(Картошка от бабушки Марты)
Противно-скрипучий голос с металлическим оттенком
прозвучал за окном. И опять тишина. Соседи на работе,
некому здесь шуметь. Разве где-то собака лениво залает и
замолкнет. Редко-редко случайная машина пройдёт. Тиши-
на, словно в далёком украинском селе Дубовэ, где Мареев
родился и в школу ходил. Вот вечером – другое дело, звуков
больше – люди возвращаются с работы. Кто-то хлопнет две-
рью машины, ребёнок зайдётся в плаче, женщина засмеёт-
ся, калитка стукнет. Напротив, во дворе дома – мать и сын,
бывает, ссорятся. Матери лет под пятьдесят, сыну около
тридцати; их разговоры – с криком и шумом. Как-то Мареев
спросил Михалиса, почему такой шум в соседском дворе.
– Ругаются, – нехотя ответил Михалис.
– А почему ругаются? Киприоты любят ругаться? –
продолжал допытываться Мареев.
– Эти любят. Но таких, как они, мало.
Михалису позвонили. Он с предельным вниманием
кого-то слушал, кивая головой в знак согласия, даже при-
встал со стула.
– Элени звонила? – спросил Мареев.
– Да. Элени. Напомнила мне, чтобы не забыл купить
капусту в супермаркете. Агата приезжает. Элени готовит
ужин. Агата теперь не ест мяса. Ест только овощи и бобы.
– А рыбу?
– Рыбу любит. А мясо перестала, после того как дела-
ла репортаж с мясокомбината. Говорит, что животные чув-
ствуют смерть, кричат и даже плачут. Все, кроме овец и
птиц.
Агата – любимая дочь Михалиса, известная телеведу-
щая и радиокомментатор. Есть ещё сын Стелайос. Он под
боком, живёт в Лимассоле; у него своя семья, но каждый
день на обед приходит к родителям. Агата только по вы-
ходным приезжает. Она пока не замужем. Дочь для Миха-
лиса – объект родительской любви, заботы и беспокойства.
Девушка ведь!
Опять раздался металлический голос за окном и отвлёк
Мареева от мыслей о своих знакомцах-киприотах. Он вы-
шел на веранду. Мимо проезжал грузовичок с динамиком.
«Наверное, овощами торгует», – подумал Мареев и поднял
руку. Грузовичок остановился.
Водитель, приветливо улыбаясь, вышел из машины и
поздоровался за руку.
– Что продаёте? – спросил Мареев.
– Картофель, – ответил тот, указывая на упакованные
мешки и кульки.
– Почём?
– Семь евро за десять килограммов.
– Много, – с сожалением сказал Мареев.
– Не много. В магазине один килограмм стоит один
евро. А моя картошка лучше.
– Я говорю, что мешок большой.
– Посмотри на эти картофелины! – продолжил нахва-
ливать свой товар продавец. – Бери весь мешок, не пожа-
леешь. Картофель что надо.
Мареев с интересом рассматривал крупные клубни по
двести-триста граммов каждый. Чистые, со светлой кожу-
рой. А то, что кипрская картошка вкусная, он знал не пона-
слышке. Не раз в тавернах и ресторанах брал её, запечён-
ную или жаренную крупной соломкой в кипящем масле.
Киприоты говорят, что их картошка поставляется к столу
английской королевы! Вот так-то! Не больше и не меньше!
Сама английская королева заказывает!
Когда грузовичок, полегчавший на один мешок, уехал,
Мареев достал из морозилки кусок белорусского сала, при-
везённого из Москвы, и порезал на тоненькие ломтики. По-
мыл картошку, разрезал каждый клубень пополам и уло-
жил их на противне. Сверху прикрыл салом, потом дольки
помидора, в конце притрусил луком и – в духовку! Ока-
зывается, на Кипре тоже можно настоящее блюдо из укра-
инского детства состряпать. Так бабушка Марта когда-то
готовила. Объеденье! Правда, картошечка кипрская, сало
белорусское, лук и помидоры опять же кипрские, но рецепт
блюда – украинский, от бабушки.
