Глава 4
Полковник принял циркулярный душ и, завернувшись в полотенце, вышел на балкон проветриться. Перед ним простирался городской пейзаж: куда ни глянь, в небо тянулись высотки, соединенные многоярусными переходами. Полковник занимал просторную квартиру на тридцать первом этаже одного из таких чудовищ.
Жена возвращалась с работы не раньше десяти. Делать было нечего. И Полковник решил позвонить Груздю, своему старому другу, с которым он не виделся года три, с тех пор, как отметили тридцатипятилетний юбилей их выпуска. Тогда-то и обменялись электронными адресами. Груздь к тому времени уже был зам. начальника отдела, и просто так беспокоить его не хотелось. Но сейчас появилась проблема, от решения которой его Полковника жизнь могла круто повернуться. Только вот в какую сторону?
Всматриваясь в громады небоскребов, в мельтешащие далеко внизу автомобили, в людей, едва заметных с большой высоты, он в очередной раз удивлялся живучести рода человеческого. Металлобетон зданий, бесчисленные коммуникации, магистрали, заполненные машинами: Мегаполис напоминал даже не муравейник, а огромного робота, все элементы которого настолько пригнаны друг к другу, что разъединить их просто немыслимо, как немыслимо и остаться незамеченным среди них. Какофония городских звуков сливалась с разноцветным фейерверком рекламы, запахом многочисленных ресторанов и кафе, холодноватым привкусом металла - гигантский водоворот Мегаполиса накрывал вся и всех, и горе было тем, кто шел против течения.
Полковник закурил, а курил он редко - в трудном раздумье, или от сильного волнения. Жизнь представилась ему заранее спланированным актом, рассчитанным до мелочей, и сам он на балконе и с сигаретой, ну, разве не ничтожество – лишь бледная тень молодости, когда не существовало ничего несбыточного, и жизнь казалась прекрасным вызовом его силе и способностям. Вот и где эта сила, где эти способности? Где счастье, которое только и делало, что ускользало?
Пепел от сигареты летел в сумрачную бездну, где парковались малюсенькие стрелки автомобилей, владельцы которых торопились домой после рабочего дня. Солнце висело где-то над горизонтом, но его не было видно за кряжами высоток. Полковник еще раз посмотрел туда, где заходило Солнце, потом закрыл ладонями лицо, опираясь локтями на поручни лоджии, и, постояв так некоторое время, вернулся в комнату.
Связаться с Груздем не составило труда. Физиономия друга быстро появилась на экране телекомпа, словно Груздь с нетерпением ждал звонка.
- Здравствуй, дорогой, здравствуй! Вот уж не думал, что ты обрадуешь меня своим появлением в эфире, - воскликнул Груздь.
Последовал обычный в таких случаях обмен любезностями и вопросы о женах, детях и делах. Груздь намекнул на получение очередного повышения по службе, хотя предпочел об этом особо не распространяться, учитывая особенности своей профессии. С женой вот уже десять лет в разводе, взрослый сын - физик, кандидат наук.
- А что у тебя, Серега? - спросил Груздь.
- Пенсионер глобального значения, и этим все сказано. С одной стороны и скучно и грустно, а с другой…. Почти каждый день тренажеры, раз в неделю мяч гоняю. Будет время, приходи, и тебя подключу.
- Спасибо, дружище, я рад бы, да служба такая, что времени в обрез. Даже выходные приходится прихватывать. Ну, я чувствую, Серж, неспроста ты мне звонишь. Выкладывай, что стряслось! - Полковник понял, что ему не уйти от прямого разговора и решился.
- Не слышал ли, ты, Володя, о таком интересном явлении, как представители новой расы? Уж не аборигены ли это нового типа? - как мог, замаскировал свой вопрос Полковник, отлично понимая, что телекомп неподходящее средство для общения со служащим Департамента глобальной безопасности.
- Представления не имею, - без интереса промямлил Груздь, - но у меня есть предложение к тебе, Серж, скорее даже приглашение. Давай все обсудим завтра за ужином. Я предлагаю встретиться в восемь вечера у входа в «Modern Talking». Идет?
Полковник не возражал. Ему показалось, Груздь намеренно не хочет распространяться на тему новой расы, но в принципе, ему есть, что сказать. Иначе вряд ли он пригласил бы его в ресторан.
После разговора с другом Полковник еще раз прокрутил файл с рекламой ЦП, который на прошлой неделе переслал ему Женька. Он внимательно изучил нехитрый сюжет, стараясь найти неточность или подвох. Но не удалось.
“Если вам надоела рутина нашей сумасшедшей жизни…” увещевал голос за кадром, немедленно, впрочем, предупреждая и о риске, с которым сопряжено путешествие.
“Рутина эта просто обрыдла!» - наморщил лоб Полковник, - и, похоже, надо из нее выгребать» И он отключил телекомп.
