Дверь открывает весьма небольшого роста женщина:
- Здгавствуйте, хлопцы!
- Здравствуйте, Мария Исакна! – скороговоркой отвечает ей Рафик, - Привез вам еще студентов!
Мы вежливо здороваемся и представляемся, но пока не так бойко, как Рафик, поскольку еще по-юношески очень застенчивы.
Мария Исааковна жила одна в двухкомнатной квартире. Мужа у нее по какой-то причине не было, а сын служил в армии. Студентам она сдавала небольшую дальнюю комнату, а сама жила в проходной, которая размером была просторнее. Имелась стандартная шестиметровая кухня и, как же без него, раздельный санузел.
Да, в нашей комнате имелся еще и балкон, который выходил на бульвар с высоченными тополями и с его звенящими трамваями. Но молодым людям трамвай не помеха, нам он никогда не докучал, на сон жаловаться не приходилось. Да и кому пожалуешься? Это я сейчас усмехаюсь, время мы у Марии Исааковны провели хорошее.
Судя по всему, она нигде на работала, а получала ли пенсию – мне сказать трудно. Хотя помнится, что она куда-то уходила, возможно, какая-то необременительная работа у нее все же имелась. Что взять с неопытного бывшего школьника? Что ему проблемы постороннего, тем более взрослого человека? Но даже школьнику было понятно, что подспорье в шестьдесят рублей вовсе не копейки по тем временам. Прожить можно.
Мы располагаемся в комнате, площадь которой составляла квадратов десять. Хорошо, хоть и сомнительно, пусть двенадцать. Вдоль двух стен стояли две кровати, занимавшие львиную долю площади, а под третье спальное место отводилась свободная середина комнаты, где, подразумевалось, будет стоять раскладушка. Возле окна с дверью на балкон ютился крохотный учебный столик. Всё!
В ночное время, когда все укладывались спать, пройти между кроватями и раскладушкой, если вдруг возникала известная необходимость, можно было только бочком и мелким шагом. Но нас это никоим образом не смущало. Так жило подавляющее большинство тогдашнего народа – скромно, скученно, неприхотливо.
Мы начали располагаться, а Мария Исааковна стояла в дверях и присматривалась к нам, иногда что-то рассказывала. Наблюдая за ней, я тихо удивлялся тому, какой у нее был удивительный акцент. Откуда мне было знать, что ее родной язык идиш? Я тогда о таком языке ничего даже не слышал.
Это позже я стал прислушиваться, когда к Марии Исааковне приходили в гости такие же немолодые женщины, и примечать, что они вели беседу на непонятном языке. А с нами она разговаривала по-русски вперемешку с украинским, да со своим необычным акцентом. Типичный киевский разговор... Я бы сказал, киевский суржик из довоенных времен. Почему довоенных? Сами должны догадаться, история про Бабий яр вам в помощь.
Сейчас сетую, жаль, что я был тогда несмышленышем, не расспросил Марию Исааковну по-соседски, как они выжили в сорок первом. Возможно, ее здесь в те страшные времена и не было. С другой стороны – что я мог тогда знать про Бабий Яр? Откуда? Судя по возрасту, наша хозяйка в то жуткое время уже существовала, пусть даже в виде девочки-школьницы.
Догадываюсь, что вовсе и не Марией нарекли ее родители, да уж что теперь... Другое дело, что обустроиться в Киеве она могла уже после войны, переехав сюда из какого-нибудь укромного местечка или даже села, когда началось восстановление, а потом дальнейшее развитие Киева.
Разместившись в комнате, Рафик с ходу предлагает изучить окрестности, и, самое важное, местонахождение продовольственных магазинов, без которых нам жизни не будет. Время еще светлое, мы выходим из подъезда во двор, огибаем дом и пересекаем соседнюю улицу Затонского: маршрут короток, всего лишь один тот самый квартал, который мы только что проехали на такси. Теперь мы, под звон и скрежет бегущих по бульвару трамваев, его преодолеваем на своих двоих.
Мы шествуем в тени от стены из красивых тополей. Одноклассник Володя идет, как всегда опустив голову и не реагируя на окружающий нас новый мир. Для него будто ничего и не изменилось. У меня наоборот: голова вращается, глаза высматривают, а нос принюхивается. Скажем, зелень вокруг меня не удивила: Ашхабад был такой же зеленый. Но запах...
