Мне не хватает воздуха. Не хватает катастрофически. Не хватает так, что я пытаюсь сделать хотя бы один глоток. Не получается. Только жар царапает легкие.
Один переулок. Другой, третий, четвертый. Перевернуть мусорные баки. Перескочить через них. Свернуть в очередной переулок. Не смотреть назад. Ни в коем случае не смотреть назад! Бежать. Бежать что есть сил. Бежать и не думать.
Не хватает воздуха. Жжет лёгкие. Задыхаюсь кашлем. Бегу. Ноги сводит – больно. Очень больно, но я бегу. Нельзя не бежать. Ни в коем случае нельзя смотреть назад.
Спиной чувствую его приближение. Я могу петлять как угодно, забегать в подъезды, опрокидывать баки и ящики – он всё равно будет дышать мне в спину. Зловещий, вездесущий, смотрящий тысячью глаз из темноты. Кто он?
Не думать, не думать, не думать! Ни в коем случае не думать. Не смотреть назад. Выбегаю на большую улицу. Чуть не сталкиваюсь с прохожим. Он грозит мне зычным голосом. Что-то вроде «Стой, скотина!». Не слушаю, не думаю, не смотрю назад.
Проезжая часть, четыре полосы. Машины летят со свистом по трассе. Чудом не задевает. Одна тормозит. Кубарем перелетаю через капот. Кажется, что-то ушиб: боль прорезает левую руку и бок. Быстро встаю на ноги, игнорирую визгливый гудок, продолжаю бежать.
А все же: от чего я бегу? Я не видел его: только смазанная дымка с тысячей глаз за спиной. Оно тянет ко мне свои еле осязаемые щупальца. Смотрит на меня и гонит вперёд. Быстрее, быстрее. Что это?
Лодыжку обжигает холодом. Спотыкаюсь, падаю на каменистый асфальт. Руки в мясо. Благо, хоть в очередном переулке, не на проезжей части. Пытаюсь встать, нога не слушаются. В висках стучит. Голова словно разорвется через пару мгновений! Колет в боку. Оно всё ближе. Я чувствую всем телом его приближение. Меня охватывает удушающая паника. Она же дает сил вырваться из мертвенно холодной хватки и продолжить свой безумный бег.
Паутина переулков, кипящие артерии магистралей, угрожающе высокие блоки домов. Они нависают надо мной, не дают просто бежать, спокойно бежать. Хотя, какое тут спокойно?
«Стой, – шепчет оно мне на ухо. Значит, оно достаточно близко. – Не беги от меня. Остановись».
«Да пошел ты!», – хрипло кричу в ответ, практически выплевывая легкие. На губах металлический привкус крови. Бегу. Ещё быстрее, хотя быстрее уже невозможно.
Поворот. Ещё поворот. Забор. Может теперь отстанет?
Не понимаю, как перепрыгиваю через него. Царапаю и без того израненные руки. Выгляжу наверняка жалко: грязный, потный, весь в крови, синяках и ссадинах. По спине пробегает холодок, мурашки. Не отстало.
Снова магистраль. Сворачиваю под строительный навес. Доски шатаются под ногами. Сшибаю кого-то. Слышу ругань, высокий голос. Женщина. Плевать, хоть бабушка.
Сворачиваю. Дворы. Перемахнуть через лавочку, оббежать детский домик, перескочить оградку. Перелезть через школьный забор, завернуть на тропинку через садик. Обернуться? Нет, и так знаю, что оно идёт за мной по пятам.
Выбегаю на пустырь. Вокруг лишь высокая трава, по середину голени. Бегу напролом. Ломаю ветки каких-то кустов. Царапаю ноги, рву штаны. Плевать. Надо бежать.
Ноги запутываются в траве. Падаю. Боком ударяюсь об дерево. Единственное, растущее прямо посреди пустыря. Сажусь, опершись на него спиной. Мир темнеет. Оно поглощает всё вокруг. Остаёмся только я, спутанная трава, дерево и гнетущая темнота вокруг. Густая, дымчатая, как туман. Руку вытянешь – пальцев не увидишь. Наступает болезненное осознание: больше бежать смысла нет.
Что ж, значит, можно перевести дух. Сердце бешено и отчаянно колотится в груди. Отзвуки этого биения пульсацией доходят до висков. Во рту привкус крови, а воздух, жаркий майский воздух, иссушённый палящим солнцем, кажется слаще амброзии.
Дышу, тяжело, со свистом, и разглядываю тьму вокруг. Она клубится, как густой, насыщенный пар, вырисовывая витиеватые узоры. В темноте иногда вспыхивают и тут же плавно гаснут красные огоньки, глаза. Стараюсь не смотреть на них. Кто знает, чем ответит тьма на прямой взгляд?
