Рисковый опыт в открытом море

Алекс Лофиченко
ЖГУЧЕЕ ЖЕЛАНИЕ УВИДЕТЬ СОЧИ ЗА МОРСКИМ ГОРИЗОНТОМ.

Будучи студентом МГМИ, мне выдался случай быть в студенческом спортивном лагере, тогда находившимся в двух остановках на электричке к югу от г. Туапсе (почтовый адрес: «3-я Сочинская Щель»).

Накануне отъезда со мной приключилась досадная неприятность: во время спортивных упражнений, я сильно повредил кисть левой руки (в месте сгиба). После посещения поликлиники мою руку, от локтя до середины ладони заковали в гипс, это нежданное событие  поставило под большое сомнение мою предстоящую поездку в спортивный лагерь, и мне пришлось хитрить – в институт я стал ходить в рубашке с не закатанными рукавами.

В те летние времена в рубашках с короткими рукавами мало кто ходил (по причине их отсутствия в розничной торговле), большинство людей  просто закатывали рукава своих обыкновенных рубашек, кто выше локтя, кто ниже – кому как вздумается.   
До открытия спортивного лагеря было меньше недели, и наша небольшая кампания: две девушки  и двое парней решили провести это время непосредственно в курортном городе Сочи. 
Мы активно обследовали все интересные сочинские достопримечательности, но в день отъезда в  наш спортлагерь я не пошёл со всеми смотреть какой-то зарубежный фильм, а пошёл к морю, на берегу которого  обнаружил небольшую лодочную станцию. 
Стоимость проката лодок по тем ценам была совсем небольшой, и я решил воспользоваться этим случаем, чтобы с  лодки в море воочию увидеть выпуклость водной поверхности (в этом месте земного шара).
В качестве залога работник лодочной станции привычно потребовали какой -либо документ,  У меня с собой  был студенческий билет с фотографией. Немного подумав, он согласились взять его в качестве залога.  Получив пару вёсел, я направился с ними к своей лодке.

Для выполнения своего замысла  я сразу стал грести целенаправленно в сторону открытого моря. Надо тут сказать, что левая рука у меня была ещё в гипсе, но я умело её прятал в спущенном рукаве рубашки, чтобы лодочники вдруг не увидели мою загипсованную руку и не отказали бы мне в прокате их лодки.

Поначалу в процессе гребли эта рука мне не доставляла особых хлопот, и вот нос моей лодки пересёк ряд (как оказалось потом) запретных буйков, за которые имели право заплывать только местные рыбаки, потом я оказался уже и там где находились их редкие лодки.
Продолжая грести дальше в открытое море, я периодически смотрел в сторону Сочи. И вот когда его береговая полоса с пляжами и городские строения стали скрываться за выпуклостью водной поверхности, я с удовлетворением перестал грести и, передохнув, развернув нос своей лодки в сторону берега.   

Теперь у меня появилась неожиданная проблема в виде лёгкого встречного ветерка со стороны Сочи, который поначалу лишь незначительно затруднял мой обратный путь.
После целого часа обратной гребли, лёгкий ветерок превратился в довольно существенный ветер, который образовал на морской поверхности небольшие волны, из-за чего теперь приходилось погружать лопасти вёсел значительно глубже обычного в воду, иначе они просто сшибали с верхушек волн их пенистые гребешки. 

Этот же ветер, как только я прекращал грести, снова сносил меня обратно в открытое море, используя парусность вертикального положение моего тела.
Чтобы уменьшить эффект паруса, теперь я вынужден был грести вёслами в сильно наклонённом (ко дну лодки) состоянии.
Усиливающийся ветер со стороны гор  продолжал своё дело - сносить меня в открытое море, и теперь у меня не осталось ни малейшего времени на какой-нибудь отдых или передышку.

Ко всем этим бедам прибавилась появившаяся и всё усиливавшаяся боль в моей загипсованной левой руке (которая, как я считал, уже выздоровела).
От водяных брызг, сдуваемых ветром на меня с лопастей вёсел (в верхнем их положении) я стал совсем мокрым, гипс на моей руке стал постепенно размокать и в районе основания ладони совсем раскис. 

Я был в ужасном положении, начинало смеркаться и я, находясь в максимально согнутом состоянии, упрямо с ожесточением всё грёб и грёб, понимая, что иначе окажусь в открытом море  среди, куда больших волн, и с неизвестным для меня концом моей «Одиссеи».   
 
Ещё меня угнетала мысль о том, что я подвёл работников лодочной станции, которые теперь из-за меня не могут уйти к  себе домой. 
Положение усложнялось ещё тем, что всё морское побережье страны тогда являлось пограничной зоной, с периодическим появлением там пограничников, и которые вероятно тоже в курсе  моего такого долгого отсутствия.

Когда я пригрёб достаточно близко, то увидел стоящих на берегу неподвижные фигуры людей, смотрящих в мою сторону.
Самое удивительное было  то, что когда я причалил, то ожидал «крепких» слов в свой адрес, но, увидев меня всего мокрого, с прилипшей к телу рубашкой и после моего показа из мокрого левого рукава моей рубашки загипсованной  руки, на которую я «свалил» причину своего столь долгого плавания.

Из оставленного в качестве залога моего студенческого билета  они уже знали, что я студент из Москвы, и не стали особенно меня ругать, ведь всё обошлось без возможных неприятностей и для них самих. 

При встрече с друзьями, я похвастался перед ними, что в этот день увидел изгиб земного шара, в идеальном случае видный лишь в море.

Гипс на левой руке от морской воды раскис настолько, что попросту перестал выполнять свою основную фиксирующую функцию, и я, попросив у девушек ножницы, избавился от него, хотя кисть руки, после многочасовой  напряжённой гребле продолжала ныть, зато теперь можно было появиться в спортлагере,  не пряча загипсованную руку в рукаве рубашки

P/S  Безрассудность моего поступка была ещё в том, что я не умел плавать.