пришлось бежать за ним. Этот поступок зажёг искру симпатии и уважения к молодому человеку в сердце девушки.
Наставница этой семёрки кивнула юноше в знак позволения, и пара вошла в шатёр, где они смогут познакомиться и узнать друг друга получше.
Первая пара скрылась с глаз, и мероприятие продолжилось. С тех пор не прошло и сойи, когда начали находить и другие камни. Молодые люди, нашедшие заветные камни, подходили к своим невестам, произнося нужные слова стихотворения. Невесты рядом со своими женихами также опускали платок перед своими лицами, дабы их никто больше не видел до благословения султаном. Эту традицию чтили все, согласно которой на «Туй-сумалак» участницы не скрывают свои лица, чтобы привлечь молодых людей своей внешностью. А после того, как их камень найдут, они скрывают лица платком. Даже жених не вправе заглянуть под платок или попросить его открыть, пока султан не объявит их мужем и женой.
Однако мероприятие не приостанавливали ради каждой новой пары, чтобы проводить их в шатёр, как это было для первой пары, что также входит в обычай «Туй-сумалака».
Азим из первых рядов с интересом наблюдал за происходящим. Кто-то из-за спины подсказал ему, что настала его очередь. Засмотревшись, юноша не заметил, как снова оказался в очереди. Он повернулся и с вежливой улыбкой пропустил густоволосого конопатого парня на голову ниже себя и вышел из поредевшей очереди. Зарина, которая стояла в стороне, пришла в недоумение от такого поступка сына.
Парни у казанов с восхищением черпали сумалак. Одни ели деревянными ложечками, другие ели с рук. Позади очереди загудел карнай, а барабан подхватил его громкую мелодию. К ним присоединилась и флейта. Молодые люди снова начали петь и плясать в тридцати газах от поляны трапезы. На двух столах устроили борьбу на руках. Недалеко от них тянули канаты. Иногда возгласы состязающихся и их смотрителей заглушали музыку и песнопение.
– Иди же к ней! – кто-то прокричал, и Азим снова повернулся к шатрам.
Тот самый конопатый юноша, который определённо был сверстником Азима, стоял в шаге от казана и с ужасом смотрел на камень на своей ладони. Парнишка весь дрожал он волнения и нерешительности. Глубоко вздохнув, он всё же начал медленно подходить к той, кому принадлежит этот камень.
Азим прошёл чуть вперёд, чтобы взглянуть на ту девушку, и понял причину колебаний того приземистого парня. Девушка была, по всей видимости, лет на четыре старше находчика и к тому же выше на голову.
Азим улыбнулся, то ли в сочувствии, то ли в насмешке, и подошёл к дяде. Он вспомнил, как однажды летом после работы на посевных полях отца решил умыться и смочить горло. Азим тогда пошёл к ручью и, сев на корточки, черпнул воды. В руках, сложенных лодочкой, кроме воды он случайно набрал немного ила и несколько мелких камней. И здесь, посреди праздничного процесса «Туй-сумалака», у него возник очередной вопрос.
– Что будет, если в чашке обнаружится больше одного камня?
Зарина в это время тоже подошла к деверю, и Азим смотрел на них обоих в ожидании ответа.
Рядом стояли две юноши, которые, как и Азим, просто наблюдали за мероприятием. На их лицах было написано удивление, восхищение и некая озадаченность. Они тоже участвовали в первый раз, пусть и как зрители, в «Туй-сумалаке». Услышав логичный вопрос, они ещё больше задумались. Действительно, что будет? Один даже насупился. Оба вниманием присоединились к Азиму в ожидании ответа.
– Тогда счастливчику придётся повыше закатать рукава, – Адхам подошёл к Азиму и с язвительной ухмылкой положил руку ему на плечо, – и усерднее пахать, чтобы прокормить своих жён.
– А... а такое случалось? – Азиму стало очень любопытно, как и тем двум юношам, которые встали подле него.
– Да-а, и не раз, – воодушевлённо протянул Адхам, и у тех двоих в безмолвном удивлении раскрылись рты. Азим же был сдержаннее. – История Ахоруна знает многих, кому попадались два, а то и три камня, – продолжал Адхам.
Изумление двух парней теперь невозможно было описать. Они были словно маленькие дети, услышавшие небывалую сказку. Их заинтригованные лица требовали рассказать хоть одну такую историю. Азим же с сомнительной улыбкой покачал головой. Ему не верилось в это.
– И что происходит, если находишь два камня? – спросил один из этих двух парней с северным акцентом. У него были короткие светло-коричневые волосы и серо-голубые глаза.
