Картины, которые остались мечтой

Тамара Давидова
     Все художники по характеру и миропониманию разные, но всегда творцы насыщают свои работы энергией, стремятся передать эмоциональное отношение к создаваемому образу. В произведениях искусства отражается душа автора, которая, естественно, транслируется зрителю, заставляет его сопереживать или откликаться именно на чувственность, заложенную художником. Я не утверждаю, что в произведениях искусства должна быть нежно-розовая сентиментальность, но чувственная эмоциональность является одним из основных критериев, отличающих настоящее искусство от псевдо-искусства.

     Педагогов, которые способны открыто и щедро делится своим ценностным опытом, творчеством, вдохновлять учеников на эмоциональное отношение к миру, не так много. Таким Учителем можно назвать Степана Матвеевича Федотова, члена Союза художников СССР, доцента живописи Хабаровского худграфа. Он меня не учил, но мы были коллегами по педагогической работе.

     Степан Матвеевич имел хорошее академическое образование, он выпускник Иркутского художественного училища и Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина по классу Б.В. Иогансона, народного художника СССР. По направлению приехал в Хабаровск, здесь жил его старший брат, который поддерживал его, можно сказать выучил, хотя и сам хотел продолжить учёбу на живописца В Ленинграде. Но жили они в отдаленной амурской деревни, отца забрали как "врага народа", мать одна троих сыновей растила. Алексей, закончил Иркутское художественное училище, славился хорошим художником, и как старший брат помогал семье. В Хабаровске есть картинная галерея, которая носит имя Алексея Матвеевича Федотова, известного живописца, певца дальневосточной природы. Многие хабаровчане путают этих двух художников, братьев, но творчество у них разное, а любовь к живописи - одинаковая.

      Степан Матвеевич больше известен как педагог-художник. Многие его ученики помнят, что по характеру он был человеком с добрейшей душой, совершенно безобидным, не скандальным, но, когда разговор заходил об искусстве, о живописи, глаза его сразу загорались, он пытался рассказать, помогая себе активно жестикуляцией рук. «Степа» так его с любовью называли студенты не ставил плохих отметок, не критиковал, а только по-доброму советовал: "... немного исправить, чуть-чуть добавить, кое-где усилить" Особенно его уважали студенты-заочники, потому что он со всей своей творческой натурой возился с этими взрослыми людьми и за короткое время мог своим мастерством научить главному в живописи, а именно, видеть не отдельные мелочи, а большие цветовые отношения.

     Его педагогический талант будил у начинающих художников творческое отношение работе, он очень серьёзно относился к написанию, пусть даже незначительного этюда или учебного задания. считал, что любую работу писать нужно так, как будто ты создаешь великое художественное произведение на выставку. Студентам говорил, что картина художника должна "говорить", радовать людей. Помню, как Степан Матвеевич рассказывал мне интересную методику ведения живописного произведения, советовал, если в тех местах, где не получается какая-то часть картины, то нужно на этот красочный слой приклеить чистую бумагу или кальку, поискать цветовое решение, а потом снять и переписать в этом месте, по уже найденному варианту.
 
     Как-то, обсуждая мой пленэрный этюд, выполненный в городе Николаевске-на-Амуре, и на переднем плане изображены, плавающие в воде бревна, а за ними, вдалеке были портовые краны и, уходящие за горизонт, сопки. Степан Матвеевич предложил мне дорисовать птиц, амурских чаек, которые сидят на этих бревнах и в воздухе летают,и тогда даль можно показать. Я как-то засомневалась, тогда он взял бумагу и ножницы и вырезал много птиц разного размера, положив мою работу на пол, и стал прикладывать к ней маленькие бумажки, разного размера. Прищурившись, он говорит: «Вот, видишь, как хорошо получилось, жизнь пришла».

