"хроники ржавой империи"
Жил был морг. Хранил, охлаждал, вдохновлял на написание некрологов. При этом не любил быть на виду, хотя и знал, что все дороги ведут в конце концов к нему. Спрятавшись от посторонних глаз в тени лип и сирени, морг занимался привычным делом. Принимал посетителей с холодным спокойствием и утирал с пола слезы. Подмигивал игриво работникам старыми лампочками и считал крепкие выражения в ответ комплиментами. Прислушивался к детскому смеху вдали и мечтал хоть раз увидеть настоящее веселье. Сам он никогда его не испытывал, хотя и пережил однажды торжественный ужин. Любители «пушкинских чтений во время чумы» мерились как-то в его стенах размером бакенбард.
Затем морг постарел, обветшал, покрылся морщинами трещин. В итоге он тихо скончался без собственного некролога и траурной помпы. Пропал с карты города, будто его и не было. Но спустя год, вдруг воскрес под новой штукатуркой. Переродился серым зданием без опознавательных знаков, но на карту города не вернулся. Зато занял свое место на тайном плане секретных пустырей, составленном в особом отделе государственной архитектуры. После чего, логично, угодил в сеть навязчивых и страшных слухов. Болтали люди, что в бывшем морге открылась лаборатория бессмертия. Что там оживляют покойников без согласия родственников, а затем сбрасывают их по трубе мироздания в реку вечности. Но все эти домыслы никто не решался проверить. Проживая в условиях нескончаемого счастья и гордости за страну, люди страшились вечной жизни больше всего и обходили лабораторию стороной.
- Опаздываешь! – грозно сказал Серафим Николаевич. – Работы впереди много. Скоро привезут двух кандидатов на воскрешение. Причем, один из них, судя по накладной, шибко здоровый. Целиком в бочку не влезет. Придется попотеть.
Заведующий лабораторией стоял между двух пустых разделочных столов. Грива его седых волос, которые пыталась укротить лабораторная шапка, выбивалась из-под нее колючими кустами. За его спиной виднелись инструменты воскрешения – пилы, кусачки, топоры. Чуть выше висела почетная грамота за победу в конкурсе «Христос воскрес». Там же, у стены, расположилась комнатная часовня с мотором, покрытая ликами святых генералов. Рядом с ней, в полу, виднелся натертый до блеска канализационный люк. Судя по кодовому замку и гербу на его крышке, он вел в очень важные государственные закрома.
- Пришлось через кусты продираться, – выдохнул подмастерье Петр и пояснил. – В наших зарослях объявилась женщина в черном. У нее дробовик.
Заведующий Серафим тревожно выглянул в окно. В липовых сумерках, мелькал словно призрак женский силуэт. Траурная вуаль скрывала лицо, темные перчатки прятали руки, но дробовик оставался на виду. Редкие солнечные лучи, что пробивались сквозь решетку веток цеплялись за него блестящими крючками.
- Это Вера, - сказал нервно заведующий. – Фальшивая вдова.
- Почему фальшивая? – не понял подмастерье. - Выглядит настоящей.
- Она была настоящей. А потом мы ее лишили повода для гордости. Я воскресил ее мужа два месяца назад. Еще до тебя, со старым помощником.
- Чего же ей тогда надо? Радоваться должна.
- Для некоторых деньги важнее радости. Она теперь компенсацию за мужа получить не может. Вот и спятила совсем от финансового траура.
- Судя по дробовику, она опасна, - Петр тоже выглянул в окно. - Может вызовем команду по отлову фальшивых вдов? Они ее быстро научат радоваться.
- Пожалуй, - согласился Серафим Николаевич, без особого желания. Он не любил заставлять людей радоваться против собственной воли, но трубку телефона все-таки взял.
– А ты пока семьдесят вторую бочку вытаскивай, - приказал он ученику. - Ее содержимое уже готово к бессмертию.
