В этой главе я расскажу вам, дорогие мои читатели, как проходили, проходят и, я надеюсь, будут ещё какое-то время проходить репетиции Учительского театра «Перемена».
Репетиции, по согласованию труппы, с самого начала существования театра были назначены на пятницу, как было удобно всем актрисам: заканчивалась рабочая неделя, а в субботу не нужно рано вставать. На тот момент мужчин, как вы понимаете, в нашем театре не было.
А сейчас представьте себе «актрису», отпахавшую шесть или семь уроков, ползущую в актовый зал, чтобы до самого вечера репетировать спектакль. Кажется, зрелище не из весёлых, но… Вот тут уместно упомянуть о волшебной силе искусства…
Да, в зал мы, учителя, действительно, приползали в прямом смысле этого слова после трудовой недели никакие, но сцена творила настоящие чудеса: перевоплощаясь, мы все ощущали такой внутренний подъём, такую радость, что ни в сказке сказать, ни в этой книге описать. Нам тогда казалось, что не смотря на порчу мизансцен, неповоротливость, незнание самых простых театральных истин, на сцене у нас откуда-то вырастают крылья. Усталость, домашние проблемы, уроки, педсоветы – это оставалось где-то там, в другой жизни. Влюбившись в театральное искусство, мы начинали творить! И, что интересно, мы сразу же влюблялись в то, что сотворили, пусть даже это «всё» было немного корявым. Этим и отличается любительский театр от профессионального: полным отсутствием обыденности происходящего, каких бы то ни было штампов, и присутствием совершенно чистой любви к сцене, к роли, к режиссёру, к себе обновлённым и неожиданным. Я ни в коем случае не умаляю профессионалов и их заслуги, но в любительском театре есть то, что мы называем ОРГАНИКОЙ – мы не играем в театр, мы проживаем свои роли по-настоящему, неистово и очень искренне.
Мы больше не ползём на сцену – мы восходим на неё, всегда здороваясь с ней, как будто она некая живая сущность. Сцена стала для нас неким символом, предметом одушевлённым, родным, я бы даже сказала, что мы все стали ярыми фанатами её Величества Сцены.
У актёров, как нам сказали, есть поверье: если сценарий упал на пол, нужно сесть на него попой. Может, над нами пошутили, но мы женщины немолодые, иногда неуклюжие, когда начинаем репетировать, размахиваем руками со сценарием, вот он и падает! А мы выполняем то, что предписано: плюхаемся на него своими пятыми точками. Это действо всегда вызывает у нас бурю эмоций, потому что встать с пола оказывается совсем не простым делом! Но сцена берёт своё и мы плюём и на возраст и на болячки, когда со смехом встаём, поддерживая друг друга.
У читающих возникает вопрос, а как же ваши семьи, актрисы? Пятница, вечер, все родные, небось, сидят и ждут, когда мама, вернее, бабушка, наиграется в театр? А бабушка прилетает домой на крыльях, быстренько снимает их, кладёт в тёмное место, чтобы никто не заметил, стирает с лица мечтательную улыбку, надевает на лицо маску добропорядочной жены, мамы или бабушки, и плавно становится к станку под названием «МАРТЕН». Только не подумайте, пожалуйста, что всё так грустно: когда мы возвращаемся домой, нас ждут наши любимые и родные люди, принявшие правила нашей игры в театр. Безусловно, не все и не сразу приняли странное увлечение хозяйки дома, но сейчас я с уверенностью могу сказать: если бы не наши мужья, мы не состоялись бы как актрисы… Их поддержка для нас дорогого стоит, уж поверьте. И на всех наших спектаклях они сидят кто где: кто-то садится поближе, кто-то подальше, а мой муж всегда выбирает место в самом конце зала. Не знаю, почему он сидит в конце - может, чтобы не смущать меня своим присутствием? Но мне и не нужно его видеть – я просто знаю, что он сидит в зале. От этого мне становится тепло и спокойно. И сколько раз мы бы не играли один и тот же спектакль – он неизменно садится на последний ряд…
Кстати, моя большая семья сначала очень ревновала меня к театру. И все вместе родственники злились на Галиванну, считая её главной виновницей моего пятничного отсутствия. Я чётко и строго предупредила семью: в пятницу, с 16.00 до 19.00, а то и до 20.00, меня не беспокоить. Все они знают, что у меня репетиция, но с вопросом «Ты где?» во время репетиции мне не позвонит разве что внучка… И тогда я ору в трубку: «Я на репетиции!» Ору потому, что на нас орёт Галиванна: «Отключите телефоны!», хотя сама грешит и это выглядит так:
Идёт репетиция, раздаётся телефонный звонок. Галиванна тут же начинает орать:
– Сколько раз просила: на репетиции никаких звонков! У вас совесть есть? Такую сцену загубили!
– Галина Ивановна, а ничего, что это ваш телефон звонит?
Галиванна бежит к сумке, достаёт телефон и смотрит, кто звонит. Потом делает страшное лицо и всегда говорит одну и ту же фразу:
– Простите, но это очень важный звонок.
Потом она на цыпочках выходит из зала, как будто может кому-то помешать, а мы смеёмся…
Года через два к нам в театр пришёл Сергей Иванович Бондарь – удивительный, замечательный коллега, учитель математики из гимназии «Жалякальнё». И тут, что называется, "драматурга" понесло: я стала писать пьесы на 8 женских ролей и одну мужскую.