«Картошка от бабушки Марты» – назвал Мареев блюдо
и стал ожидать, когда оно притомится и дойдёт в духовке.
Хотел привезти на Кипр украинского сала, но обойдётся и
белорусским. Сейчас белорусы по всей Москве открыли
продовольственные лавки: мясные продукты, молоко, сме-
тана, творог. Чего только нет там! Глаза разбегаются. Если
всерьёз, ничем белорусское сало не отличается от украин-
ского! В России оно не то, не совсем настоящее, жесткова-
тое. Умеют делать этот национальный продукт братья-сла-
вяне. А вот поляки не умеют, а лучше сказать – не хотят
уметь. Купишь толстенный кусок сала на рынке, обязатель-
но окажется польским; дряблое и мыльное какое-то. А всё
потому, что химию добавляют в корм свиньям: вот и раз-
бухают хрюшки, как тесто на дрожжах. Невкусно и опасно
для здоровья, а сало из Польши прёт и прёт через таможню.
Картошка поспевала, когда явился вездесущий Миха-
лис. В свои шестьдесят девять он даст фору любому мо-
лодцу. Всё успевает, всем нужен Михалис. Кому помочь по
хозяйству, кому совет дельный дать, а кто-то ждёт Миха-
лиса, чтобы вместе поехать на святую гору Афон. И Ма-
реев, морская душа, ждал Михалиса – хотелось с ним под
интернациональную закуску выпить украинской горилки.
И посидеть, поговорить. Сколько времени не видел Маре-
ев своего соседа-приятеля, страшно подумать, целых четы-
ре месяца! Ровно столько он пробыл в Москве, сбежав от
островной жары и африканской пыли. Вчера вечером Ми-
халис, почувствовав, что Мареев вернулся, уже забегал на
несколько минут, поздороваться.
После взаимных приветствий Мареев предложил Ми-
халису отведать картошку от бабушки Марты.
– Михалис, поверь мне, это вкусно. И украинская горил-
ка у меня в холодильнике припасена. Настоящая водочка,
хоть и горилкой называется. У нас, у славян, картошка –
национальная еда, а водка – национальный напиток. У вас
в почёте виноградная зевания, а у нас водка.
– Капитан, извини, я на пять минут к тебе. В другой раз
посидим-поговорим. Сейчас мне нужно ехать и навестить
моего друга Ахмета.
– Ахмет турок?
– Да. В детстве и в юности дружили, а после войны не
виделись ни разу.
– Что-то случилось? Михалис, ты ведь на турецкую сто-
рону Кипра не ездишь.
– Больше сорока лет нога моя не ступала на землю, где
турецкая зона. Дал зарок себе: пока не объединимся, не по-
еду туда. А теперь нужно. Ахмет позвонил, болеет сильно.
Боится, что умрёт и не свидимся.
Михалис уехал. Мареев не притронулся к картошке от ба-
бушки Марты. Мысли разные в голову лезли и лезли. Кипр
– небольшой остров, да разделён на две части: турецкую и
кипрскую. Нет ничего страшнее, когда раздрай случается. А
ведь греки и турки всегда жили вместе – дом к дому, окно в
окно. Многие помнят кровопролитие 1974 года. Что дели-
ли Турция и Греция? То же, что и много лет назад, – власть
над островом. В итоге турки-киприоты стали жить на севе-
ре острова, а греки-киприоты – на юге. Со временем стихла
боль обид и страданий, но не исчезла совсем. Поэтому так
медленен процесс примирения. Разойтись всегда проще,
чем потом сблизиться. Разорвали полотно, сотканное из
нитей человеческих связей, и всё! Попробуй опять соеди-
нить все эти ниточки, да так, чтобы не было узелков-шра-
мов. Постепенно налаживаются связи между киприотами-
турками и киприотами-греками. Граница стала открытой.