Мышцы жалобно гудят, измученные безумным бегом. Сколько это продолжалось? Кажется, что десятилетия, всю мою жизнь. Что я с рождения всё бегу куда-то, прячась, поджав хвост, в грязных пыльных переулках, сшибая людей, разбрасывая мусор, раздирая руки и сбивая ноги в кровь. И за всё это время я ни разу не остановился, не перевёл дыхание, изводя тело и душу. Марафонец хренов.
– Ну что? – говорит мне тьма, и голос её, состоящий из многих, звучит отовсюду. – Добежал? Доволен?
Молча трясу головой. Воздуха всё ещё мало, ужасно мало, и я стараюсь насладиться каждым вдохом. Ещё ни разу мне не выпадала такая возможность.
– Ну давай, отдышись, глупышка. Ты ведь не сможешь сидеть тут вечно. Ты встанешь и побежишь. Вновь. Как и всегда.
– Не всегда ведь.
– Всегда. Ты не первый, хотя вы все как один. Вы и есть один, по правде говоря. Давай, дыши.
Послушно дышу. Сердце бьётся уже не так сильно, мыслям возвращается некоторая ясность. Смотрю куда-то перед собой, пытаясь формулировать давно мучивший меня вопрос. Голос у меня слабый, осипший. Горло пересохло:
– Кто ты такой?
– Неужели, хоть кто-то спросил, – мне кажется, что тьма смеётся, хотя едва ли это смех в привычном понимании. – Ну, так посмотри, узнаешь.
Закрываю глаза. Ну не могу я, не могу. Но… почему бы и нет?
Открываю глаза, собираюсь с силами. Откуда-то дует ветер, сильный, порывом. Откуда? Кажется, что тьма монолитна, непроницаема. Невольно поднимаю глаза вверх. Там тоже тьма. А дерево, оказывается, яблоня. Цветущая яблоня.
Из-за ветра от неё отрывается несколько лепестков. Подставляю руку. Один из них падает мне на ладонь. Мягкий, бархатистый, белый настолько, что в окружающей тьме практически светится. Нежный, ранимый яблоневый лепесток.
Аккуратно сжимаю руку. Лепесток холодный, но холодный приятно, успокаивающе. И даже ссадины и синяки не так болят. Подношу его к лицу, вдыхаю терпкий медовый аромат. Он словно бы остаётся на губах, чувствую его сладковатый привкус, заглушающий привкус крови. Какие странные ощущения. Я никогда… никогда такого не чувствовал?
Поднимаю взгляд. Очередная красная вспышка не исчезает. Смотрит на меня, внимательно, изучающе. Словно внутрь меня и видит всё то, что видел я за годы бесконечной погони. Но что он может видеть, кроме этого? Да ничего, пожалуй.
Как это, ничего? Совсем? Ну да. Вообще ничего, ноль, пустота. Прямо как эта тьма. Прямо как…
О боже. А имело ли это вообще смысл? А может, оно уже догнало меня, загнало в угол, и уже очень давно? А сейчас я просто всё понял?
Растираю лепесток пальцами. Мягкий, нежный. Стараюсь не повредить его – второй вряд ли упадёт.
Лепесток. Чувствую, что это что-то важное. Что-то невероятное важное, что-то, что важнее чем, всё, что было до этого.
- Ну что? – снова спрашивает тьма. – Ты понял?
Молчу некоторое время. Медленно киваю.
– Да, я понял. – Снова молчу. Резко повышаю голос. – Я понял, что всё это просто грёбаный цирк!
Меня пробирает истеричный смех. Я смеюсь, как сумасшедший, а в груди, впервые за долгое время зреет новое чувство: не страх, не паника, не изнеможение, а счастье и свобода, безграничная и всеобъемлющая. Свобода!
– Да иди ты. Я всё понял.
– Неужели?
– Да. Ты просто клоун. Этот бег не имел никакого смысла. А вот это, – трясу перед собой лепестком. – Вот это имеет смысл!
Швыряю в него лепестком. Тот закручивается и медленно падает на землю.
– Что ж, – тьма усмехается. – Возможно.
Мир вокруг сворачивается, воздух наполняется невыносимым гулом. Он бьет по барабанным перепонкам, закрываю уши ладонями. Секунда, две. Всё стихает.
Ветер колышет высокую траву. Лепестки яблоневого цвета летают в воздухе, распространяя сладкий аромат мёда. Где-то вдалеке слышится гул десятков машин, детский смех.
Вот это имеет смысл. А всё остальное – вторично.