На бульваре Лепсе...

Александр Алексеенко 2
        Я еду в Киев! Мне семнадцать лет, в августе я поступил в киевский институт инженеров гражданской авиации и к первому сентября должен прибыть к месту учебы.

        «Прибыть к месту учебы...» Фраза звучит по-армейски дежурно, канцелярски и неэмоционально. Скучно, девушки... А я так мечтал учиться в Киеве!..

        Спроси меня кто-нибудь в те дни,  – почему именно в Киеве? – я, пожалуй, не смог бы ответить взвешенно, обоснованно и полно. Вдобавок, и честно. Какие-то эмоции, конечно, выразил бы, но всей своей души – почему и отчего – не открыл бы. Определенно мог сказать только одно: дальнейшую учебу в Ашхабаде я воспринимал, как страшный сон...
        Единственным искренним ответом на любые подобные вопросы был такой: нужно стремиться к учебе в городах с большой историей, где есть авторитетные научные кадры, и, что еще более важно, ехать в признанные культурные центры. Зная мой уровень школьной подготовки, мне могли бы задать вопрос:

        «Отчего тогда в твой список таких городов не попали Москва или Ленинград?»

        А вот даже не екнуло почему-то. Меня тянуло в Киев...

        И, наконец, это свершилось – я держу в руках билет на самолет. Вылет тридцатого августа, рейс 5241, Ашхабад – Киев, цена сорок семь рублей... Рейс будет выполняться на самолете Ил-18 Туркменского управления гражданской авиации.

        Закрутилась кутерьма по подготовке к отъезду из отчего дома. Срок, на который должен убыть новоиспеченный студент, как для первого раза, немалый – появиться дома снова я мог только при условии успешной сдачи первой сессии, а это случилось бы только в феврале будущего года. Но так далеко никто не загадывал. Сейчас нужно собирать вещички и морально настраиваться на новую жизнь в другом городе. И не где-нибудь, а в святом для меня городе...

        Бытовые вопросы – что взять с собой – как-то решались сами по себе. Вот о главном поначалу никто не задумывался. А где будет жить новоиспеченный студент мехфака? Как-то само собой разумелось, что поначалу общежитие ему не светило...
        Никто сейчас не припомнит – почему все были убеждены, что жить придется на квартире. По каким критериям это определялось? Кем и где? Нет никакой возможности через пятьдесят лет это вспомнить. Хотя мне не без основания мерещатся некие справки о составе семьи и заработке родителей, что я куда-то представлял... Чуть ли не в приемную комиссию после зачисления, но это видение очень блекло. В общем,  лично для меня сейчас эта проблема ясна не вполне, а иных ответственных уж более нет на белом свете...

        Но опустим страдания всех причастных лиц. К моменту убытия отпрыска на учебу решение уже имелось: на первом курсе многие из студентов жили на съемных квартирах. Замечу здесь, что некоторые снимали квартиры, когда учились и на втором, и даже на третьем курсах.
        Нашелся в Ашхабаде именно вот такой второкурсник из нашего вуза. Звали его Рафик, он снимал в Киеве квартиру вместе с двумя приятелями. Но его друзья неожиданно получили общежитие. Впрочем, вовсе не неожиданно: они это знали наверняка, когда сдали летнюю сессию. А Рафику ничего не обещали, потому-то аренду квартиры он заранее продлил еще на один год. Таким образом, освободилось два спальных места в комнате, что снимал Рафик у одной пожилой тетушки с бульвара Лепсе.
        Поскольку семья моего одноклассника Володи, который тоже поступил в наш институт, только на радиофакультет, оказалась каким-то образом знакома с семьей Рафика, то именно эти два освободившихся места и были нам предложены. Бюджет аренды съемной комнаты составлял по тем временам не такие уж малые деньги – двадцать рублей  с человека. Да, представьте себе в семидесятые годы прошлого века сумму в двадцать рублей – это весьма привлекательные деньги.
 
        Рафик дедовщине подвержен не был, поэтому с присущим ему дружелюбием на первых порах взял над зелеными первокурсниками шефство. Но до отъезда мы с ним почти не пересекались, и, однажды обговорив все условия тамошнего проживания, встретились уже перед вылетом в аэропорту.

        Четыре часа с хвостиком, что мы провели в полете, прошли незаметно, и мы уже на трапе самолета. Прибыли!..

        Из Борисполя мы едем не на автобусе. На первый раз родители снабдили нас средствами, чтобы добраться до съемной квартиры на такси. Я сижу с Володей на заднем сидении, причем, что очень важно, я с правой стороны, и замираю в предвкушении – сейчас впервые увижу Киев!.. Рафик, как бывалый студент, сидит рядом с водителем и по нему не видно, чтобы он испытывал хоть какие-то эмоции.
        Глядя на своего одноклассника я также не могу определить, что у него на душе. Володя вообще-то всегда был не эмоциональным парнем. Не знаю, что для него значило учиться в Киеве. Не исключено, что с таким же успехом он мог уехать в любой город, раз ему было не по душе учиться в Ашхабаде. Вот мое сердце трепетало в ожидании...

