Оказалось, они и правда ангелы. Не звери, как нас в школе всё это время учили. И вообще, всё оказалось сложнее, чем взрослые говорили. Но... Правильней, наверное, об этом всём по порядку рассказать. Чтобы вас не сбить.
И клетку их, и самих этих ребят я видел всю свою жизнь. Сколько себя помню, как ни пройду по главной площади – так вот они. Сидят там в большой клетке, выкрашеной зелёной, облупившейся, как и везде, краской. Семеро их, на вид вроде люди, но с огромными крыльями, летать на таких, наверное – плёвое дело. И тощие. Но так, наверное, летать проще? Я мамку спросил как-то, но она не ответила.
Ругнулась только:
- Чего лезешь, куда не надо? Это звери, понял? Не такие, как мы!
И подзатыльник мне дала, конечно, чтоб с глупостями не лез.
А я что? Я и не лез. Мне сказали – это звери, ну я и поверил. Тем более, что и в школе потом подтвердили. Звери, мол. Раньше, значит, сначала обезьяны были, потом у некоторых из них и крылья почему-то возникли, а уж потом мы появились, нормальные, с человеческими мозгами. Эти же, летучие, по разумности не круче мартышек. Ну я так о них и думал. Жалел только порой, что вот, как люди вроде, а на самом деле твари неразумные. А порой гордился, потому что мне говорили – в других городах тоже зверинцы есть, а такой редкости, как летучие твари, у них не найти. Гордость тогда брала, что мы такие вот хитрые, нашли как этих отловить. Хотя и не видел я никогда других городов, как и все мои одноклассники, а всё равно гордился. От этого порой и подкармливал, яблоко там кидал или кусок хлеба. Чтоб не померли от голода. А то взрослым как-то не до них было. Не кормили их почти. А кто постарше так и вообще вместо еды мусором в них кидались. Странные такие, идиоты, что ли? У них редкие звери живут, а они о них не заботятся!
Потом же вышло так. Я с другом и ещё кое-кем из класса договорился, что мы на ночную рыбалку пойдём. Готовились все. И удочки собрали, и палатки со спальниками, и договорились, кто какие припасы и вкусности принесёт. Офигенно! И вот, собираюсь я вечером идти, а мамка мне говорит – обойдёшься. Ну и что, что мы с папкой тебе раньше позволили? Сейчас говорю – нет. И главное, папка тоже нет сказал. Хотя сам же мне планировать помогал! Предатель! Ну и пришлось к остальным сбегать ночью, как эти вредные взрослятины уснули наконец. И потом, наловившись и наболтавшись, не спать вместе со всеми устраиваться, а под самый рассвет домой плестись, чтоб не заметили, что гулял всю ночь, и не выдрали как собаку.
Вот тут-то я их и увидел. Шел как во сне через площадь, зевал – чуть челюсть не вывихивал, а потом смотрю, и вот те ж на! Эти, в клетке, и правда парят над землёй! Улететь не могут, клетка мелкая, их распахнутые крылья за прутья задевают, но всё же. Висят, значит, сантиметрах в трёх над землёй и... поют. Тихонько так, но настолько красиво, за душу хватающе, что я аж на полшаге замер. Заслушался, значит. Никогда я такой красоты не слышал! Ну ничего себе, «неразумные»!
Потом один из них, тот, что с крыльями, где тёмные перья с золотистыми мешались, приметил меня. Друга своего с коричнево-золотыми крыльями в бок ткнул, внимание привлекая. И говорит:
- Смотри. Он заметил.
Остальные все тогда разом замолкли и камнями на дно клетки попадали, крылья сложив. Думали, что если быстро так сделать, то я решу, что придумал просто? Ну уж нетушки! Особенно после того, как от вроде неразумных речь услышал. Песня-то ладно, песни и птички поют.
- Так вы говорите? – спросил. – А говорили, что вы звери, бессловесные!
