Описание:
Самоирония, самоповтор, зацикленный день сурка в миниатюре эпизода важных, но пока еще не сказанных слов.
Посвящение:
Любимому и коту
Примечания:
Одна из частей цикла зарисовок про Лешу, Лису и Пикселя.
1. Слова к месту и ко времени
Витиеватые и лаконичные, простые и сложные, смешливо несочетаемые, обрамленные эвфемизмами и до неверия прямые — слова всегда были тем, в обществе чего Лиса чувствовала себя уверенно. Как в компании старых разношерстных друзей.
Вот только друзей у нее было меньше, чем пальцев на руке, равно как не возникало и, собственно, желания обрастать новыми. Слова же были с Алисой всегда, следовали заданному курсу, ветвились условностями, сплетались в алгоритмы и четкие формы.
И, разумеется, никогда не ошибались.
***
Лиса никогда не была Лисой, во всяком случае, она не выбирала ей быть. Но золотисто-рыжие от природы волосы, взлетающие летом над полем столь яркой волной, что на ее фоне меркли даже бабочки, покладистый с виду характер, не допускающий явных конфликтов, за которым скрывался осторожный, яркий ум, попросту не оставили Алисе вариантов.
Словам и вправду под силу многое, это она усвоила с детства. Как и то, что ими можно управлять в угоду настроениям и поставленной задаче. Правда, к столь полезному знанию довеском шло знание раздражающее: слова могли оборачиваться и против нее, вот как в истории с прозвищем, которое прицепилось так, что тяпкой из чужой памяти не выполоть.
И раз уж ее и за глаза, и в глаза (отчего-то полагая это комплиментом) величали лисичкой, было куда проще действительно стать ей, чем доказывать, что пушистый, приписываемый ей хвост — лишь иллюзия, не имеющая к самой Алисе почти никакого отношения.
***
За минувшие годы Лиса вполне отточила навык оперирования словами и даже как человек технического профиля, любящий полочки в чертогах своего разума не пустыми, а заставленными алгоритмами, выстроила некую их иерархию. Совершенно понятную и крайне логичную.
Слова в ней бывали опорой другим и поддержкой себе, виртуальной точкой и надежно прокинутым мостиком. Могли многое, но — вот же парадокс — как любимые чада, остро нуждались в деликатности обращения с ними.
Важные слова вот, к примеру, требовали соответствующего антуража. Обстановки торжественности, далекой от бытовой атмосферы, при этом не перегруженной пошлостью гротеска. Подходящего времени: не слишком рано, но и не безнадежно поздно — скажем, спустя месяц после первой улыбки. Единственно верного момента: скорее многозначительной паузы, чем выверенной реплики после просьбы передать соль.
И никогда, никогда они не должны были быть непродуманными.
…Жизнь смеялась над этим и вносила свои коррективы, раз за разом приучая: не надо пытаться покрасить велосипед, еще не приобретя его. Лиса была же неумолима, всегда ходила с кисточкой наготове, и на глубину продолжающейся глупости ей было фантастически плевать.
Рассудить их могло только время.
2. Слова логичные и слова потерянные
Смешно, но даже для кота — очаровательного рыжего мерзавца по кличке Пиксель — у Лисы были заготовлены свои особенные слова. Ровно два раза.
В первое их знакомство она приехала в котокафе за другим хвостатым, но на коленях каким-то невообразимым образом оказался вылезший из подсобки невзрачный комок стремного расцветка «рыжий в яблочко, а где яблок не хватило — в полосочку, на носу — белые круговые полоски, будто очки-полумесяцы, вид ошалевший, но уверенный». Лиса попробовала вразумить явно ошибающиеся навостренные уши, усиленно косясь поверх них на пушистого красавца Каспия, до которого покамест не добралась:
— Слушай, я понимаю. Ты маленький — ну, почти — милый, хотя явно сторонишься людей. И вообще где-то в глубине пузика — душка, но — мне нужен взрослый кот. Взрослый, который сам себе режиссер и не будет меня преследовать двадцать часов в сутки, когда нет сил на проявление повышенного внимания. При этом мне нужно брать кота на ручки, когда грустно, одиноко и хочется проораться. А хочется мне часто. Ты же вообще Буян, судя по веб-сайту этого кошачьего притона. Ну и до чего мы вдвоем добуянимся?
