А вы замечали, что мы различаем понятия «человеческое» и «хорошее», когда говорим: «прошу по-хорошему» или «прошу по человечески»? Причем, вовсе не в пользу хорошего. Так что человека ставим в данном случае выше.
Ведь когда мы «просим по-хорошему», мы намекаем, что готовы на плохое. Так что своим намеком, по сути, показываем оппоненту начаток, краешек в нас того зла, которое мы на него выпустим целиком в случае неповиновения. Ведь мы же его пугаем, не так ли? А разве хорошее может пугать?
Если же мы «просим по-человечески», то о последующей нашей агрессии прямых намеков нет. Разве что есть намек на возмездие свыше за отсутствие милости или еще каких благих качеств. То есть, в данном случае это уже похоже на просьбу, в отличие от случая первого.
Возможно ли, что дело тут в разном положении говорящего относительно принятого им положение «упрашиваемого»? То есть, в первом случае «просьба» осуществляется с позиции власти (силы), а во втором – наоборот.
Соответственно и сам тон прощения в обоих случаях отличается по своему настрою, что «жертва просьбы» непременно ощущает. Ведь мы слушаем слова друг друга именно чтобы понять, что же, собственно, собеседник упаковал для нас в этот «контейнер».
Если мы хотим подчеркнуть, что наше обращение уважительное, мы вряд ли применим «по-хорошему». Равно как и если желаем подчеркнуть свою способность и намерение «поставить кого-то на место», мы вряд ли станем применять «по-человечески». Впрочем, второе более вероятно, чем первое, если, опять-таки, нужно обратиться к совести оппонента. Ведь творить зло человек предпочитает, обосновывая его «доброту».
Итак, как вам такое наше свойство возвышать человечность до статуса выше «хорошо»? «Да, будь же ты человеком!», - мы скажем с гораздо большей вероятностью, чем: «Да, будь же ты хорошим!», если хотим сделать усиленный акцент на нравственный упрек.
О чем тут речь? Да, о том, что для нас свойственно ставить себя выше понятия «хорошо», чем и объясняется все то зло, что мы творим на земле. Ведь мы себе выписали индульгенцию, дав всем наблюдателям понять, что мы законодатели, а потому законы ниже нас.