Темнокрылый тогда расхохотался. Приятный такой смех, как тёплая речная вода, в которой плавал бы и плавал. Я и наслаждался. Но ещё и думал. Что, наверное, не так взрослые чего-то понимали. Звери не смеются же! А он, как отсмеялся, головой покачал и спросил:
- Тебе кто сказал, что мы звери? Взрослые ваши?
Я кивнул. Так ведь и было, от них я это слышал. Смысл врать? И тогда он снова рассмеялся, но иначе, будто вода холодной стала. С грустью такой...
- А что ему ещё сказать могли? – похлопал его золотистокрылый по плечу, утешая. – Ты же сам понимаешь, им так проще нас воспринимать. Чтоб совесть не кусала, - и ко мне повернулся. – Ты иди, малыш. Домой иди. Но... если тебе нас хоть немножечко жалко, не говори там, что слышал, как мы говорим.
- Да почему не говорить? – изумился я. – Они же ведь ошибаются! Думают, что вы звери! А если поймут, что нет, что вы разумные, как мы...
- То будут нас мучать. А может, и убъют, - сердито закончил золотокрылый. – Чтоб не напоминали им о том, чего они сами уже почти помнить не хотят. Так что иди, малыш. И забудь...!
- Погоди, - остановил его темнокрылый. – А может, пусть лучше помнит? Объясним ему всё... Он кажется способным понимать других. Я в него верю.
Тут золотокрылый снова посмотрел на меня, да так строго, что я взаправду испугался. Вдруг они и правда могут сделать так, чтоб я забыл? А ещё испугался, что он обидится, почему-то. И забормотал что-то среднее между «не надо, хочу помнить» и «никому не скажу». Он меня послушал-послушал, вздохнул, и говорит своему темнокрылому другу:
- Ну раз ты веришь... Ладно, давай ему расскажем. Не сегодня только. Стража скоро пойдёт. Не хотелось бы, чтоб мальцу от них за ночные прогулки попало. Пусть домой идёт и спит.
Темнокрылый его сразу понял. Кивнул. Мне сказал:
- И правда, малыш. Иди пока домой, а завтра приходи.
Тут и кто-то ещё из них заговорил. Удивился:
- Стража? Сейчас? Они разве не позже?
- Обычно позже. Но ты что, забыл? Сегодня – раньше, - чуть раздраженно одёрнул его золотокрылый. И снова на меня посмотрел – мол, иди уже.
Ну я и пошел. Только несколько дней спустя понял, что со стражей они меня тогда немножко обманули. Никто рано не шел. Просто и у них выбора не было. Не знали они, можно ли верить моему бормотанию? А времени всё хорошо рассказать у них тогда и правда не было. Мы как говорить стали, несколько ночей на это убили. А разболтай я начало их истории, им и правда бы плохо пришлось.
Но я ничего не разболтал. Зато думал о них весь день. И до того додумался, что решил им поесть принести. Супа мамкиного. Слишком уж тощими они выглядели.
Темнокрылый, когда меня увидел снова, обрадовался. Когда понял, что я не с пустыми руками, удивился. А как я рассказывать стал, что там, в горшке, глаза заблестели. Я подумал, от радости, а оказалось, он плачет. Все они плакали.
- Ты б знал, хороший мой, сколько мы горячего не ели, - сдавлено сказал он, дрожащими руками принимая еду. – Спасибо!
Мне тогда совсем интересно стало. Но я подождал, пока они поедят – как люди, честно делясь – прежде, чем спрашивать:
- Так почему вы горячего столько не ели? И почему в клетке, как звери, если разумные?
- Потому, - вздохнул темнокрылый, - что получилось так. Нас поймали. Мы над городом пролетали и пели, чтоб вы себя совсем не забыли. Что вы – это мы. Точнее, что вы когда-то были такие же. Без песни вы б совсем об этом забыли. Пели не только мы, но нам не повезло.
- Это как? – не понял я.