Воззвание к логике эффекта не возымело. Буян лениво закогтил ее кофту, перевернулся на коленях, выполнив единый маневр «разворот на триста шестьдесят, посыл невербального «свали в туман» мнущемуся в отдалении Каспию, включение мурчальника на двести процентов». Приоткрыл один глаз и, поймав в прицел другие, растерянно-карие, подморгнул им. Потом и двумя сразу, для верности.
Выглядело комично, но сердце Лисы замерло: в тот момент она точно поняла, что может хоть сию секунду унестись отсюда с Каспием в обнимку, но он — не ее судьба. Потому что решать не Алисе. Хотя Буян и не расщедрился покамест в ее сторону даже мотивационным "мяу", провернув всю стратегию оперативно беззвучно.
— Ты выбрал, я поняла. Пойдем покупать тебе переноску?
***
Второй раз случился несколько месяцев спустя, когда знакомству с нежданным, но таким странно родным Лешей насчитывалась не первая неделя, и намечался лаконичный — и логичный — визит в гости.
Лиса переживала.
Понравится ли Леша настороженному Пикселю, который хоть по метрикам и паспортам Буяном быстро быть перестал, в лапочку-душку при этом не превратился, и вряд ли когда-нибудь превратится.
Понравится ли сам подозрительный Пиксель, мужчинам же вроде проще с кошками, чем с котами.
Не обострится ли у Леши аллергия на шерсть, которая точно была в анамнезе…
Выбирать между Пикселем и Лешей она была совершенно не готова, потому что один прописался в излучине сердца всеми четырьмя лапками без всякого уведомления, второй же грозил если не занять его целиком, то мягко требовал апгрейда от имеющегося покамест в собственности сердечного уголка. Лиса не была жадной, но как при хронической нехватке солнечных дней в году в каком-нибудь мрачном городе мечтаешь захватить их все, так и здесь оба они были ей нужны и важны — каждый по-своему.
А пока Алиса, отбросив преждевременные страхи, делала шаг в квартиру и протягивала Леше вешалку, мельком отметив, как Пиксель покидает насиженное место на коридорной тумбе и уматывает в комнату — наверняка, внутрь домика, где никто не имеет права его трогать, даже она… Да уж, знакомство простым не будет.
Но помимо сложных в перспективе взаимоотношений Леши и кота Лису занимали и простые женские мысли: «хоть бы ему понравился ужин», «эх, надо было выспросить у бабушки рецепт заранее, а не в последний момент гордо советоваться с интернетом», «переодеться в домашнее или это преждевременно, лучше так остаться, так же красивее, да?»… В общем, мозг ее был загружен на все сто с горкой процентов, и то, что там нашлось место заполошно крикнуть Леше, чтобы занял себя чем-нибудь минут на двадцать, пока она заканчивает заготовки — чистой воды везение.
Пока обжаривалось куриное филе, думалось: «Знаю, Пиксель, в твоей жизни за последние полгода произошли существенные изменения: сначала целый мир негостеприимных улиц тебе ужали до светлого, но переполненного хвостами котокафе, потом ты храбро выбрал одну меня и однушку с косым видом на парк, а теперь в эту однушку предполагается вписать еще одного кота… тьфу ты, человека. Но выбери его, как когда-то выбрал меня — и ты не пожалеешь».
Пока на второй сковороде доходил брусничный соус, мучительно увязывались другие слова: «Леш, знаю, Пиксель — не собака и никогда ей не станет. Он любит животных выборочно, людей — еще выборочнее, имеет скверную привычку спать прямо на лице, оставляя свободным только нос, а еще никогда не перестает мониторить свою миску, что ты хочешь, чердачное детство, просроченный вискас… Он совершенно не самостоятельный и привязывается к хозяину — в данном случае, ко мне — на восемьдесят процентов, и разлука без трехдневного поглаживания для него мучительна, но — он хороший компаньон, который точно знает, когда нужен».
…Когда обед был готов, Лиса прошла в комнату, чтобы позвать к столу — а заодно и мягко поговорить с котом, чтобы тот не прятался, а вышел на свет — вдруг да понравится. И застала идиллическую картину.
Леша полуоблокотившись примостился в углу дивана спиной к окну, оккупировав большую подушку с попугаем. Сверху конструкции, оккупировав уже Лешу, устроилась задница Пикселя — во всяком случае, с дверного проема просматривалась именно она, потому что умная морда была проникновенно обращена к гостю. Леша задумчиво массировал коту уши и рассказывал… сказку. Может, и не сказку, но какую-то сказку-быль точно, вкрадчивыми интонациями, мягкими движениями, волнистыми тропами уводящую кота туда, где тепло, спокойно, любимо.
