Мне нравится рассматривать старинные фотографии, я всегда задаю себе вопрос, почему люди, застывшие на века, такие красивые, а лица у них, какие-то одухотворённые? И сама себе отвечаю, что время тогда такое было, когда фотография считалось искусством, когда к фотографу приходили как к художнику, чтобы сделать «дорогое» фото как картину, которое можно передать на память родственникам, друзьям. Хорошим тоном считалось иметь в доме фотографии своих близких людей, располагая их на главной стене, и любой входящий видел «пантеон» предков, а хозяева перед гостями с гордостью рассказывали про них, хвастливо ведали об успехах родственников. И всегда чувствовалась родовая память, люди брали силу от своих корней, своей семьи, они не были одинокими.
А, какие милые сердцу надписи украшали фотографии: «Кого люблю, тому дарю». Как-то в нашем домашнем альбоме я увидела портрет моего отца в молодом возрасте, и рассмеялась, прочитав наивные слова, обращенные к моей маме: «Храни на долгую память, если дорог тебе оригинал». По-видимому, ухажёр очень хотел понравиться молоденькой медсестре, приехавшей в Забайкальский посёлок по направлению.
Немного грустно, что ушли из современной жизни те фотоателье, в которых мастера фотографического искусства, используя бутафорский реквизит, творили чудеса, превращали женщин в красавиц, приговаривая: «На артистку будешь похожа, совсем как в кино, лучше, чем в жизни!». И правда, бывало идёшь по главной улице любого города, а с витрины ателье смотрят на тебя улыбающиеся матросы в бескозырках, счастливые семейные пары, похожие на голубков, дети и голенькие младенцы-ангелочки, друзья-солдаты, как с "дембельского" альбома и загадочные девушки всех возрастов с лучезарными взглядами. Удивительно композиционное разнообразие, мастера-художники создавали образ, не сравнить с фронтальным изображением как на паспорт, они долго рассаживали посетителя, подбирали высоту, точку взгляда, ракурс, наклон головы, даже создавали настроение, стараясь передать характер.
Эх, время многое изменило, обесценилась фотография и даже как-то незаметно ушло в прошлое солидное слово: «фотокарточка», отражающее значительное событие или людей на долгую память. Наверное, так называли, от того, что отправляли их в почтовых конвертах или от слова "карточка", "картина".
Сегодняшний мой рассказ посвящен одной памятной фотокарточке, хранящейся в нашем семейном альбоме. Моя мама каждый год в день Победы" - 9 мая ставила её в центре праздничного стола со словами: «Чтобы никогда не было войны». Давно нет мамы этой в земной жизни, а мне хочется продолжить эту традицию - и я продолжаю доставать мамину памятную фотокарточку с большим чувствами благодарности к этим людям , да и ко всему поколению, «приближавшим Победу как могли».
На первый взгляд, любому зрителю покажется, что фотограф запечатлел радостное событие – встречу молодых парней-героев, вернувшихся с фронта со своими любимыми девушками. Но не совсем так, за этой постановочной картиной скрыты непростые судьбы людей,события военных лет, и даже больше - история нашей страны
На оборотной стороне маминой рукой сделана надпись карандашом: «Иркутск, май 1946 год». С её слов я расскажу об этих людях, которые сохранились на долгие времена:
«… Прошёл ровно год как закончилась война. Здесь я, крайняя слева и моя лучшая подружка Тося, она в центре, а справа - Катя, тоже наша однокурсница. Мы, выпускницы Иркутского медицинского института, без пяти минут врачи, только что сдали последний экзамен, нам профессорская комиссия присвоила квалификацию врача, но неожиданно задержали, поставили еще один экзамен: «Биография товарища Сталина», про то, в каких годах, в каких тюрьмах он сидел как революционер, как он с меньшевиками и троцкистами боролся.
Тогда дипломы об окончании института сразу не выдавали, только после подтверждения, нужно было отработать три года по специальности врача. У меня было направление в Биробиджан, а Тося собиралась уехать в северный поселок Читинской области. Мы понимали, что скоро расстанемся, и решили пойти в фотоателье, сделать памятную фотокарточку о нашей дружбе и об окончании института. К нам в гости зашли ребята, которые тоже здесь сфотографированы: в центре сидит Тосин муж, они перед самой войной расписались, около Кати - её брат, а рядом со мной - мой жених, «гитарист», который на гитаре играть то не умел. Судьба его позже трагически сложилась, а парень, он был веселый, красивый и добрый, он раненый был, лечился в Иркутске, в госпитале лежал и к нам, в общежитскую комнату к девчонкам приходил, не с пустыми руками, приносил немного хлеба, кусочки сахара и даже дровишки для печки-буржуйки.
Фотограф - хороший, он нас так расставил и рассадил парами, что никто не обратит внимания, почему девушки стоят,парни сидят, а не наоборот. А потому, что муж Тоси вернулся с фронта инвалидом, без ноги и с ранением правой руки, Катин брат тоже инвалид, только у одного руки были целые, поэтому фотограф ему гитару в руки и дал.
