Во время срочной службы в армии, попал я в небольшой госпиталь в Ульяновске. Повод не требовал операции, да и не было в госпитале операционной. Поэтому я мысленно поблагодарил Бога за три недели отдыха от изнурительной жизни на первом периоде службы. Уколы и таблетки – меньшее неудобство. Но всё пошло иначе.
Палата у нас была большой, тринадцать коек, её ещё называли солдатской. Офицеры и прапорщики располагались отдельно, в палатах на четверых. Но единственный холодильник для продуктов был один, и стоял он рядом с постом медсестры, чтобы под присмотром. Конечно, солдатам было нечего в нём хранить, никто их не навещал, буфета в госпитале не было, да и денежное довольствие было небольшим. Поэтому в прикроватных тумбочках лежали мыльно – рыльные и почтовые принадлежности.
Курево прятали в «нычках», курили почти все, но с финансированием этого мероприятия были проблемы. Страдающие шли в курилку и дышали дымом, в надежде что их кто-то угостит. Стрелять было не принято, вдруг это не солдатик – срочник, а офицер или курсант. Офицеры иногда сами отдавали недокуренную сигарету, а курсанты тупо презирали солдат. Особенно курсанты из танкового училища, впрочем они и на губе были тихим ужасом. Любили они подгонять сидельцев прикладом автомата по спине.
Однажды в нашей палате появился новый сосед. Обычные солдатики из войск сразу ложились спать, невзирая на срок службы. Дневной сон – ассоциация с гражданкой. Я попал в госпиталь перед обедом. Вкусный обед, да ещё добавка как новичку (так было принято), а потом крепкий сон, только на ужин меня и разбудили. А новый сосед не стал спать, да ещё демонстративно уложил в свою тумбочку три пачки папирос Беломорканал. Я не курил, но мне стало интересно, как он отреагирует на стрелков курева. Назвать его мускулистым десантником было сложно.
Вновь прибывших ожидала беседа со Старшим нашего отделения (больным как все, но сержантского звания). В госпитале был ряд работ, которые выполняли больные солдаты: наряд на кухню, мытьё полов и сортиров, уборка территории, разгрузка машин. И только Старший был освобождён от этих работ. Вид работ напрямую зависел от срока службы и звания. В столовую был готов пойти каждый (там работали вольнонаёмные девушки, которые и накормят, и могут приласкать), а вот мыть сортиры – удел духов.
- Ты чьих будешь? – спросил Старший.
- Мамин и папин, – ответил новый сосед.
- А точнее?
- А зачем тебе?
- Я старший отделения, а завтра тебя ждут работы. Либо территорию убирать, либо очки драить.
- Я сюда лечиться приехал, а не в наряды ходить.
- А это у нас дополнение к таблеткам, чтобы быстро выздоровел.
-Это врач будет решать, – ответил новый сосед и вышел из палаты.
Все посмотрели на Старшего, на лице которого отразился мыслительный процесс. Потом он вышел, и вскоре вернулся.
- Он чиж, библиотекарь, часть в Ульяновске, а до мамы с папой сто километров. Выспался в своей библиотеке, пока мы в войсках с автоматом по полигону круги нарезали! Будем учить! – зло прохрипел Старший.
- На очки его! – выкрикнул кто-то.
Желающие поучаствовать в воспитании нового соседа окружили Старшего, а я лёг спать.
В нашем отделении была хорошая традиция, в пятницу, после ужина, офицеры давали нам команду очистить холодильник от остатков продуктов и хорошенько его помыть. В субботу многих из них навещали родные и приносили передачи. Кто-то договаривался с медсёстрами, и они покупали на рынке свежие продукты. Эта традиция была гарантией сохранности офицерских продуктов от солдатиков на протяжении недели.
И вот медсестра дала добро на очистку холодильника. Группа активистов принесла в нашу палату некоторое количество свёртков и баночек. Кто-то подсуетился на счёт чая (его заваривали в двухлитровой банке и пускали по кругу). Всё съели быстро, только баночка сгущёнки вызвала споры. Она была не открытой, и кто-то предложил вернуть её в холодильник. Но старший напомнил, что в армии приказы не обсуждается, а выполняется. И сгущёнка была съедена.
Перед отбоем, в палате случилась истерика нового соседа. Он потребовал вернуть его банку сгущёнки. Потребовал не умно. Мог бы сказать: «Ребята, я хотел угостить вас сгущёнкой, а её из холодильника кто-то взял. Вы не видели?» Сгущёнка бы не воскресла, но статус нового соседа бы изменился в лучшую для него сторону. Но он ещё и обозвал всех крысами. Старший успел снять напряжение, а новый сосед лёг спать, и долго демонстративно шептал, что в его части, таких крыс давят.
На следующий день, новый сосед драил полы в отделении. На очки он не попал, ведь уже не дух. А к нему подходили парни из нашей палаты и просили угостить Беломорчиком. Новый сосед отвечал односложно: «Если каждому давать – поломается кровать». Забыл Старший меня предупредить, чтобы я тоже стрельнул, для конспирации. Хотя, я ведь не курил. Знать бы к чему это приведёт!
На следующий день началось утро стрелецкой казни. Новый сосед подошёл ко мне и прорычал:
- Верни папиросы по-хорошему!
- Какие папиросы? – удивился я.
- Которые ты у мне своровал!
- А зачем они мне? Я не курю, – ответил я озадаченно.
- Значит ты шестернул перед курящими! Верни, а то хуже будет!
- Фильтруй базар, чернокнижник! – прорычал я и поднёс к его лицу свой кулак.
И в этот момент в палату вошёл дежурный врач. Потом, в его кабинете состоялось скорое следствие, в ходе которого выяснилось, что когда в первой пачке закончились папиросы, новый сосед обнаружил, что в двух оставшихся пачках папиросы отсутствовали, хотя пачки были не надорванными. Кто-то аккуратно вскрыл пачки со дна, вытащил все папиросы и заклеил пачки обратно. Аргумент нового соседа, что я единственный, кто у него не стрелял курево, сработал против меня. Да ещё мой кулак! В понедельник меня выписали и отправили в часть, вручив мне упаковку таблеток. Долечивался я уже в нашей санчасти...