      Степан Матвеевич любил живопись и любил студентов, но его неорганизованность противоречила жестким требованиям учебного процесса: расписанию, количеству пар, написанию методических планов, программ и тому подобное. Вспоминаются такие случаи, когда «Степа» не отпускал студентов со своих занятий, не учитывал, что они учатся по расписанию, говорил так: «Зачем уходить студентам? Какая еще лекция? Пусть студенты пишут, натура есть, такая барышня красивая сидит, какие красивые цветные складки спускаются, а какие рефлексы на блузке на волосах! Настроение у всех живописное! Нет, не отпущу студентов, буду стоять в дверях и никого не выпущу!». По-моему этот восторг от живописной натуры чувствовал и видел образ только он один.

    Всех женщин почему-то он называл каким-то старомодным словом "барышня", хоть к девушке секретарю, продавцу за прилавком, даже врач - это барышня в белом халате. Как-то Старикова, старушка, известный, дальневосточный искусствовед, на открытии выставки, рассматривая портрет кисти Степана Федотова, сказала: "Он так любит живопись, как пьяница водку...". Он действительно был настолько щедр своим талантом, как будто ему не было трудно или втягость что-то нарисовать. «Степа» мог подойти к студенческой выпускной работе, взять кисти, чтобы «помочь» дипломнику, показывал, как надо писать, и забыв обо всем, переписывал всю работу, а потом, осознав, что перестарался, предлагал студенту: «А ты теперь переделай все по-своему, ты же понял, как надо писать».

      С такой же широтой своей творческой натуры Степан Матвеевич покорил китайских студентов Харбинского университета, когда руководство факультета искусства официально показывали, в каких условиях работают студенты и как их обучают. Но наш профессор «Стэп-Ан» создал неожиданную ситуацию, он попросил одного студента отойти от работы, взял его кисти и, опять, забыв обо всем, стал с удовольствием писать по холсту, показывая своей мимикой и жестикулируя руками, своё восторженное восхищение красотой натурщицы, молодой китаянки. Все студенты встали со своих мест и стали наблюдать как работает русский художник. В аудитории повисла напряженная тишина, но наш живописец быстро справился, получился хороший портрет, зрители аплодировали.

     На следующий день, на прощальном банке, китайский переводчик передает: «Стэп-Ан»! Наш ректор Харбинского университета просит русского профессора нарисовать его портрет, когда он приедет в Россию по приглашению ректора университета Хабаровска Что художнику нужно для этого?». А дальше, из-за неправильного перевода, получилась смешная ситуация, кто-то из нашей команды пошутил, что ничего не надо, у профессора в Хабаровске всё есть, но главное, чтобы русский профессор был "в форме". Китайский переводчик перевёл, что профессору нужна спортивная форма. И дальше пошла ирония, наш переводчик сказал, что профессор хочет получить форму Адидас. Все смеялись, только ректор серьёзно махнул рукой, и переводчик ушел, на его место пришел молодой китаец. Мы поняли, что наша шутка скажется на карьере китайского переводчика.

      Вот так Степан Матвеевич, хороший художник расплескал свой талант. Он не мог отказать друзьям, знакомым, кому портрет, кому пейзаж… за просто так, за дружбу, небольшую оплату, за бутылку, за что-то… ведь художнику не трудно же. Ему поручали от партийной организации рисовать портреты членов Политбюро ЦК КПСС для праздничных демонстраций, и даже нарисовать портрет Л.И. Брежнева, размером на три этажа для размещения на главном здании института. И без особой оплаты, ведь не трудно профессиональному художнику нарисовать.

      Живопись для Степана Матвеевича была и профессией, и образом жизни, и восприятием окружающего мира, как какой-то большой живописной картины. Он часто рассказывал, какую картину он мечтает написать. Был случай в Китае, когда их переводчик не мог найти в студенческом городке нашего профессора. А наш художник, как он потом рассказал, гулял везде, и заходил в их маленькие чай-фаньки, жилища, и представлял, как живут китайцы, как мать-китаянка кормит своего ребенка, как они трудятся на полях... И, когда говорили, что Степан Матвеевич. не нужно нарушать правила проживания, нас пригласили, мы находимся в другой стране, он обижался как ребёнок: "Да, ну, Вас, ничего Вы не понимаете...!" Мы понимали, что ему нужны эмоции, он жил в ином мире своих воображаемых, задумываемых картин.

