Всяк рождается всяким. Михайло, например, родился человеком, а по жизни стал лесорубом. Ловко он с топором управлялся, иной раз казалось, что не только толстенное дерево, но и гора любая пред ним упасть готова. О столь грозном таланте, само собой, слухи быстро расходятся – не только в родной деревне, но и в самом стольном Солнцеграде, любой знал, кого звать деревья валить, да скалы сокрушать.
Однако ж, не столь навык древоруба прославлен, чтобы Михайло известностью брата своего затмил. Того само рождение знаменитым сделало! Ведь родился он книгой…
Причудлива история как брат-книга на свет появился. Отец Михайло, во времена, когда ещё детей не зачинал, услыхал от соседей, что многое человек из книг узнать способен – какие дела в былые века творились, какие сейчас творятся, и как их на свой лад перевернуть можно. А кроме знаний бесценных, учёный муж и уважением обделён не будет, от низин деревенских до палат княжеских ему почёт.
Пару рукописей любознателю раздобыть удалось, выдающихся, как продавец утверждал, трудов! Купец, книжицы те сбывший, пояснил, что предметы эти расписные для чтения предназначены, но как это, читать, во всей деревне никто не ведал. Не умел отец братьев знания из книг извлекать, он же тоже лесорубом жизнь отбывал, и некому ему грамоту преподать было.
Долго батюшка братьев над фолиантами теми раздумывал – в руках крутил, в буквы всматривался, строчки ногтями скрёб, по лбу переплётом стучал, под подушку засовывал и за воротником носил – только не открывались тайны букв чающему. В конце концов, лизнул он одну из книжиц, а другую укусил… И дивные сны его посещать с тех пор начали! То, верно, учёности крупицы через рот всё ж попали. Дальше уж и раздумывать было не о чем! Жена утром кашу на стол ставит, а муж уже из книг страницы рвёт, и в еду замешивает. Суп обеденный, клочками приправленный, даже вкуснее оказывался, значимей. В чай, с сахарком, тоже можно было шматок забросить, да и просто страницу на хлеб положить, чем не способ знания обрести?
Когда одни переплёты кожаные остались, книгоед и их в кипятке вариться бросил, пока не размокли до съедобности. У мужа учёного, после той трапезы, утроба несколько дней болела, так что от недуга, и с лежанки не встать было. Оно и понятно, таинства книжные легко не даются, и ещё сложнее в теле удерживаются.
В родной деревне того лесоруба, с тех пор, все начитанным считали, хотя уважение дальше деревеньки как-то не ушло. Через год же, родила его супруга двойню – малыша крепкого, Михайло названным, и книжку крошечную, брата его. Подумали мать с отцом, что с дитятей рукописным делать, и, решив, будто то знаний избыток вышел, а не живой малютка, на полочку положили.
Минули годы, унесла болезнь и отца, и мать, остался подросший Михайло сироткой. Бедно ему жилось, продажей веточек лишь удавалось на хлеб заработать, покуда лесорубом не сделался. Но вот однажды, нашёл он на полке брата-книгу своего, изрядно подросшего. Поспрашивал соседей, узнал, что родню свою на руках держит, а не вещь какую!
Брат-книга на обложке, как и на страницах, слов не имел, но ежели раскрыть его было в любом месте, то слева у него слух оказывался, справа же, голос. Тем годом, в село толмач столичный переселился, суетой городской утомлённый. По доброте душевной, он Михайло грамоту освоить помог, научил как брата слышать, и как с ним говорить. Что напишут на левой странице брата-книги, то в момент исчезает, услышанное, а на правой странице строки проявляются, высказанные. Теперь уж лесоруб не в одиночку жизнь справлял, с братцем кровным, мудрым не по годам. К тому даже люди частенько захаживали, совета спросить или мнения узнать. Сами они, конечно, слова по бумаге выводить не всегда умельцы были, у лесоруба помощи испрашивали. Михайло гостям только рад был, чаем угощал, разговором развлекал, ведь не всегда сродник его к беседе готов, ему спать тоже порой хотелось.