И было в этом действе столько необузданной нежности, что Лисе слова уже не понадобились: Пиксель, от внимательных усов до покоцанного хвоста, был полностью покорен. А Леша улыбался ей поверх кошачьих ушей столь заразительно, что никакого сожаления о непригодившихся словах она не испытала.
3. Слова идеальные и слова искренние
Идеальный момент сказать о своих чувствах с точки зрения Лисы выпал во вторник. Вполне рядовой вторник, если не считать того, что с Лешей они познакомились взаправду ровно три месяца тому назад, флер и фейерверк первых впечатлений отгорел, но, как видится, после сгоревшей влюбленности осталось слишком многое, что смело можно переименовать в любовь, а заодно и уведомить субъект своих симпатий о перемене градуса важности происходящего меж ними.
Ресторан был хорош. Не слишком многолюдный, но и не забегаловка на отшибе последней линии метро. Такое место, про которое говорят «для своих». Выбор Леши, как и много раз до этого, совпал с ее собственным, что еще раз доказывало, что и в главном своем выборе она не ошиблась.
По укоренившейся привычке Лиса прибыла на условленное место за полчаса и, дабы скоротать ожидание, вовсю уплетала приглянувшийся эклер, замещающий неслучившийся обед. Одного эклера Алисе показалось мало, и к тому моменту, как ее будущие «уже официально серьезные отношения» входили в дверь, на блюдце гордо красовались три пустых обертки из-под эклеров и один целый, который подошедший Леша проворно цапнул с блюдца, мимоходом заметив:
— О, новая блузка, которую недавно купили. Прекрасно выглядишь. Как фруктовый салат.
Пока Лиса мучительно определялась, что же в данном случае предпочтительнее — сделать над собой усилие и выпитый кофе-таки проглотить или же некуртуазно устроить миниатюру «человек-фонтан», Леша мысль свою успел развить:
— Это сочетание цветов, зеленая… ммм… накидка? И оранжевая кофта, ну точно как папайя и яблоко. Или карамбола? Мне нравится карамбола.
— Мне тоже, — улыбнулась она. И карамболе, и неожиданному, хоть и нестандартному комплименту. Леша иногда выдавал что-то эдакое, что хоть с блокнотиком за ним ходи. Милое, смешное, и за эту своеобразность мышления, в числе прочего, она его и ценила.
Беседа потекла ровно и привычно, перемежаясь обычным салатом и только им понятными шутками. Меж тем вечер незаметно полностью отобрал права у светового дня, ознаменовав это включением иллюминации в ресторане. Лиса терпеливо ждала горячее, которое все задерживалось, и фоном прокручивала те самые слова, приберегая их до момента, когда подадут десерт: желудки к тому времени будут удовлетворены, чай и какой-нибудь кусочек тортика настроят на неофициальный лад вернее бокала вина, а там уже придет идеальное время…
К моменту, когда с горячим было, наконец, покончено, Лисе не только не хотелось десерта — ей не хотелось ничего вообще. Живот подозрительно бурлил, к горлу подкатывала тошнота, еще, похоже, пробил холодный пот — но жарко было просто нестерпимо, жаль, снять с себя нечего, кроме платья, но за это в общественных местах почему-то штрафуют.
Следующие полчаса они провели в том же ресторане «Сказка» в крайне интригующей позиции — в обнимку с белыми друзьями, потому что Леше хватило и одного эклера, чтобы сравняться с Лисой в остроте ощущений.
Разумеется, все романтические мотивы из головы как веником вымели.
Поздно ночью, разметавшись по кровати в позах скрюченных крендельков, далеких от сексуальности, как северный полюс — от южного, и обнимаясь скорее с кухонными ковшиками, чем друг с другом, Алиса все же нашла в себе силы повернуться к Леше лицом, вернее, к его спине. Спина эта была очень выразительной и могла поведать об испытываемых страданиях лучше обстоятельной статьи о белковых отравлениях, изученной Лисой парой часов назад. Но еще вернее она говорила Алисе о другом: человек, лежащий рядом, ей по-настоящему близок. И близость эта более настоящая, чем так и не случившаяся — с мамой, потому что выбрана вдумчиво, а не дана по умолчанию. Его боль воспринимается частью своей, его прежняя радость разделяется совершенно автоматически, его теперешнее разочарование от вечера, пошедшего наперекосяк, чувствуется по брошенному мельком взгляду, и со всем этим надо срочно что-то делать.
