Не мог по-другому
Юрий Дмитриевич проснулся рано, но не потому что выспался, а потому, что закашлялся, аритмия. Пошёл на кухню, выпил бисопролол. Взглянул в окно. Опять метель.
В свои семьдесят девять лет он выглядел намного моложе своего возраста, как ему говорили женщины, с которыми ему доводилось общаться или в магазинах, или в поликлинике, или на почте.
Но волосы на голове были седы, как та метель, которая плела кружева за окном. Преследовали болезни. Они выстроились в очередь, и, если одна немного успокаивалась и уходила, вставала в строй другая.
Юрий Дмитриевич поставил чайник на плиту. Да и надо было приготовить что-то на завтрак. Открыл холодильник. Одно яйцо, молока нет. На столе высохший кусок батона в полиэтиленовом пакете, который он вчера оставил открытым.
Кот у его ног замяукал. Миска у него была пустая. Юрий Дмитриевич положил в миску корма. Кот поел, замурлыкал, прыгнул на диван и уснул.
Ближе к обеду на улице заурчал трактор. Значит дорожки будут расчищены от снега.
Жил Юрий Дмитриевич один. Жена умерла пять лет тому назад. Поникла, как цветочек по осени и слегла. Вызывал скорую, врачей. Ей предлагали обследование, но она отказалась, говорила, что хочет умереть в своей постели. Медсестра приходила, взяла кровь из вены. Он ходил за результатом анализа, записался на приём к врачу, долго ждал очереди. Врач сказала, что анемия и нужно ложиться в больницу, там бы сделали УЗИ желудка и остальные обследования. А так трудно чего сказать. Но, если она подписала отказ, то что они могут сделать.
Ему не хотелось об этом вспоминать.
Раньше, когда Таня была жива, они вместе принимали таблетки от давления бисопролол и амприлан.
Но как Таня умерла, Юрий Дмитриевич забывал о таблетках и часто, особенно по ночам, у него сердце билось неритмично, он вставал и пил бисопролол.
Дни он проводил однообразно, телевизор смотрел редко, иногда только фильмы на канале «Культура». Новости и всяческие ток-шоу, которые там показывали, его раздражали. У него от них поднималось давление. По утрам иногда слушал радио, а чаще читал книги, купленные когда-то детьми и непрочитанные им ещё, или перечитывал любимые.
Когда же его взгляд останавливался на какой-то Таниной вещи, то ли на вазочке с искусственными цветами, подаренной им ей на восьмое марта, то ли на её любимой чашке, то в такие дни он не мог больше ни о чём думать. Ложился на диван и до самого вечера смотрел в потолок. Вспоминал счастливые дни, прожитые вместе, отгоняя те дни, в которых они иногда ругались. Эти воспоминания навевали такую нестерпимую боль, непрекращающуюся целый день. И только, когда кот прыгал к нему на диван, ластился и мурлыкал, он начинал гладить его и немного забывался. Вставал, ставил чайник на плиту и что-нибудь готовил. Есть, правда, он хотел редко, но желудок начинал ныть, подавая знак.
Дети говорили, что нужно выкинуть все мамины вещи, но он никак не мог этого сделать.
Они с Таней воспитали двоих детей, сына и дочь. Сын, как только закончил институт, женился, и они с женой уехали в Петербург. Дочь тоже закончила университет, уехала в Москву и там вышла замуж за итальянца. Потом они уехали в Италию.
Болезни, после смерти жены, ещё больше доставали Юрия Дмитриевича, болели ноги. Он сходил один раз в поликлинику. Талончик ждал больше месяца. Терапевт ему сказала, что возможно артрит, нужно идти к ревматологу, сдать анализы. Ревматолога в поликлинике не было, и он не стал больше думать об этом. Колени побаливали, чаще в дождь и метель. Вот и сегодня тоже ныли, но нужно было идти в магазин.
Оделся, взял сумку и клюшечку, спустился с пятого этажа. Спускаться-то было ещё нормально, а вот подъём давался нелегко. Коленки плохо сгибались, да ещё одышка мучила. Приходилось останавливаться на площадках и отдыхать.
Вышел из подъезда. Дорожки почистили, но не везде. Во дворе были протоптанные прохожими тропинки, а снег всё шёл большими хлопьями и дул ветер, залезая вместе со снежными хлопьями за ворот.
При входе в магазин пришлось долго отряхиваться. Когда вышел из магазина было уже сумрачно, а снежинки с ветром танцевали прежние танцы.
Юрий Дмитриевич постоянно проваливался в ямки, проделанные ступнями предыдущих прохожих, вставляя в них ноги и с трудом их вынимая. Он очень устал. К тому же дорога была плохо видна, а на глаза налипали снежинки.
Но вдруг, метров за пятьдесят от дома, сквозь проседь метели он различил очертания людей. Вроде их было трое. Эти трое что-то просили у пожилого мужчины, насколько он мог разглядеть. Молниеносно в его памяти возникла картина, которая глубоко была спрятана, но иногда всплывала, и его подтравливало чувство чего-то незаконченного.
Он вспомнил подростка, к которому вот также приставали трое парней, а он ещё мальчишка, может шестнадцать ему было, шёл откуда-то. И что интересно, тоже была зима, и беспрерывно шёл снег. Тогда, увидев это, он испугался и перешёл через дорогу на противоположный тротуар. Потом, не оглядываясь, вошёл в свой подъезд.
«Нет! Это надо остановить!» - и он стал побыстрее пробираться по тропинке, помогая себе клюшкой.
- Что вы тут устроили? Отстаньте от мужчины, - запыхавшись сказал Юрий Дмитриевич.
Но один из них уже занёс руку над головой старика и ударил. Тот упал в снег.
- Ты чего, дед? Жить надоело? – спросил с насмешкой один из парней.
- Ха! Он тоже в морду хочет. На, получай! Давно, видно, ждал, - сказал другой и ударил Юрия Дмитриевича по лицу.
Юрий Дмитриевич покачнулся, но не упал, только шапка слетела с головы в снег, сумка и клюшка выпали из рук.
Но тут подбежали две женщины и начали кричать, звать на помощь.
Женщин парни испугались. Наверное, напугались их криков, и они подумали, что сбежится народ. Парни убежали. Старик пришёл в себя, женщины помогли ему подняться. Юрий Дмитриевич, не поднимая упавших вещей, стал пробираться по тропинке к своему подъезду. Глаза его застилал снег, в груди гудело.