Одним словом, жили братья не тужили, в дружбе и согласии. Но стал Михайло примечать, что как-то пригорюнился единокровный его… Страницами по вечерам шелестит печально, разговаривает без прежней живости… Напишет лесоруб на левом развороте слова приветственные, а они не исчезают долго, очевидно, брат-книга их за своими думами и не слышит. На правом развороте, меж слов обыкновенных, буквицы какие-то невнятные появляться начали, оттого, должно быть, что братец вздохами речь обременял.
Не сознавался печальный родич, чем тяготится, а потом внезапно речью разразился во всю страницу, - одиноко мне, братец. Вроде гости навещают, строками слух ласкают. Ты, брат мой любимый, у меня есть. И всё же тоскливо мне на аналое отлёживаться, за всю жизнь ни с одной книгой так и не повидавшись. А ведь люди, такие как ты, Михайло, даже семьи себе устраивают! Где же мне-то сыскать книгу-жену и семью свою обустроить?
Призадумался лесоруб, соседей поспрашивал… Все как один говорили, что если, где и искать книги, или ещё какие чудеса, то в стольном Солнцеграде, не иначе. По слухам, там у книжек целая обитель есть, палаты собственные, “библиотекой” называемые.
Взял Михайло братца своего под локоть, повесил нож на пояс, а топор за спину, и направился в город, под солнцем приютившийся. От утра до полудня шёл лесоруб, пока в дивный град не прибыл. Не случалось ему пока здесь бывать, сложно было средь улиц пути найти, но благо местный люд поговорить, да подсказать охочий был.
Добрались братья до большущей крепости, самим князем книгам пожалованной. Много их тут ютилось, столько, что Михайло тесноту ощутил, коей даже на улицах не чувствовал. Полки ввысь уходили, и в стороны, а меж ними столы, стулья и лесенки. Брат-книга и сам стушевался, помалкивал, потом чуть задрожал, высказыванием трепеща.
Присел лесоруб за столик, где и перышко, и чернильница имелась, раскрыл брата и к слуху его пером обратился.
-Спасибо, Михайло, что привёл меня к сородичам. Правда, они стеснительные какие-то, ты бы оставил меня тут, а сам прогулялся немножко. Только нож свой охотничий мне оставь, мало ли что.
Так и сделал лесоруб, и пошёл гулять среди полок книжных. Известно ему было, что местные тома к знакомству с людьми не склонны. Они уже раз сказали на свои страницы, что хотели, и что от летописцев слышали. Всё ж Михайло брал их на руки осторожно, открывал, почитывал, интересные новости узнавал. И вдруг увидал он среди полок девицу, из рода людского, красы необыкновенной! Лишь мельком взгляд её поймал, и словно в дивном лесу очутился, где каждое дерево приласкать хочется, а не топором калечить.
Девица книжку тонкую на руках держала, думала о чём-то, потом брала перышко из-за уха, макала в чернильницу на поясе, и к страницам обращалась. Всё в ней лесоруба восхитило, и светлый сарафан, и коса витая до пояса спадавшая, но пойманный в первый миг взгляд, всего ценнее представился.
Неудобно было Михайло в её беседу с книжицей вторгаться, но он всё ж решился. Звали красавицу Настасья, и была она дочерью и помощницей библиотекаря, того кто книги расставляет да к порядку приводит. Так хорошо разговор у них пошёл, что Михайло всё ей поведал, и о брате своём, и зачем они в Солнцеград прибыли.
Покачала головой Настасья, сказала, что не туда идти им следовало. Приходилось девице некогда одну книгу читать, где сказывалось, что есть в лесу особая библиотека, волшебная. В ней такие же книги живут, как брат лесоруба, людям родственные. Жаль, на страницах, где о том поведано было, не указывалось как то место чудесное найти.
Подумалось Михайло, что с братцем ему посоветоваться надобно. К нему ведь столько гостей ходило, может, кто и слыхивал о чудесах леса.
Брат-книга, опечаленный, так на столике и полёживал. Не захотели местные рукописи с ним знакомиться, даже взглядом не одарили – то ли из-за того, что он с людьми якшается, то ли потому, что даже имени на обложке не имеет. Однако, как узнал братец о приюте себе подобных, так сразу оживился.