Рука сама потянулась к растрепанным светлым волосам, которые Леша всегда мучительно долго расчесывал по утрам, чтобы соорудить хвостик. Сейчас от хвостика осталось одно название, и это добило Лису окончательно:
— Ничего страшного, поправимся, в отпуск только через неделю. А если и не поправимся, к черту этот пансионат. Я тебя люблю, мне твое здоровье важнее.
Сказала и сама ужаснулась. Ну и как это прозвучало? Где проникновенный взгляд в глаза, рука в руке и должная преамбула? Где соответствующий антураж и легкая фоновая музыка, призванная органично заполнить паузу? Может, все же задремал и не услышал?
Ее ладонь внезапно нашла другая, горячая, но цепкая.
— Умеешь ты, конечно, выбрать момент, Лисси, — она замерла, интуитивно пытаясь отстраниться, но Леша, повернувшись, не стремился разъединять ладони, наоборот, коротким жестом ободряюще сжал ее, дернувшуюся испуганной птицей. — Хотя я хотел сказать тебе сегодня за ужином, но видишь, как выходит — без романтики и ресторанов.
Все, что Алиса успела — это сделать вдох.
— Я очень тебя люблю и безмерно рад, что ты рядом. Не только сейчас. Хотя и сейчас тоже.
Выдох вышел судорожным, но каким-то легким.
Все пошло не по плану, но в этом и был план.
4. Слова преждевременные, но те, что обязательно случатся
В свои тридцать Лиса все еще оставалась человеком, уверенно любящим планирование, как бы ни старалась ее убедить в обратном жизнь. Ни подсунутый в ее судьбу подменыш-Пиксель, ни прочно обосновавшийся в ее жизни спустя пять лет мимолетной встречи Леша так и не смогли утвердить Алису в мысли, что нельзя просчитать все. Ты можешь бесконечно подбирать идеальный момент и придумывать многоходовку с кучей ответвлений алгоритма от этой ключевой точки, но — одна мелочь, эмоция, порыв, ассоциация — и все понастроенные блок-схемы катятся к колобку. Не оттого, что не высчитаны с филигранной точностью — лишь потому, что так, как случается — оно на самом деле лучше. Живее.
Лиса понимала, что когда-нибудь у них будет ребенок, и это идеально вписывалось в тот самый планский план, который базируется на чужих установках, забитых в голову шаблонах и ожиданиях общества от обалдуя-тебя. «Когда-нибудь» примеряло с действительностью, но позволяло не воспринимать ее слишком уж всерьез, потому что: не сейчас, не тогда, не завтра, не через месяц. Через три года, может, через пять лет. Нужно же пожить для себя, вообще пожить. Урвать кусок свободы, не той, которую сковывает брак, другой: двигаться, куда захочешь, менять страну, обзаводиться новым увлечением, при десятичасовом рабочем графике, включая выходные, находить время и силы для старого, срываться спонтанно на пару дней в другую страну побродить по весенним лесам и наглаживать Пикселя по возвращении до состояния обоюдного урчания…
С Лешей этот план, разумеется, обсуждался — и обсуждался, по всем законам провальных свиданий, уже где-то через неделю знакомства, что, конечно, безумно рано, но она стояла на своем: нет и не бывает неуместных для обсуждения тем, если тебе важно вовремя сверить часы и убедиться в сонаправленности вектора движения другого человека. С тех пор в деталях мало что изменилось, потому что деталей не было. Было «когда-нибудь» — и это устраивало обоих, а Пикселя просто никто не спрашивал.
У Лисы не екало сердце, когда подруги и коллеги по работе делились радостной новостью о наконец-то случившемся событии, хотя она искренне их поздравляла. Она не замирала завороженно у витрины местного аналога магазина «Для мам и малышей», рассматривая уютные и смешные детские костюмчики, прогулочные коляски, красивые манежи. Она вообще не думала об этом в бытовой повестке дня: были дела поважнее, бесконечная круговерть дел, которая после переезда просто не заканчивалась. А ведь впереди маячил новый.
Алиса как раз муторно сводила таблицу критериев к будущей стране проживания, которая видоизменялась день ото дня со скоростью хамелеона и этим порядком поднадоела, когда краем глаза заметила, как Леша играет с котом.
Пиксель Лешу культурно обожал. И некультурно тоже: по возвращении из поездок кот, не стесняясь, натурально пускал на супруга слюни, выражая этим свою глубокую душевную привязанность и немного — воззвание накормить штрафной порцией за длительное ненахождение перед глазами.