Мелодичный звон легкой волной пронесся по квартире. Входная дверь медленно отворилась, и на пороге появилась жена Полковника, Альбина. Она едва держалась на ногах.
- Сережа, где ты?! – хрипло позвала она, затрудняясь войти в квартиру, - помоги, черт возьми!
Альбина напивалась не часто, но пила регулярно. Этому способствовала ее работа. В ресторане “Волшебный пес” трезвенники не задерживались. Полковник ненавидел Альбину, когда она напивалась. Она совершенно преображалась, становилась агрессивной, капризной и абсолютно неуправляемой.
Полковник вошел в холл, прислонился к стенке у зеркала, и тупо уставился на супругу.
- Что пялишься, давно не видел?! Помоги, ну же! - Альбина штурмовала холл, упираясь руками в стену. Ноги плохо слушались ее, то и дело подкашиваясь, голова неестественно уткнувшись в правое плечо, норовила поймать глазами мужа.
- Посмотри, на кого ты похожа! - попробовал он повысить голос.
- Тоже мне, ангел нашелся, на себя посмотри, хрен собачий! Трезвенник, твою мать! Помоги, говорю, до койки доползти и раздеться!
Полковника переполняло отвращение, в нем клокотала ненависть к этой женщине, которая из-за совершеннейшего пустяка могла устроить невообразимый скандал. Кофе он заваривал неправильно, костюм себе покупал не тот, и зарплата его вызывала у нее насмешки. В ресторане, ясное дело, удавалось урвать больше. Когда дети жили вместе с ними, отношения их были помягче, но стоило птенцам вылететь из гнезда, все пошло вкривь да вкось.
Жизнь под одной крышей постепенно вскрывает в людях не самые лучшие их качества, о которых они, возможно, и не подозревают. С годами в Полковнике обнаружилась раздражительность и нетерпимость к слабостям близких. Может быть, этому способствовала и профессия. Он мог внезапно взорваться, накричать на Альбину, причем почти без повода. Альбина в таких случаях не давала ему спуску, и скандал налетал, как горная лавина.
Не проходило дня, чтоб они не ссорились. Часто ссоры эти были бессмысленные, порой переходящие в рукоприкладство. Когда Альбина напивалась, Полковник стремился уединиться где-нибудь на кухне или в своей комнате. Его раздражение перерастало в злобу, а злобы своей он боялся пуще всего. Примирения, как правило, тоже были бурными, со слезами и поцелуями, но с каждым годом они давались все труднее.
- До дома добралась и, слава Богу, а до койки можешь хоть до утра ползти, - стиснув зубы надерзил он супруге и, захлопнув дверь в квартиру, побрел мимо пьяной Альбины на кухню, где в недрах холодильника хранилась заветная бутылка коньяка. Вдогонку послышался шум и гневные выкрики. Плотно прикрыв дверь, он достал из шкафа рюмку, налил пятьдесят грамм и торопливо выпил, слегка запрокинув голову, словно принял лекарство. Хорошо, хоть дочери нет дома! Мила жила отдельно, время от времени она заглядывала к предкам, оставаясь ночевать. С дочерью у него были отличные отношения. Она напоминала ему Альбину в первые месяцы их знакомства почти тридцать лет назад. Короткие светлые волосы, изогнутые брови и вызывающе дерзкие глаза, которые иногда становились удивительно добрыми, почти детскими. За глаза эти он и полюбил свою будущую супругу…
Ему вспомнился медовый месяц, который они провели на Ямайке. Каждый день любовь до изнеможения! Утро начиналось с холодного шампанского со льдом и огромной корзины с фруктами, которую он обычно заказывал прямо в номер. Нежась в постели, они поили друг друга. Он до сих пор помнит запах залитых шампанским простыней, от которых потом веяло влажной терпкой прохладой. Он ласково называл ее Алюней, а она его Сержиком. Боже мой, сколько постельного белья они испортили в том отеле! А вечером купались в теплом океане, прижимаясь в воде друг к другу. Казалось, такая жизнь никогда не кончится!
Дверь на кухню распахнулась и в дверях появилась полураздетая Альбина. Волосы ее были всклокочены.
- Сам-то, сам-то! - она уставилась на бутылку коньяка, - трезвенник, твою мать, ха-ха-ха…
Отчаянно шатаясь, она добралась до стола, схватила бутылку и жадно отхлебнула из горлышка.
- Прекрати! - заорал Полковник и, выхватив коньяк у нее из рук, отправил его обратно в холодильник.
- Уже поздно, шла бы лучше спать, - примирительно пробурчал он, - тебе рано вставать.
- Ты о моем сне беспокоишься, дорогой?! - притворно ласково воскликнула Альбина, и подошла к мужу поближе.
- Спать будем вместе, ты не возражаешь? - игриво предложила она, и легонько тиснула Полковника между ног.