Ну они и рассказали. Говорил в основном темнокрылый, но порой и остальные что-то добавляли, особенно когда его чувства охватывали и он плакать начинал. И я не просто так на словечки их купился. Говорю же, не одну ночь они мне всё растолковывали. Я их слова по старым книгам днём проверял. И совпадало всё! А от этого страшно делалось.
Оказалось ведь как? Раньше все в нашем городе были крылатые. Ну то есть как, не совсем все. Дети и совсем старые – нет. У первых ещё душа не настолько сформировалась, чтобы себя вполную показывать, а вторые просто слабые были. Но начиная где-то с моего возраста – у всех. Крылья были таким проявлением всего в людях хорошего – смелости, справедливости, дружбы. Чем лучше кто-то был, тем крепче были его крылья. А когда врал кто-то, или нечестно себя вёл, ну или болел сильно, то слабели они. Могли и отпасть, а если с детства болел или так себе человеком был, то просто не вырасти.
Ну вот и получилось как-то, что ещё задолго до моего рождения в правители города пробился кто-то бескрылый. Сначала никто и внимания не обратил, не за крылатость же их выбирали, а чтоб город берегли. Только как-то пошло потом, что чем дальше, тем чаще ссорились люди, тем больше завидовали друг другу, тем злее становились. Крылатых меньше стало, и с каждым годом количество их уменьшалось. А за год до того, как я родился, крылатые в меньшинстве оказались. И на них взрослые начали прямо злиться. Кого-то прогнали, кого-то убили...
- Тогда мы, изгнанные, и стали летать над городом и петь, чтобы они совсем себя не забыли, - сказал мне темнокрылый. – Просто, малыш, ты понимаешь, какая беда? Кое в чём твои учителя в школе правы были. Эволюционировать, лучше становиться – путь и правда долгий и трудный. Не веками – тысячелетиями улучшаться надо, чтоб на чуток человечнее зверей стать. А потом не годами – веками, чтоб крылья появились. Но назад по той же дороге пойти намного легче. Про крылья свои они за десяток лет почти совсем позабыли. Да и за городом следить стали хуже, сам же видишь, какое всё обшарпаное вокруг. Но хоть совсем зверями пока не стали. Потому нас и не убили, а в клетку заперли. Только грань это тонкая. Пока мы лишь видом напоминаем им, что может быть иначе, они и совсем в зверство не скатываются, но и вспоминать о том, кто они на самом деле, вроде не обязаны. А начни мы их убеждать, говорить... Страшно им вспомнить, понимаешь? Тогда ведь придётся понять, что они огромный кусок своей жизни ни за что, ни про что уродовали себя. Никому такое не по душе.
Мы после ещё много ночей говорили. Всё пытались придумать, что же делать.
- Разве нельзя крылья вернуть как-то? – спрашивал я их.
- Можно, - грустно объяснял золотокрылый. – Будут они себя вести так, как раньше – смело, честно, человечно – и крылья снова расти начнут. Но это усилий требует. И не у всех сразу получаться станет. А как сделать так, чтобы тех, кто крылат стал, бескрылая толпа не ненавидела, я не знаю. Отсюда, изнутри клетки – точно никак.
- Мы с ребятами старые книги читаем. Те, где крылатые – герои. Их ангелами зовут. Взрослые эти книжки повыкидывали, но мы находим, - объяснял я. – Может, книжками как-то делу помочь можно будет?
- Может, - вздыхали они. Но я видел, что не очень-то они в это верят. Трудно, в клетке под открытым небом сидя, в хорошее что-то верить.
А я верить как раз начал. Просто... ну не знаю я, почему! Ничего особо хорошего и доброго я в те дни не делал, разве что с ними говорил и подкармливал, и ребят учил потихоньку о том, как раньше было. Но в какой-то день зачесалась у меня спина. Зачесалась и ладно, но дни идут, а зуд не уходит. И одежда как-то не совсем удобно сидеть стала. И вот как-то, когда мамка с папкой на работе были, я решил посмотреть. Встал перед зеркалом в зале, рубашку снял, повернулся. Да так на пол и сел смаху. У меня тоже крылья стали расти! Не такие пока, как у них, крохотные совсем, с ладошку только. Но...