Но мне эта фотография памятна, потому что здесь моя Тося. Мы выжили с ней, потому что были вместе, всё вместе, всё по-честному пополам. О начале войны мы узнали, играя в волейбол, в центральном парке на Ангаре. Погода была солнечная, настроение радостное, ведь нас зачислили в медицинский! По радио транслятору объявили: "Германия вероломно напала на СССР". Волейбольная игра прекратилась, но как-то никто не поверил, что война эта будет такой долгой и жестокой. С этого летнего дня 1941 по 1946 год началась наша студенческая жизнь... Что говорить, это постоянный голод, холод, и бесконечные ночные дежурства. Иркутск был сплошным военным госпиталем. почти все пригодные здания города превращены в лечебные заведения, а студенты-медики не только ходили на лекции, работали в госпиталях. Однажды я не выдержала и сбежала, не смогла даже месяц проработать в психиатрическом отделении, хотя там норма хлеба была выше. Невыносимо было слышать крики мужчин, как они идут в атаку.
Наша учёба почти вся проходила на практике. Нам повезло, преподавали были великие, известные профессора и знаменитые медики из эвакуированных медицинских институтов: Ленинграда, Киева, Харькова. Правда конспекты писать было не чем, и на чем, мы собирали старые газеты, сшивали их в виде тетрадей и писали на свободных местах, между печатными строчками, а зимой чернильницы наши замерзали, подуешь на неё или под одеждой подержишь, немного чернила отогревались.
В нашей студенческой жизни было не только плохое и грустное, мы - молодые, любили ходить на танцы, ох, как нам с Тасей нравилось вальс кружить. Физкультурницами мы были, в спартакиадах обязательно участвовали, я первая на лыжах приходила, а Тося в волейбол хорошо играла. Считали, что фигура у меня красивая, «показательная», всегда ставили возглавлять колону на физкультурных спартакиадах. И очень мы театр полюбили, который впервые здесь в Иркутске увидели, выступали артисты эвакуированного Киевского оперного театра, нам нравился один певец и мы пересмотрели все спектакли с его участием, восхищались постановкой «Чио-Чио сан», плакали с Тоськой после спектакля. А как билеты доставали? Это отдельная история, конечно, экономили, ведь у нас было две карточки хлебные.
Ах, Тося – ты, больше, чем подруга, ты – умница, ты меня оберегала, за руку провела по жизни, а всего то, года на три-четыре старше меня была, но точный возраст мы знали, у нас не было документов, год рождения примерно сами сказали, зато мы сделали совместный день рождения - 21 декабря, в - это день рождения Сталина. С Тосей у нас не только один день рождения, у нас была одинаковая судьба и отметка – дети "врагов народа".
За руку меня Тося взяла, когда мне было лет шесть-семь, помню, как много людей разных по возрасту и детей, посадили на баржу и отправили по Волге. Я плакала и ко мне подошла девочка, и сказала, что не надо бояться, не страшно. Так мы и не расставались, все вместе делали. Нас вместе с родными прогнали из наших домов, повезли по этапу с Волги до Сибири. Я была одиннадцатым, поздним ребенком, но в живых в нашей семье выжило шестеро, двое двойняшек еще в младенчестве умерли. Отец вернулся с Первой мировой без ноги, жили большой семьей, новый дом поставили со старшими братьями, у них уже свои дети были.
Однажды в нашем поселении появились революционеры, местные жители называли их «бездельниками». Они пытались церковь разрушить, колокол долго сбрасывали, так одному революционеру ноги этим колоколом и придавило, он тяжело помирал. Костер из икон, который они устроили, не разгорелся, бабы водой заливали, а ночью по домам обгоревшие иконы то и по забирали.
В 20-х годах на Волге голод был, никто и не думал, что я, наречённая Варькой, выживу. Отца забрали, сказали, что в тюрьму по доносу «тройки» посадили, сестры сбежали, и под выселение попали мы: моя мама, старший брата Павел с женой Дарьей и двумя маленькими детьми, Полиной и Федором, и я с сестрой Аней, около десяти лет. Вот такие мы - «враги народа». А Тося тоже была сослана вместе с семьей отчима, где она была не нужной, так она про себя говорила.
Долго наша баржа шла по Волге, много людей разных было, на разных языках говорили, чуваши, мордвины - мокши и эрзи, татар много было. Потом пересылочная тюрьма в Астрахани и товарный вагон без окон. Люди спали по очереди, кормили похлёбкой ночью на остановках, за станциями, чтобы не встречались с жителями местными и не могли узнать место нахождения. В вагоне даже рожали и умирали люди, а мужчины смотрели в щелки, пытаясь понять, куда нас везут, а привезли нас в Читу. В тюрьме умерла наша девочка Полина, брат Павел в мешке вынес её вместе с живым сыном, так он спас Фёдора, передав временно чужим людям.
