Последние четыре года своей жизни, в возрасте 86-90 лет, папа писал воспоминания о войне и о жизни до войны и после. Эти четыре томика его тетрадей - как семейная реликвия, как компас, по которому мы просто обязаны идти по жизни! В этих книгах, его дневниках, его письмах и заметках - собрана вся боль белорусского народа, его слава и его гордость за каждого погибшего и выжившего в этом горниле войны. Кажется, что о войне всё было сказано, но, читая воспоминания ветеранов, всё более приходишь к мысли, что у каждого солдата, офицера, их матерей, жён, детей была своя личная война, своя боль и своя беда.
Возможно, папины воспоминания написаны не совсем художественным языком, ведь он не литератор, а историк, но я не захотела ничего менять, пусть будет так...
Глава 14.
Летом 1949 года мне дали отпуск с выездом на Родину на 10 суток, не считая дороги. Нас из полка два человека - я и Мишук из стрелковой роты 1-го батальона. До Вены нас привезли на полковой машине сразу на вокзал. Поездом ехали через Будапешт, потом переехали госграницу и вот уже наша советская приграничная станция Чоп, проехав которую, остановились в городе Батево, в котором должна быть пересадка. Это ещё Западная Украина - железнодорожный узел. Нам надо на Киев. Поезд будет только завтра в 8 часов утра. Времени свободного много: ещё сегодня до вечера 4 часа, потом ночь и на поезд в 8 часов утра. У моего напарника, украинца Мишука, родители живут в Молдавии. Но у него есть знакомые здесь, недалеко в деревне, в 2-х км от Батево. Он предложил пойти с ним в эту деревню. Совсем недалеко, мы пришли очень быстро. В доме живёт женщина и две её взрослые дочери. Оказывается этот Мишук хорошо знаком со старшей дочерью этой семьи. Ещё в Батево я забежал в буфет на вокзале, взял кое-чего из продуктов. Хозяйка встретила нас хорошо. Пригласила поужинать, или как она выразилась - перекусить. Я отдал ей свои запасы. Мой напарник достал из чемоданчика бутылку шнапса и мы очень хорошо посидели. Жители этой деревни ещё не прошли тот путь коллективизации, который прошли жители нашей страны ещё в 30-е годы. Они живут ещё так, как наши белорусы жили в 1928 году. Но призрак коллективизации просматривается уже и здесь. Когда мы шли в эту деревню со станции, видели группу людей с землемерными инструментами, которые что-то измеряли на земле. Видимо, готовили деревню к вступлению в коллективное хозяйство - колхозы. А народ здесь сборный - можно услышать украинскую речь, венгерскую (мадьярскую), цыганскую и даже словацкую. Все эти народы и есть Закарпатская Украина. И всех её жителей называют гуцулами.
Хозяйка дома, где мы остановились, украинка. После обеда мы помогли ей собрать на деревьях яблоки, сливы, вишни. Утром отправились на станцию, помогли донести им сумки и пошли на вокзал. На вокзале мы ожидали поезд более двух часов. Заняться было нечем. Я в уме перебрал наш путь от Вены до Батева. В Австрии и Венгрии поезда идут чистые, в вагонах порядок, вагоны с хорошими сиденьями. Потом вспомнил наш ночлег в деревне. Семья живёт за счёт своего сада. Главная забота у них - сад. Потом почти ежедневно (особенно во время созревания плодов) поход на рынок. Надо фрукты принести в город и их реализовать. Мы с напарником помогли принести хозяйке в город два рюкзака битком набитых яблоками, да и хозяйка с дочкой по две корзины несли в руках. И всё это надо продать. И каждый день такой поход, только за неимением помощников, клАди меньшее количество. Подошёл поезд. Зашли в вагон. В вагонах одни солдаты, гражданского населения почти нет. Тронулись в путь. Поезд идёт медленно, местность гористая, не разгонишься. Так доползли до темноты в город Львов. Правда под Львовом поезд шёл уже быстрее, местность здесь была равнинная. Со станции Львов отправились уже в темноте. Путь наш был до Киева. Во Львове в наш вагон подселилось несколько гражданских, в основном молодёжь. До Киева проехали без приключений. Только когда отъехали от Львова вожатая вагона - женщина предупредила нас, чтобы мы не сидели около окон вагона, ибо бывают случаи забрасывания в вагон через окна так называемую кошку - это трёхзубый крюк, похожий на якорь и если он зацепит сидящего у окна человека, то могут его выдернуть наружу. Это делают бандеровцы. Конечно, мы отодвинулись от окон - подальше от греха. До Киева добрались нормально. Там поездом до Орши. А с Орши поездом до Лепеля. В Лепеле в районе лепельского базара нашёл машину из Великих Долец (грузовик Великодолецкой МТС). Так я добрался до дома.