-Знаю, - говорит, - кого спросить нам надо. Ты как-то с собой в лес меня брал, и пока топором орудовал, я с третьим шёпотом познакомился. Тот всюду бывал, всякую чащу облазил, вдруг знает о библиотеке заветной.
Собрались братья в путь, и Настасья с ними захотела. Для неё мечтой было чудесные вещи не только прочитывать и воображением прощупывать, но и в жизни встречать. Так втроём они из города и вышли, прямиком в лес направившись.
День уже к вечеру клонился, дичать начала природа вокруг, темнотой ночи наполняться. Напирали на путников ветки корявые, преграждали путь корни толстенные, а куда идти, никто и догадок не имел. По разумению брата-книги, им заблудиться следовало, чтобы шёпоты лесные привлечь. Они и заявились вскоре - налетели баловни шипящие, и давай в уши небыль напускать. То были первые два шёпота, шутники и балагуры, от которых благого не ждут. Отмахнулся от них Михайло, и остальные путники в их игру не вовлеклись, вот те с досады и отстали. Только тогда послышался третий шепот, едва уловимый шепоток – поприветствовал брата-книгу, осведомился, что они ищут. Михайло вслух и рассказал, как их в дремучие чертоги занесло и чего здесь нужно.
Недолго думал шепоток, со всякой травинкой как-никак знался. Принялся нашёптывать лесорубу направление, людскими ориентирами не измеренное. Всего-то и час ушёл, чтобы добраться до деревянной усадьбы, книгами обжитой. На том шепоток с путниками распрощался, ему к другим блуждающим спешить пора было.
Размерами, библиотека лесная, уступала городской, скорее на жилище купца зажиточного походила. Из окошек, в вечернюю мглу, слабый свет исходил, от свечей как будто бы, а перед входом груда неясная свалена. Приблизились к ней путники и видят, что это книги потрёпанные, кучей теснятся, словно выброшены.
Поднял Михайло одну из неприкаянных, открыл, и видит – пишутся на правом развороте буквы строками, но в слова не складываются. Подобрал другую, но и она оказалась косноязычна. Тут уж Настасья сообразила, взяла книгу из кучи, пером по левому развороту к ней обратилась, и сказала, - это стонут они, бедняжки.
Выяснила девица, что случилась в местной библиотеке такая история… Жили себе в ней преспокойно и мирно книги-люди. Меж собой у них свой слух и голос имелся, и к письму по бумаге им обращаться было незачем. Но беда нагрянула внезапно, неделю назад - заявились в библиотеку злыдни, книги незваные. Столь велика в них злоба была, что аж в движение их приводила. Ничего им не стоило в толпу собраться, переплётами добрые книги поколотить, и за порог вытолкать. Вот теперь они при входе в дом свой и лежат избитые, и ничего поделать не могут. В родное жилище хода нет, от непогоды, насекомых и зубов звериных, защиты тоже не придумаешь. Уж и погибать умыслили бедные, потому и стенают у порожка библиотечного.
Возглавлял же лиходейские книжки фолиант особый – в два раза больше прочих книг; на боковом обрезе клыки ядом сочащиеся, с языком змеиным; на обложке, в самом центре, глаз кровью налитый. Говорит он на людском наречье, боками хлопая, но и книгам, притом, его ядовитый слог понятен. Как заявился негодяй со своими злыднями, повелел всех прогнать, и только одну книжку, с нежными и тонкими чертами переплёта, стребовал оставить. “Очарованная царевна”, по обложке её звали, приглянулась она злодею, и задумал он её на свой лад переписать, и служанкой себе сделать.
Брат-книга как узнал о злоключениях сородичей, так и встрепенулся. Открыл его Михайло, а там уж весь правый разворот воззваньями и яростью исписан. Что же, лесоруб с Настасьей и сами обиженным помочь желали, очень уж трогательна их история была.
Взял Михайло топор в правую руку, для внушительности, и вошли все трое в чудную библиотеку. Совсем невелико оказалось обиталище книжное, всего-то одна горница, полками и столами уставленная. Повсюду свечи огнём трепещут, и приметны в их слабом свете недобрые обложки книг злокозненных.