      Трудно людям быть рядом со Степан Матвеевичем, с его мечтательными образами в голове. Я убедилась во время командировки в Москве, а затем в Орловском педагогическом институте, где проходила конференция заведующих художественными кафедрами. Безусловно, у командировочных-художников в столице сразу же возникает первое желание – посетить какую-нибудь современную выставку. Мы, несколько хабаровчан, двинулись на Крымскую набережную, но дойти до выставки не смогли, потому что постоянно то теряли Степана Матвеевича, то он сел не в тот вагон метро, то он засмотрелся на московскую архитектуру, дома, людей, трамваи, рекламу, и потом кое как его оторвали, от окруживших цыганские друзья. Он даже обиделся на нас, что не дали ему поговорить с такими живописными людьми, у них такие красивые лица.

      На следующий день Степану Матвеевичу было поручено сдать вещи в камеру хранения и ожидать нас у кассы №1 на Курском вокзале. И что? Степана Матвеевича не оказалось, ни у кассы, ни на вокзале. Появился наш коллега под самый отход поезда с полным пакетом бутылок какого-то вина и батоном колбасы. Но самая большая проблема была с камерой хранения. Он не посмотрел на расписание и сдал вещи именно в ту камеру хранения, которая в это время закрывается на технический перерыв, хотя рядом много других, работающих с разными временными перерывами. На поезд идет посадка, через минут 15 отойдет поезд, а у нас вещи в закрытой камере хранения. Тысяча мыслей прокручивается в голове, как поступить, и, учитывая, что у нас оставалась разница в минут десять, я пошла выяснять самую короткую дорогу до нашего поезда и вагона. А как поступил Степан Матвеевич? Вы даже и не догадаетесь. Пошел договариваться с машинистом, чтобы тот немного задержал отход поезда от станции, подождал бы нас, когда мы сядем. В это время мы обратили внимание на странное поведение работника камеры хранения, который ходил за сеткой этого помещения из стороны в сторону и кричал: «Продали Россию, Россию продали!». Стало понятно, что это был отрепетированный спектакль, который разыгрывается ежедневно. Дали ему дополнительные деньги, и он нам быстро выдали вещи, и продолжал кричать про проданную Россию. А нам опять пришлось ждать Степана, который шел расстроенным, потому что не договорился с машинистом.

   В поезде было продолжение истории со Степаном Матвеевичем. Достав бутылки с вином, получив замечание, он обратился к проводнице вагона: «Барышня-красавица, не ругайся, дай лучше стаканчики и садись с нами…!" На совещании Степан Матвеевич не присутствовал, пропал, мы его искали, нашли в городе, в беседке с новыми друзьями. Потом он рассказывал нам, какие пейзажи там красивые, как сирень цветет, березки рядом стоят и красиво вокруг, запах травы, хотя на улице была зима и «цветущая сирень» не входила в зимний пейзаж. Махнув рукой, произнёс: "Что же Вы меня не понимаете, ведь я познакомился с орловскими поэтами и писателями, а про сирень и березки я пофантазировал, как будет здесь летом, и представил,какая война здесь была, как здесь танки немецкие проходили, и наши солдаты их остановили, и еще, я от друзей столько услышал разных историй. А Вы? Вы! Ни черта не понимаете...".

      Утром хотели вместе со своим небольшим коллективом позавтракать в кафе, поэтому я зашла в гостиничный номер к Степану Матвеевичу, но таким злым я его никогда не видела. Он громко спорил, доказывал, разговаривал с телевизором, с выступающим М.С. Горбачевым. Как он возмущался, вскакивал, ходил по комнате, садился и кричал: «Какая перестройка, мы хорошо живем. Ты, дурак, а ты знаешь, что такое голод, как жить без отца, которого забрали? Да, что ты знаешь?  Ты жизни не знаешь…Ведь хорошо живем, не голодаем. Тьфу на тебя, допустили дурака…», и со злостью выключил телевизор.

