Русские о русских 4. Граф Л. Н. Толстой

Поль Читальский
(конспекты руссистики в субсерии Русские о русских)

В 1847 г русский граф Лев Ник. Толстой путешествовал по Швейцарии через 10 лет после гибели Пушкина. 
 
Бродя по альпийским лугам да по улочкам Монтрё (еще до того как там обосновался фестиваль джаз-мэнов и пр. муз обоз трубодуров и клавишестуков) русский граф из левитов Лев Толстой вдруг завыл да застонал:

«
Противна Россия. Просто ее не люблю. В России скверно, скверно, скверно…
«

Потом добавил уже в Ясной :
«
Приехав в Россию, я долго боролся с чувством отвращения к родине...
Я и прятаться не стану, я громко объявлю, что продаю имение, чтобы уехать из России, где нельзя знать минутой вперед, что меня, и сестру, и жену, и мать не скуют и не высекут, я уеду.

Огулом взять — мы христиане, но порознь взять — совсем другое.

Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать всему, что ему чуждо.

Сила правительства в России держится на невежестве народа, и оно знает это и потому всегда будет бороться против просвещения. Пора нам понять это.

Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает — напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шипованное сменит, пропьет, в молотилку шкворень пустит, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть все, что не по его. От этого и спустился весь уровень хозяйства.

То ж, что мы живем безумной, вполне безумной, сумасшедшей жизнью, это не слова, не сравнение, не преувеличение, а самое простое утверждение того, что есть.

Положение России ужасно. Но ужаснее всего не материальное положение, не застой промышленности, не земельное неустройство, не пролетариат, не финансовое расстройство. Ужасно то душевное, умственное расстройство, которое лежит в основе всех этих бедствий. Ужасно то, что большинство русских людей живет без какого бы то ни было нравственного или религиозного, одинакового для всех и общего всем закона… большинство людей, действующих теперь в России, под предлогом самых разноречивых соображений о том, в чем заключается благо общества, в сущности руководятся только своими эгоистическими побуждениями.

Патриотизм есть пережиток варварского времени… Не только нельзя сочувствовать могуществу своего отечества, но надо радоваться ослаблению его и содействовать этому.

...Стыдно желать увеличения могущества своего отечества; и так же как считается глупым и смешным теперь восхваление самого себя, так же бы считалось восхваление своего народа, как оно теперь производится в разных лживых отечественных историях, картинах, памятниках, учебниках, статьях, стихах, проповедях и глупых народных гимнах.

Но надо понимать, что до тех пор, пока мы будем восхвалять патриотизм и воспитывать его в молодых поколениях, у нас будут вооружения, губящие и физическую и духовную жизнь народов, будут и войны, ужасные, страшные войны, как те, к которым мы готовимся и в круг которых мы вводим теперь, развращая их своим патриотизмом...
«
***
Уточняем:
Лев Толстой "Путевые записки по Швейцарии". Дневник 1857 года
«Путевые записки по Швейцарии», в основном, состоят из картин природы и портретов встреченных аборигенов, коим начинающий 29-летний писатель не может найти ни одного положительного слова.
Несмотря на все эти странности восприятия, главные трудности с «пространством и временем» начинаются у Толстого после возвращения: дневники его и письма переполнены нескрываемой мизантропией и отвращением к родине.

Шестого августа он пишет:
«Противна Россия. Просто её не люблю…»
Восьмого, возвращаясь в Ясное, повторяет:
«Прелесть Ясная. Хорошо и грустно, но Россия противна, и чувствую, как эта грубая, лживая жизнь со всех сторон обступает меня..»

Более детально он описывает своё состояние в письме к А.А. Толстой от 18.08.1857 года:
«В России скверно, скверно, скверно. В Петербурге, в Москве все что-то кричат, негодуют, ожидают чего-то, а в глуши тоже происходит патриархальное варварство, воровство и беззаконие. Поверите ли, что, приехав в Россию, я долго боролся с чувством отвращения к родине и теперь только начинаю привыкать ко всем ужасам, которые составляют вечную обстановку нашей жизни… […]
В России жизнь постоянный, вечный труд и борьба со своими чувствами, благо, что есть спасение – мир моральный, мир искусства, поэзии и привязанностей…»

И уже не удивляешься тому, что на следующий день после написания этого письма, молодой ещё, в общем-то, человек, только-только вкусивший радостей творчества, прелестей литературной славы и ещё даже не женившийся на матери всех своих будущих детей (в дневнике лишь один раз пока что упоминалась матушка его будущей супружницы) формулирует в стиле эпиграфа к набоковскому «Дару»:

«Написал писулечку тётеньке, прибавил жалование старосте… Опять лень, тоска и грусть. Всё кажется вздор. Идеал недостижим, уж я погубил себя. Работа, маленькая репутация, деньги. К чему? Матерьяльное наслаждение тоже к чему? Скоро ночь вечная. Мне всё кажется, что я скоро умру…»