Русские о русских 5. Граф Л. Н. Толстой

Поль Читальский
(конспекты русистики в субсерии Русские о русские и притом гнусно, противно и мутрно)

Толстой Лев. Монолог графа в Монтрё в 1857 г

Я убежден, что в человека вложена бесконечная не только моральная, но даже физическая бесконечная сила, но вместе с тем на эту силу положен ужасный тормоз — любовь к себе, или скорее память о себе, которая производит бессилие.
Но как только человек вырвется из этого тормоза, он получает всемогущество.
Хотелось бы мне сказать, что лучшее средство вырваться есть любовь к другим, но, к несчастью, это было бы несправедливо. Всемогущество есть бессознательность, бессилие — память о себе. Спасаться от этой памяти о себе можно посредством любви к другим, посредством сна, пьянства, труда и т.д.; но вся жизнь людей проходит в искании этого забвения.
Отчего происходит сила ясновидящих, лунатиков, горячечных или людей, находящихся под влиянием страсти? Матерей, людей и животных, защищающих своих детей?
Отчего вы не в состоянии произнести правильно слова, ежели вы только будете думать о том, как бы его произнести правильно?
Отчего самое ужасное наказание, которое выдумали люди, есть — вечное заточение?
(Смерть как наказание выдумали не люди, они при этом слепое орудие провиденья.)
Заточение, в котором человек лишается всего, что может его заставить забыть себя, и остается с вечной памятью о себе.
И чем человек спасается от этой муки?
Он для паука, для дырки в стене хоть на секунду забывает себя.
Правда, что лучшее, самое сообразное с общечеловеческой жизнью спасенье от памяти о себе есть спасенье посредством любви к другим;
но не легко приобрести это счастье.
Странная грустная вещь — всегда несогласуемое противоречие во всех стремлениях человека, но жизнь как-то странно по-своему соединяет все эти стремления, и из всего этого выходит что-то такое неконченное, не то дурное, не то хорошее, грустное, жизненное. Всегда полезное противоположно прекрасному. Цивилизация исключает поэзию.

Из Дневника 1857 г