В годы молодости такое поведение супруги вызвало б у него немедленную эрекцию. Тогда они толком еще не знали друг друга, и грубость легко переходила в игру, а игра могла закончиться грубостью. Но главное - их неистово тянуло друг к другу. Сейчас же Альбина совершила большую ошибку. Полковник побледнел и оттолкнул жену. Она потеряла равновесие и растянулась во весь рост посередине кухни, больно ударившись локтем о пол.
- Тысячу раз тебе говорил, не напивайся как свинья!
Альбина медленно встала с пола, глаза ее превратились в два раскаленных угля. Не говоря ни слова, она подошла к шкафу, вытащила оттуда большую позолоченную тарелку, и запустила ею в Полковника.
Тарелка просвистела в полуметре от его левого уха и вдребезги разбилась, врезавшись в стену.
- Скотина вонючая, вот ты кто, убить тебя мало! - и, неуклюже оседлав стул, Альбина зарыдала.
Полковник, дрожа от ярости, ушел в свою комнату, хлопнув дверью.
На следующее утро, как ни в чем не бывало, они встретились на кухне и очень мило беседовали, попивая кофе. Минувшая ночь для обоих ассоциировалась с разлетевшейся на мелкие кусочки тарелкой, осколки которой валялись на полу, но вспоминать об этом не хотелось. Альбина, как обычно, торопилась на работу, хотя чувствовала себя прескверно. Полковник размышлял о предстоящей встрече с Груздем.
Вчера вечером Женька позвонил Маше, надеясь назначить ей свидание где-нибудь в кафе или клубе. Он решился поведать своей пассии о предстоящей поездке. Рассказывать о таком событии по телекомпу было б слишком мелко, ведь Путешествие представлялось Женьке чем-то сродни подвигу, и в собственных глазах он постепенно превращался едва ли не в Геракла, преодолевающего одно испытание за другим.
Маша не сразу вышла на связь, ее растрепанные волосы и лихорадочный румянец подсказывали, что Женька оторвал ее если не от тренажера, то…
- Что тебе? - грубовато откликнулась она, переводя дыхание. Женька чуть не лишился дара речи, всматриваясь в ее лицо.
- Маша, я хочу тебе кое-что сказать, - робко начал он.
- Все вы что-то хотите, - капризничала Маша, - слушай, у меня нет времени, давай в другой раз.
За кадром чувствовалось чье-то присутствие. Женька, наконец, сообразил, что выдернул Машу из постели, и, скорее всего, она была там не одна.
А когда? – по инерции спросил Женька.
Не знаю.
Связь прервалась. Женька опустил голову. Экран украсила заставка, с рекламой туристических палаток. «ПУТЕШЕСТВИЕ БЕЗ ПАЛАТКИ ЭТО НОНСЕНС» гласила надпись, огибая разноцветную палатку, которая на глазах меняла форму и размеры, превращаясь то в подобие объемистого шара, уносящегося под облака, то в куб со множеством дверей. Женька тупо смотрел на экран. Часы показывали начало двенадцатого. «Поздновато он ей позвонил!» Лишь позавчера он звонил ей почти в двенадцать ночи, и она была разговорчивой, обаятельной, милой. «Она с кем-то спит и делает вид, что с ней ничего не происходит, что она ни от кого не зависит. Но ведь она действительно свободный человек!». В голове Женьки смешались самые разные предположения, которые мешали ему сосредоточиться. «Стало быть, в ее жизни много мужчин!» «А по-другому и быть не может. Ведь топ-модель же. И тогда в поезде она сделала ему одолжение. Он попался, как рыба на крючок».
«А тут еще реклама! ПУТЕШЕСТВИЕ – вон, они какими аршинными буквами вычертили это слово! Теперь и в самом деле нет другого выхода. Скорее всего, перед тем как отправиться в Преналию, он позвонит ей, чтобы попрощаться. Быть может, навсегда… Ведь возвращаться оттуда с пустыми карманами не солидно». Под аккомпанемент этих безрадостных мыслей Женька уснул. Спал он беспокойно, то и дело просыпаясь, ему все снилась возлюбленная в объятиях незнакомого мужика. Над Машей вздымались его огромные узловатые плечи. «Такой кошмарный сон не смогла бы сгенерировать и самая изощренная из современных программ», - подумал Женька утром, с трудом вставая с кровати. Голова болела, будто всю ночь ее протыкали раскаленными иглами.
Полковник с трудом дождался вечера. Ровно в восемь он был у входа в ресторан. Груздь уже ждал его. Через несколько минут они сидели в одном из пяти залов, предназначенных для переговоров.