Я сразу же определил, «а воздух – другой». Не знаю, возможно, обилие тополей придавало некое послевкусие от навалившихся запахов. Чувствовалась какая-то пряность... На малой родине в Полтавской области такого я не ощущал, а здесь просто явно. Так там и тополей-то раз-два и обчелся, может из-за этого? В Киеве в тополях недостатка не наблюдалось... Но запах мне нравится!
Притопали: угол бульвара Лепсе и проспекта Чубаря. Тут обосновался наш главный кормилец, гастроном, в котором можно купить все, чтобы прокормиться. На первых порах мы сходу кое-что покупаем, а я восхищаюсь:
«Продавщица взвешивает на весах сливочное масло или колбасу, а нужный вес подбирает, аккуратно добавляя по маленькому кусочку продукта, пока весы на выдадут нужную цифру...»
Такого в Ашхабаде увидеть было невозможно. Там все происходило по принципу – приблизительный расчет самый верный. Бросили, например, кусок сыра на весы, они колышутся возле значения, похожего на требуемого, но никогда до точной цифры не доходя, то есть, всегда чуть меньше требуемого числа, и будьте здоровы! Следующий! А тут еще сдачу до копеечки отдают...
В Средней Азии все округлялось до нулей. Продавцы особенно не церемонились, когда покупателями были дети или даже подростки. Чтобы мне дождаться на сдачу медных монет, а то и гривенника, то держи свой карман шире:
«Иды, иды, малчик. Все харашо. Нэт у меня десят капеик...»
И «пошел он, солнцем палимый»... А здесь, считай, чистый коммунизм. Что еще радовало в гастрономе, так это в целом благожелательная обстановка и дружелюбное отношение продавцов. Возможно, местные так не считали, но нам было с чем сравнивать. Там, откуда мы приехали, грубость была непременным атрибутом торговли.
Всплывает в памяти история, когда мама отправила меня за чем-то в магазин, а лет тогда мне было не больше двенадцати. Предположим, за сливочным маслом, это не суть важно. Мне были вручены три рубля, с которыми я и заявился пред светлы очи продавщицы.
Заказал, что мне нужно, получил и отдаю свою зеленую купюру. А потом разворачиваюсь и собираюсь уходить. А про сдачу я забыл. Не знаю, что сподвигло продавщицу на честный поступок – может, за мной кто-то стоял в очереди и наблюдал за ситуацией, – но она не смогла положить излишек себе в карман, а только крикнула:
- Сдачу забери! - И добавила громко и сердито, на весь магазин:
- Такому растяпе еще и три рубля дают!..
Когда я, вернувшись из магазина, бесхитростно рассказал маме об этой истории, она долго заливалась смехом, а позже часто спрашивала:
- Она так и сказала – растяпе? – и снова радостно смеялась.
Но я на продавщицу нисколько не обиделся и, похоже, сейчас привел не самый подходящий пример тех магазинно-базарных порядков, наоборот, тут своеобразно проявилось некое «благородство» тетушки из продуктового. Продавцы мужчины были намного суровее.
«Могли и шашкой рубануть…»
В общем, гастроном на проспекте нас порадовал. Тем более что выбор продуктов там оказался заметно интереснее, чем мы ожидали. Продержимся, это точно...
Вернувшись к себе на квартиру, мы начали устраиваться на ночь. Мне досталась та самая раскладушка, которую устанавливали в центре комнаты. Рафик имел железную кровать, которую ему выдали в институтском общежитии, как студенту, проживающему на квартире.
Неожиданно вспомнив эту подробность, я нахожусь в некотором удивлении: а это немалая помощь от института... Кровать, матрац и даже смена постельного белья – неплохо. А Володя устроился на второй кровати, которая ему досталась непонятно, исходя из каких принципов. Но я не роптал. Я был всем доволен...
Впечатлений много, вдобавок мы за сутки преодолели немалое расстояние, пусть и в кресле по воздуху, потому я заснул, только коснувшись головой подушки.
Продолжение в http://proza.ru/2024/01/31/1011