Как я тогда перепугался! Подумал – вот ещё чуть крылья подрастут, и меня тоже к ним в клетку запихнут! Было семь бедолаг там заперто, станет восемь со мной вместе! И друзья мои надо мной смеяться станут. И мамка с папкой каждый день приходить орать на меня будут. Потом ещё подумал и понял, что страшно-то мне страшно, но и гордость в душе нарастает. Что я тоже могу быть таким, как эти семеро в клетке. Что во мне, значит, тоже смелость какая-то есть, хорошее что-то. А потом ещё подумал, и...
Вот и пришел я через три дня после того, как собственные крылья в зеркале увидел, за полночь к их клетке с большим мешком и с ломиком. Они так удивились! Темнокрылый спрашивает:
- Ты чего это?
- Освободить вас хочу, - сказал честно. – Замок сломать и отпустить.
Ох он и удивился! Посмотрел на меня со своими так, будто никогда не видел раньше! Спросил:
- Ты уверен, малыш? Это может для тебя плохо кончиться.
- Оно и так плохо кончится, - ответил я. Скинул рубашку, показал им спину. Они сразу поняли. – Вот так вот. Я таким же, как вы становлюсь. Ну и подумал... раз скоро всё равно кто-то заметит и попытается меня к вам запереть, почему бы мне не попробовать отпустить вас? Раз я теперь тоже вроде как ангелом становлюсь. В книжках старых было же написано, что ангелы своих не бросают.
И стал замок ломать. Они мне только советами помочь и могли. А у меня то ломик соскальзывал, то сил не хватало. Хотя дома я на похожих старых замках потренировался, и получалось. Но тут он то ли больше был, чем те, то ли за столько лет заржавел к чертям в единый монолит. Ещё и шумнее получалось, чем я думал. Страшно мне стало, потому что вот, время идёт, шумлю я, скоро стража спохватится и сюда придёт... и как тогда? Это же чёрти что будет, если я их не отпущу! Разозлился, рыкнул, и как долбану по этой гадине железной!
Тут и получилось наконец. Дужка отбилась, щёлкнул замок, на землю упал. И ребята времени терять не стали. Выбежали поскорей, крылья напрягли, вот-вот в небо рванутся! Темнокрылый смотрит ласково, как в небе купает! Золотокрылый меня приобнял, говорит:
- Ну ты молодец! Спасибо!
А я слышу уже – бегут стражники. Значит, не время для нежностей. Пора им, а то не успеют, погибнут. Ну я руку его стряхнул с плеча и кричу им:
- Так летите уже тогда! Летите скорей!
- И ты с нами давай, - приглашает, руку протягивая, темнокрылый.
- Да как я с вами? – я даже расплакался. – Вы же видели, крохотные у меня пока крылья. И минуты я на них не пролечу, пробовал уже. Бегите сами, улетайте! А там, может, и я скрыться успею.
Смотрю – переглядываются они. С тоской такой. Видно, что хотят они в небо, ох как хотят. Только чего ж тянут-то? Чего же не летят? А потом золотокрылый и темнокрылый ко мне подошли совсем близко, подхватили, как мы с ребятами порой друг друга, играя в войну, таскали. Ну, когда по игре раненый кто-то. И снова крылья напрягли.
Только тогда до меня дошло. И снова я перепугался жутко, за них. Столько они в клетке сидели, и недоедали всё это время! Разве ж они меня смогут унести? Дёрнулся от них, умолять стал:
- Не надо, милые! Оставьте меня! Вы же не успеете! Я тяжелый! Они поймают!
Темнокрылый мне тогда по плечу свободной рукой похлопал, успокаивая. Сказал с улыбкой:
- Не бойся, малыш. Всё как надо получится. Потому что правильно в твоих книжках старых говорят. Ангелы своих не бросают.
Вот как это было.