Когда подмастерье выкатил из хранилища нужную бочку, Серафим Николаевич завершил звонок. После чего подошел к люку, набрал код на замке. Смазанная недавно крышка открылась почти без звука. За ней сияла кислотной чистотой труба мироздания, что соединяла лабораторию с рекой вечности. В ноздри ударил едкий запах - запах важных секретов и судьбоносных тайн. Заведующий невольно поморщился и достал из тумбочки два противогаза, покрытых народным рисунком. Его прошлый помощник занимался когда-то в кружке «узоры родины» и практикуясь раскрашивал все вокруг под хохлому. Подмастерье тем временем, залил бензин в бак часовни. Вытащил из круглого отверстия под иконами шланг бледно-розового цвета, соединил его с трубой в полу. Закрепил ножки специальными кандалами и открыл расписную дверцу. Внутри часовни оказался ржавый подъемный механизм. С рычагами, зажимами, цепями и внушительным крюком. Судя по грозному виду крюк мог удержать на весу даже самосвал.
- Архипов Савелий Семенович, - заведующий сверился с книгой учета. – В прошлом кладовщик, патриот и счетовод семейных ценностей. Погиб от ранения в голову, что не является препятствием для вечной жизни.
Серафим Николаевич протянул один из противогазов помощнику, и перед тем как натянуть на себя носатую маску коротко приказал:
- Заводи.
Подмастерье затащил бочку внутрь часовни и сорвал с нее печать. Закрепил ее зажимами и нажал на рычаг с набалдашником в виде церковного купола. Часовня тотчас затряслась, заскрипела, затарахтела от напряжения. В какой-то момент даже показалась, что механизм поднять бочку с Архиповым не сможет. Все вокруг заволокло производственным дымом. Дыма было столько, что святые на иконах стали кривиться, словно от зубной боли. Но после некоторых усилий бочка все-таки оказалось перевернута, а ее содержимое стало утекать по трубе мироздания в реку вечности. Кладовщик булькнул несколько раз, закрутился спиралью, лопнул парочкой пузырей. Жидкий Савелий Семенович был похож на студень, разбавленный святой водой и с трудом протискиваясь в шланг бледно-розового цвета.
Застывшие рядом в противогазах работники терпеливо ждали окончания ритуала воскрешения. По правилам требовалось еще прочитать молитву «в добрый путь», но делать это в противогазе было не удобно. Заведующий Серафим лишь перекрестил Архипова на прощание и дернул себя довольно за хобот, когда бочка опустела.
- Вы большой мастер, - сказал Петр, после того как закрыл часовню на ключ и отправил пустую тару в сушилку. Подмастерье уселся на разделочный стол и с уважением посмотрел на учителя.
- Ты тоже парень не промах, - Серафим Николаевич ответил любезностью на любезность. Он выглянул осторожно в окно, но женщины в черном больше не заметил. – Тебе главное с дисциплиной поработать и ответственность подтянуть. А то закончишь как мой прошлый помощник.
- С ним что-то случилось? – спросил с интересом Петр.
- Я его воскресил, - спокойно ответил заведующий.
Подмастерье невольно вздрогнул и решил о прошлом помощнике больше не расспрашивать.
– Но почему вы никогда не работаете с огнем? – сменил он быстро тему.
– В патриотической некромантии есть две основные школы. Кислотная и школа огня. Я предпочитаю классику.
- Вы считаете кислоту старше огня?
- Конечно. Кислота стара как мир. Жизнь по сути и есть кислота. В итоге она безжалостно растворяет все вокруг, превращая в единую безликую массу. Да и огонь, если честно, я не люблю. У меня от печей брови плавятся. А тут хорошо, среди лип и сирени. Тихо и спокойно. Соловьи весной поют, и комаров почти нет.
С этими словами заведующий Серафим подошел к тетради учета и нашел фамилию Архипов. Написал в графе напротив «мертвым не значится» и закрепил свою работу печатью «пропал без вести». Затем убедился еще раз, что Веры за окном больше нет и открыл форточку. Стало слышно, как в тени лип поют соловьи.