В ресторане «Modern Talking» оторваться можно было по полной программе. Помимо переговорных здесь было пятнадцать развлекательных шлюзов, как называли завсегдатаи эти помещения. В шлюзах, да и в переговорных залах, применялась мобильная технология трансформации помещения: за считанные секунды интерьер можно было изменить до неузнаваемости, к примеру, разбив зал на отдельные кабинеты, где мебель и освещение заказывал сам клиент, как и развлекательную программу, в которую мог входить стриптиз, либо исполнение голографических записей или даже трансляция выступлений звезд. В залах для переговоров запросы, как правило, были скромнее. Клиенты помимо блюд, заказывали музыкальный фон, и разговор их был строго изолирован от окружающего мира. Каждое уважающее себя заведение свято соблюдало тайну переговоров, регулярно проводя обследование своих апартаментов на предмет подслушивающих устройств.
Заказали бутылку коньяка и фрукты. Официант в черном фраке был удивительно расторопен.
- Желаете ли свечи на стол, господа? - услужливо поинтересовался он.
Груздь вежливо отклонил любезное предложение и, весело глянув на друга, принялся разливать коньяк.
- Ты, Груздь, не меняешься. Все тот же бравый парень, подтянутый, деловой, как и четверть века назад.
- Спасибо, дружище, да и ты еще боец хоть куда! Держишь спортивную форму! Женщины от тебя тащатся, а, Полковник!? – Груздь не отрывал глаз от Полковника, в его взгляде сквозила профессиональная хватка.
- Это точно, особенно собственная жена! – согласился Полковник, - она мне вчера такую драматургию устроила!
Поговорили о женах. Выяснилось, что бывшая жена Груздя тоже пьет.
- Что ж, грустно все это, - констатировал Полковник, - вот и решил я, Володя, отправиться за удачей в пресловутую Преналию.
И он рассказал Груздю о намерении попытать счастья в путешествии, организуемом ЦП. Тот внимательно выслушал.
Налили еще по рюмочке.
- Так-так, - вымолвил Груздь, - я полазил по справочникам, заглянул в некоторые файлы и кое-что нарыл. Так называемая Преналия была создана в экспериментальных целях чуть более двадцати лет назад. Инициаторами проекта выступили несколько влиятельных феминистских организаций. С самого начала их работа была окружена завесой строжайшей секретности, а потому сведения об этом регионе весьма скудные. Между прочим, интересная деталь: все участники проекта за всю его историю - женщины. Главой Преналии в настоящее время является некто Нэнси Фишер. Для глобальной безопасности эта организация не представляет угрозы, потому что является автономной областью с ограниченным потенциалом. То есть силы их известны, и накопления их не происходит. Число биороботов составляет что-то около ста пятидесяти единиц. Внешне это красивые и физически необычайно крепкие женщины. Вот и все.
- А что известно об их связях с ЦП? - спросил Полковник.
- Видишь ли, ЦП это мощная коммерческая структура с огромными ресурсами и собственной службой безопасности. Как ни странно, о ЦП мы знаем меньше, чем о Преналии. Между ними действительно заключен договор об организации путешествий. Известно, что за последние полтора года в Преналию отправились больше ста экспедиций, и только дважды их участники добились успеха, то есть, умудрились пересечь этот чертов анклав. Но в одном случае это произошло с опозданием на три часа, и путешественник остался ни с чем. И только единственный энтузиаст одолел-таки Преналию в заданное время и ему, как ни странно, выплатили 10 млн. долларов. Один раз за полтора года! ЦП очень закрытая организация. Они скрывают свои данные, как могут. Нам известен лишь их потенциал. Зная силовой потенциал той или иной организации, мы можем измерить уровень ее воздействия на глобальную безопасность планеты…
И Груздь пустился в сложные и несколько формальные рассуждения о системе глобальной безопасности. Чувствовалось, что его мозг каждый день занимается этим до изнеможения. Фразы его становились все научнее, все абстрактнее.
Полковник делал вид, что слушает. На самом деле он слегка загрустил - ведь получалось, что Груздь ничего особенно нового так и не сказал. Быть может, он просто не хочет вдаваться в подробности?
- Извини, Володь, что перебиваю. Что ты думаешь об опасности такого путешествия? – наконец, не выдержал он.
- Насколько я информирован, это почти безопасно. Хотя, если ты будешь вести себя там не очень скромно, может произойти всякое… В сущности, если не лезть на рожон, единственное, чем ты рискуешь, это свобода и деньги.
- Я никак не могу понять, зачем мы им? Ну, положим, поймали они нас. Обложили данью, как прописано в договоре. Но какой резон лишать нас свободы на целый год? – недоумевал Полковник.
- У нас нет ни малейшего компромата на Преналию, известно лишь, что некоторые бывшие пленники через месяц-полтора после возвращения домой почему-то сильно затосковали и пожелали вернуться обратно и остаться в Преналии до конца дней своих. Остальные хранят молчание, словно им память обнулили, – поведал Груздь, - вот, Сережа, собственно и все, что мне известно о так называемой новой расе. Знаю, вряд ли я очень помог тебе.