Леша отвечал Пикселю признательностью нежной, но сдержанной, потому что не хотел зеркалить кота и преследовать того везде, от уборной до ванной, да и наблюдать за котом круглые сутки, умиляясь всем его фокусам, не собирался тоже. Пиксель несправедливости получаемого внимания, не равной его собственному, не понимал и усилия по сталкерству удваивал, врываясь на рабочие онлайн-совещания громким мявом в микрофон и призывно задранным хвостом в направлении камеры. Коллеги понимающе посмеивались и тихонько уточняли, не пора ли оформить Пикселя в штат. Леша в ответ запирался в кабинете с чаем и провиантом, чтобы как можно реже подходить к холодильнику и этим триггерить кота вспоминать о себе и о еде. Пиксель менял тактику: ложился под дверь и драматично помирал, в промежутках сопровождая акт скорби попытками вынести дверь вместе со стеной. Дверь приходилось открывать.
Баланс нашелся, когда Леша, наконец, осознал простую и очевидную истину: Пикселю в соответствии с пирамидой Маслоу для котов, дабы закрывать его базовые, а далеко не экзистенциальные потребности, нужно знать все. Во всяком случае, этому коту. Надо отслеживать изменения в квартире, проверять все на нюх, а то, что побывало на столе — на зуб, перегруппировать игрушки под холодильником и орать потревоженным вараном, если кладка недоступна. И раз не можешь этому помешать, почему бы не возглавить?
Так появилось «время Пикселя».
Лиса, оторвавшись от своей таблицы, как раз застала начало этого времени. Сначала Леша с котом радостно носились по квартире, причем Пиксель пушил хвост и забавно пугался наступающего на него человека в костюме Робинзона Крузо (то есть с поднятыми жестикулирующими руками, развивающимися длинными волосами и выражением первооткрывателя на лице), но потом менял страх на азарт охотника и преследовал уже Лешу, который поддавался. Через раз.
Когда Пиксель выдохся, то решил показать коварному человеку, кто из них главный, подлетел к бочке-когтеточке и, вытянувшись во всю мощь своей кошачьей тушки, радостно ее закогтил. Леша не растерялся и закогтил стену сверху. Кот резво взлетел на бочку и попробовал фокус повторить, но когтям бетон не сдавался. Да и Леша все равно был выше, так что переключился на лепнину потолка. Пиксель вознегодовал и свои недовольства понес прямо по адресу, не отходя от бочки — коварной каланче, которая сделала его в поединке когтей и смекалки.
Леша, не обращая внимания на воинствующие настроения, спеленал его, удобно устроив голову кота на своем плече, и, не переставая рассказывать что-то очень убедительное и ласковое, понес заниматься любимым делом Пикселя — обходить квартиру в поисках перемен. Кот, убаюканный спокойными интонациями, про позорную разницу в росте, минутой ранее столь его расстроившую, мигом позабыл. Кажется, даже заурчал.
Мысль, четко и дословно пронесшаяся в этот момент в голове Лисы, столь ее поразила, что в таблице миграции столбец плюсов некоего чешского рода пополнился близостью к городской черте атомной станции и хранилища ядерных отходов. Но даже релокация этой экологической информации в присталый ей столбец минусов, когда пять минут спустя ошибка все же была обнаружена, не смогла прогнать первичную эмоцию, удачно ухваченную за хвост.
Это было оглушающее ощущение правильности.
Не впервые в жизни слова приходили к Алисе дозированно, в нужном качестве, лаконичные, простые, без двойных смыслов, без возможных трактовок. Полно, именно такими ей снились строчки стихотворений. Такими, что ни слова, ни запятой в них менять после по здравом размышлении не хотелось.
Но, пожалуй, впервые вне творческой плоскости Лиса к ним прислушалась.
Она прошла на кухню, где Леша как раз колдовал над кастрюлей под будущие пельмени, потому что день был слишком ленив для обстоятельной готовки. Проследила, как закипает вода, как он, не вынимая пельмени из пакета, про себя отсчитывает нужное количество, пережимает границу пальцем, аккуратно опускает…
Обняла со спины, почувствовав, как Леша привычно откидывает голову на плечо и их жестом сжимает ладонь в ответ, помолчала немножко и сказала:
— Знаешь, я очень хочу, чтобы у нас был ребенок.
Без сроков, без оговорок, без простительного «когда-нибудь», без математически высчитанной уверенности в неизбежном, но предсказуемом событии. Сказала сердцем, эмоцией, а не логикой.