Старина ещё носит следы войны. Но жители уже начали постепенно отстраиваться. Наша семья уже живёт в доме, сруб которого отец начал строить в 1941 году ещё до начала войны. Этот сруб сохранился при пожаре, когда в 1943 году немцы бомбили Старину, в том числе и зажигательными бомбами. От всех построек нашего двора сохранился только этот сруб и баня. Дом отец из этого сруба собрал, накрыл крышу соломой, пристроил к нему тристен (строение, которое пристраивается к основному дому, имеет три стены). Этот тристен оборудовал для жизни: положил потолок из жердей, утеплил его, прорезал два окна, сделал к ним рамы, застеклил их, поставил деревенскую русскую печь. А основная часть дома стояла ещё без окон и потолка.
Отец, Кирилл Терентьевич, демобилизовался из армии в 1946 году из военного госпиталя, который находился за Уралом в городе Нижний Тагил. Отец прошёл большой путь войны. Сначала с 1942 года партизанил в бригаде имени Короткина, с освобождением Ушачского района от немецких войск пошёл добровольцем в Красную Армию. Был зачислен в войска Первого Прибалтийского фронт. Воевал пулемётчиком (ручной пулемёт марки Дегтярёва). За время боёв с июля 1944 года по 9 мая 1945 года три раза был ранен. С последним ранением попал сначала в полевой госпиталь, потом был эвакуирован в госпиталь Нижнего Тагила, где лечился с конца войны и демобилизовался из выздоравливающей команды в 1946 году. На фронте представлен к награде орденом Красной Звезды за героический поступок по ликвидации крупного немецкого генерала и доставки в полк портфеля с ценными военными документами этого генерала.
Григорий в 1949 году учился в 8 классе Великодолецкой средней школы. Мои братья, Михаил и Виктор погибли во время войны. Михаил (20 лет) погиб в партизанах бригады им.Чкалова в Вилейском районе. Виктор (17 лет) - партизан бригады им.Пономаренко с 1943 года погиб в районе д.Паперино Ушачского района в 1944 году во время прорыва блокады. Его фамилия увековечена на мемориальном комплексе "Прорыв" в Ушачском районе. Статистика Белоруссии утверждает, что в годы Великой Отечественной войны в Белоруссии погиб каждый третий житель. Жертвы нашей семьи являются как бы подтверждением этой статистики, т.к. в нашей семье погибла одна третья её часть.
В деревне - большие изменения. Восстановили колхоз, теперь он уже называется не "Згода"("Согласие"), а колхоз имени Чкалова. Завезли скот - коров и несколько лошадей монгольской породы. Отец работал заместителем председателя колхоза по животноводству. Другие изменения в трудовых отношениях - основная рабочая сила колхоза это женщины и подростки. Они запрягаются в плуг вместо лошадей, они пешком несут на своих плечах мешки с семенным материалом из г.Полоцк (60 км) для посева на колхозном поле. Молодёжи очень мало. Довоенная молодёжь погибла в партизанах и на фронте, а девчата выехали в города на восстановление разрушенных заводов. Некоторые семьи уехали в западные районы Белоруссии. Там партизанское движение было слабее, деревни многие уцелели, не были сожжены. Молодёжь в деревне - это те мальчики и девочки, которые во время войны были детьми. Им сейчас по 14-16 лет, но они работают в семье и в колхозе по взрослому. Это они ходят за плугом, бороной, в которые запряжены женщины, кое-где, кто более-менее зажиточнее, коровы. Это они собираются по выходным вечерами на танцы. Музыки нет. Танцуют под язык, как они сами говорят. Гармонь сохранилась в соседней деревне Адворице и эта старинская молодёжь ходит туда на танцы. Но это бывает очень редко, т.к. после тяжёлой работы не до гулянья.