Полковник поднял рюмку коньяка, только что наполненную другом.
- Спасибо, дружище! В основном меня интересовала степень риска, и нет ли там какого-нибудь подвоха. Теперь вижу, риск есть, но не больше, чем, например, обогнуть солнечную систему на скоростном космолете. Давай выпьем за тебя. Будь здоров!
Друзья помолчали, поглощая ананасовый салат. Казалось, они пересекают ночной океан на лодке: но вместо соленых волн, чуть подсвеченных звездами, вокруг, как в кошмарном сне, громоздятся чьи-то тени, вызывая скорее не страх, а осторожное любопытство. Лишь нежная мелодия за бортом ласково напевает: «все будет хорошо».
Полковник посмотрел на Груздя. Тот сидел, уже порядком захмелевший, но в глазах его оставалось напряжение. Это не понравилось Полковнику. Он смекнул, что Груздь рассказал ровно столько, сколько должен был рассказать, и даже если они выпьют еще одну бутылку коньяка, это не поможет развязать ему язык.
- Серж, - вдруг оживился Груздь, - объясни мне непонятливому, к чему тебе на старости лет лезть к черту на рога? Знаю, и в нашем возрасте иногда хочется оторваться! Ну, сходи, например, в одиночную кругосветку на яхте или спустись на дно морское. Сейчас столько всего напридумывали. Да хоть возьми эти программы. Там и полеты к звездам, и путешествия в параллельные миры! Ты же не хуже меня это знаешь. Так нет, вздумалось по Преналии полазить. А если ты там застрянешь?! Навсегда! Представляешь! И мы с тобой не увидимся на сорокалетии выпуска. Ты только подумай! Будешь прислуживать представителям новой расы, черт бы их побрал! Они хоть и смазливые, но свобода, ей богу, дороже!
Полковник поморщился, ему не понравился покровительственный тон Груздя, но в глубине души он чувствовал правоту друга. Сомнения, которые со вчерашнего дня одолевали его после посещения ЦП, вспыхнули с новой силой.
- Понимаешь, Груздь, я с детства мечтаю купить астроплан и самостоятельно путешествовать по солнечной системе. От экскурсий тошнит, игрушки все это. Астроплан стоит не меньше трех миллионов. Вот и появилась мысль, рискнуть, откликнуться на заманчивое предложение ЦП. Подозреваю, что все обстоит гораздо серьезнее и опаснее, чем ты мне нарисовал. Но для меня это единственный шанс срубить бабки. Жизнь проходит, дети выросли, каждый при деле. У жены своя жизнь, от запоя до запоя. Что мне остается? На пенсии киснуть? Я ночь эту плохо спал, все думал. Опасно? Да, ядрена вошь - опасно! Но кто не рискует, тот…
Стало быть, ты принял решение идти? – перебил его Груздь.
Решение я приму в пятницу. Как бы ты поступил на моем месте?
- Прежде чем затевать такое предприятие, не семь, а сто семь раз отмерить надо, потому, как резать тут по живому придется! Или ты со мной не согласен?
Ясно, как божий день, - кивнул Полковник.
Хоть и красиво ты загнул про собственную жизнь, да она у тебя,
между прочим, одна, жизнь-то. Как бы то ни было, а я тебе не советую, - вдруг подытожил Груздь. В первый раз за все время разговора он был категоричен.
«Наконец-то, заговорил от души!» – подумал Полковник.
Налили по последней, помолчали, всматриваясь в шевелящиеся контуры кабинета. Груздь поднял рюмку, - За тебя, Серега! Удачи тебе! Ведь сдается мне, ты не отступишь!
- Спасибо, дружище, - Полковник неожиданно растрогался. Они встали и обнялись.
- Ты не можешь себе представить, Груздь, как хочется жить! - произнес Полковник, - Как надоело играть в бирюльки!
- Я все понимаю, Серж. И все же будь осторожен.
Через минуту полукруглая дверь «Modern Talking!» захлопнулась за ними. Вечер окружил их сиянием разноцветных огней и шумом нарядной праздничной толпы на бульваре. Полковник подумал, что нет смысла колебаться, что вся эта жизнь с ее увеселениями и фейерверками для него уже ничего не значит - его время прошло. Он грустно смотрел на смеющихся молодых людей, которые стайкой направлялись в ближайший салон электросна. По соседству с «Modern Talking» был женский ресторан. Возле него припарковалась дорогая авто, из которой вышли две вызывающе одетые молодые особы. Не глядя по сторонам, они отправились ко входу, нежно обнимая друг друга.
- Тебя подвезти? - спросил Груздь, когда они подошли к его черной продолговатой «сигаре».
- Спасибо дружище, я, как обычно, на трамвае, - Полковник протянул другу руку и они распрощались.