Адхам посмотрел на гостей из Виндола в ярко-белых рубашках. Красную тесьму на их коротких рукавах и прямых вырезах на груди украшал мелкий, переплетающий геометрический орнамент, сочетающий зелёный, жёлтый и голубые цвета. На одном были такие же белые штаны и галоши. На втором, который и задал вопрос, были шаровары песочного цвета с коричневой манжетой и такие же галоши с загнутым носом. На головах у обоих водружены одинаковые красно-коричневые плоские тюбетейки с тесьмой, что и на рубашках. Поверх у них были короткие распашные светло-голубые камзолы с короткими рукавами и тесьмой по краям с зелено-золотистым орнаментом.
– То же самое, что и с одним камнем, – ответил Адхам. Он был рад тому, что к нему будут внимать ещё двое гостей из северного загорного государства. – Нужно встать на правое колено, взглянуть на девушек, чьи платья подходят под окрас камней, и протянуть им руки, прочитать стих «Нашёл я камень твой». При этом, нужно спеть обеим девушкам, то есть дважды или больше, если камней больше. Или можно изменить именительное в стихотворении на множественное число. Однако протягивать нужно обе руки ладонью вверх, чтобы девушки увидели свои камни, – глаза Адхама улыбались вровень его устам. Плечи расправились, чувствуя гордый стержень ахорунца. Для него было честью рассказывать гостям из Виндола историю про «Туй-сумалак». Такого мероприятия нет в их краях. – Девушка, одна или обе, может взять находчика за руку или уйти в шатёр, что означало бы её отказ, – продолжал Адхам. – Во втором случае отказавшаяся девушка больше никогда не сможет снова принять участие в «Туй-сумалак». И родители вряд ли смогут выдать её за хорошего человека. Или же они все, сколько бы их там не было, могут взять находчика за руки. А когда они придут за благословением, султан спросит, хотят ли они выйти все за одного. Если да, а это разумеется «да», раз они пришли с ним во дворец, султан объявляет их мужем и жёнами, – произнося последние слова, глаза Адхама похотливо сверкнули. Он улыбнулся и пожал плечами.
Юноши пребывали в удивлённом восторге, как Азим, так и виндольцы. Первому верилось с трудом, зная брачные обычаи и законы Ахоруна, и какими требовательными и строгими они бывают. К тому же, Азим не знает никого в городе, у кого было бы две или три жены. Насколько ему известно, многожёнство не приветствуется законами Ахоруна.
С другой стороны, как один человек может знать всех в городе?
Даже Азим, несмотря на свои девятнадцать лет, которые ему исполнятся в следующем месяце, не знал ни одного многоженца. Просто пока он не знаком со всеми в Ангуране. И возможно ли знать всех?
Да будь тебе сто лет, это невозможно!
– А кому-нибудь попадались три камня? – спросил другой гость.
– Да, – кивнул Адхам. – Это было четыре века назад. Жил молодой человек по имени Умар. Достигнув восемнадцатилетия, он решает заняться торговлей, а потом и путешествием. И чем бы он не занялся, во всех начинаниях ему сопутствовала удача. К двадцати четырём годам он стал очень богатым, и люди прозвали его «Умар Удачливый». Он не успел жениться к этому возрасту, и очень многие хотели женить на нём своих дочерей, но он затруднялся с выбором. Тогда ему посоветовали принять участие в «Туй-сумалак». В двадцать пять лет Умар Удачливый решился принять участие, – щеки Адхама наполнились смехом, но он сдержал себя, проглотив хохот. – На дне своей чашки он нашёл сразу три камня. Ничего не поделать, традиция – есть традиция, – с сарказмом проговорил он. – Умар Удачливый подошёл к девушкам, опустился на колено и протянул все три камня на одной руке, – Адхам нарочито затягивал паузу, чтобы разжечь интригу в слушавших его людей, а их к этому времени прибавилось и немало. – Три девушки, стремясь опередить друг друга и, надеясь, что хоть кто-то из них проявит достоинство и откажется, вцепились в его руку и чуть не оторвали, помогая ему встать. Все трое дали согласие во дворце и султан благословил их. Жены Умара Удачливого оказались ревнивыми друг другу и очень требовательными к мужу. Он разместил их всех в своём огромном доме, построенного из камней и отделанного мрамором и золотом. Живя под одной крышей, вскоре каждая жена потребовала для себя отдельный дом не менее роскошный, чем этот. Каждая настаивала, чтобы муж чаще проводил время с ней, чем с другими жёнами. Их дома до сих пор сохранились в Ангуране. Умар Удачливый как мог, так и удовлетворял капризы своих жён. Вскоре его кличка стала носить более ироничный характер.
