Двадцать первый философский трактат
* Если в природе нет такого предмета, на который нельзя было бы взглянуть с комической стороны, то можно ли утверждать о том, что на все предметы надлежит взирать с трагической точки зрения?
* Если человеконенавистничество способно принять бесконечное число форм и обличий, то почему человеколюбие не может утвердиться в единой простоте?
* Если человек «зажат» в пространстве и времени телесностью, то разве из этого следует, что в пространстве и времени «зажат» его разум?
* Разве равнодушное отношение человека к тому, что было до него, до его рождения, – не достаточное основание для его равнодушного отношения к тому, что будет после его смерти?
* Если невозможность познать глубинный смысл вещей – не повод для того, чтобы относиться к ним потребительски, то разве потребительское отношение к сущему – не повод для того, чтобы попытаться его понять?
* Разве допущение мысли о том, что настоящее определяется «наползанием» прошлого на будущее и (или) «наползанием» будущего на прошлое, – разве допущение этой мысли не скрадывает сущностную специфику настоящего?
* Что есть настоящее, «распластанное пред лицом» прошлого и «пред лицом» будущего?
* Если у бесконечной и безначальной Вселенной нет ни конца, ни начала, иными словами, если реальность беспредельна, то значит ли это, что добро и зло, в сущности, тождественны?
* Разве страх смерти является достаточным основанием для веры в Бога?
* Разве страх смерти является достаточным бытийным основанием для идеи существования метафизической сферы?
* Разве вживление в метафизическую сферу грубейших потребительских притязаний, свойственных человеку, не роняет и не унижает её бытийное достоинство?
* Если у человека нет врождённых знаний, то откуда, спрашивается, у него знание о Боге?
* Если существуют только материя и пустота, материя в пустоте, то разве не указывает красота, присутствующая в материи, в телесном, на некий более высокий уровень реальности?
* Разве отрицание смысла жизни является достаточным основанием для враждебного отношения к жизни?
* Неужели признание идеи невозможности понять и постичь глубинный смысл истории и смысл исторического процесса является достаточным основанием для того, чтобы счесть ход истории фатальным?
* Если смысл истории непостижим, то разве из этого следует, что он фатален или случаен?
* Если истинное познание – это абсолютное тождество познающего субъекта и познаваемого объекта, то означает ли это, что в эмпирике, на уровне чувственно-телесного, чувственно воспринимаемого сущего, мы ничего не в силах познать?
* * * * *