      Друзей и знакомых у Степана Матвеевича было много, половина города Хабаровска, он любил приглашать людей к себе в гости. Как-то Степан Матвеевич предложил коллективу преподавателей встретить праздник у него на квартире, потому что жил он недалеко от института. Мы на факультете получили от него записку: «Жду Вас, закуска есть, «силетку» купил…». В большой квартире был минимализм: кровать, стол, несколько стульев и на стене висел шикарный живописный натюрморт, изображающий огромный букет полевых ромашек в корзине на фоне вечернего летнего состояния.  Хозяин радостно принимал гостей, соорудив подобие длинного стола, приставив доски к имеющемуся столу и стульям, суетился, накрывая праздничный стол газетами и ватманом. Коллектив хорошо отметил праздник и, и когда все стали расходиться, Степан Матвеевич с грустью произнес: «Ну, куда же Вы уходите, водка еще осталась…». Стол убирался просто, посуда не мылась, а все, что оставалось, с ложками, вилками, стаканами, скручивалось в газеты и выбрасывалось. Не был практичным Степан Матвеевич.

      Нет, я не осуждающе рассказываю о хорошем и добром человеке. Однажды, это уже были лихие 90-ые годы в нашей стране, когда Степан Матвеевич поделился со мной большой радостью рассказывал, что японцы купили у него картину за очень большие деньги и спросили его, в каких денежных знаках с ним расплатиться, в рублях, йенах, или долларах, и даже предложили за картину новую японскую машину. «Ох, смешные эти японцы, конечно, я сказал - в рублях!». Я понимаю, что Степан Матвеевич очень сильно был удивлен, обрадован, что его работы понравились зарубежным галеристам, и высоко ценят его творчество, оказывается его живопись так дорого стоит! Но с практической стороны, возможно, не совсем обдуманное решение.

       Покинул земную жизнь в 1997 году, как-то незаметно и быстро. Вот только бы и жить, вдруг возник интерес к его живописи и не только у иностранных коллекционеров, но и наших "новых русских". Но в последние годы "Стёпа" сильно сдал, почти постоянно находился в мастерской, возможно, потому что дети, которых он один вырастил, любил, воспитал, разменяли его трёх комнатную квартиру, предоставив ему небольшую комнату с подселением. Наверное, нельзя пожилому человеку ломать привычный образ жизни.
 
      Последний раз я встретилась со Степаном Матвеевичем в мастерской, он выглядел непривычно по-домашнему, в тапочках…, показался мне грустным, и не разговорчивым, хотя он пытался суетиться, ставил чайник, ходил мыть стаканы. Я пришла в мастерскую к художнику с предложением от одного коммерсанта, который хотел купить хорошую картину масляными красками, но так как этот богач не разбирался в искусстве и, чтобы не пролететь, попросил меня найти достойное применение его капиталам. Изложив Степану Матвеевичу предложение и сумму, которую предлагал покупатель, мы пересмотрели и подыскали соответствующую картину, подписали договор на фирму, и я передала ему деньги. Мы пили чай, душевно разговаривали за жизнь, Степан Матвеевич сказал, что очень грустно ему, когда он проходит мимо своей бывшей квартиры на первом этаже, заглядывал, люди там сделали новый ремонт. И еще ему грустно от того, что он так много хотел написать картин!
Через несколько дней не стало Степана Матвеевича Федотова, художника, который так и не осуществил свои мечты! Купленную картину не успели забрать, и она пропала, кто-то ее прибрал, а я уже разбиралась в суде.
(Продолжение следует)

     Тамара Давидова, 2021.

    (Продолжение следует)