Леша булькнул последний пельмень, и брызги осели на руках, но в целом огромного удивления не высказал. Вывернулся из объятий, чтобы посмотреть в глаза, и звонко чмокнул в нос:
— Я знаю. Знал, что ты это скажешь.
Теперь уже растерялась Лиса. От нежданной несправедливости. Она ведь так бережно несла в себе это знание те полчаса, которые оно было с ней, ступала осторожно, чтобы не расплескать — и вдруг получается, что могла и не осторожничать, все давным-давно известно?
Леша вдруг показался чем-то большим, чем супругом. Опаска смешалась с радостью принятия, и громовой коктейль выплеснулся наружу коротким вопросом: «А ты?».
Точнее, всенепременно выплеснулся бы. Просто не успел.
Ей казалось, что в этой книге она знает если не все страницы наперечет, то хотя бы все те, что исписаны до логического финала. Оказалось, нет.
Градаций близости оказалось вообще куда больше двух, которые она уже распробовала. Много больше.
Вот такой, как эта — чувственной на уровне кожи и лёгких зарядов тока, идущих будто бы из самой души, раньше не было точно. Чувственной и вместе с тем — странно спокойной, когда никто не докидывает дров в постоянно потухающие угли, или, напротив, не несётся вперёд, устанавливая неведомые рекорды по разоблачению из одежды, чтобы побыстрее прыгнуть в сани и выйти на немыслимый вираж по снежным склонам. Этой близостью можно было жить те полчаса, что она длилась, не торопя минуты. И даже позже.
Лиса и жила. Спасала переваренные пельмени (Леша всё-таки успел выключить плиту, а вот воду слить уже не успел), мурлыкала себе под нос что-то мелодичное, пританцовывая на месте и, кажется, даже обмахивалась нескрываемым индикатором настроения — мифическим хвостом, который отчего-то чувствовался вполне настоящим.
Все ее страхи по поводу маленького внутреннего апокалипсиса в случае, если не будет никакого плана, просчитанных мелочей, учтенных просчётов, ее боязнь неопределенного «когда-нибудь» — и вместе с тем, нелогичная тяга к нему — потеряли фактор безусловной важности. Не отступили, но будто бы померкли. И не имели над Лисси более прежней власти. Переезд? Пускай, главное не забыть в нагромождении коробок шустрого Пикселя, который в принципе не жалует улицу и переноски, а особенно — лифты. Смена работы? Местами страшно, да, но разве страшнее застоя, когда годами не вылезаешь из рутины? Тем более что за спиной на сей раз есть такой же вовлечённым в твои проблемы человек, как и ты. Какофония незнакомого языка вокруг, когда в стране будущего переезда были весной, наездом, присмотреться? Зато язык хотя бы интуитивно понятный, не то, что сейчас вокруг, когда приходится переходить даже не на английский, а на примитивную жестикуляцию, чувствуя себя макакой в зоопарке.
На фоне всего этого клубка глобальных перемен ситуацию с ребенком Алиса не форсировала, но больше и не впадала в панику от мысли, что «когда-нибудь» может случиться уже в этом месяце.
Поэтому когда спустя семь дней после переезда один известный тест недвусмысленно подморгнул ей двумя проявившимися полосками, Лисси думала недолго. Прошла к Леше в кабинет, загадочной улыбкой оторвала его от скопления графиков технических KPI, показав график другой, попроще. И невинно заметила, прикрыв уши вскинувшемуся с рук супруга Пикселю:
— Знаешь, давай на днях новое платьишко мне посмотрим, пока погода классная. И пока на мне оно еще будет как на осинке. Ты же хотел, чтобы я практичные джинсы временами на легкие летающие юбки меняла? Так вот, сейчас самое время, — и добавила мечтательно. — Летать-то как хочется.
Это было правдой. Светлой, как утро, тронутое легким морозцем и пухом снега, незатейливой, как событие вроде бы рядовое — кто из нас ни летал от похожих новостей? — но, вместе с тем, нестерпимо важное.
Потому что именно ты расправляешь крылья, берешь курс, набираешь высоту, дышишь чистотой и солнцем. И не отравляешь себе момент, прикидывая, что там потом, когда придется идти на посадку, снижаясь в зиму, где от солнца остается одна насмешка, и забывая о полете в солнечных лучах.
Именно сейчас ты, в летнем платье цвета мягкой бирюзы, им живешь.
И если что и изменилось в мире, то это ты.