"хроники ржавой империи"
(новая редакция)
- Я за тебя, сука, кровь проливал в чужой стране, - кричал Степа Филиппу Олеговичу – автору патриотических сказок и старейшему жителю дома. – Три литра оставил, а ты, тварь, мне в долг не даешь.
- Я почетный донор с медалью за кровавые заслуги, - шипел Степа на красавицу тетю Валю – вязальщицу шарфов для праздника будущей победы. – А ты со мной связываться не хочешь.
- Я обескровленный на фронте герой, - Степа бил с размаха управдома. – А ты с меня квартплату требуешь.
- Патриотизм должен быть с кулаками, - заявлял Степа остальным жителям дома. – Я с вас еще получу свою кровь с процентами.
Грязный пятилитровый бутыль заполнялся долго. Кровь жильцов текла в него тонкой струйкой и смешиваясь с многолетней пылью приобретала ржавый цвет. За окном, тем временем, бушевала стройка новой церкви при военкомате. Там кричал прораб в чине крещенного майора, называя своих работников ленивыми атеистами.
- У меня уже голова кружится, а у нас всего полтора литра, - выдохнула тетя Валя.
Она отдыхала за круглым столом квартиры управдома и нанизывала слова на вязальную спицу. Заметив, что в слове «победа» пропущена одна буква, тетя Валя со вздохом стала распускать почти готовый шарф.
- Проценты отдавать всегда тяжело. До боли и головокружения, - согласился Филипп Олегович.
Он сидел у подоконника и делал наброски своего следующего произведения. Оставив воспитательные сказки в стороне, старейший житель дома решил взяться за самый актуальный жанр – за роман в некрологах.
- Не переживайте, скоро другие соседи подтянутся, - управдом вынул с мучительной гримасой иглу из вены. – До краев наполним. Все хотят рассчитаться.
Под окном заревел бульдозер. Стало слышно, как матерится от души крещенный майор и трещит сломанная молодая вишня.
Первая кровь пролилась в половине третьего ночи. К тому времени Степа уже очнулся, привязанный к собственной кровати. Его голова болела от выпитого накануне, а глаза слезились в тумане перегара. В свете тусклой лампы Степа с трудом смог разглядеть сплоченный коллектив соседей. Жильцы дома расположились вокруг кровати и смотрели на голого героя. На тумбочке у изголовья стоял пятилитровый бутыль, наполненный до краев бурой жидкостью. Степа попытался зарычать что-то угрожающее, но не смог. В его рот была вставлена жестяная бутылочная воронка.
- Кровавый долг – долг чести, - сказал управдом, поднимая бутыль.
- Отдаем с процентами, - добавил Филипп Олегович, когда в воронку потекла струя вязкой жидкости.
В ответ Степа попытался вырваться, но издал лишь жалкие булькающие звуки. Соседи сплотились вокруг кровати еще сильнее, перекрывая пути к отступлению. Спустя минуту, взявшись за руки они запели хором государственный гимн.
А когда бутыль полностью опустела, живот почетного донора вздулся до гигантских, шарообразных размеров. Готовая вот-вот лопнуть кожа натянулась до предела и приобрела синеватый мраморный оттенок. Тогда к Степе подошла тетя Валя с дикой улыбкой и проткнула его живот вязальной спицей.