Трамвай неторопливо понес Полковника домой. Народу в салоне было немного - шел первый час ночи. Полковник чувствовал легкую сонливость. Дурман опьянения отпустил его еще на выходе из ресторана. Вглядываясь в пейзаж ночного Мегаполиса, мысленно он уже делал первые шаги по Преналии. Именно рискованное, опасное путешествие поможет ему вновь почувствовать радость жизни! Ведь он еще на что-то способен. Он вспомнил, как Груздь отговаривал его. Ну и что! У Груздя есть цель в жизни - получить следующее кресло по службе. А он уже отполучал свои кресла. Пора встряхнуться!
Для Скальпа минувшая ночь прошла еще напряженнее.
Сама по себе его история могла бы послужить прекрасной иллюстрацией тому, как разрушительно женщины нового поколения могут повлиять на мужчину. Он был единственным ребенком в семье, и, разумеется, баловнем. Родители души в нем не чаяли. В шестнадцать Борька стал больше интересоваться книгами, нежели сетью, и в общем-то вполне сформировался как личность. Появилась и некоторая замкнутость, тормозившая его взаимоотношения со сверстниками, особенно с противоположным полом. Неожиданно для родителей, которые мечтали, что Боренька сделается финансистом, он подался в медицинский, где выучился на хирурга.
Повзрослев, по понятным причинам он почувствовал острую необходимость привлечь внимание какой-нибудь женщины. И такой случай вскоре представился! Когда ему стукнуло восемнадцать, Борька влюбился в девушку старше себя на десять лет. Он только что поступил в медицинский на нулевой курс. Целый год ему предстояло осваивать фельдшерские навыки. Она в свои двадцать восемь заканчивала ординатуру, и карьера волновала ее не в последнюю очередь. Возможно, на какое-то время Марта действительно запала на Борьку. Одним словом, у них случился интересный роман.
Своеобразие этого романа заключалась еще и в его целомудренности. Поцелуи и объятия не так уж часто доставались будущему доктору. Все зависело от настроения Марты. Иногда она становилась ласковой, могла невзначай обнять Борьку, но целовать себя не позволяла. В таких случаях она легонько отстранялась, кокетливо улыбаясь, и придумывала какую-нибудь отговорку. Борька сначала недоумевал, а потом смирился.
Марта по-своему воспитывала своего юного друга, что, в общем-то, его устраивало, так как вполне укладывалось в его представления об идеальной женщине. Иногда она его все-таки целовала, но понарошку. Чаще это происходило на скамейке в институтском сквере. И поцелуи эти были скорее косметические: когда они расстались, Борька так и остался неопытным целовальником.
Разрыв произошел через два года после знакомства. Позади были вечерние прогулки, посиделки в студенческих кафе и совместные занятия в библиотеке. Лет через пять, вороша прошлое, Борька подумал, что лучше б это была не библиотека, а обыкновенная постель…
- Марта, давай поженимся, - сделал он ей однажды предложение.
- Борик, ты что, с ума сошел. Представь себе, я соглашусь, и что ты будешь делать? – раздраженно отчеканила она.
- Как что? – удивился Борька, - завтра же зарегистрируемся и будем жить. У меня есть отдельная комната. - Но Марта уже разглядывала его с тем откровенно презрительным выражением лица, которое он не забудет до конца дней своих.
- Боренька, мальчик, - смешливо потрепала она его за шею, как щенка, - ты еще маленький, и мы с тобой еще ни разу не совокупились! А ты говоришь, поженимся. Чудак ты!
Он даже познакомил ее со своими родителями. Она явилась к ним в кожаных брюках, подпоясанная кожаным ремнем, в белой обтягивающей блузке с коротким рукавом. Скуластое, загорелое лицо с большими зелеными глазами так и светилось немым вызовом каждому встречному. Впрочем, она почему-то понравилась Борькиной матери.
- Эта женщина знает, чего хочет. Она сделает из тебя настоящего мужика, - неожиданно вдохновилась мать, - постарайся ее не разочаровать. В наше время найти такую непросто. Разве ты не видишь? Мужчины их сегодня мало интересуют…
Марта вела себя подчеркнуто вежливо, но произвести хорошее впечатление отнюдь не старалась.
- Мне очень приятно, что вы дружите с Борисом, - призналась мать Борьки, на минуту задержавшись в коридоре наедине с Мартой.
- По правде говоря, Борис всегда был замкнутым парнем, и мне бы очень хотелось, чтобы его дружба с вами повлияла на его жизненную позицию.
Мать, как могла, маскировала истинный смысл своих слов, который сводился в общем-то к простой вещи: ей хотелось, чтобы Марта сделала, наконец, Борьку мужчиной.
- Что вы имеете в виду? - настороженно спросила Марта.