Галиванна очень любит Серёжу Бондаря. Вру – она его любит больше всех нас и не скрывает ни от кого своей любви. Мы все его любим, чего уж тут греха таить. Но мы его не делим: он наш, всехний. Кого он только не переиграл за эти годы: и мужей, и любовников, и волшебников, и учителей, и забулдыг… Он – актёр от Бога: нет того, чего ему было бы не под силу сыграть.
Первые лет пять Галиванна встречала его одним и тем же вопросом:
«Серёженька, ты нас не бросишь?»
После того, как Серёженька говорит «Да вы что, Галиванночка! Конечно нет!», Галиванна задаёт ему второй традиционный вопрос: «Правда, не бросишь?».
Серёже, да и всем мужчинам в нашем театре всегда прощалось всё, даже опоздания.
А выглядит это так:
- Лена! (Майя, Марина, Света...) Ты почему опоздала? Совесть у тебя есть? Нет, я так больше не могу! Это непростительно для актёра! – орёт Галина Ивановна.
Мы начинаем оправдываться, потому что причины опоздать у учителя всегда есть, причём причины эти всегда объективные: у кого-то муж на отходе, у кого-то прилетает, кто-то встречает детей, а порой, провожает… Нам это выходит боком, но вот Серёженьке – никогда:
- Серёженька! (Юрочка, Андрюшенька, Лёнечка...) Как я рада! Опоздал? Ничего страшного! Пришёл же!
А всё дело в том, что мужчина в любительском театре театре на вес золота, что уж говорить об учительском. В школах вообще мужики - бриллианты, но об этом я напишу позже.
Я могу говорить и писать о театре бесконечно, друзья. А об учительском театре писать и говорить – одно удовольствие! И я твердо уверена в том, что учитель не имеет права не творить. Творить можно по-разному: на уроках, проводя различные мероприятия, готовя еду для своих любимых (это еще какое творчество!) и, вообще, делая много разных, абсолютно повседневных вещей. Причем, мы заметили: театр не только совершенно не исключает и не заменяет что-либо из жизни, но и стимулирует делать что-то ещё!
Как часто мне приходилось слышать от родителей, детей которых я обучала математике: «Что это за учитель? Пусть она или пьесы пишет, или тетради проверяет!» Поначалу не знала, что мне с этим делать - страдала неимоверно, ругала себя за неловкость, но чтобы уйти из театра - не было даже речи. Он стал огромной частью моей жизни. А потом вспомнила, как одна моя знакомая сказала мне:
«Майя, дети и их родители – наши временные попутчики. А мы – вагоновожатые. Поезд останавливается, они входят, какое-то время едут с нами, мы их любим, обожаем, воспитываем и обучаем, но наступает момент, и они выходят из вагона. Они – часть нашей жизни, но они – не вся наша жизнь».
И когда я отпустила ситуацию, перестала сопротивляться, все понемногу успокоились и приняли это как чудачество: "Ну раз хочет человек, так почему нет?"
Точно также сейчас и мой сын, Миша, который будучи врачом, хирургом, один раз в месяц идёт в ресторан и готовит там еду. Тоже, казалось бы, не нужно, но у каждого человека должно быть что-то помимо места работы, пусть даже и любимого…
Дело в том, что театр на самом деле стал частью нашей, учительской жизни! И, потом, игра на сцене совершенно не мешает проверке тетрадей и подготовке к урокам. Ведь ни у кого не возникло бы вопросов к учителям, которые собирают, скажем, фантики или открытки. Почему же родительское сообщество, порой, так ревностно, относилось к нашему желанию играть на сцене? У детей же наша игра на сцене никакого протеста не вызывала вообще, а даже наоборот: видели бы вы глаза наших учеников, которые приходят на наши спектакли! Поднимаясь на сцену после спектакля, они обнимают нас, полные гордости и уважения!
«Смотрите люди! Это НАШ учитель!» - читается в их взглядах. И дарят нам цветы или шоколадки. Возникает какая-то удивительная общность между нами, потому что там, на сцене, они видят не только учителя, но и личность, способную презреть, порой, устаревшие совковые устои и делать то, что велит ему его душа!
Позвольте нам, учителям, быть немного авантюристами в хорошем смысле этого слова, пожалуйста... Поверьте на слово: учебный процесс от этого учительского преображения только выигрывает во всех отношениях, но уж никак не страдает.
Года через два после рождения «Перемены» к нам на репетицию пришла корреспондент нашей местной газеты, тоже, кстати, в бывшем учитель математики, Ирина Беляева. Ирочка, как мы с любовью называем нашу коллегу, задала вопрос: "Что для вас театр?" Девочки, актрисы, искренне отвечали на него, и слушая их ответы, я вдруг поняла, что отвечаем мы не ей – мы отвечаем себе.
На вопрос, что театр дал нам, как учителям, Ирочка Иванченко, учитель начальных классов, подумав, ответила: «Раньше у меня было много комплексов, когда нужно было выступать перед взрослыми людьми. Я страшно терялась и куда-то сразу же девалась моя красивая речь. Сцена изменила меня полностью! Я перестала бояться говорить, я стала чувствовать, как меня понимают и принимают люди. Я полюбила родительские собрания. Театр дал мне крылья и теперь я могу летать!»
Точно сказано! Театр дал нам всем не только любимое хобби, но и некую свободу самовыражения, свободу действий, свободу мышления, я бы сказала... Эта свобода отражалась и отражается во всех сферах нашей учительской деятельности. И жизни…
Продолжение : http://proza.ru/2024/02/07/1793