Дед Гриша сидел и пил чай нв веранде и вспоминал.
- А, знаешь, Настюша, как я тебя однажды обидел. Я до сих пор это помню. Случилось это, тогда, когда ты мне сказала, что если я не брошу ходить на самоходках и по полгода не бывать дома, то ты уйдешь и заберешь с собой детей. Я тогда был молодой и горячий, поэтому и ответил тебе резко, ответил что мне все равно, что ты говоришь не подумав, что ты можешь поступать, как хочешь... Как же я был не прав. Это я сейчас понимаю, какое трудное было наше счастье. Здесь, в нашем доме. В нашем доме никогда не было ни воды, ни других удобств. Как ты, могла здесь, в плавнях, по полгода, жить одна с нашими детьми, в ожидании меня. Я этого не знал, потому, что я занимался своим любимым делом, я был просто матросом, даже не моряком, а матросом влюбленным в реку и море, в судьбу бродяги, которого всегда ждет любимая женщина, в доме с верандой на закат. Я не понимал, как трудно быть матерью и хозяйкой, как тяжелы одинокие ночи, в нашем доме, в холодные и темные осенние ночи, но я помнил ту радость и счастье в твоих глазах, когда я - бродяга, приезжал домой. Я помню все наши счастливые мгновенья, все наши закаты и нежные объятья на рассвете, как я тогда отпустил тебя, не знаю. Никогда себе не прощу. Ты уехала к родственникам, в Михайловку, и не разрешала к тебе приехать. И вот, наступил тот день, когда закончилась осень, пришла зима, и я приехал домой, но я не увидел, ни счастливых твоих глаз, ни дымка от нашей печки, и света в окнах нашего дома, и я не смог, просто не смог, любоваться нашим закатом, сидя на нашей веранде. Я уехал, закрыв наш дом на замок, а свое сердце я успокоил водкой. Но Каждый раз, когда я трезвел, после очередной пьянки, я возвращался домой, но там тебя не было. И вот однажды, меня вызвали в отдел кадров и сказали, что меня списали на берег, что если я не возьмусь за ум и не брошу пить, то и с работы меня уволят. Ты, даже не представляешь, почему я так пил? Я пил, потому, я просто не мог без тебя и наших детей жить и без реки тоже.Ты никогда не спрашивала, а я не говорил, а я - просто умирал без тебя и моих детей. Я не мог жить и не мог дышать этим воздухом, без тебя. Милая, любимая, моя Настюша, ты как почувствовала, что я погибаю, от своей глупости, от своего невозможно гордого характера и несгибаемой воли. Я - глупый человек, я смог обидеть свою любовь. И вот однажды, Бог, наверно так решил, напившись я решил пойти в наш дом. Я понимал, всю глупость и всю безмерную свою беспечность, увлекшись романтикой, забыть о то, что детям и моей любимой женщине, тоже необходим уютный и теплый жом, дом к котором было бы тепло и легко жить, а не это глиняный сарай с верандой на закат. Я хотел его снести и начать все с начала... Но, когда я пришел, то я увидел, что в нашей печке горит огнь, в окнах нашей спальне горит свет... Я тихонько подошел под окно и увидел, как ты, моя любовь, разбираешь вещи и складываешь их в шкаф. Я плакал, как мальчишка, которого выпороли, за проделку, я плакал и понимал, что виноват, очень сильно виноват... Потом я видел, как ты вышла и сняла с вешала, наш чайник, и как загорелся свет в нашей имитированной душевой, как ты разделась и смывала дорожную пыль. Мне хотелось ворваться туда, к тебе, но я не смог... Я струсил, я боялся, что опять случится что - то, такое, и мы тогда окончательно потеряем ту хрупкую связующую нить, которая называется нашей любовью. Потом ты выключила свет и легла спать, а я, сел на ступенях нашей веранды, не в силах постучаться к тебе в дверь, чтобы войти и попросить прощения. А утром, ты выйдя из дома, увидела,как я спал под твоей дверью.
- Ну, чего ты тут разлегся? Тебя, что домой не пустили? Кто мог это сделать? Это же наш дом, дом который мы строили вместе... - сказала ты и пошла разжигать печку, чтобы согреть воды к чаю.
- Я, просто побоялся вас разбудить... Настюша, прости ты меня... - прошептал я, поднимаясь с пола.
- Да, ладно... Я тоже не могу жить там, на суше, без этих трудностей, без ожидания, и без наших вечеров, здесь в нашем доме, с верандой на закат.
ПРодолжение следует...