- Боренька до сих пор во многом остается ребенком, только игрушки у него сейчас больно серьезные: лабораторные работы, зачеты, экзамены…
«И я в их числе!», - хотела добавить Марта, но сдержалась.
Возможно, этот разговор сыграл определенную роль в их отношениях, но с тех пор они покатились под откос. Отец Борьки тоже внес свою лепту.
- Она тебе, безусловно, не пара, - сказал он равнодушным тоном на следующий день за ужином. - Дело даже не в возрасте, а в образе мысли. Подумай об этом.
И Борька думал. В результате и в нем зашевелился червь сомнения.
Роман их окончательно рухнул после того, как Борька застал Марту целующейся на той самой скамейке в институтском сквере. После вечернего семинара ему вздумалось пройтись знакомым маршрутом. Увидев целующуюся парочку, он сначала не придал этому особого значения, лишь отметив, что это была их с Мартой скамейка. Ему показалось - девушка лет девятнадцати взасос целуется с парнем. Густые черные волосы девушки рассыпались по лицу Марты, и Борька не сразу узнал свою возлюбленную. Это случилось лишь после того, как он поравнялся с ними. Парочка тоже почувствовала постороннее внимание. Девушки прекратили целоваться и посмотрели на Борьку, который в замешательстве остановился.
- Смотри, Ир, это тот самый мальчишка, которого я воспитывала, – непринужденно похвасталась Марта. Та лишь томно улыбнулась, всматриваясь в Борьку из-под длинных ресниц.
Ни слова не говоря, Борька заторопился дальше, сердце его колотилось от обиды и разочарования. «Стало быть, она лесбиянка, как и большинство девушек! Спрашивается, на фига ж она кружила ему голову целых два года? К чему эти посиделки в библиотеке, обсуждение книг, программ, наконец, этот визит к нему домой?», - думал он. «Воспитывала!» – вот как она сказала, она и в самом деле так считает, - «Как прав отец!»
С тех пор они не встречались, а если случайно и пересекались в коридоре института, делали вид, что не замечают друг друга. Для Борьки это был страшный удар. Все его мечты и надежды пошли прахом. Он, впрочем, понимал, что возможно так оно лучше, чем бездарное времяпрепровождение вместе, когда была лишь видимость любви, за которой скрывалась холодная игра Марты.
После этой неудачи Борька жил в каком-то оцепенении, хотя внешне это почти не проявлялось: он успешно закончил институт и удачно практиковал. Но в его жизни так и не случилось женщины, которая подарила бы ему себя без остатка.
Он медленно отвел глаза от экрана и посмотрел куда-то сквозь Машину, словно в невидимой дали находились простые и понятные рецепты того, что в данный момент следовало предпринять, чтобы спасти больную, которая находилась сейчас по ту сторону защитного экрана, в пластиковом саркофаге, над которым застыли разнокалиберные щупальца Машины, гениального хирурга-автомата, одного из самых значительных достижений медицины последних тридцати лет.
Машина остановилась. Приборы с датчиками и трубки, обвившие саркофаг, поддерживали угасающую жизнь. У больной было серьезное поражение головного мозга, природа которого не укладывалась в огромный справочный материал, накопленный за долгие годы существования хирургии. С одной стороны, это была обычная доброкачественная опухоль, а с другой стороны, новообразование вело себя как-то странно, как бы пульсируя во времени с определенной периодичностью: изменяя свой объем на несколько процентов в сутки, что служило причиной страшных болей. С полудня больная была без сознания. Ночью состояние ее стало критическим. Расчеты показывали, что она вряд ли протянет до утра, если сидеть сложа руки.
Именно Борька дежурил в эту роковую ночь. Понимая, что положение безвыходное, он принял решение оперировать, поставив в известность своего шефа Плещеева, хирурга первой категории. Плещеев сразу же дал добро, и в этом не было ничего удивительного, ведь еще днем консилиум рекомендовал операцию в случае резкого ухудшения.
Было около одиннадцати вечера. У больной катастрофически падало давление, сердце работало с перебоями, и самое ужасное – стали отказывать почки. Системы дублирования органов работали с полной нагрузкой.
Борька готовился к операции. Он провел глубокое зондирование памяти Машины для того, чтобы максимально мобилизовать ее. К его удивлению эта процедура заняла втрое больше обычного времени. Это сразу насторожило Борьку, подсказывая ему, что случай действительно уникальный, и Машина будет оперировать на грани возможного.
Дальше произошло нечто из ряда вон: в разгар операции, а Машина успела поработать лишь около получаса, к изумлению всего персонала, она вдруг остановилась. На экране появилось сообщение «Работа остановлена ввиду нехватки данных. Выполните дополнительное сканирование банка данных или переключитесь на ручное управление». Борька, не задумываясь, нажал кнопку дополнительного сканирования. Прошла минута, другая, и только через семь минут, на экране высветилось новое сообщение «В банке данных нет нужной информации».