Положение в колхозе очень сложное. Половина пахотных земель заросла бурьяном. Урожаи низкие. В деревне только две лошади, несколько коров. Они работают вместо лошадей. В этот колхоз входят несколько деревень: Старина, три посёлка переселенцев из Старины - Жавнина, Борок и Петровский (Чвертки) и ещё Есеновики и Малый Весницк. Люди живут очень бедно. Но нужно как-то жить. Дети ходят в школу в Великие Дольцы. Старина постепенно выходит из землянок. Из более сотен домов, которые были в деревне до войны, сохранилось 12 домов и несколько бань, которые обычно строили в стороне от домов и сараев, ибо согласно довоенным правилам противопожарной охраны, бани считались пожароопасными строениями. Остальные семьи в основном жили в землянках. А такие семьи, которые сами не могли и не в силах были построиться, да и не надеялись хоть на какую-то помощь от властей, выехали за пределы области. Так Волох Терентий с женой и тремя малолетними детьми выехал в город Вильнюс, Кузьма Пепелко с семьёй (жена и четверо детей) выехал в город Гродно.
Дня через два после моего приезда вечером во время ужина говорили о доме, домашнем хозяйстве, о кроликах, которые в хозяйстве жили в шалаше, где они себе сделали в земле норы, о доме и прочие хозяйские вопросы. Я спросил отца - сколько ему надо иметь денег, чтобы достроить дом. Он сказал, что рублей тысячу, пожалуй, надо. "Хорошо," - сказал я. "Я дам вам эти деньги". Отец спросил, где я, солдат, их возьму. Ведь тысяча у нас в деревне это большие деньги. Я ему сказал, что у меня на банковском счёте есть кое-какие сбережения. Я ещё спросил, выдержит ли наш старенький велосипед поездку в Ушачи, ведь мне надо поехать в банк, чтобы снять там эти деньги. Он ответил, что должен выдержать. Тогда я решил на следующий день поехать в город за деньгами. На завтра с утра я поехал в Ушачи на ненадёжном велосипеде. Дорога неважная. Ведь никто за ней не ухаживал с довоенного времени. Да, дорога плохая. Грязи нет, но песчаная и я, где пешком, где на велосипеде, добрался до Ушач. Зашёл в банк. Подаю заявление и чековую книжку через окошко канцелярии женщине, сидящей за столом. Она прочитала моё заявление и говорит, что для выдачи такой крупной суммы денег надо разрешение управляющего банком. Я в заявлении написал 5000 рублей. Иду в кабинет к управляющему, подаю ему заявление. Он прочитал и говорит, что таких денег он не выдаст. Можно только не более 1000 рублей. А я ему говорю, что мне надо именно 5000 рублей. "Нет", - отвечает управляющий и подаёт мне назад моё заявление. Мол, 5000 это большие деньги, а ты свезёшь их в свою Австрию, а в районе и так не хватает наличных денег. Я ему твёрдо и конкретно заявил, что деньги вы мне по любому выдадите и я их ни в какую Австрию не повезу, т.к. мне нужны деньги здесь в районе. Я приехал в отпуск, родители живут в землянке и мне надо помочь им построить дом. Я от вас не уйду, пока не получу нужную мне сумму денег. Рядом стоял стул. Я демонстративно, не обращая никакого внимания на управляющего, сажусь на стул. Он покряхтел, но подписал мне заявку. И я получил деньги в нужном мне количестве. Домой добрался к вечеру. Велосипед выдержал этот путь. Отдал отцу деньги. Он их пересчитал. "Ого," - говорит, -" теперь считай к следующему твоему приезду дом будет достроен." И положил деньги в столик. Мать спросила, где я взял такие большие деньги? Я её успокоил и сказал, что в Австрии, где сейчас служу, не могу их использовать. Там они мне не нужны. Поэтому моё денежное довольствие мне кладут, а вернее, начисляют на книжку. Родители были очень довольны, что я приехал домой, рады деньгам, ибо, чтобы достроить дом, необходимы материалы: лес, гвозди, стекло. Это всё надо купить. Лес надо пилить на доски. А чтобы распилить брёвна вручную, надо было нанимать людей.