И правда, что им делить? Было два народа – одно государ-
ство. А сейчас два государства на одном острове. Во время
военного конфликта Михалис был на передовой, и Ахмет,
видимо, был там же. И вот на старости лет больной Ахмет
зовёт друга детства, чтобы увидеться и попрощаться.
А что он, Мареев? Два года не был на Украине. Зовут
друзья, зовут родственники, земляки из села Дубовэ зовут.
Но не все. Вот поэт Яровой из Острога – не зовёт. Звонит
Мареев, а тот трубку не берёт. А когда удаётся дозвониться,
то говорит нехотя, чувствуется напряжение в голосе. От-
веты как шлепки и пинки. А раньше, помнится, часами по
телефону стихи друг другу читали. Ярового можно понять:
сына призвали на военную службу, вертолётчиком в зоне
АТО на юго-востоке Украины служит. Конечно, тревожит-
ся, конечно, опасается. Ему сейчас не до поэзии. А Маре-
ев в чём виноват? В том, что живёт в России? В том, что
болеет сердцем и за Украину, и за Россию? В том, что не
ругает ни тех, ни других? Никого Мареев не ругает, а толь-
ко сожалеет. Сожалеет, что на Украине раздор. Сожалеет,
что бедность пришла к его и раньше не богатым друзьям.
Сами пишут, сами говорят, ждут помощи. И он, Мареев,
чем может, помогает. А вот о политике не говорит с ними.
Дал себе зарок. Потому что не знает, что сказать. Вот не-
давно земляк, живущий в Москве, рассказал две печальные
истории. Его знакомая из Подмосковья позвонила сестре
в Днепропетровск. Не успели поздороваться, как сестра
тут же выдала: «Пока Крым не отдадите назад, не звони.
Не сестра ты мне». И трубку бросила. А другая землячка,
живущая в Донецке, убежала от войны к родной матери
в Дубовэ, убежала вместе с мужем и детьми. Так нашёлся
дурень, который заявил её матери: «Мы тебя на сходе бу-
дем разбирать, почему донецких привечаешь?» И что, по
нему судить обо всех украинцах? Конечно, сельчане поста-
вили его на место. Только женщина обиделась и уехала в
Москву, где и устроилась на работу. «Сложно, ой, сложно
восстановить порушенное!» – горестно восклицал Маре-
ев, когда размышлял о событиях на Украине. Настроение
у него улучшилось, когда в Фейсбуке обнаружил фотогра-
фии из прежней жизни. Их выложила поэтесса, перевод-
чица и известная почитательница чешского ликёра «Бехе-
ровка» Лариса Громушкина. Весёлые и беззаботные лица
украинских поэтов, певцов, композиторов, и улыбающий-
ся Мареев среди них. «Здорово было! Дом учителя в Киеве,
Кременец, Почаев... Такое не забывается», – думал Мареев,
преисполненный благодарности к Громушкиной за то, что
не отказалась от былого, с течением времени обретающего
черты былинности. А тут ещё композитор из Киева Ксения
Хмельницкая прислала электронной почтой весёлую дет-
скую песню «Солнечные зайчики», и грусть словно ветром
сдуло.
Море всех привечает и принимает, независимо от на-
строения человека. Плохо – иди к морю, постоишь перед
водной гладью, полюбуешься летящими над водой пару-
сами, и всё. На целый день будешь сам собою. Но море,
бывает, и штормит. И тогда его энергия увлекает челове-
ка – хочется творить, совершать духоподъёмные поступки.
Музыка моря, сливаясь с мыслями, способна поднять че-
ловека до самых небес. Мареев стоит на пирсе, подставляет
лицо брызгам разбивающихся о бетонную стенку волн и
радуется. Середина октября, тепло. Ему нравится шторм,
когда ветер сбивает с ног на палубе, когда корабль носом
зарывается в волну, чтобы потом, выныривая, вскараб-
каться на следующий гребень. Ощущается сила корабля,
способного противостоять стихии. Вспомнились слова из
песни – скорее это ода настоящему морю и человеку, нераз-
лучному с ним:
О море! Меня ты всегда привлекаешь
Всесильной любовью, безудержной страстью.
