(расстрелян в Лефортовской тюрьме летом 1937 года
вместе с Юрием – сыном Сергея Есенина)
Ты в далях лет меня увидел
и ввёл в стихи, как амулет:
Мухан Башмет… Я не в обиде,
я в радости тому, поэт!
Ещё из солнца, из Псалтыри,
строку бегущую любя,
я, нерождённый в этом мире,
глядел с надеждой на тебя.
– На! – молодые пели клёны,
пропеллеры своих семян
бросая вниз, где дух зелёный
валялся с нимфой, в доску пьян.
– На! – ласково твердили тени,
придя на лунный карнавал,
где Ленин плачем запустений
на стенах тюрем танцевал.
Я за тобой следил украдкой
всей бестелесностью своей,
и пел сады и домен кладку
твой азиатский соловей.
И за хребтом Катунским кони,
вдыхая запахи зерна,
молились солнцу, как иконе,
и пела ласково зурна.
Ты в новой смене поколений
необъяснимым сквозняком
нёс то сосновое полено,
то флягу с жирным молоком.
Рязанской бабой голосила
судьба на скошенных полях,
и исполать тебе Россия
сказать забыла второпях.
Судьба переменила краски,
дороги тёмные любя,
но до заснеженной Аляски
сегодня вижу я тебя.
Когда приду к тебе в апреле
или в опавшем сентябре,
как дружно Азию мы пели,
припомним в солнечной игре.
С тобой увидим километры,
как в увлекательном кино,
где персонажи – злые ветры,
и эту Землю заодно.