На фото писатель Фёдор Крюков в 1918 г.
__________________________
Казалось бы, роман "Тихий Дон" изучен вдоль и поперёк. Но это совсем не так. При каждом новом "подходе" удаётся отыскать очередные факты "не авторства" Шолохова.
Вот и сейчас исследователи сделали замечательную находку.
Предлагаю вниманию читателей републикацию заметки поэта Андрея Чернова.
***
ПРИКАЗ НЕ УКАЗ
(К столетию кражи романа Федора Крюкова «Тихий Дон»)
9 октября 1707 года на Айдаре в городке Шульгин казаками был убит петровский полковник князь Юрий Владимирович Долгоруков. С этого и началось Булавинское восстание.
Цитирую написанный в 1894 г. рассказ Федора Крюкова «Шульгинская расправа». Этюд из истории Булавинского возмущения:
«— А што, дедушка, — заговорил Фокин: — не слыхал, нету в ваших местах мужика Фокина, Якима Титова?
— А-а? — подняв голову, переспросил старик: — Фокина, говоришь? а каков из себя?
— Так, мелкого роста, сутулый. На лицо со мной схож; борода рыжая…
— Да кто же их тут всех упомнит? — ответил старик после довольно долгой паузы: — умножилось дюже вашего расейского народу у нас… Ты откель, говоришь, родом-то?
— Да мы пензенские.
— Не в примету, брат, не видал, да и навряд он тут: ваши все по Медведице, по Хопру останавливаются, а тут какие по ближности, все воронежские…»
До «Шульгинской расправы» были «Гулебщики» (1892 г. Автору 22 года.) Это первый опубликованный рассказ Крюкова. И он тоже посвящен казакам времен покорения Дона воеводами Петра. В тех же 1890-х помимо «Шульгинской расправы», написано не опубликованное при жизни автора документальное исследование «Булавинский бунт».
Однако перечитаем: «…а тут какие по ближности, ВСЕ ВОРОНЕЖСКИЕ…» Вспомним, что в «Тихом Доне» именно из Воронежа был и мужик Никишка Мохов, царский шпион, следящий за настроениями казаков.
Сделаем выписку из начала 2-й части первой книги «Тихого Дона»:
«Сергей Платонович Мохов издалека ведет свою родословную.
В годы царствования Петра I шла однажды в Азов по Дону государева баржа с сухарями и огнестрельным зельем. Казаки «воровского» городка Чигонаки, угнездившегося в верховьях Дона, неподалеку от устья Хопра, ночью напали на эту баржу, стражу сонную перерезали, сухари и зелье разграбили, а баржу затопили.
По цареву приказу ИЗ ВОРОНЕЖА пришли войска, «воровской» тот городок Чигонаки сожгли, казаков, причастных к разбойному на баржу нападению, нещадно в бою разбили, а взятого в плен есаула Якирку и с ним сорок казаков перевешали на пловучих виселицах, и для устрашения низовых волновавшихся станиц были пущены качели те вниз по Дону.
Лет десять спустя на том месте, где раньше дымились курени Чигонацкой станицы, поселились пришлые казаки и те, что уцелели от разгрома. Вновь выросла и опоясалась боевыми валами станица. С той-то поры и пришел в нее ИЗ ВОРОНЕЖСКОГО УКАЗА царев досмотрщик и глаз — мужик Мохов Никишка. Торговал он с рук разной, необходимой в казачьем обиходе рухлядью: черенками для ножей, табаком, кремнями; скупал и продавал краденое и два раза в год ездил в Воронеж, будто за товаром, а на самом деле доносил, что в станице пока-де спокойно и казаки нового злодейства не умышляют».
(Конец цитаты.)
Ну а сегодня пришло вот такое письмо от Павла Шехтмана:
«…кстати о Шолохове. Еще в юности читал ТД и обратил внимание: там есть какое-то отступление про Булавинское восстание. И сказано, что князь Долгоруков был послан «из Воронежского указа» (вместо приказа). То есть автор окончательного текста, не знал азов истории территориально-административного устройства Московского государства. Он счел слово «приказ» слишком современным и архаизировал его по своему представлению».
Приказы – органы системного управления, заведовавшие особым родом государственных дел или отдельными областями государства. В 1696 г. в России для строительства флота и устройства заводов морской артиллерии образован приказ в Воронеже. Во главе его встал А. Протасьев, а с 1700 года, «адмиралтейские и корабельные дела» переданы Ф.М. Апраксину, который назначался Азовским губернатором с присвоением звания адмиралтейца (руководителя приказа). Задачей Воронежского адмиралтейского приказа («Воронежского адмиралтейства») было строительство Донского военного флота.
Воронежская губерния во главе с Ф.М. Апраксиным существовала в 1709–1710 гг. в качестве особой экс-территориальной единицы. В 1710 г. она вошла в состав Азовской в качестве «обер-комендантской провинции». В 1721 г. административные и территориальные приказы были заменены коллегиями.
Всего этого Шолохов, разумеется, не знал. Не знали и его редакторы. Не знают и подготовившие «научное издание» романа современные шолоховеды.
Вот и в «научном издании» романа (М., ИМЛИ РАН, 2018. Т. 1. С. 102): «С той-то поры и пришел в нее из воронежского указа царев досмотрщик и глаз — мужик Мохов Никишка». Так, со строчной буквы: «из воронежского указа». При том, что в первом издании (журнал «Октябрь». Февраль 1928. С. 125) с заглавной: «из Воронежского указа». Разумеется, никаких комментариев, ни к понижению заглавной буквы, ни к тому, что такое этот загадочный «воронежский указ», шолоховеды не оставили.