Меня ты тревожишь, меня покоряешь,
С тобою моё безграничное счастье.
О море! Будь вечно таинственной песней,
Моим откровеньем в тоске и печали.
Взлетаю, как птица, с тобой в поднебесье,
Стою пред тобою один на причале...
Высоко в небе перистые облака, предвестники штормо-
вой погоды. Чайки планировали над морем, вторя ветру
такими знакомыми Марееву криками. Будет настоящий
шторм. Будут грозовые тучи. Но на Кипре непогода долго
не держится. Всё пройдёт. Небо очистится, и мир станет
прежним. «Тонким, ласковым и нежным», – добавил Маре-
ев вслух строчку из песни, кажется, Ларисы Громушкиной.
Вечером к нему опять пришёл Михалис, но уже вместе
со смущённым Ахметом. Этот Ахмет схитрил и, чтобы вы-
манить к себе Михалиса, придумал байку о недомогании.
Теперь они пили украинскую горилку, закусывали бело-
русским салом, в хлебнице лежал пахнущий тмином бо-
родинский хлеб из местного магазина «Маленькая Русь».
Гости оценили главное блюдо – картошку от бабушки Мар-
ты, а Ахмет даже тщательно записал рецепт в замусолен-
ную записную книжку.
Можно ли было предположить ещё несколько лет назад,
что Михалис поедет к своему другу на турецкую часть остро-
ва, а потом вернётся с ним в Лимассол весёлым и счастливым?
Что однажды вечером в Лимассоле будут сидеть за одним
столом такие разные и такие похожие люди: грек-киприот,
турок-киприот и украинец из России – морской капитан Ма-
реев? Всё меняется в этом мире, вожди приходят и уходят, а
люди живут на этих берегах, как и тысячи лет назад.
Ночью была гроза. Ветер сломал верхушку большой
туи, стоящей рядом с домом. Но дерево справится с этой
травмой. Нижние ветки потянутся к небу, и оно будет жить
дальше, хотя прежнего ровного ствола уже не будет. Так и
человек всё выдержит, всё переборет, что бы с ним ни слу-
чилось.
Перебирая в памяти события последних лет, Мареев си-
дел на веранде, думал о том, что он родился и вырос в ма-
леньком селе на Украине, а после окончания мореходного
училища стал жить и работать в России. Любит Россию,
где у него друзья и семья. Любит Украину, где у него тоже
друзья и родственники. А сейчас раздор между двумя стра-
нами. Таких, как он, миллионы. И что ему делать со сво-
ей любовью? Разделить её невозможно. И как ему дальше
жить без своей малой родины – села Дубовэ, где могилы
родителей, где стоит пустой отчий дом? Жизнь на излёте,
и кто вправе отнять у него эту любовь? Нет, ничего не вы-
бросишь из памяти, ничего не забудешь, ни от чего не от-
кажешься. А иначе зачем эта жизнь?
Распогодилось. Мареев ехал на такси в аэропорт, раду-
ясь чистому небу и спокойному морю. И тому, что, по его
расчётам, уже к вечеру он будет в украинском селе Дубовэ.
Прилетит в Борисполь, возьмёт частника и через шесть ча-
сов снова окажется в своём далёком детстве, которое на все
времена.
В аэропорту Борисполь Мареева встречали Лариса Гро-
мушкина с бутылкой «Бехеровки» и Ксения Хмельницкая
с букетом белых хризантем. Как они узнали о его прилё-
те? Кто знает! Но прямо из аэропорта троица уехала в село
Дубовэ, где Мареева ждал брат Вася и его многочисленное
семейство.