        Мы уже ехали по городу, среди жилых кварталов, проезжая улицы и площади, но в этот момент я никаким образом не чувствовал своей причастности к Киеву. Дома как дома, разве что этажами они были заметно выше, чем в Ашхабаде. Зеленью и цветами меня тоже трудно удивить – Ашхабад мог в этом дать фору любому городу. Всё обычно и буднично. А я все жду того момента, когда меня пронзит ощущение, что да, именно сейчас у меня перед глазами настоящий Киев!.. И этот момент настал…

        Дома сначала расступаются, а потом просто исчезают и такси въезжает на широченный, на мой взгляд, мост.

        «Мост Патона...», – будничным голосом объявляет Рафик.

        Я, как вы помните, сижу справа, и вижу сквозь решетку чугунной ограды моста гладь Днепра, плывущую по реке груженую баржу, высоко вздымающийся, весь в зелени правый берег...
        И вдруг – сверкающая на солнце золотом величавая лаврская колокольня!..

        Это как магниевая вспышка при фото: я поначалу ослеплен, но и одновременно в памяти образуется четкий, на всю жизнь отпечаток. С того дня полвека пролетели как один миг, а первое впечатление до сих пор не тускнеет...  Я и сейчас до мельчайших подробностей помню, как на меня наплывал правый берег с его сказочным, неповторимым силуэтом. Я крутил головой, но в те времена зацепиться глазу за другие ориентиры, кроме лаврской колокольни, было невозможно, ибо они стали явлением вторичным.

        Да, справа, на середине Днепра, виднелся большой зеленый массив, который с обеих сторон обтекала вода... Слева от моста по берегу также мелькнул какой-то храм, но купола у него вроде зеленые, отблеска, подобного как от храмов Лавры, от него не исходит. В тот момент я не заостряю внимание на этих мелочах, потом когда-нибудь узнаю, что сейчас успеваю увидеть. Да этим и не заморачиваюсь: ведь я уже увидел самое важное, что принадлежит Киеву и чем он славен, после чего почувствовал реальность своего присутствия в этом городе.

        Ну, а дальше, после пересечения Днепра, все вокруг слилось в одну пеструю ленту: мелькали дома, улицы, парки, площади... Голова не успевала запомнить, что есть что, хотя Рафик периодически бросал нам назад свои комментарии.

        В те времена Брест-Литовский проспект не был перегорожен разделительным барьером, и с него мы повернули на улицу Гарматную, проехали ее от начала до конца, затем Гарматная плавно перешла в проспект Чубаря и по нему мы мчимся прямиком до пересечения с бульваром Лепсе. От перекрестка такси проезжает по Лепсе всего-то один квартал и мы на месте. Дом под номером восемьдесят семь... Здесь я проживу весь первый курс.

        Пересмотрел последний абзац и подумал, что из перечисленных улиц осталась с аутентичным названием одна Гарматная. Другие улицы названия меняли не раз. Я случайно узнал, что проспект Чубаря когда-то назывался улицей Новонежинской, а бульвар Лепсе вообще немудрено именовался улицей Бульварной. Сегодня ни первых названий, ни названий моей юности не сохранилось. Времена меняются...
         А вот что странно: мы никогда не называли будущий проспект Победы Брест-Литовским проспектом, мы говорили Брест-Литовское шоссе. Вероятно, в памяти местных жителей он так и остался – именно, что шоссе. Хотя судя по энциклопедиям, его нарекли проспектом восемь лет назад, то есть в 1964. А молодой человек, коим я являлся, увы, не имел тогда дотошной привычки узнавать истину. Инерция народной памяти долго сохраняет привычные названия, и я не вижу в этом ничего плохого. Даже наоборот: по моему мнению из этих кирпичиков народной памяти складывается истинная история.

         Справедливости ради добавлю, что и те спорные названия сегодня канули в лету. Теперь самый представительный и густонаселенный проспект Киева называется просто Берестейским. Вот с этим названием мы и будем жить дальше.

         Итак, мы рассчитались с таксистом и собираемся проникнуть в квартиру, в которой будем обитать. А что за дом? Типичная кирпичная пятиэтажка на углу бульвара Лепсе и Затонского. На первом этаже дома расположился овощной магазин, в котором мы позже, когда освоились, с удовольствием покупали, а потом с жадностью лопали знаменитые болгарские конфитюры – малина, слива, клубника... Перескакиваю, миль пардон...
        Наш подъезд первый, а подниматься нам нужно на четвертый этаж. О кодовых замках в те времена никто не слышал – нас встречает обычный обшарпанный подъезд с плохо закрывающейся входной дверью и с не очень опрятными лестничными маршами. Пришли... Перед нами одиннадцатая квартира…

         Продолжение в http://proza.ru/2024/01/29/919