58 глава. Кошачий бог
Кошачий бог явно помогал Академику, видя, что люди не научились молиться своему Богу, хотя серебряный колоколец по соседству в «княжестве» собирал множество глупцов, потакая деспотизму тринадцатого клона.
Почти никого не осталось в тысячелетнем прайде. Как старые солдаты, кошки принимали на себя атаки новых инфекций. Молниеносный тиф за неделю скосил стерилизованных питомцев-старожилов. Умирали страшно, вода поднималась в легкие, смешиваясь с кровью, шла и горлом, и носом, а сердце отчаянно билось, и мозг еще работал, глаза всё еще верили, что сейчас всё пройдет, ведь руки хозяйки держали головушки, и на миг приходило облегчение перед вспыхнувшей радугой.
Только Пашкина сиротка Масяня кровила, как при обычном брюшном тифе, показав, что есть несколько форм вируса. Она продержалась более двух месяцев только на воде и лекарствах. Последнюю ночь она спала под наркотиками и даже полакала питание из блюдца, благодарно лизнула руку, обнадежив, что кризис миновал, но поутру началась агония. Адские судороги и крики умирающей длились три часа с половиной. Волосы у всех медиков стояли дыбом. Самое удивительное, что ангорская Удача и полосатая Марусёнка, будучи в контакте, не заболели. Реальные, хорошо обоснованные феномены естественного иммунитета. Вакцина была создана.
Кошачий бог, конечно, помог Академику разобраться, но взамен забрал у него Ваську, а вскоре у мужа Ненаглядной – Зайку. На душераздирающие крики реагировала новая «сетка» утилизаторов, людям оказывали помощь. Разумеется, что контакта между Васькой и Зайкой не было, а у всех жертв симптоматика, как под копирку. По всем показаниям заматеревший и отъевшийся Котя на карантине был здоров, а через три месяца его так же, как Зайку, мучительно скрутил вирус за одни сутки.
С почерневшими лицами поседевшие мужчины не могли без содрогания души говорить о том, что сделано было всё возможное и невозможное. Но котейкам даже наркотики не давали ощутимого облегчения. Физическая боль близких оседает в сердце любящих, следовательно, передается, как и психические заболевания, именно через воображение, мозг, неизвестные импульсы. Отрицают это по неимению личного опыта.
Когда Ненаглядную навещали, она чувствовала, о чём думают близкие, провожая ее движения долгим взглядом. Она тоже очень беспокоились о психических отклонениях после стресса. И они познали ужас уходящих хрупких душ. Нет, ей не нужны развлекательные новшества в сети, хватало медальона для срочной связи. Она спокойно общалась с единомысленниками – слушателями практического курса. Принимая новый окот, она подсознательно ждала, что, сняв послед, увидит белые брызги на розовых лапках, забыв о том, что только к месяцу проявляется окрас у сиамцев. Родятся-то все беленькими...
У окотившихся дикушек не возникало желания притащить котят в постель, чтобы хозяйка похвалила, да и размещались они в отдельном блоке. Правда, некоторые рьяные мамаши норовили стащить пищащего малыша в свой прозрачный домик, пока первородящая кошка уходила прогуляться во двор. Это вызывало умиление, и игривая возня в манеже дарила радость ничуть не меньшую, чем прежде, но залатать пустоту в сердце они не умели. Не было царь-кошки, чтобы научить новое поколение любви к хозяйке...
Миляуси переносила новые болезни в вялотекущей форме, поэтому медики зевнули последний паратиф DF71, занимаясь острой формой, словно на стремительном конвейере смерти. Четыре курса поддерживающих капельниц окончательно загубили вены. Лысое брюхо и лапки просили пощады.
– Надо отпустить ее. Уже ничего не усваивается, всё выливается, и памперсы даже ацетоном не пахнут, а витаминами, – резюмировал кошачий доктор.
Хозяйка отвернулась, закутала и прижала к сердцу верную подругу, в ответ она лизнула ее в щеку и задремала. Кошачья мамка проснулась под утро на мокрой подушке, организм Миляуси сбрасывал лишнюю жидкость, она муркнула тихо. Ненаглядная потянулась к ней, расцеловала лобик, ушки, умоляя не бросать ее. Царь-кошка вылизала ей висок и мирно положила усталую голову в ладошку неразумной «дочки».
Годы текли, как обычно, нагружая насущными делами. Она аккуратно нарезала мясо для вечерней кормежки. По камере слежения она видела, что Нора обучила Акелу, Щенка и подросших волчат обегать большой периметр питомника за стенами Академгородка, нести службу, зачастую принося добычу от фермеров. Своих же цыплят в манеже они не трогали и зелень в огородике не вытаптывали. Подворье и дом охранял теперь Черныш, а мудрая старая овчарка Нора свою хозяйку.
Вечером она валилась от усталости, но едва повернувшись на бок, смежив веки, вновь и вновь видела обожающие голубые глаза смеющейся Зоси. Хотелось сказать ей привычно: «Бонжур, принцесс!» – но язык немел, не позволяя повторить прежние шуточки. Мозг судорожно искал добрые слова, иные прозвища молодняку. Пережить гибель любимых невозможно, они навсегда поселяются щемящей болью в сердце. Светлая память окликает добычей, оставленной на пороге, радует серым хвостиком, обвившим передние лапки, схожестью поведения питомцев, напоминающих об ушедших на радугу, но верных до конца.
Но муж категорически отказывался завести себе в утешение котенка, честно признаваясь, что не готов преодолеть страх возможной утраты, работать легче руками, головой… Наверно, поэтому никто не шел к нему, лишь Марусёнка с разбега бодала его в челюсть, сшибала очки, обругав, лягала задними лапами в живот, срываясь наводить порядок. По молодости она претендовала на лидерство, задиралась с Миляусей, а ныне, как старшая в прайде, по возрасту (не по уму), занимала хозяйскую подушку и ревниво раздавала тумаки тем, кто пытался пристроиться рядом. Сиамцы невозмутимо крутились, утаптывая себе другое место для лежки на мягкой постели. Кошка Удача считала, что она вне конкурса и обожала уединение на высоких позициях. Иерархия всё еще выстраивалась.
Черныш начинал поскуливать, тревожа кошек, Нора настороженно поднимала голову.
– Мамка дома, мамка с вами, мамка очень любит всех зайчаток, мамка никогда не бросит вас, – повторяла Ненаглядная, засыпая.
Незаметно шел 3027 год по новому стилю, в прежнем летоисчислении 2886 год, и сто девяносто седьмой день латентного периода от последней вспышки.
Каждое пробуждение – уже праздник!