«Это так красиво, что мне хочется плакать! Не знаю, как объяснить», - слова Андрея, когда в его руках оказалась наклейка с изображением граффити от любимого уличного художника. Эмоция сына мне предельно понятна, и в то же время родился вопрос, а возможно ли вообще объяснить красоту языком формулировок и определений? Как выразить то самое, что безошибочно дергает какую-то тайную и очень личную струну внутри нас, вызывая слезы. И нужно ли, имеет ли смысл такое объяснять? Ведь нет никаких гарантий, что тот, кто нуждается в объяснении, поняв прочувствует то же самое. С другой стороны, тому, кто настроен с тобой на один камертон, не нужно ничего объяснять. На это порывистое повествование меня толкнуло скорее не желание что-то подобное разложить на термины, а прежде всего потребность поделиться теми знаниями, впечатлениями и мыслями, которые наполнили меня в процессе погружения в немецкий язык через книги по искусству. Возможно, человеку разбирающемуся мои размышления покажутся дилетантскими, это пусть. Я ведь и есть дилетант, просто очень неравнодушный. А если кого-то из читающих этот текст на несколько минут отвлечет от штормового водоворота реальности и вдруг даже откроет что-то новое, так вообще замечательно!
Начну с маленькой предыстории. В далеком 1998 году я по чистой случайности оказалась на выставке в Эрмитаже под лаконичным и тогда чуждым мне названием «Магритт». Как я узнала позже, это была первая в России выставка работ Рене Магритта посвященная столетию бельгийского художника. Этот спонтанный поход «за компанию» в музей без преувеличения я назову поворотным пунктом. В каком-то смысле я познакомилась там с такой собой, которую до тех пор могла лишь симптомами ощущать. Мне остро захотелось узнать все, что доступно о Магритте и, главное, что он хотел сказать каждой из привезенных в Эрмитаж 28 работ. Я записалась на лекцию, организованную там же в рамках выставки, заняла лучшее место, в сувенирном магазине купила за сумасшедшие деньги блокнот и ручку, лишь бы ничего не упустить, зафиксировать. Моему разочарованию не было предела: лекцию читала невыразительным голосом какая-то скучная серая тетка. Я сбежала. Несколько раз еще прошлась по залам, жадно впитывая образы и загадки, все отчетливее выявляя в себе некое новое тождество, синхронность, единомыслие. ( Не могу тут не вставить голосом персонажа Петра Щербакова из кинофильма «Старый Новый год»: «- А я Петра понял! Ох, как я его пооонял!»).
Не испытывая до этого дня особенного интереса к живописи, как к виду искусства, я понимала только его эстетическую ценность. Ну, как понимала? Не дальше субъективного «нравится-не нравится», а то и вовсе ориентировалась только на завораживающий реализм Репина, ужас стихии мариниста Айвазовского и фотографическую точность Шишкина и все, что за рамками - непонятная ерунда. Такой неубедительный фундамент неокрепшего юного самосознания под многослойностью, на первый взгляд очень простых и предельно понятных, почти примитивных, визуальных образов Магритта буквально рассыпался. Той семнадцатилетней мне работы Рене Магритта открыли живопись, как способ «показать мысли». В 1998 году еще не было общедоступного интернета, где я могла бы узнать больше, чем, как мне казалось, интуитивно поняла сама и смогла услышать на лекции скучной тетки, а в библиотеку идти, честно, мне было лень. И завертелось колесо времени. Внушительное число лет я фоном по-прежнему чувствовала то, возникшее в Эрмитаже, тождество мысли, нередко даже использовала репродукции Магритта эпиграфом к своим миниатюрам, как тонкую специю, чтобы подчеркнуть философский флер повествования и лишний раз напомнить, а, может, и познакомить с творчеством этого удивительного художника-философа.
Так сложилась линия судьбы, что в разгар пандемии я переехала в Берлин. Человек я тревожно-ответственный, с повышенным чувством долга и комплексом отличницы, поэтому со всеми перечисленными качествами начала я интеграцию с изучения языка. Как не в себя. Сначала это были учебники. Вскоре добавились аудио-книги, фильмы, журналы, но подступиться к настоящим полновесным книгам мне все же чего-то не хватало. Сейчас я понимаю причину. В неадаптированных книгах, не важно будь то художественная литература, публицистика или специальная литература, язык «беспощадный», для новичка это значит буквально через каждое слово поиск в словаре. Понятно, что в таком темпе интереса хватит минут на тридцать, при моей усидчивости - часа полтора. Удовольствие сомнительное. И все же домашний уют книжных магазинов не давал мне покоя, хотелось быть причастной, вхожей. Так снова произошла моя встреча с великим шифровальщиком смыслов. Наконец-то совпали пространство и время, чтобы узнать все то, что я так надолго отодвинула, что почти исключила из памяти. Плохо, когда не знаешь, да еще и забыл.
"Счастливая рука"1953. (Оставляю приглашением или знакомством одну из моих любимых работ Рене Магритта).
Так где же ключ к таинственным посланиям Магритта? Корректно ли называть Рене Магритта сюрреалистом и при чем тут импрессионизм?
(Продолжение следует в обязательном порядке)