Время моего десятидневного отпуска пролетело незаметно. Пора отправляться, как говорил в Ушачах управляющий банком, в свою Австрию. И утром очередного дня июля месяца пошёл пешком в Лепель. Пришёл на железнодорожную станцию. Поезд будет через два часа. Зашёл к хозяевам, где квартировал во время учёбы в Лепельском педучилище. Эта квартира (деревянный домик) сохранилась. Хозяйка узнала меня. Дочка, которой тогда шёл четвёртый годик, выросла, ей уже идёт четырнадцатый год. А мальчишка, которого я привязывал к ножке стола, уже порядочный, ему где-то лет 10-11. Погостил, поговорили и пошёл на станцию. Подошёл поезд. Сел в вагон, в котором было всего несколько человек. Под стук колёс в голове всплывают мысли о доме, о родителях и родственниках. Дома окончательно убедился, что братья мои Михаил и Виктор погибли в партизанской борьбе с фашистскими захватчиками. Вспомнились родственники: дядя Сергей и Марк (двоюродные братья моего отца) репрессированы в 1938 году, дядя Фома (в деревне звали Тумаш) погиб на фронте, сын его Сенька в 13 лет подорвался на мине. Дядя Володя оборонял Ленинград и его семья, жена и сын Георгий 14 лет, погибли во время блокады при вражеских бомбардировках города. Многие деревенские ребята моего возраста погибли в партизанах и на фронте. Так в мыслях о жизни и пролетела дорога до Орши. Приехал на железнодорожный узел города Орша. Пересел в поезд Ленинград-Киев, приехал в Киев. Здесь следующая пересадка в поезд Львов-Батево. В Батево снова пересадка в поезд на Вену (через нашу пограничную станцию Чоп, через Будапешт я добрался наконец-то до Вены).Так закончился мой отпуск. На следующий день по прибытии в Вену, я уехал в свою воинскую часть в летние лагеря Аленштайг. Началась привычная воинская жизнь с подъёмом, занятиями, воинской службой, отбоем. И так каждый день. Ещё до отпуска состоялась беседа с заместителем командира полка по политической части майором Ивановым по моей самостоятельной работе по изучению работ Ленина и Сталина и краткого курса истории ВКП(б). Его интересовало, зачем мне всё это надо. Я ему ответил, что собираюсь после демобилизации поступать в педагогический институт по специальности преподавателя истории. Он доложил командиру полка (теперь уже с 1949 года полковнику Янковскому). В солдатской среде шёл разговор о скорой демобилизации военнослужащих 1925 года рождения. Командир полка в начале 1950 года в беседе со мной спросил о моих планах на будущее. Я ему ответил, что буду демобилизовываться. Он предложил остаться на сверхсрочную службу. Мол, тогда мы пошлём тебя на курсы младших офицеров. А там через год службы есть возможность поступить в военную академию им.Фрунзе, пойти по военно-политическому направлению.
К сведению: командир полка полковник Янковский родом из Гомельской области, белорус по национальности. Он мне в личной беседе рассказал о послевоенном состоянии жизни в Белоруссии и что там сейчас всё очень сложно. Многие жители деревень ещё живут в землянках. Город Минск был разрушен, теперь идут работы по восстановлению города. Я ему ответил, что сам всё это видел, потому что только что вернулся из отпуска. И знаю, что обстановка действительно тяжёлая. Я видел это всё на примере своей семьи и своей деревни. Он расспросил меня о моей семье. Я ему всё подробно рассказал о родителях, о младшем брате Грише и о погибших двух моих братьях. Поэтому я должен ехать домой и помочь своим родным. Там я нужен больше, чем в армии. После этой беседы мы поняли друг друга и больше такой агитации насчёт службы в армии не возникало. Полковник Янковский ко мне относился очень дружелюбно. Всегда при встрече вне службы о чём-нибудь поговорит со мной, очень любил шутить.
Продолжение следует...