Наступила осень, из тюрьмы по группам людей стали выпускать. Нас отправили на «поселение», выдали одну подводу на несколько семей, и под конвоем, пешком в неизвестность. Тайга Читинской области, места красивые, с сопками и крепкими морозами. Первая зима была самой страшной, зимовали в общей землянке. Нам с Тосей доставались места у стенки, по очереди спали с краю, потому что там холоднее и примерзаешь, утром отдираешь одежду от бревен.
На месте нашего, охраняемого спецпоселения, потом организовали прииск, семьями мыли золото, ртутью собирали в шарики, выпаривали и сдавали золотые песчинки на вес, взамен получали на зиму некоторые продукты. У нас работала Дарья, жена моего брата Павла, она сильная была, столько земли могла перебросить, в Павел заболел, кашель у него был сильный, наверное, пневмония, или чахотка, а мама уже слабенькая была, ей за 50 уже было. А еще четверо детей. Павел устроился конюхом к охранникам, воровал овёс, ночами в консервной банке варили, немного хлеба получал, так и выжили.
Я пошла в школу, Тося меня посадила рядом с собой, хотя она уже начинала учиться еще на Волге. А я даже букв не знала, срисовывала их с плаката, который висел над школьной доской. Ходили в школу за несколько километров по тайге, зимой в лаптях холодно, а, когда темнело, так страшно становилось. Учительница наша - красивая, по-французски говорила, все время в шаль куталась, на уроках всегда кипяток пила из белой чашечки.
В интернате я опять с Тосей жила, мы молились, но вместо иконы на портрет Клары Цеткин, у неё просили: «Клара Цетка – помоги нам», наверное, она и помогала. Брат Павел, хоть сам был безграмотным, но очень хотел, чтобы «мы людьми стали», и после окончания семилетки, собрал нам котомку, договорился с кем-то и на сменных телегах нас довезли до самой Читы.
Так и началась наша самостоятельная жизнь, мы закончили акушерскую школу, нам выписали документы и направили на работу акушерками в эвенкийский поселок Тунгокочен, Забайкальского края. Да, какие из нас акушерки были…Женщины -эвенкийки сами рожали, а нам говорили: «Девочки, сходите с в клуб на танцы или в кино., и не мешайте нам рожать, по нашим законам нужно рожать без посторонних». Жизнь стала налаживалась, мы заработали по крепдешиновому платью, овчинному полушубку. В магазинах появились продукты, на витринах всё было, даже конфеты. Женихи у нас появились, твой отец заведовал клубом «Красная яранга», кино крутил, мне лыжи смазывал для соревнований. Он выдал нам с Тосей на хранение патефон и несколько пластинок, так до сих пор помню все слова из этих песен.
Через два года в наш поселок приехала молодая врачиха, которая стала нами командовать, нам это сильно не понравилось, и Тосе пришла идея, что мы тоже должны стать врачами. Весной 1941 года, оставив свои заработанные пожитки, мы «налегке» отправились в Иркутск. Две недели добирались, верхом на лошадях, по тайге, с остановками и сменой лошадей в постоялых дворах. Обгорели по дороге, ноги наши стали в разные стороны и непослушными, долго ещё наши ноги не шли по городским улицам.
Трудным было наше студенчество в военное время, под конец войны жить стало немного легче, мы нанимались к бабушкам копать картошку и себе немного зарабатывали, увеличилась норма хлеба по карточке, но хлеб давали такой белый, пышный, на вид большой кусок, а съешь и не наедаешься. Сказали, что это гуманитарная помощь по ленд-лизу. Первый раз иностранную тушёнку попробовали. На этой фотографии я в американской блузке с юбкой, еще мне достался американский, бывший в употреблении, маленький кожаный портфельчик, долго я его носила, на дежурстве натрёшь касторовым маслом, блестел как новенький.
День окончания войны, конечно, запомнился, в Иркутске была ночь, мы готовились к экзамену, окно открыто и вдруг на улицах стали кричать, что война закончилась, ура, войны больше не будет! По громкоговорителю прозвучали слова Левитана о полной и безоговорочной капитуляции Германии. Что началось в городе, люди вышли на улицу, все, кто мог, не знакомые люди обнимались, целовались, а мужчин в военной форме - поздравляли, качали.
Нам еще год оставалось доучиться, мы приспособились, устроились в медпункт Иркутской гидроэлектростанции, дежурили по очереди и через сутки, там была горячая вода, можно помыться и по стираться, ночью в тепле к занятиям готовиться и немного в тепле подремать, да и хлебная карточка ещё одна на двоих дополнительная была.
Закончилась наша учёба, вот мы и пошли фотографироваться, а через несколько дней, попрощались, обнялись и всплакнули, обещали писать друг другу и доставать нашу фотокарточку каждый год на 9 мая. Мы разъехались. Тося стала Заслуженным врачом, жила на Севере и в Братске, а я с 1948 года - хабаровчанка, более 50 лет работала участковым педиатром - и была счастлива, что у меня самая лучшая профессия на свете – любить и лечить детей. На моем участке не было ни одного смертного случая.
Встретились мы с Антониной только через 30 лет на перроне хабаровского вокзала и не узнали друг друга, потому что ожидали увидеть свою молодость…»
Тамара Давидова
8 мая 2023 года