Слушатели хором засмеялись в конце истории, чем только польстили рассказчику.
– Что с ним случилось потом? – спросил один из слушателей.
Адхам улыбнулся и ответил:
– Как только подросли его дети и продолжили его дела, Умар Удачливый сбежал от своих жён в Фалид.
Это стало поводом для нового раската хохота среди слушателей.
Во время рассказа своего деверя Зарина отошла к атласному шатру. Издали она смотрела на сына, и снова восхищалась каким прекрасным он вырос.
– «Нужно найти достойную девушку ему под стать», – думала она про себя.
Словно почувствовав взгляд матери, Азим повернулся и заметил её у радужного шатра. Он отошёл, оставив дядю, рассказывающего другие подобные истории своей аудитории.
Зарина улыбнулась сыну, когда он подошёл к ней, и дала ему миску с фруктовым салатом.
– Тебе нравиться здесь? – поинтересовалась она.
– Здесь... оживлённо, – подумав, улыбнулся Азим.
Ещё не все камни были найдены и девять участниц оставались у своих казанов. Двое из них были как раз у самого близкого к ним шатра, и они были на загляденье красивыми. Зарина хотела, чтобы Азим тоже поучаствовал и нашёл себе невесту. И пока не поздно, она должна отвести сына именно к этому шатру. Но сделать это нужно не навязчиво.
– Прадед твоего отца нашёл свою невесту именно на «Туй-сумалак», – сказала Зарина. – Милый, может и ты попробуешь и испытаешь свою удачу? – она кивком указала на тех двух красавиц, робко прячущих свои глаза, в которых загорелось нетерпение.
Ну, когда же, наконец, найдут и их камни?
Узнав истинную цель, для чего мать привела его сюда, Азим разозлился, но подавил в себе это чувство. Однако вопрос матери снова вызвал в нём возмущение. Азим на короткое мгновение посмотрел на мать с укором и отвёл взгляд в сторону. Она его мать, и он не может на неё злиться. Глядя на тех красавиц, он хотел как можно мягче выразить своё недовольство, чтобы не нагрубить матери, но ни одного мирного слова не находил.
– «Вы же сами дали мне выбор и срок до двадцать первых именин! У меня ещё целых два года. Так подождите же! Я сделаю свой выбор», – кричал его внутренний голос в груди.
К тому же, у него уже есть выбор. Да, он уже сделал выбор, о котором он думал днём и мечтал по ночам. Но как об этом сказать матери и отцу? Ведь она... Время, на это потребуется время.
Из этого неловкого и напряженного положения Азима спас неожиданный рёв львов. Это означало, что на другой стороне Ид-майдана закончились состязания по борьбе среди юношей от восемнадцати до двадцати пяти лет, и скоро начнутся состязания по борьбе со львами, в котором будут участвовать гвардейцы султана. Азим также вспомнил, что одновременно начнётся и состязание по борьбе среди детей.
– Матушка, вот-вот начнётся состязание среди детей. Пойдёмте, найдём отца и поболеем за Рауфа. Он долго к этому готовился.
Азим произнёс всё это мягким тоном, отложил пустую миску в сторону и направился в сторону Ид-майдана. Он надеялся, что не обидел мать, которая осталась на месте. Зарина же в замешательстве глядела в спину сына. Нет, она не обиделась. Она понимала сына и без слов почувствовала его возмущение. Зарина дала ему выбор, но эгоистично привела его сюда, чтобы он сделал выбор преждевременно.
– «Раз дала выбор, то и дай самостоятельно принять решение», – корила себя Зарина. Она вздохнула, разочарованная в самой себе, и медленно пошла за сыном.
Тем временем, по поляне ходили девушки с подносами на руках и угощали людей приготовленными яствами. Адхам взял у одной такой девушки две самбусы и догнал племянника.
– Скоро минует четвёртый час по полудню, а я ещё не готовился, – пожаловался Азим дяде. – У меня даже нет лошади.
– Кстати о лошади, – вспомнил Адхам. – Я ведь обещал тебе одну… Я присмотрел для тебя одного резвого и крепкого жеребца и получил согласие на него, – заговорщическим тоном шепнул Адхам.
– Зачем нужно согласие, чтобы купить лошадь? – недоумевал Азим. Этот вопрос остался без ответа ещё с его прошлого дня рождения.
– После выступления Рауфа мы пойдём, и ты сам взглянешь на своего нового жеребца, – усмехнувшись, заверил Адхам.
– Отличная идея, – согласился Азим.