Выход был один - продолжать операцию. На пульте управления он нажал кнопку «Подготовка к ручному режиму». Машина оживилась, выполняя стандартный набор подготовительных программ. Сквозь прозрачный защитный экран было видно, как засуетились многожильные щупальца, что-то вводя в организм. Через некоторое время тело больной въехало на конвейер, который доставил его в соседний зал, где была еще одна операционная. Операции выполнялись там с непосредственным участием человека, как и тридцать лет назад.
Вся хирургическая бригада изрядно нервничала. До предела компьютеризированная техника отказалась работать - случай уникальный. Борька старался сохранять хладнокровие. У него уже был опыт живых операций, разница состояла лишь в том, что тогда он прерывал работу Машины, считая ее не совсем удачной, а на этот раз машина сама констатировала свою беспомощность.
Он тщательно вымыл руки, надел перчатки, проверил комплектность инструмента. Протестировал систему автономного жизнеобеспечения. Операция началась.
Он внимательно осмотрел вскрытый Машиной участок мозга. Опухоль была похожа на большого толстого червяка. Борьке на секунду померещилось, что этот червяк изгибается, издевательски выпячиваясь наружу. Усилием воли он прогнал наваждение. Почему Машина не удалила опухоль? Он перебирал в памяти все, что знал об операциях на мозге. В данном случае положение было далеко не стандартным.
«Если опухоль оставить, ввиду резкого ухудшения состояния больной в последние часы, новое обострение возможно уже утром. Если удалить – состояние ее, сделавшись на какое-то время критическим, может постепенно стабилизироваться».
Борька последний раз разговаривал с этой больной буквально за день до операции. Ей всего двадцать два года. Когда он вошел в палату, она лежала у окна и смотрела прямо перед собой. Короткие темные волосы оттеняли бледное красивое лицо. Борька спросил про самочувствие. Он знал результаты последнего обследования, они были неутешительны.
- Вы прекрасно выглядите, - сказал он, с тревогой вглядываясь в ее огромные грустные глаза.
- Спасибо, - прошептала она, - вы меня зря утешаете, я скоро умру.
Она сказала это как-то буднично, почти равнодушно, словно речь шла о том, чтобы выйти на пять минут из палаты.
- Напрасно вы так, - успокаивающим тоном продолжил он, - мы этого не допустим.
Она закрыла глаза и прошептала, - мне сегодня приснился сон, в котором я вылетела из палаты в окно. Там был цветущий яблоневый сад. Запах до того живой, что я до сих пор его чувствую. Я села на одну из веток, как птица, и почувствовала, что не вернусь,… и проснулась.
- Вы преувеличиваете, ведь сегодня понедельник, а по понедельникам вещие сны не снятся, - попытался пошутить Борька, невольно любуясь ее классическим профилем.
Перед Борькой был открытый мозг, ткани которого причудливо сплетаясь в борозды, напоминали поверхность неизвестной планеты. Скальпель медленно вгрызался в него. Борьке вдруг пришло в голову, что сон, в котором девушка вылетела из палаты, мог зародиться именно на этом участке. «А я по нему железом!», - с ужасом подумал он.
Операция продолжалась почти два часа. Несмотря на то, что технически она была довольно простая, Борька испытал огромное напряжение. Ассистенты уже закрывали череп, когда кривая осциллографа, отражавшая сердечный ритм, внезапно обнулилась. Включился тревожный световой сигнал, реаниматолог принялся за дело. Но ни инъекции сильнодействующих активаторов, ни электромассаж сердца не помогли.
Это была смерть, мгновенная и беспощадная.
- Скорее всего, тромб, - вымолвил реаниматолог, напряженно сцепив пальцы рук.
Рядом стоял потрясенный Борька. Он всматривался в бледное, как полотно, лицо девушки, пытаясь прочесть на нем ответ на вопрос, что же все-таки случилось.
Она просто улетела в яблоневый сад, - вдруг сказал он чуть слышно.
- Что вы говорите? – переспросил его реаниматолог.
Не ответив, Борька медленно побрел в свой кабинет. Это была первая смерть в его хирургической практике. «Сегодня днем будет вскрытие и разбор полетов. Поднимут все данные о пациентке. Но она уже далеко отсюда».
Он сделал себе крепкий кофе и тяжело опустился на диван. Мысли лихорадочно скакали, опережая друг друга. «Она была прекрасна! И он убил ее! Она знала, что умрет. Почему он не прислушался к ее словам? Операцию делать не следовало! Но тогда она, возможно, умерла бы сегодня утром или завтра, и он бы снова терзал себя, на этот раз тем, что принял решение оставить все, как есть. Значит, ее смерть была неизбежной. Значит так надо».
Борька допил кофе, глядя в окно, за которым медленно зарождалось утро. Он принял решение ехать. Будь, что будет.