***
"Булавинский бунт" Ф.Крюкова помог решить загадку, над которой несколько десятилетий безуспешно бились многие историки, литературоведы, исследователи. В самом начале 6-й части "Тихого Дона" читаем:
"... служили надежнейшим оплотом всем бунтарям, начиная с Разина и кончая СЕКАЧОМ".
На одной из встреч со студентами Шолохова спросили — Кто такой Секач? Советский "классик" от ответа уклонился. Да и в самом деле — ни русская, ни донская история не знают такого бунтаря. И вот совсем недавно удалось понять "who is who". Об этом читайте в моей публикации "Как бунтарь Секач разоблачил Шолохова" по ссылке (далее там есть переход на текст статьи в pdf):
https://wp.me/s2IpKD-sekach
________________________________________
И вот ещё одна републикация заметки А.Чернова.
***
ПОКОС НА ПОГОСТЕ. ЕЩЕ О ШОЛОХОВСКИХ КОСЯКАХ
«Наталья сидела, закрыв лицо узкими грязными ладонями. Между пальцев ее, как в расщепах сосны смола, блестели слезы. Дарья дошла до плетеных хворостяных дверец, потом вернулась, деловито сказала:
— С нонешнего дня я буду есть из отдельной посуды. Скажи об этом матери. Да ишо вот что: пущай она отцу не говорит про это, а то старик взбесится и выгонит меня из дому. Этого ишо мне недоставало. Я отсюда пойду прямо на ПОКОС. Прощай!» (ТД: 7. XIII. 132).
Так в первом издании: «Новый мир». № 11. 1937. С. 80.
Так и в новейшем (2018) «научном издании» ИМЛИ: Т. 2. С. 473.
В 2020-м получаю письмо из Вильнюса от Анины Бардзилаускайте*, которая совершенно резонно замечает:
«Покос» явно не к месту. Речь о том, что из мелеховского дома ей путь только в могилу, то есть на погост». Покос возник потому, что дело происходит во время покоса. И следующая глава начинается «На другой день вернулись с поля косари…»
Только Дарья ни на какой покос не пойдет. Ей не до покоса: над ней самой заблестела коса смерти.
И ее «я отсюда пойду…» – это не про сельхозработы, это про мелеховский дом. Только ни плагиатор, ни редакторы, ни шолоховеды этого простого и страшного смысла не поняли. Почему? Да потому, что текст для всех для них был чужой и малопонятный.
Пропущенная опечатка?.. Никак нет. Как и многие другие ляпы романа – свидетельство об уровне восприятия текста и плагиатором-копиистом, и его советскими редакторами, и, увы, нынешними «научными редакторами» из ИМЛИ.
Поэтому церковное «аки лев» обернулось дикой берендеевщиной «как илев», фольклорное «Коляда-дуда» превратилось в «Колоду-дуду», «колёсистый месяц» (луна) стал «колосистым месяцем». Шолоховский «пушистый козел», который топчется в навозе, — на самом деле «тушистый» (тучный). «Скипетр красок» – это спектр красок. Сокращенная в оригинале черновая запись «впереди на п[ол]-лощади» в печатном тексте превращается в «впереди на площади». (Вы видели площадь в голой степи?) И т. д., и т. п. Что-то за девяносто лет заметят и исправят, но далеко не все.
Ряд написаний в «черновиках» трудно истолковать иначе, чем эхо неудачной попытки разобрать чужой почерк: «…вторая жена узконосая (!) Анна Ивановна оказалась бездетной» (2/2). Однако по «беловой» рукописи и первому «октябрьскому» изданию 1928 г. корректное и как бы объясняющее бездетность: «узкокостная Анна Ивановна». См. У Крюкова: «ширококостая пожилая баба» («В глубоком тылу». 1915).
Речь мальчишки-поляка, предупреждающего казаков о появлении немцев: «– Козак, козак, пшишел герман! Герман пшишел оттонд» (3, VIII, 295). Но в «черновой» рукописи: «…пшишел, от-то!» (3/46). Видимо, этот монолог должен сопровождаться указательным жестом: польское «одтонд» – отсюда. То, что переписчик слова не понял и заменил его на бессмысленное «от-то», а в издании текст дан правильно, подтверждает, что перед нами не «черновики», а копия с чужой рукописи, а перепечатка для набора осуществлялась не с этих «черновиков», а непосредственно с авторского протографа.
Беда не в том, что фантомный автор Шолохов не знает казачьего гутора, беда в том, что и он, и его редакторы не знают ни русской жизни, ни русской речи. И покос на погосте длится уже сто лет.
* Анина Бардзилаускайте участвовала в работе наших Первых Крюковских чтениях в Пушкинском Доме. В том же 2020-м ее не стало.
***
Прокомментирую эту заметку Андрея Чернова:
Фёдор Крюков, когда писал только для своего понимания, довольно часто "забывал" про конечную букву Ъ (ер). Смею это утверждать, ибо у меня собрано более 200 фотографий страниц с черновыми записями Крюкова. У него в одном предложении могло быть до десяти еров, и половина из них не проставлена.
Шолохов на этом попадал впросак, не понимая, есть ли в конце слова "ер" или нет. К тому же у Крюкова буква "т" иногда писалась рудиментарно и вполне могла быть принята за Ъ. Вероятно, это тот самый случай — написанное "погост" увиделось плагиатором как "покосъ".