День уже клонился к вечеру. Дед Гриша занимался домашними делами. Наводил порядок в доме, протапливал печку и сушил постель, и вспоминал.
Наша жизнь в этом доме не была легкой, но они ее прожили вместе, эту жизнь и
счастливо. Здесь родились его дети. Он никогда не брал отпуск, по случаю родов Настюши. Он просто просил его мать, пока она была жива, помочь и пожить здесь, пока его не было дома, а Настюши, приходило время родов. Он не помнил, многого из того, что должен бы помнить отец, хороший отец. Это были отрывочные воспоминания. Когда он возвращался с плаванья, дети подрастали и менялись. Он играл с ними, водил в школу, учил с ними уроки, баловал, а потом снова наступала весна и они приходили на пирс его проводить. Самоходка отваливала, а его Настюша и трое его детей махали ему до того момента, пока самоходка не скроется за поворотом протоки и не выйдет в Волгу. А потом, были письма, телеграммы и редкие звонки...
- Кстати, а где письма? Я ведь так их и не нашел? Не думаю, что Настюша их уничтожила - вслух проговорил дед Гриша.
Он пошел, разыскал лестницу, принес ее, приставил к стене и полез на чердак. Он решил обследовать чердак. Он там не был давно, а если честно сказать и в обще никогда туда не поднимался, если только не было протечки крыши.
- Ну, и где же здесь может быть Настюшин тайничок?
Дед Гриша, влез на чердак и в удивлении,от увиденного, остановился. На чердаке было много мешков и мешочков, старых вещей и коробок. Он стал их рассматривать и вынимать их содержимое. В одном были детские вещи, вернее младенческие. Они были постираны, выглажены и аккуратно сложены. В другом - вещи уже подростков и школьная форма детей. А в следующих мешках и коробках - вещи Настюши и его самого, книги, старые газеты и журналы, детские игрушки - вообщем вещи - свидетели их жизни в этом доме, с верандою на закат.
-Да, прошла целая эпоха и жизнь, а я и не заметил, но и, где же ее тайник? - спросил сам себя дед Гриша.
И вдруг он увидел, за застрехой, маленькое зеркальце, и какую - то коробочку, в цветной выцветшей бумаге. Дед Гриша, подошел, взял эту коробочку и зеркальце Сердце его защемило, дыхание сбилось, показалось, что ему воздуха здесь не хватает... Он присел на балку и опустил руки. Содержимое коробочки посыпалось, на пол. Ветхая бумага от старости рассыпалась в его руках.
- Ну, вот и наверно мой черед пришел - подумал дед Гриша собирая упавшие письма, детские бирки новорождённых, справки, открытки, телеграммы.
А также там было несколько фото, тех фото, которые Настюша сделала, когда была молодой, и еще не была замужем за дедом Гришей. Дед Гриша собрал все это богатство в мешочек, найденный там же и стал спускаться.
Выйдя на свежий воздух, он увидел, что солнце уже садится в плавни. Он разжег печку, налил полный чайник водой, повесил его на вешало, приготовил решетку с рыбой и стал ждать, когда прогорят дрова, образуются угли и можно будет на углях пожарить рыбу. На веранде стояло два старых кресла, и маленький столик между ними. Кресла были поставлены так, чтобы человек сидящий в них, мог любоваться закатов и греться в последних лучах заходящего солнца.
Дед Гриша, сел в одно из кресел. Разложил на столе принесенные письма и другие бумаги и посмотрел на закат. Солнце бликовало. Камыши раскачивал ветер. Был чудесный вид. Солнце было еще высоковато и его лучи блуждали по веранде, по столу и креслу напротив. И вдруг, как наяву, дед Гриша увидел ее, его любимую Настюшу, как будь то бы она сидела напротив, в кресле. Она всегда, так делала, стараясь успеть сделать все дела, до заката. Принять душ, надеть легкое платье и сесть в это кресло, чтобы любоваться закатом и погреть усталые босые свои ножки на еще теплом, заходящем солнышке.И друг как из тумана, дед Гриша, увидел Настюшу сидящую напротив.
Тогда, Настюша только родила, последнего, третьего ребенка и кормила грудью. Она для кормления надевала специальную белую, батистовую сорочку, отороченную кружевами вдоль глубокого выреза, удобного для того, чтобы можно было кормить младенца. Тогда она, спала мало, очень уставала, и часто покормив младенца, укрывшись одеялом выходила на веранду, немного посидеть, отдохнуть и полюбоваться закатом.
+ Я сидел напротив, читал газету и вдруг увидел, как моя Настюша, запрокинув на спинку кресла голову спит. Одеяло откинулось. Вырез разошелся. На сорочке расплывалось пятнышко, капелька выступившего молока, и в прорезь была видна ее налитая молоком, нежная грудь. Сорочка на коленях слегка задралась, ноги она протянула и развела свободно. отдаваясь теплому солнышку. Последние солнечные лучи блуждали сначала по веранде, потом по распущенным волосам Настюши, а потом, когда солнце уже почти скрылось в плавнях, спустились ниже, и я, с замиранием сердца и дыхания, и с невероятным вожделением наблюдал, как солнечные лучики, на ветру меняя свою траекторию, и волнуясь, вместе со мной освещали розовым светом ее бедра, голые колени и часть оголенного бедра, устремляясь в самое нежное и потаенное от мира, и столь желанное для меня, ее местечко. Я замер. все мое естество, все мои желания, все устремились в тот момент были к ней, моей любимой Настюше, но я мог только позволить себе, в тот момент, любоваться ею, и радоваться и благодарить Бога за это.
Дрова в печке прогорели. Чайник кипел. Дед Гриша встал и поставил решетку с рыбой на угли и посмотрел на закат.
Поэтический диалог( от мужского лица)
Ты придумай мне имя ласковое,
Обними прошепчи в ответ,
И заря пусть, и что- то главное,
Без тебя, мне ведь жизни нет...(Н)
*****************
Моя милая, нежная славная,
Ты тростиночка на ветру,
Для меня, для шального, главная,
Что имею, не упущу.
Моя радость в ненастье, солнышко,
Ты, как зорюшка по утру,
Я мечтаю вот, так вот, скоренько,
Постучаться к тебе, приду.
Прошепчу я слова все нежные,
Обниму и закрою дверь,
Ты забудешь обиды снежные,
Ты прости, еще раз, поверь.
Ты любимая, моя ласточка,
Ты встречай меня у ворот,
Знаю я, что судьбина - ленточка,
Вновь тропинку твою найдет.
Побежит, поторопит алая,
Поспешу я по ней к тебе,
Ты ж дождись меня, моя славная,
Я приду к тебе, на заре.
© Copyright: Ольга Верещагина, 2018
Свидетельство о публикации №118120306431
-