-Кто такие?! – желчным голосом гаркнул вожак притеснителей. Он ещё и к полёту, как выяснилось, был способный. Взлетел над столами, глаз красный выпучил, ядом на пол капнул, и рявкнул, - Вон пошли гости незваные, или кожа ваша новой обложкой мне станет!
И тотчас злые книжки из всех углов повыскакивали, и принялись бросаться на гостей. Михайло спутницу загородил, и весь удар своры злобной на себя принял. Больно изуверские тома дрались, с наскока корешком, уголком или тиснением железным до синяков ушибали. Всё ж лесоруб их рубить не хотел, в основном топорищем, локтями и коленками отбивался. Но скоро, не иначе, как до смерти супостаты его побить могли. Один из врагов прямо в нос Михайло бросился, тот от него тупым концом топора еле успел отмахнуться. И вот чудо! От такого удара злыдень ростком мелким на пол упал, зачатком деревца. Тут уж лесоруб не сплоховал, и как начал обухом нападавших разить, одного за другим, пока они все саженцами на пол не полегли.
Осталась глазастая книга без прихвостней, озлилась пуще прежнего, зашипела, клыки оскалила, и бросилась сама на лесоруба. Трудно с ней совладать было, ей ни обух, ни лезвие даже царапины не причиняли, а зубы её у самых рук Михайло клацали, того и гляди отгрызут. Улучив момент, лесоруб брата-книгу Настасье перебросил, которая позади укрывалась. Теперь-то, левую руку освободив, он нож охотничий выхватил, и прям в глаз жуткой книге вогнал. Да только мерзость эта лишь веком моргнула, и орудие пополам переломило, урону никакого не потерпев. Разве что ещё более алой злобой око накалилось, вконец взъярилось. Метнулась вражья книга прямиком на Михайло, он только и успел топорище ей поперёк пасти вставить, остановить. Но мало сил уже у лесоруба оставалось, того и гляди выпадет топор из ослабевших рук, и жуть поганая всё лицо ему изгрызёт…
Вдруг вышла из тени Настасья, воздела брата-книгу, и ударила корешком его точно по глазу чудища. В единый миг отлетела прочь злая книга, ещё в полете в старикашку костлявого превратившись. Упал он на пол, за глаз схватился, ругнулся визгливо, чёрной курицей оборотился и в окно выпрыгнул, клювом его разбив.
Как брат-книга колдуна того сразил, Михайло лишь позже узнал. Настасья с ним разговор торопливый вела, пока лесоруб топором от нечисти отбивался. Понял братец, что не поможет он в битве, не сразит злодея острозубого, пока остаётся книгой безымянной. Вот и воззвал он к дщери библиотекаря, попросил имя ему дать скорее. Выхватила Настасья перо и начертала на обложке брата-книги “Вестник правды”, а затем всю мощь заглавия этого прям в око чудищу направила, в подлинное обличье его повергнув.
Так была отбита у злодейских книжек волшебная библиотека. “Очарованная царевна” в сундуке запертом нашлась, хоть и истязал её пленом колдун, но переписать не сумел. Восхитилась она героизмом “Вестника правды”, а он изяществом и красотой страниц её. Вмиг родилась у них одна мечта на двоих, всю жизнь на одной полке или столе быть неразлучными.
Возвратились книги-люди в свою библиотеку, спасённые и благодарные. Саженцы, те что от злыдней остались, лесоруб в лесу посадил – может прорастут они заново, чем-то менее злым, и куда более добрым.
С тех пор поселились Настасья с Михайло в Солнцеграде, близ библиотеки, а “Вестник правды” и “Очарованная царевна” в ней самой. Оставил лесоруб ремесло былое, став книгам помощником, а дочери библиотекаря верным супругом. И брат-книга со своей избранницей среди полок обжились, часто его искатели правды навещают. Каждому из них он слухом внемлет, и любой ответ излагает без всякого лукавства.
Так что не сомневайтесь в этой истории, ведь им она и рассказана.